Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 23 страница

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 250

ремеслами и личной дворовой службой. Но как только крестьянин превращался в крепостно­го, а этот последний юристами, исходившими из римского права, приравнивался к римскому рабу, господин-помещик начинал петь совсем на другой лад. Поддерживаемый юристами в судах, он требовал теперь от крестьянина отработок в неограниченных размерах, сколько, когда и где ему вздумается. Крестьянин должен был по первому требованию помещика от­бывать барщину, возить, пахать, сеять, жать, хотя бы при этом он запускал собственное поле и оставлял собственный урожай гнить под дождем. Точно так же и платимый им зерном или деньгами оброк взвинчивался до самых крайних пределов.

Но этим дело не кончалось. Не менее благородному владетельному князю — а к востоку от Эльбы таковые были повсюду — также нужны были деньги, много денег. За то, что он позволял дворянам закабалять своих крестьян, дворяне позволяли ему облагать этих же кре­стьян государственными податями — сами-то дворяне были, разумеется, свободны от упла­ты податей! И в довершение всего тот же владетельный князь санкционировал фактически уже происходившее превращение прежнего права феодала-землевладельца председательст­вовать в давно упраздненной феодальной судебной курии свободных крестьян в право тво­рить вотчинный суд и пользоваться полицейской властью в поместье; в силу этого помещик сделался не только полицейским начальником, но и единственным судьей над своими кре­стьянами даже в собственном деле, так что крестьянин мог жаловаться на помещика только самому же помещику. Таким образом, последний в одном лице был и законодатель, и судья, и исполнитель приговора, являясь в своем поместье совершенно неограниченным властели­ном.

Это унизительное состояние, подобного которому нельзя было найти даже в России, где крестьянин все же имел свою самоуправляющуюся общину, достигло своего апогея в период между Тридцатилетней войной и спасительным поражением при Йене278. Бедствия, причи­ненные Тридцатилетней войной, позволили дворянству завершить закабаление крестьян; за­пустение бесчисленных крестьянских хозяйств дало возможность беспрепятственно присое­динить их к доминиуму рыцарского поместья, а возвращение к оседлому положению населе­ния, которое военными опустошениями насильственно было доведено до бродяжничества, давало дворянству удобный предлог для прикрепления сельских жителей к земле в качестве крепостных. Но и это удовлетворило дворян не надолго. Ибо едва стали кое-как зарубцовы­ваться в течение ближайших пятидесяти лет страшные

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 251

раны, нанесенные войной, едва начали вновь обрабатываться поля и население стало увели­чиваться, как у благородных феодалов-землевладельцев снова пробудился аппетит на кре­стьянскую землю и крестьянский труд. Господский доминиум не был достаточно велик, что­бы поглотить весь труд, который еще можно было выколотить из крепостных — в данном случае выколотить в буквальном смысле слова. Система перевода крестьян на положение безнадельных крестьян, крепостных батраков блестяще себя оправдала. С начала XVIII века эта практика приобретает все больший размах: она носит теперь название «сгон крестьян» [«Bauernlegen»]. «Сгоняют» столько крестьян, сколько возможно, смотря по обстоятельст­вам; сначала еще оставляют такое их количество, которое требуется для выполнения повин­ностей с конной упряжкой, а остальных обращают в безнадельных крестьян (Dreschgartner, Hausler, Instleute279 и других, носящих подобные же названия), которые за хижину и неболь­шое картофельное поле должны были из года в год трудиться до изнеможения в поместье, получая нищенскую поденную плату зерном и в совсем ничтожных размерах деньгами. Там, где господин-помещик был достаточно богат, чтобы пользоваться своим собственным рабо­чим скотом, «сгоняли» и остальных крестьян, а их гуфы присоединяли к господскому хозяй­ству. Таким образом, все крупное землевладение немецкого дворянства, особенно же ост-эльбских дворян, образовалось из награбленной крестьянской земли, и если эта земля будет отобрана у грабителей без всякого возмещения, то и тогда они еще не вполне получат по за­слугам. Собственно говоря, с них самих следовало бы еще дополнительно взыскать возме­щение.

