|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 19 страницаПромышленные капиталисты приступили к осуществлению этой своей великой цели с тем крепким здравым смыслом и с тем презрением к традиционным принципам, которыми они В немецком переводе вместо слова «Деятельность» напечатано: «Политическая деятельность». Ред. " В немецком переводе вместо слов «более или менее тесно связаны» напечатано: «тождественны или тесно связаны». Ред. *** В немецком переводе вместо слова «Ирландии» напечатано: «спутников». Ред. АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ___________________________ 200 всегда отличались от своих более ограниченных* континентальных конкурентов. Чартизм умирал. Вновь начавшийся период процветания промышленности, естественный** после того как крах 1847 г. был вполне изжит, приписывался исключительно влиянию свободы торговли. Вследствие этих двух причин английский рабочий класс оказался политически в хвосте великой либеральной партии — партии, которой руководили фабриканты. Это раз достигнутое выгодное положение надо было увековечить. А оппозиция*** чартистов не против свободы торговли как таковой, а против превращения свободы торговли в единственный жизненный вопрос нации, показала фабрикантам и с каждым днем показывает им все более, что без помощи рабочего класса буржуазии никогда не удастся добиться полного социального и политического господства над нацией. Так постепенно изменились взаимные отношения обоих классов. Фабричные законы, бывшие некогда жупелом для всех фабрикантов, теперь не только соблюдались ими добровольно, но даже были в большей или меньшей степени распространены почти на все отрасли промышленности. Тред-юнионы, которые недавно еще считались исчадием ада, теперь стали пользоваться вниманием и покровительством фабрикантов как совершенно законные учреждения и как полезное средство для распространения среди рабочих здравых экономических воззрений. Даже стачки, которые до 1848 г. преследовались, были теперь также признаны подчас весьма полезными, в особенности когда господа фабриканты в подходящий момент сами их вызывали. Из законов, которыми рабочий лишался равенства в правах со своим работодателем, были упразднены по крайней мере самые возмутительные, а некогда столь страшная «Народная хартия» стала по существу политической программой тех самых фабрикантов, которые до последнего времени выступали против нее. «Отмена имущественного ценза»221 и «тайное голосование» были проведены законодательным путем. Парламентские реформы 1867 и 1884 гг.222 сильно приближаются уже к «всеобщему избирательному праву» по крайней мере в том виде, в каком оно существует теперь в Германии; новый проект закона о перераспределении мест в избирательных округах, обсуждаемый сейчас в парламенте, создает «рав- В немецком переводе вместо слов «более ограниченных» напечатано: «зараженных филистерством». Ред. " В немецком переводе вместо слова «естественный» напечатано: «естественный и чуть ли не само собой разумеющийся». Ред. *** В немецком переводе вместо слова «оппозиция» напечатано: «резкая оппозиция». Ред. АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ___________________________ 201 ные избирательные округа», во всяком случае в общем не менее равные, чем во Франции или в Германии. Уже намечаются как несомненные достижения в ближайшем будущем «вознаграждение депутатам» и сокращение срока мандатов, хотя, правда, до «ежегодно переизбираемого парламента» дело еще не дошло; и при всем том находятся люди, которые говорят, что чартизм мертв. У революции 1848 г., как и у многих ее предшественниц, были своеобразные попутчики и наследники*. Те самые люди, которые ее подавили, стали — как любил говорить Карл Маркс — ее душеприказчиками. Луи-Наполеон был вынужден создать единую и независимую Италию, Бисмарк был вынужден совершить своего рода переворот в Германии и вернуть Венгрии независимость**, а английским фабрикантам пришлось*** дать Народной хартии силу закона. Для Англии последствия этого господства промышленных капиталистов сначала были поразительны. Промышленность вновь ожила и стала развиваться с быстротой, неслыханной даже для этой колыбели современной индустрии. Все прежние изумительные успехи, достигнутые благодаря применению пара и машин, совершенно бледнели в сравнении с мощным подъемом производства за двадцать лет, от 1850 до 1870 г., с колоссальными цифрами вывоза и ввоза, с несметным количеством богатств, накоплявшихся в руках капиталистов, и человеческой рабочей силы, сконцентрированной в гигантских городах. Этот подъем, правда, прерывался, как и раньше, кризисами, повторявшимися каждые десять лет: в 1857 г., а также в 1866 году; но эти рецидивы считались теперь естественными неизбежными явлениями, через которые приходится пройти, но после которых, в конце концов, все возвращается в прежнюю колею. Каково же было положение рабочего класса в этот период? Порой