С течением времени владетельные князья стали замечать, что эта система, столь выгодная для дворянства, совершенно не отвечает их собственным интересам. Крестьяне платили го­сударственные подати до того, как их согнали с земли; после же присоединения гуф к сво­бодному от податей доминиуму государство не получало с них ни полушки, а от вновь посе­ленных безнадельных крестьян разве только жалкие гроши. Часть согнанных с земли кресть­ян оказалась излишней для помещичьего хозяйства и была просто выброшена вон; эти кре­стьяне стали, таким образом, свободными, то есть свободными, как птицы, нищими. Сель­ское население сокращалось, а с тех пор как владетельный князь начал пополнять свое доро­гостоящее наемное войско более дешевым рекрутским набором среди крестьян, это ему было далеко не безразлично. Так на протяжении всего XVIII века издаются, особенно

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 252

в Пруссии, один за другим указы, имеющие целью приостановить сгон крестьян с земли. Но эти указы постигла такая же участь, как и девяносто девять сотых той необозримой макула-

туры, которая со времени капитуляриев Карла Великого280 выходила из-под пера всех гер­манских правительств; они так и оставались на бумаге; дворянство обращало на них мало внимания, и сгон крестьян с земли продолжался.

Даже грозный урок, преподанный великой французской революцией упрямому феодаль­ному дворянству, напугал его лишь на короткий срок. Все оставалось по-старому, и то, что не удалось Фридриху II²⁸¹, тем менее могло удаться его слабому и недальновидному племян­нику Фридриху-Вильгельму III. Но возмездие пришло. 14 октября 1806 г. при Йене и Ауэр-штедте все прусское государство было разбито в один день, и у прусского крестьянина име­ются все основания праздновать этот день, как и день 18 марта 1848 г., больше, чем все

прусские победы от Мольвица до Седана282. Только теперь, наконец, отогнанное до самой русской границы прусское правительство начала смутно понимать, что сыновей свободных, прочно владеющих землей французских крестьян нельзя победить при помощи сыновей кре­постных барщинников, находящихся под постоянной угрозой сгона со своих дворов; только теперь, наконец, оно заметило, что и крестьянин, между прочим, тоже человек. Теперь-то должны были быть приняты меры.

Но как только был заключен мир и двор с правительством вернулся в Берлин, благород­ные намерения снова растаяли, как лед под лучами мартовского солнца. Правда, достослав­ный эдикт от 9 октября 1807 г. номинально отменял на бумаге крепостное право или наслед-

ЛОТ

ственную зависимость (и то лишь со дня св. Мартина 1810 г.!)283, но в действительности поч­ти все оставалось по-старому. На этом дело и остановилось. Столь же малодушный, сколь и ограниченный король по-прежнему шел на поводу у грабившего крестьян дворянства и в та­кой мере, что с 1808 по 1810 г. появилось четыре указа, снова разрешавших помещикам — вопреки эдикту 1807 г. — в целом ряде случаев сгонять крестьян с земли284. Только когда уже надвигалась война Наполеона с Россией, снова вспомнили, что понадобятся крестьяне, и тогда был издан эдикт от 14 сентября 1811 г., в котором крестьянам и помещикам реко­мендовалось в течение двух лет вступить в полюбовное соглашение о выкупе барщины и по­винностей, а также и о выкупе у помещика его верховных собственнических прав, причем по истечении этого срока королевская комиссия должна была в принудительном порядке ввести в действие это соглашение в соответствии

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 253

с установленными правилами. Согласно основному принципу, крестьянин за уступку одной трети своего земельного участка (или за уплату ее денежной стоимости) должен был стать свободным собственником сохранявшейся у него еще после этого земли. Но даже и этот вы­куп, предоставлявший такие огромные выгоды дворянству, оставался музыкой будущего. Ибо дворянство тормозило дело, чтобы добиться еще большего, а через два года Наполеон снова появился в стране.

Едва только было завершено изгнание Наполеона из страны, сопровождавшееся беспре­станными обещаниями напуганного короля дать в будущем конституцию и народное пред­ставительство, как все прекрасные посулы были снова забыты. Уже 29 мая 1816 г. — не прошло еще и года после победы при Ватерлоо! — была издана декларация к эдикту 1811 г., которая звучала уже совершенно иначе286. Возможность выкупа феодальных повинностей была здесь уже не правилом, а исключением: она распространялась только на такие внесен­ные в поземельные налоговые кадастры (то есть более крупные) пахотные участки, которые наводились в пользовании крестьянских хозяйств в Силезии не позднее, чем с 1749 г., в Вос­точной Пруссии — с 1752 г., в Бранденбурге и Померании — с 1763 г. и в Западной Прус­сии — с 1774 года! Разрешалось также сохранять некоторые виды барщины на время посева и жатвы. А когда, наконец, в 1817 г. серьезно взялись за дело с комиссиями по выкупу, аг­рарное законодательство зашагало гораздо быстрее назад, чем аграрные комиссии вперед. 7 июня 1821 г. последовало новое положение о выкупах288, в котором вновь предписывалось ограничивать право на выкуп, предоставляя его только более (Крупным крестьянским дво­рам, так называемым Ackernahrungen289, а для владельцев мелких хозяйств — безнадельных крестьян, Hausler, Dreschgartner, одним словом, всех посаженных на землю батраков — не­двусмысленно увековечивались барщина и другие феодальные повинности. Это и стало от­ныне правилом. Только с 1845 г. в виде исключения для Саксонии²⁹⁰ и Силезии стал допус­каться выкуп и этого рода повинностей иначе, чем путем обоюдного соглашения — для него, разумеется, закона и не требовалось — между помещиком

Прусское коварство не знает границ. Здесь оно вновь проявляется даже в дате. Почему взят 1763 год? Только потому, что в следующем году, 12 июля 1764 г., Фридрих II издал строгий эдикт, в котором упорст­вующим дворянам под страхом наказания предписывалось в течение одного года вновь заселитъ владельцами на соответствующих условиях крестьянские дворы и участки безнадельных крестьян, подвергшиеся массовому захвату, начиная с 1740 г., особенно же с начала Семилетней войны²⁸⁷. (Результаты этого эдикта, если таковые имели место, были, таким образом, вновь уничтожены в 1816 г. к вящей выгоде дворянства.

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 254

291 т/-

и крестьянином291. Кроме того, капитализированная сумма платежа, с помощью которой можно было раз навсегда откупиться от повинностей, исчислявшихся в деньгах или в зерне, была установлена в размере двадцатипятикратной ренты; выплата должна была произво­диться каждый раз только суммами не ниже 100 талеров*, между тем как уже в 1809 г. на го­сударственных землях крестьянам был разрешен выкуп в размере двадцатикратной ренты. Одним словом, столь прославленное просвещенное аграрное законодательство «государства разума»²⁹² преследовало только одну цель: спасти из феодализма все, что еще можно было спасти.

Практический результат соответствовал этим жалким мероприятиям. Аграрные комиссии полностью усвоили благие намерения правительства и, как это на отдельных примерах ярко показано Вольфом, позаботились о том, чтобы при выкупе надлежащим образом надуть кре­стьянина в интересах дворянина. С 1816 по 1848 г. было выкуплено 70582 крестьянских хо­зяйства с общей земельной площадью в 5158827 моргенов; это составляло шесть седьмых всех обязанных барщиной более крупных крестьянских хозяйств. Между тем из владельцев мелких хозяйств выкупили повинности только 289651 (из них свыше 228000 в Силезии, Бранденбурге и Саксонии). Число всех выкупленных барщинных дней в году составляло: конных барщинных дней — 5978295; личных барщинных дней — 16869824. За это благо­родное дворянство получило возмещение в следующих размерах: в счет погашения капита­лизированной суммы — 18544766 талеров; денежной рентой ежегодно — 1599992 талера; рожью в виде натуральной ренты — 260069 шеффелей** ежегодно; наконец, уступленной крестьянами землей — 1533050 моргенов***. Таким образом, помимо других видов возмеще­ния прежние феодалы-землевладельцы получили еще целую треть земель, принадлежавших до сих пор крестьянам!

1848 год открыл, наконец, глаза столь же ограниченным, сколь и высокомерным прусским захолустным юнкерам. Крестьяне, в особенности в Силезии, где система латифундий и свя­занное с ней принудительное превращение населения в безнадельных батраков получили наибольшее развитие, нападали на замки, сжигали уже заключенные акты о выкупах

Талер — старинная прусская серебряная монета, равная трем маркам. Ред.