наступало улучшение, даже для широких масс. Но это улучшение каждый раз опять сводилось на нет притоком огромного числа людей из резерва безработных, непрестанным вытеснением рабочих новыми машинами и приливом сельского населения****, которое также все более и более вытеснялось теперь машинами. В немецком переводе вместо слов «были своеобразные попутчики и наследники» напечатано: «была странная судьба». Ред. В немецком переводе вместо слова «независимость» напечатано: «известную независимость». Ред. В немецком переводе вместо слова «пришлось» напечатано: «не оставалось сделать ничего лучшего, как». Ред. **** В немецком переводе вместо слов «сельского населения» напечатано; «сельскохозяйственных рабочих». Ред. АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ___________________________ 202 Длительное улучшение мы находим только в положении двух «привилегированных» категорий рабочего класса. К первой категории принадлежат фабричные рабочие. Законодательное установление относительно рациональных границ их рабочего дня восстановило* их физическое состояние и дало им моральное преимущество, еще усиленное их концентрацией в определенных местах. Их положение несомненно лучше, чем до 1848 года. Это больше всего подтверждается тем, что из десяти стачек, которые они проводят, девять бывают вызваны самими фабрикантами в своих собственных интересах как единственное средство обеспечить сокращение производства. Вы никогда не уговорите фабрикантов согласиться на сокращение рабочего времени, хотя бы их товары и вовсе не находили сбыта; но заставьте рабочих объявить стачку, и капиталисты все до одного закроют свои фабрики. Вторую категорию составляют крупные тред-юнионы. Это организации таких отраслей производства, в которых применяется исключительно или, по крайней мере, преобладает труд взрослых мужчин. Ни конкуренция женского и детского труда, ни конкуренция машин не смогли до сих пор сломить их организованную силу. Организации механиков, плотников и столяров, каменщиков являются каждая в отдельности такой силой, что могут даже, как например каменщики и их подручные, с успехом противостоять введению машин. Несомненно, их положение с 1848 г. значительно улучшилось; наилучшим доказательством этого служит то, что в течение более пятнадцати лет не только хозяева были чрезвычайно довольны ими, но и они — хозяевами. Они образуют аристократию в рабочем классе; им удалось добиться сравнительно обеспеченного положения, и это они считают окончательным. Это образцовые рабочие господ Лиона Леви и Джиффена**, и они в самом деле очень милые, покладистые люди для всякого неглупого капиталиста в отдельности и для класса капиталистов в целом. Но что касается широкой массы рабочих, то степень ее нищеты и необеспеченности ее существования в настоящее время так же велика, как была всегда, если только не больше. Лондонский Ист-Энд223 представляет собой все расширяющуюся трясину безысходной нищеты и отчаяния, голода в период безработицы, физической и моральной деградации при наличии работы. То же самое, если не принимать во внимание * В немецком переводе вместо слов «рабочего дня восстановило» напечатано: «нормального рабочего дня восстановило до известной степени». Ред. " В немецком переводе здесь добавлено: «(а также достопочтенного Луйо Брентано)». Ред. АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ___________________________ 203 привилегированное меньшинство рабочих, происходит и во всех других больших городах; так же обстоит дело в менее крупных городах и сельских районах. Закон, который сводит стоимость рабочей силы к стоимости необходимых средств существования, и другой закон, который сводит, как правило, ее среднюю цену к минимуму этих средств существования, — оба эти закона действуют на рабочих с непреодолимой силой автоматической машины, которая давит их между своими колесами. Таково, стало быть, было положение, созданное установившейся в 1847 г. политикой свободы торговли и двадцатилетним господством промышленных капиталистов. Но затем наступил поворот. Действительно, за кризисом 1866 г. последовало около 1873 г. слабое и кратковременное оживление, но оно было непродолжительным. Правда, полный кризис не имел места тогда, когда его следовало ожидать, в 1877 или 1878 г., но с 1876 г. все главные отрасли промышленности находятся в состоянии хронического застоя. Не наступает ни полный крах, ни долгожданный период процветания, на который можно было рассчитывать как до краха, так и после него. Мертвящий застой, хроническое переполнение всех рынков во всех отраслях — таково состояние, в котором мы живем уже почти десять лет. Чем же это вызвано? Теория свободы торговли основывалась на одном предположении: Англия должна стать единственным крупным промышленным центром сельскохозяйственного мира. Факты показали, что это предположение является чистейшим заблуждением. Условия существования современной промышленности — сила пара и машины — могут быть созданы везде, где есть топливо, в особенности уголь, а уголь есть, кроме Англии, и в других странах: во Франции, Бельгии, Германии, Америке, даже в России. И жители этих стран не видели никакого интереса в том, чтобы превратиться в голодных ирландских арендаторов только ради вящей славы и обогащения английских капиталистов. Они сами стали производить, причем не только для себя, но и для остального мира; и в результате промышленная монополия, которой Англия обладала почти целое столетие, теперь безвозвратно утеряна. Но промышленная монополия Англии — это краеугольный камень существующей в Англии общественной системы. Даже во время господства этой монополии рынки не поспевали за растущей производительностью английской промышленности; результатом были кризисы через каждые десять лет. А теперь новые рынки с каждым днем становятся все большей редкостью, АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ___________________________ 204 так что даже неграм в Конго навязывают цивилизацию в виде бумажных тканей из Манчестера, глиняной посуды из Стаффордшира и металлических изделий из Бирмингема. Что же будет тогда, когда континентальные и в особенности американские товары хлынут во все возрастающем количестве, когда львиная доля в снабжении всего мира, все еще принадлежащая английским фабрикам, станет из года в год уменьшаться? Пусть даст на это ответ свобода торговли, это универсальное средство! Не я первый на это указываю. Уже в 1883 г. на собрании Британской ассоциации в Саутпорте председатель ее экономической секции г-н Инглис Палгрейв прямо заявил, что «для Англии дни больших прибылей уже прошли и дальнейшее развитие различных крупных отраслей промышленности приостановилось. Можно почти утверждать, что страна переходит в состояние застоя»224. Но каков же будет результат? Капиталистическое производство не может стоять на месте: оно должно расти и расширяться или же умереть. Уже теперь одно лишь ограничение львиной доли Англии в снабжении товарами мирового рынка означает застой и нищету, избыток капитала, с одной стороны, избыток незанятых рабочих рук — с другой. Что же будет тогда, когда ежегодного прироста производства совсем не будет? Вот где уязвимое место, ахиллесова пята капиталистического производства. Постоянное расширение является необходимым условием его существования, а это постоянное расширение становится теперь невозможным. Капиталистическое производство зашло в тупик. С каждым годом перед Англией все более настойчиво встает вопрос: либо должна погибнуть страна, либо капиталистическое производство; кто из них обречен? А рабочий класс? Если даже во время неслыханного подъема торговли и промышленности с 1848 по 1868 г. ему приходилось жить в такой нищете, если даже тогда его широкая масса в лучшем случае пользовалась лишь кратковременным улучшением своего положения, и только незначительное, привилегированное, «охраняемое» меньшинство имело длительные выгоды, то что же будет, когда этот блестящий период окончательно завершится, когда нынешний гнетущий застой не только усилится, но когда это усилившееся состояние мертвящего гнета станет хроническим, нормальным состоянием английской промышленности? Истина такова: пока существовала промышленная монополия Англии, английский рабочий класс в известной мере принимал участие в выгодах этой монополии. Выгоды эти распределялись среди рабочих весьма неравномерно: наибольшую часть АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ забирало привилегированное меньшинство, но и широким массам изредка кое-что перепадало. Вот почему, с тех пор как вымер оуэнизм, в Англии больше не было социализма. С крахом промышленной монополии Англии английский рабочий класс потеряет свое привилегированное положение, он весь, не исключая привилегированного и руководящего меньшинства, окажется на таком же уровне, на каком находятся рабочие других стран. И вот почему социализм снова появится в Англии. Написано в середине февраля 1885 г. Напечатано в журнале «The Commonweal» №2,1 марта 1885 г. ив переводе автора на немецкий язык в журнале «Die Neue Zeit» № 6, июнь 1885 г. Подпись: Фридрих Энгельс Печатается по тексту журнала, сверенному с немецким переводом Перевод с английского ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «КАРЛ МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ В КЁЛЬНЕ» 225 Чтобы лучше понять приведенные ниже прения, достаточно будет сгруппировать главные события, которые послужили для них исходным моментом. Трусость германской буржуазии позволила феодально-бюрократически-абсолютистской реакции настолько оправиться от ошеломляющих ударов, полученных в марте 1848 г., что в конце октября была уже неизбежной вторая решительная битва. Падение Вены после долгого героического сопротивления внушило и прусской камарилье мужество для совершения государственного переворота. Покорное берлинское «Национальное собрание» все еще было для нее слишком буйным. Его нужно было разогнать, с революцией следовало покончить. 