** Шеффель — старинная мера сыпучих тел в Пруссии, равная 54,962 литра. Ред.

" См. по поводу этой статистики Мейтцен, А. «Земля в Прусском государстве», т. I, стр. 432 и сл.²⁹³

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 255

и принуждали господ помещиков письменно отказываться от всяких требований повинно­стей в дальнейшем. Правда, эти эксцессы, на которые и стоявшая тогда у власти буржуазия смотрела как на святотатство, были подавлены военной силой и повлекли за собой суровые наказания. Но даже самые безмозглые юнкерские головы поняли тогда: барщина стала не­возможной, лучше совсем от нее отказаться, чем требовать ее от этих мятежных крестьян! Теперь дело заключалось лишь в том, чтобы спасать все, что еще можно было спасти, и зем­левладельческое дворянство действительно имело наглость потребовать возмещения за эти ставшие нереальными повинности. И как только реакция снова почувствовала более или ме­нее твердую почву под ногами, она удовлетворила это требование.

Однако сначала был издан еще закон 9 октября 1848 г., который приостанавливал все не­оконченные до сих пор дела о выкупах и связанные с ними тяжбы, а также целый ряд других тяжб между помещиками и крестьянами294. Этим законом, следовательно, было осуждено все прославленное аграрное законодательство, начиная с 1807 года. Однако после того как берлинское так называемое Национальное собрание было благополучно разогнано и был ус­пешно осуществлен государственный переворот*, феодально-бюрократическое министерство Бранденбурга — Мантёйфеля почувствовало себя достаточно сильным, чтобы сделать серь­езный шаг в интересах дворянства. Оно выпустило 20 декабря 1848 г. временный указ, кото­рый восстанавливал на старых основаниях, за немногими исключениями, крестьянские по­винности и т. д. впредь до дальнейшего урегулирования вопроса295. Этот указ и послужил нашему Вольфу поводом для того, чтобы осветить положение силезских крестьян на страни­цах «Neue Rheinische Zeitung».

Между тем прошло еще больше года, пока был принят новый, окончательный закон о вы­купах от 2 марта 1850 года²⁹⁶. Нельзя более резко осудить еще и теперь превозносимое до небес прусскими патриотами аграрное законодательство 1807—1847 гг., чем это было сдела­но, разумеется против воли, в мотивировке к этому закону, — и притом устами министерства Бранденбурга — Мантёйфеля.

Короче говоря, некоторые незначительные повинности были просто отменены, выкуп других был декретирован путем их перевода в денежную ренту с капитализацией этой ренты в восемнадцатикратном размере; с целью посредничества при платеже капитализированной суммы были учреждены рентные

См. настоящий том, стр. 206—208. Ред.

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 256

банки, которые посредством известных амортизационных операций должны были выплатить помещику ренту в двадцатикратном размере, в то время как крестьянин освобождался от всех обязательств лишь в результате-внесения амортизационных платежей в течение пятиде­сяти шести лет.

Если министерство в своей мотивировке осудило все предшествовавшее аграрное законо­дательство, то комиссия палаты осудила новый закон. Этот закон не должен был распро­страняться на левый берег Рейна, давно освобожденный французской революцией от всего этого хлама, и комиссия присоединилась к этому ограничению на том основании, что из всех 109 параграфов законопроекта там был применим самое большее только один,

«между тем как все остальные постановления совершенно не подходят для этих мест и, более того, легко могут вызвать там недоразумения и излишнее возбуждение... ввиду того, что на левом берегу Рейна в отноше­нии отмены поземельных повинностей законодательство пошло гораздо дальше, чем намерены пойти в на­стоящее время»²⁹⁷,

и нельзя, дескать, все же требовать от жителей Рейнской области, чтобы они согласились оказаться вновь в идеальной обстановке обновленной Пруссии.

Теперь-то, наконец, серьезно приступили к упразднению феодальных форм труда и экс­плуатации. За несколько лет были проведены крестьянские выкупные операции. С 1850 до конца 1865 г. были освобождены посредством выкупа: 1) оставшаяся часть владельцев более крупных крестьянских хозяйств — их было только 12706 с земельной площадью в 352305 моргенов; 2) владельцы мелких хозяйств, включая безнадельных крестьян, причем в то время как до 1848 г. из них было освобождено посредством выкупа около 290000, в течение после­дующих пятнадцати лет выкупилось 1014341. В соответствии с этим количество выкуплен­ных конных барщинных дней, которые приходились на крупные хозяйства, равнялось 356274, число же личных барщинных дней — 6670507. Возмещение земельными участками, падавшее также только на более крупные крестьянские дворы, подобным же образом равня­лось всего лишь 113071 моргену, годовая же рента, которую приходилось уплачивать ро­жью, — 55522 шеффелям. В то же время дворяне-землевладельцы получили 3890136 талеров новой ежегодной денежной ренты и, кроме того, при окончательном погашении крестьянами капитализированной суммы еще 19697483 талера*.

Эти цифры составляют разницу итоговых сумм при сопоставлении обеих таблиц Мейтцена (т. I, стр. 432 и

434)²⁹⁸.

___________________________ К ИСТОРИИ ПРУССКОГО КРЕСТЬЯНСТВА______________________ 257

Сумма, которую все прусское феодальное землевладение, включая сюда ведомство госу­дарственных имений, заставило уплатить себе из кармана крестьян за добровольный возврат им части земли, отнятой у них в прежние времена — вплоть до настоящего столетия вклю­чительно, — составляет, согласно Мейтцену (т. I, стр. 437), 213861035 талеров. Но эта цифра значительно преуменьшена. В самом деле, расчет здесь строится на том, что морген обрабо­танной земли стоит «только» 20 талеров, морген лесных угодий — 10 талеров, а шеффель ржи — 1 талер, то есть гораздо меньше, чем в действительности. Кроме того, здесь учтены только «совершенно достоверные сделки», то есть совсем не приняты во внимание, по меньшей мере, все частным образом состоявшиеся соглашения между сторонами. Мейтцен и сам говорит, что приводимые им данные о выкупленных повинностях, а следовательно, и о выплаченном за них возмещении, являются только «минимальными».

Мы можем поэтому принять, что сумма, уплаченная крестьянами дворянству и казне за освобождение от противозаконно возложенных на них повинностей, составляет по крайней мере 300 миллионов талеров, а возможно, и миллиард марок.

Миллиард марок только за то, чтобы вернуть — освобожденной от повинностей — лишь самую незначительную часть той земли, которая была отнята в течение четырехсот лет1 Са­мую незначительную, ибо гораздо большую часть дворянство и казна и так присвоили себе в виде майоратных и других дворянских поместий и государственных имений! Лондон, 24 ноября 1885 г.

Фридрих Энгельс

Напечатано в виде второго раздела введения Печатается по тексту книги

к книге: W. Wolf. «Die Schlesische Milliarde».

Hottingen-Zurich, 1886 Перевод с немецкого

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЮ РАБОТЫ К. МАРКСА «ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА

ЛУИ БОНАПАРТА» ²⁹9

Потребность в новом издании «Восемнадцатого брюмера» спустя тридцать три года после его первого появления доказывает, что это произведение до сих пор нисколько не утратило своего значения.

И действительно, это был гениальный труд. Непосредственно после события, которое точно гром среди ясного неба поразило весь политический мир, которое одни проклинали с громкими криками нравственного негодования, а другие принимали как спасение от рево­люции и как кару за ее заблуждения, события, которое, однако, у всех вызвало только изум­ление и никем не было понято, — непосредственно после этого события Маркс выступил с кратким, эпиграмматическим произведением, в котором изложил весь ход французской ис­тории со времени февральских дней в его внутренней связи и раскрыл в чуде 2 декабря300 ес­тественный, необходимый результат этой связи, причем для этого ему вовсе не понадоби­лось относиться к герою государственного переворота иначе, как с вполне заслуженным пре­зрением. Картина была нарисована Марксом с таким мастерством, что каждое сделанное впоследствии новое разоблачение доставляло только новые доказательства того, как верно была отражена в ней действительность. Такое превосходное понимание живой истории со­временности, такое ясное проникновение в смысл событий в тот самый момент, когда они происходили, поистине беспримерно.