8 ноября 1848 г. сформировывается министерство Бранденбурга — Мантёйфеля. 9-го оно переносит местопребывание Собрания из Берлина в Бранденбург, для того чтобы последнее там могло «свободно» заседать под охраной штыков, не тревожимое революционными влияниями Берлина. Собрание отказывается переезжать; гражданское ополчение отказывается выступить против Собрания. Министерство распускает и разоружает гражданское ополчение без сопротивления с его стороны и объявляет Берлин на осадном положении. Собрание отвечает тем, что 13 ноября возбуждает против министерства судебное преследование по обвинению в государственной измене. Министерство гоняет Собрание по Берлину из одного помещения в другое. 15 ноября Собрание постановляет, что министерство Бранденбурга не вправе распоряжаться государственными средствами и взимать налоги, пока оно, Собрание, не имеет возможности свободно продолжать свои заседания в Берлине. _____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 207 Это постановление об отказе от уплаты налогов могло вступить в силу только при условии, если бы народ оказал вооруженное сопротивление при взимании налогов. А в то время в руках гражданского ополчения оставалось еще достаточно оружия. Несмотря на это, почти повсюду ограничивались пассивным сопротивлением. Только в немногих местах готовились силе противопоставить силу. А самым смелым призывом к таким действиям было воззвание Комитета демократических союзов Рейнской провинции, который находился в Кёльне и состоял из Маркса, Шаппера и Шнейдера226. Что на Рейне нельзя было с расчетом на успех поднять борьбу против государственного переворота, победоносно совершенного в Берлине, в этом Комитет не обманывался. В Рейнской провинции было пять крепостей; только в самой провинции, а также в Вестфалии, Майнце, Франкфурте и Люксембурге располагалось около трети всей прусской армии, в том числе много полков из восточных провинций. Гражданское ополчение в Кёльне и других городах было уже распущено и разоружено. Но задача и не заключалась в том, чтобы добиться непосредственной победы в Кёльне, где всего за несколько недель до того было снято осадное положение. Необходимо было показать пример остальным провинциям и, таким образом, спасти революционную честь Рейнской провинции. Это и было сделано. Прусская буржуазия, которая уступала правительству одну командную позицию за другой из страха перед неожиданными выступлениями пролетариата, тогда еще только начинавшего пробуждаться, которая давно уже раскаивалась в своем прежнем стремлении к власти, которая уже с марта была в полной растерянности от страха, потому что, с одной стороны, ей грозно противостояли силы старого общества, сгруппировавшиеся вокруг абсолютизма, а с другой — юный пролетариат, в котором пробуждалось сознание его классового положения, — прусская буржуазия поступила так, как она всегда поступала в решающие моменты: она смиренно покорилась. А рабочие были не настолько глупы, чтобы драться за буржуазию без буржуазии; для них, в особенности на Рейне, прусские вопросы были и без того чисто местными вопросами; а если идти в огонь за интересы буржуазии, то тогда уж во всей Германии и для всей Германии. Это был знаменательный симптом — уже в то время «прусское верхо-венство»227 абсолютно не имело успеха у рабочих. Словом, правительство победило. Месяц спустя, 5 декабря, оно могло окончательно распустить Берлинское собрание, _____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 208 которое до того времени влачило довольно жалкое существование, и октроировать новую конституцию, которая, однако, фактически вступила в действие лишь после того, как была превращена в пустой конституционный фарс. На следующий день после появления воззвания, 20 ноября, трое подписавших его были вызваны к судебному следователю; против них было возбуждено дело по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Об аресте не было тогда и речи даже в Кёльне. 7 февраля газете «Neue Rheinische Zeitung» предстояло выдержать испытание на своем первом процессе по делам печати. Маркс, я и ответственный издатель Корф предстали перед присяжными и были оправданы228. На следующий день разбиралось дело Комитета229. Народ уже раньше вынес свой приговор, избрав за две недели до того обвиняемого Шнейдера депутатом от Кёльна. Защитительная речь Маркса представляет, разумеется, кульминационный пункт прений. Она в особенности интересна в двух отношениях. Во-первых, здесь перед буржуазными присяжными выступает коммунист, которому приходится разъяснять им, что действия, которые он совершил и за которые он в качестве обвиняемого стоит перед ними, являются действиями, совершить которые и, более того, сделать из них самые решительные выводы, было, собственно, долгом и обязанностью их класса — буржуазии. Одного этого факта достаточно для характеристики поведения германской, в особенности прусской, буржуазии во время революции. Вопрос в том, кто должен господствовать: те ли силы общества и государства, которые сгруппировались вокруг абсолютной монархии, — феодальное крупное землевладение, армия, бюрократия, попы, — или же буржуазия? Еще только формирующийся пролетариат заинтересован в борьбе лишь в той мере, в какой он благодаря победе буржуазии получает простор для собственного развития, некоторое пространство на той арене борьбы, на которой ему предстоит когда-нибудь одержать победу над всеми другими классами. Между тем, буржуазия, а вместе с ней и мелкая буржуазия даже пальцем не шевельнет, когда враждебное ей правительство нападает на нее там, где находятся ее главные силы, разгоняет ее парламент, разоружает ее гражданское ополчение, ее самое подвергает осадному положению. Тогда к бреши бросаются коммунисты и призывают буржуазию выполнять то, что составляет ее прямой долг. В противовес старому, феодальному обществу буржуазия и пролетариат образуют новое общество, выступают совместно. Призыв, естественно, остается безуспеш- _____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 209 ным и ирония истории такова, что эта же самая буржуазия теперь судит, с одной стороны, революционного пролетарского коммуниста, а с другой — контрреволюционное правительство. А во-вторых, — и это делает речь особенно важной также и для наших дней, — в противовес лицемерной законности правительства она отстаивает революционную точку зрения в такой форме, которая могла бы кое для кого послужить примером и в настоящее время. — Мы призывали народ к оружию против правительства? Да, мы это делали и это был наш долг. Мы нарушили закон, мы покинули почву законности? Да, но правительство еще раньше порвало и бросило к ногам народа те законы, которые мы нарушили, и почвы законности больше не существует. Нас можно уничтожить, как побежденных врагов, но нас нельзя осудить. Официальные партии, от «Kreuz-Zeitung» до «Frankfurter Zeitung»230, упрекают социал-демократическую рабочую партию в том, что она — революционная партия, что она не хочет признавать почву законности, созданную в 1866 и 1871 гг., и тем самым, — так, по крайней мере, говорят все, вплоть до национал-либералов, — сама поставила себя вне общего права231. Я не говорю уже о чудовищном утверждении, будто кто-то, отстаивая то или иное мнение, может себя поставить вне общего права. Таково подлинное полицейское государство, которое предпочитает действовать втихомолку, а на словах проповедовать правовое государство. А разве почва законности 1866 г. не революционная почва? Ломают союзную консти-туцию, а членам Союза объявляют войну232. Нет, говорит Бисмарк, это другие нарушили союзный договор. На это можно ответить, что слишком простоватой была бы та революционная партия, которая для каждого вооруженного выступления не нашла бы, по меньшей мере, столь же веских правовых оснований, какие Бисмарк нашел для своих действий в 1866 году. — Затем провоцируют гражданскую войну, ибо ведь война 1866 г. ничем иным и не была. Но всякая гражданская война есть революционная война. Войну ведут революционными средствами. Вступают в союз с заграницей против немцев; вводят в бой итальянские войска и суда, ловят Бонапарта на приманку — перспективой приобретения германских областей на Рейне. Организуют венгерский легион, который должен бороться за революционные цели против исконного государя своей страны; в Венгрии опираются на Клапку, а в Италии — на Гарибальди. Побеждают — и проглатывают три короны божьей милостью: Ганновер, Кур-гессен, Нассау, из которых каждая была, по меньшей мере, столь же законной, столь же «исконной» _____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 210 и «божьей милостью», как корона Пруссии233. Наконец, прочим членам Союза навязывают конституцию империи, которая Саксонией, например, была принята столь же добровольно, как в свое время Тильзитский мир Пруссией Сетую ли я на это? Нет, это мне и в голову не приходит. На исторические события не сетуют, — напротив, стараются понять их причины, а вместе с тем и их результаты, которые далеко еще не исчерпаны. Но от людей, которые все это проделали, можно с полным правом потребовать, чтобы они не упрекали других в том, что те — революционеры. Германская империя создана революцией, конечно революцией особого рода, но, тем не менее, все же революцией. Но что справедливо для одного, то вправе требовать и другой. Революция остается революцией, совершается ли она прусской короной или бродячим паяльщиком. Если нынешнее правительство пользуется существующими законами, чтобы избавиться от своих противников, то оно действует, как всякое другое правительство. Но если оно воображает, будто еще может как-то ошеломить их грозным окриком: революционер! — то этим оно может запугать разве только филистера. «Сами революционеры!» — отзывается эхо по всей Европе. Но крайне смешно требовать отказа от революционной природы, неизбежно вытекающей из исторических условий, когда с этим требованием обращаются к партии, которую сначала ставят вне общего права, то есть вне закона, и от которой затем требуют, чтобы она признала ту самую почву законности, которую как раз для нее упразднили То, что по такому поводу приходится тратить слова, лишний раз доказывает политическую отсталость Германии. В остальном мире всякий знает, что все современное политическое положение есть результат именно революций. Франция, Испания, Швейцария, Италия — сколько стран, столько и правительств милостью революции. В Англии даже виг Маколей признает, что современный правопорядок основан на целом ряде революций (revolutions heaped upon revolutions). Америка уже сто лет празднует каждого 4 июля свою революцию236. В большинстве этих стран имеются партии, которые считают себя связанными существующим правопорядком лишь в той мере, в какой он их может связывать и не более того. Но если бы кто-нибудь, например во Франции, вздумал обвинять роялистов или бонапартистов в том, что они революционеры, то его просто высмеяли бы. Только в Германии, где политически ничто основательно не доводится до конца (иначе она не была бы разодрана на две _____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 211 части — на Австрию и так называемую Германию) и где именно поэтому продолжают копошиться в головах не умирающие представления прошедших, но лишь наполовину изжитых времен (потому-то немцы и называют себя народом мыслителей), — только в Германии могут еще требовать от партии, чтобы она считала себя не только фактически, но и морально связанной существующим так называемым правопорядком; чтобы она заранее дала обещание, что, как бы ни сложились обстоятельства, она не станет свергать этот правопорядок, против которого ведет борьбу, даже если сможет это сделать. Другими словами, она должна дать обязательство сохранить на вечные времена существующий политический строй. Именно это и ничто другое означает предъявляемое германской социал-демократии требование, чтобы она перестала быть «революционной». Но немецкий мещанин, — а его мнение все еще является общественным мнением Германии, — особого рода человек. Он никогда ни одной революции не сделал. Революцию 1848 г. сделали за него — к его ужасу — рабочие. Но зато тем больше революций он претерпел. Ибо в Германии на протяжении 300 лет революции делали князья, — по ним и революции были. Вся их верховная власть на своей территории и, наконец, их суверенитет были плодом их бунтов против императора. Пруссия давала им хороший пример. Пруссия смогла сделаться королевством лишь после того, как «великий курфюрст»* организовал успешный мятеж против своего сюзерена, польской короны, и, таким образом, сделал герцогство Прусское независимым от Польши237. Со времени Фридриха II бунт Пруссии против Германской империи был возведен в систему; Фридрих еще больше «плевал» на конституцию империи, чем наш бравый Бракке на закон против социалистов. А затем пришла французская революция, и князья, как и мещане, переживали ее со слезами и вздохами. В силу решения имперской депутации 1803 г. французы и русские в высшей степени революционно поделили Германскую империю между немецкими князьями, так как последние сами не могли сговориться относительно дележа238. Затем пришел Наполеон и позволил князьям Бадена, Баварии и Вюртем-берга, которые пользовались его особым покровительством, захватить все графства, баронства и города, находившиеся на их территориях и между ними и входившие непосредственно в состав империи. Вслед за тем эти же три государственных изменника устроили последний успешный бунт против своего императора, сделались с помощью Наполеона — Фридрих-Вильгельм, курфюрст Бранденбургский. Ред. _____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 212 суверенными и тем самым окончательно взорвали старую Германскую империю239. С того времени фактический германский император, Наполеон, примерно каждые три года заново делил Германию между своими верными слугами, германскими и другими князьями. Наконец, пришло достославное освобождение от иноземного господства, и в награду Германия была Венским конгрессом, то есть Россией, Францией и Англией, поделена и распродана разорившимся князьям как территория, предназначенная для всеобщего возмещения, и немецкие мещане, жившие примерно на 2000 отдельных клочках земли, были, как бараны, розданы тридцати шести монархам, перед большинством которых, как перед своими исконными государями, они и теперь еще «верноподданнически благоговеют». И все это будто бы не было революционно, — как прав был, однако, Шнапганский-Лихновский, когда он воскликнул во Франкфуртском парламенте: историческое право не имеет никакой даты!240 Оно действительно ее никогда не имело! Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.011 сек.) |