Но для этого требовалось такое глубокое знание французской истории, какое было у Мар­кса. Франция — та страна, в которой историческая классовая борьба больше, чем в других

ПРЕДИСЛ. К 3-МУ НЕМ. ИЗД. «ВОСЕМНАДЦАТОГО БРЮМЕРА»

странах, доходила каждый раз до решительного конца. Во Франции в наиболее резких очер­таниях выковывались те меняющиеся политические формы, внутри которых двигалась эта классовая борьба и в которых находили свое выражение ее результаты. Средоточие феода­лизма в средние века, образцовая страна единообразной сословной монархии со времени Ре­нессанса, Франция разгромила во время великой революции феодализм и основала чистое господство буржуазии с такой классической ясностью, как ни одна другая европейская стра­на. И борьба поднимающего голову пролетариата против господствующей буржуазии тоже выступает здесь в такой острой форме, которая другим странам неизвестна. Вот почему Маркс с особым предпочтением изучал не только прошлую историю Франции, но и следил во всех деталях за се текущей историей, собирая материал для использования его в будущем. События поэтому никогда не заставали его врасплох.

К этому присоединилось еще другое обстоятельство. Именно Маркс впервые открыл ве­ликий закон движения истории, закон, по которому всякая историческая борьба — соверша­ется ли она в политической, религиозной, философской или в какой-либо иной идеологиче­ской области — в действительности является только более или менее ясным выражением борьбы общественных классов, а существование этих классов и вместе с тем и их столкнове­ния между собой в свою очередь обусловливаются степенью развития их экономического положения, характером и способом производства и определяемого им обмена. Этот закон, имеющий для истории такое же значение, как закон превращения энергии для естествозна­ния, послужил Марксу и в данном случае ключом к пониманию истории французской Вто­рой республики. На этой истории он в данной работе проверил правильность открытого им закона, и даже спустя тридцать три года все еще следует признать, что это испытание дало блестящие результаты.

Ф.Э.

Написано в 1885 г.

Напечатано в книге.: Karl Marx. «Der Achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte». Hamburg, 1885

Печатается по тексту книги Перевод с немецкого

ПРИЛОЖЕНИЕ К АМЕРИКАНСКОМУ ИЗДАНИЮ «ПОЛОЖЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА В АНГЛИИ» ³⁰¹

Книга, предлагаемая вниманию говорящих по-английски читателей на их родном языке, была написана более сорока лет тому назад. Автор был тогда молод, ему было двадцать че­тыре года, и на его произведении лежит печать его молодости с ее хорошими и плохими чер­тами, но ни тех, ни других ему нечего стыдиться. Инициатива перевода этого произведения на английский язык принадлежит отнюдь не автору. Тем не менее, да будет ему дозволено сказать несколько слов, чтобы «привести оправдания», почему он не воспрепятствовал вы­ходу в свет этого перевода.

Описанное в этой книге положение вещей, поскольку оно касается Англии, в настоящее время во многих отношениях принадлежит прошлому. Один из законов современной поли­тической экономии, хотя в наших общепризнанных учебниках это четко и не сформулирова­но, состоит в том, что, чем больше развито капиталистическое производство, тем меньше может оно прибегать к тем приемам мелкого надувательства и жульничества, которые харак­теризуют его ранние стадии. Мелкие махинации польского еврея, представителя европей­ской торговли на самой низкой ступени ее развития, те самые махинации, которые так хоро­шо служат ему на его родине и широко практикуются там, оказываются устаревшими и не­уместными, как только он попадает в Гамбург или Берлин. Точно так же какой-нибудь ко­миссионер из Берлина или Гамбурга, еврей или христианин, попав на несколько месяцев на манчестерскую биржу, обнаруживал, что для того чтобы дешево купить хлопчатобумажную пряжу или ткань, он должен лучше отказаться

___________ ПРИЛОЖЕНИЕ К АМЕР. ИЗД. «ПОЛОЖЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА В АНГЛИИ» 261

от тех, хотя и не столь грубых, но все-таки весьма убогих хитростей и уловок, которые у не­го на родине считались верхом мудрости. И действительно, эти махинации уже не оправды­вают себя на крупном рынке, где время — деньги и где известный уровень коммерческой честности неизбежно развивается только для того, чтобы сберечь время и труд. И точно так же обстоит дело с отношениями между фабрикантом и его рабочими. Отмена хлебных зако-нов302, открытие золотых россыпей в Калифорнии и Австралии, почти полное вытеснение домашнего ручного ткачества в Индии, усиливающееся проникновение на китайский рынок, быстрый рост железных дорог и пароходства во всем мире, а также и другие, менее важные причины, вызвали такое гигантское развитие английской фабричной промышленности, по сравнению с которым ее состояние в 1844 г. кажется нам теперь примитивным и незначи­тельным. И в той же мере, в какой происходил этот рост, в фабричной промышленности, по-видимому, устанавливались какие-то нормы морали. Применяемое в конкуренции фабрикан­тов между собой мелкое обворовывание рабочих уже не оправдывало себя. Размах дел пере­рос уже эти жалкие средства добывания денег; фабриканту-миллионеру не имело смысла к ним прибегать, они годились только для поддержания конкуренции между более мелкими дельцами, которые рады были подобрать хотя бы пенни, где только могли. Так была ликви­дирована система оплаты труда товарами, [truck-system], был принят билль о десятичасовом рабочем дне³⁰³ и проведен целый ряд других, второстепенных реформ — совсем не в духе свободной торговли и неограниченной конкуренции, но зато целиком в интересах крупного капиталиста, который ведет конкурентную борьбу с находящимися в менее благоприятных условиях собратьями. Кроме того, чем больше предприятие и соответственно число занятых в нем рабочих, тем большие убытки и затруднения причинял всякий конфликт между хозяи­ном н рабочими. И таким образом хозяева, особенно крупные, преисполнились новым ду­хом. Они научились избегать ненужных препирательств, молчаливо признавать существова­ние и силу тред-юнионов и, в конце концов, даже видеть в стачках, если они происходят в подходящий момент, мощное средство для осуществления своих собственных целей. Самые крупные фабриканты, задававшие раньше тон в борьбе с рабочим классом, теперь стали пер­выми проповедовать мир и гармонию. И на это у них были весьма веские основания. Все эти уступки справедливости и человеколюбию были на самом деле лишь средством ускорения концентрации капитала в руках немногих лиц, для которых

___________ ПРИЛОЖЕНИЕ К АМЕР. ИЗД. «ПОЛОЖЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА В АНГЛИИ» 262

жалкие вымогательства прежних лет потеряли всякое значение и стали настоящей помехой; средством наиболее быстрого и надежного уничтожения своих мелких конкурентов, которые без таких побочных доходов не могли сводить концы с концами. Итак — по крайней мере в главных отраслях промышленности, ибо в менее важных это было далеко не так, — самого по себе развития производства на капиталистической основе было достаточно для того,- что­бы устранить все те мелкие притеснения, которые делали столь тяжелой судьбу рабочего на более ранних этапах этого развития. Таким образом, становится все более и более очевид­ным тот великий основной факт, что причину бедственного положения рабочего класса сле­дует искать не в этих мелких притеснениях, а в самой капиталистической системе. Наемный рабочий продает капиталисту свою рабочую силу за известную плату в день. В течение не­скольких часов работы он воспроизводит стоимость этой платы. Но согласно существу сво­его контракта он должен работать еще ряд часов, чтобы целиком заполнить рабочий день; стоимость, которую он создает в эти дополнительные часы прибавочного труда, составляет прибавочную стоимость, которая ничего не стоит капиталисту, но все же идет в его карман. Такова основа той системы, которая все более и более ведет к расколу цивилизованного об­щества на две части: с одной стороны, горстка Вандербилтов, собственников всех средств производства и потребления, а с другой — огромная масса наемных рабочих, не владеющих ничем, кроме своей рабочей силы. А что такой результат вызван не теми или иными незна­чительными притеснениями рабочих, а самой системой, — этот факт со всей отчетливостью раскрыт в ходе развития капитализма в Англии с 1847 года.

Поиск по сайту: