Теории виктимизации и виктимности в социологии и криминологии

Виктимизация – процесс приобретения виктимности, или, другими словами, это процесс и результат превращения лица в жертву. Виктимизация, таким образом, объединяет в себе и динамику (реализацию виктимности), и статику (реализованную виктимность) (Ривман, Устинов, 2000).

Л. В. Франк предложил рассматривать четыре уровня виктимизации:

1) непосредственные жертвы, т. е. физические лица;

2) семьи;

3) коллективы, организации;

4) население районов, регионов (Франк, 1977; Ривман, Устинов 2000).

Сущность процесса виктимизации раскрывается в различных виктимологических теориях.

Общая теория виктимологии описывает феномен жертвы социально опасного проявления, его зависимости от социума и взаимосвязи с иными социальными институтами и процессами. Основная идея общей теории виктимологии состоит в построении системной модели взаимодействия «социальное явление – жертва», описывающей и изучающей пути нормализации негативных социальных, психологических и моральных воздействий на человека со стороны природной среды, искусственной жилой и рабочей среды, социальной среды, а также кризисной внутренней среды самого человека с целью их коррекции и нейтрализации, повышения адаптивных способностей человека.

При этом развитие общей теории виктимологии ведется, в свою очередь, по двум направлениям:

Первое – исследует историю виктимности и виктимизации, анализирует закономерности их происхождения и развития вслед за сменой основных социальных переменных, учитывая относительную самостоятельность феномена виктимности как формы реализации девиантной активности.

Второе – изучает состояние виктимности как социального процесса (взаимодействия виктимности и общества) и как индивидуального проявления отклоняющегося поведения посредством общетеоретического обобщения данных, полученных теориями среднего уровня.

Частные виктимологические теории (виктимология, деликтная виктимология, травматическая виктимология и др.) подвергают специальному анализу виктимность и особенности поведения отдельных видов жертв социально опасных проявлений. Эти теории исходят из опыта, накопленного при изучении социально опасных проявлений в иных социологических и смежных дисциплинах (экология, криминология, деликтология, травматология, медицина катастроф и др.).

Вопросы виктимологии стали объектом криминологических исследований лишь со времен Второй мировой войны. В 1945 году на Японию были сброшены две атомные бомбы. В результате этих взрывов жертвами оказались одновременно тысячи человек. Трагедия вышла за рамки индивидуальной, превратившись в национальное бедствие, что и подтолкнуло японских ученых к рассмотрению вопросов о причинах жертвенности. В том же году появились публикации по новому научному направлению – виктимологии. Практически одновременно, хотя и с некоторой задержкой, исследования в области виктимологии начали проводиться в США и ряде европейских стран.

Создание виктимологии как научной отрасли связывается с именами Ганса фон Гентинга (1888–1974) и Бенджамина Мендельсона (1900–1998). Время рождения виктимологии как науки, очевидно, следует соотнести с 1947–1948 годах, когда были опубликованы разработанные ими ее основополагающие положения.

В 1948 году Гентинг опубликовал монографию «Преступник и его жертва. Исследование по социобиологии преступности», в которой он сформулировал и развил принципиальные для виктимологии положения.

Гентинг выделяет три категории понятий, составляющих предмет виктимологии: а) посягатель-жертва, б) латентная жертва, в) отношения между посягателем (причинителем вреда) и жертвой.

Преступника и потерпевшего он рассматривает как субъектов взаимодополняющего партнерства. В ряде случаев жертва формирует, воспитывает преступника и завершает его становление; она молчаливо соглашается стать жертвой; кооперируется с преступником и провоцирует его.

В монографии рассматриваются различные типичные ситуации и отношения, связанные с личностью и поведением жертвы, различные типы жертв, обладающих особой притягательностью для преступников, особенной возможностью к сопротивлению, бесполезностью для общества: старики, женщины, эмигранты («иноверцы»), национальные меньшинства, алкоголики, безработные, дети и др. В отдельные группы жертв выделяются «обезоруженные» (с нечистой совестью, совершившие преступление и потому не имеющие возможности сопротивляться вымогательству, шантажу) и, наоборот, «защищенные», т.е. богатые, способные обеспечить свою безопасность. Выделяются также «мнимые» жертвы, жертвы с отягощенной наследственностью, жертвы, склонные стать преступниками, и др.

Наряду с Г. Гентингом первооткрывателем проблемы жертвы на принципиально новом уровне, создателем научной виктимологии и автором термина «виктимолоия» является Б. Мендельсон. В отличие от Г. Гентинга, который никогда не использовал этот термин и не выводил виктимологию за пределы криминологии, Б. Мендельсон рассматривал ее как самостоятельную научную дисциплину. В его докладе «Новые психосоциальные горизонты: виктимология», сделанном на конференции психиатров, состоявшейся в Бухаресте в 1947 году, и в более поздней работе «Новая отрасль биопсихосоциальной науки – виктимология» содержатся многие основополагающие положения виктимологии:

а) рассматривается понятие «жертва» (называется пять групп жертв: совершенно невиновная («идеальная») жертва; жертва с легкой виной; жертва, равно виновная с посягателем; жертва более виновная, чем посягатель; исключительно виновная жертва);

б) вводятся понятия «уголовная чета» (дисгармоничное единство носителя агрессии и жертвы и, наоборот, гармоничное единство, как, например, бывает при криминальном аборте со смертельным исходом), «кандидат в жертвы», «добровольная жертва», «жертва-провокатор», «жертва-агрессор», «индекс жертвенности» и др.

В 1975 году Б. Мендельсон опубликовал монографию «Общая виктимология», в которой развил свою концепцию виктимологии, связав ее с созданием «клинической» или «практической» виктимологии, в орбиту которой должны быть включены не только жертвы преступлений, но и жертвы природных катаклизмов, геноцида, этнических конфликтов и войн.

Некоторые идеи и положения Г. Гентинга получили свое дальнейшее развитие на психологическом уровне в работах швейцарского ученого Г. Элленбергера. Он более детально анализирует понятие «преступник – жертва», разные случаи, когда субъект может стать в зависимости от ситуации преступником или жертвой, последовательно – преступником, потом жертвой (и наоборот), одновременно – преступником и жертвой. Значительное место отводится так называемой прирожденной жертве и патологическим состояниям, порождающим виктимологические ситуации.

Работы Г. Гентинга активизировали научный поиск других ученых. В 1958 году М. Е. Вольфганг издал работу «Типы убийств», в которой, обобщив результаты многочисленных исследовании, типизировал ситуации, складывающиеся при взаимодействии убийц с их жертвами. Пристальное внимание ученых вызвали и виктимологические аспекты таких преступлений, как мошенничество, разбойные нападения, истязания, хулиганство, изнасилования и некоторые другие.

В 1956 году Г. Шульц ввел понятие преступления на почве личных отношений между преступником и жертвой. Между жертвой и преступником могут существовать различные связи по степени их близости и интенсивности. Преступник и его жертва могут быть знакомы лишь заочно, они могут знать друг друга в лицо. Знакомство может быть «шапочным», основанным на совместном проживании по соседству, по работе. Связь может возникнуть только непосредственно перед совершением преступления. Поверхностные социальные контакты могут перейти в более близкое знакомство, в дружбу. В данном подходе заложен принцип степени близости жертвы и преступника.

Швейцарский ученый Р. Гассер в книге «Виктимология. Критические размышления об одном новом криминологическом понятии» подробно излагает историю развития виктимологии, формулирует некоторые теоретические положения, исследует жертву на социологическом уровне (одинокая жертва, беженец, иностранный рабочий, жертва с особым семейно-брачным статусом, жертва большого скопления народа и др.). На психологическом уровне выделяются пассивная, неосознанно активная, осознанно активная, осознанно и неосознанно правонарушающая жертва. На биологическом уровне рассматриваются физио- и психопатологические черты жертв, жертвы с дурной наследственностью и «жертвы-рецидивисты».

В статьях польских авторов А. Бахраха «Криминологические и виктимологические аспекты автодорожных происшествий» (1956), Б. Холыста «Роль потерпевшего в генезисе убийства» (1956), А. Фриделя «Разбой в свете криминалистики и криминологии» (1974), X. Канигонского и К. Степняка «Карманный вор и его жертва» (1991), «Кражи автомобилей» (1993), С. Пикульского «Убийство из ревности» (1990) рассматриваются применительно к специфике исследуемых преступлений «виновные» и «невиновные» виктимные предрасположения жертвы. В 1990 году вышла в свет фундаментальная работа Б. Холыста по виктимологии, в которой с привлечением обширных социологических и психологических данных анализируется поведение жертвы преступления и ее роль в конкретной криминальной ситуации (Рысков, 1995).

Практически все исследователи считают необходимым изучение конкретных условий, которые способствовали совершению преступления. Так, болгарский ученый Б. Станков отмечает роль конкретной жизненной ситуации в развитии противоправных действий, необходимость изучения конкретных психологических черт поведения потерпевшего в процессе совершения преступления.

Немецкий исследователь Г. Шнайдер отмечает, что не существует «прирожденных жертв» или «жертв от природы». Но приобретенные человеком физические, психические и социальные черты и признаки (какие-то физические и иные недостатки, неспособность к самозащите или недостаточная готовность к ней, особая внешняя, психическая или материальная привлекательность) могут сделать его предрасположенным к превращению в жертву преступления. Если он осознает свою повышенную виктимность, то может усвоить определенное поведение, позволяющее сопротивляться и справляться с этой угрозой. Виктимизация и криминализация, как отмечает Г. Шнайдер, иногда имеют одни и те же источники – исходные социальные условия.

Особое место в исследованиях предшественников современной виктимологии занимают работы Г. Клейнфелера о провоцировании преступления самой жертвой. Он считает, что в некоторых случаях необходимо смягчать ответственность преступника в зависимости от поведения жертвы, а иногда и совсем освобождать его (преступника) от ответственности.

Соединив концепции Гентинга и Мендельсона, японский исследователь Миядзава (1968) выделил общую (зависящую от возраста, пола, рода деятельности, социального статуса и т. п.) и специальную (зависящую от неустойчивости в психическом и психологическом плане, отставания в развитии интеллекта, эмоциональной неустойчивости и т. п.) виктимность, исследовал связь между каждым из двух типов и преступностью. По его утверждению, при наслоении обоих типов степень виктимности личности повышается.

Виктимология в российской науке начала развиваться только в конце 80-х годах. В 70-х годах Л. В. Франк первым в СССР опубликовал труды по виктимологии, его поддержал Д. В. Ривман.

В процессе развития отечественной виктимологии проблема потерпевшего от преступления изучалась на протяжении долгих лет (что происходит и в настоящее время) в рамках юридических дисциплин или в связи с ними.

Л. В. Франк, опираясь на разработки мировой виктимологической теории, с которой в СССР были практически незнакомы, сумел в своих трудах доказать и обосновать мнение о том, что виктимология является относительно самостоятельным научным направлением, имеющим теоретическую и прикладную ценность, так как все представленные выше научные положения являются базой для разработки прикладной виктимологии – виктимологической техники, применяемой специалистами в работе с жертвами социализации (анализ, разработка и внедрение специальных техник превентивной работы с жертвами, технологий социальной поддержки, механизмов реабилитации и компенсации, страховых технологий и пр.).

К середине 80-х – началу 90-х годов ХХ в. оценка роли и значения виктимологических исследований понемногу изменяется. Развитие кризисной ситуации в странах постсоветского блока, перемены в образе жизни целого поколения, обостренные быстротечностью, разнообразием и неопределенностью социальной ситуации, не могли не сказаться на изменении социального отношения к виктимологическим проблемам. По мнению Л. В. Франка и Ю. М. Антоняна, высказанному почти четверть века назад, виктимология, возникшая как научное направление в криминологии, должна будет со временем превратиться в междисциплинарную отрасль научного знания, отдельную, самостоятельную научную дисциплину (Франк, 1977).

2. Теории виктимизации в психологии и психиатрии.

Включение в предмет виктимологии всех категорий пострадавших лиц, ставших жертвами самых различных обстоятельств, делает виктимологию комплексной социолого-психологической наукой, не ограниченной криминальной сферой причинения вреда. Но жертвы преступлений и, например, экологических бедствий совершенно различны, а виктимоопасные ситуации не имеют ничего общего. Следовательно, определяя виктимологию как науку об изучении любых жертв, надо прогнозировать ее становление и развитие в этом качестве, не забывая о внутренней противоречивости ее предмета, имеющего психологическую основу.

Предметом анализа в социальной виктимологии является процесс социализации индивида и его последствия. Такой анализ, как правило, основывается на антропологии деструктивности.

Деструктивность как разрушение, исходящее от человека и направленное вовне, на внешние объекты, или внутрь себя анализировались в рамках классической психологической и социальной науки. Прежде всего, это исследования, проводимые в системе психологического подхода в трудах З Фрейда, А. Адлера, В. Штекеля, К.Г. Юнга, Э. Эриксона, Э. Фромма, К. Рождерса, Б. Скиннера, А. Бандуры, С. Шпильрейна.

Следует отметить, что в концепции личности З. Фрейда лежит предположение о значении конфликта как движущей силы развития. В основном это касалось сексуальных инстинктов и инстинктов голода и боли. Позже он расширил перечень конфликтов, выделив в развитии индивидуальности такие их виды, как конфликт между инстинктом жизни и разрушением или смертью.

В отличие от 3. Фрейда К. Юнг при обосновании развития чело­века больше ориентировался на философское осмысление данного феномена. К. Юнг полагал, что духовное развитие человека связано с унаследованным от пред­шествующих поколений опытом, являющимся внутренней детер-минантой психической жизни человека. Тем не менее, он считал, что человек сам созидает свое будущее, и он фатально не привязан к своему прошлому. Типологию разви­тия личности Юнг связывал с представлениями об экстраверсии-интроверсии, т.е. направленностью личности на внешний и внутренний мир.

A. Адлер высказал предположение о присущем человеку «агрессивном влечении», но подчеркивал уникальность каждой личности и важность ее развития в системе социальных связей и отношений. Согласно его концепции, типичное поведение человека является компенсацией за неполноценность – реальную или предполагаемую. Основным человеческим двигателем является чувство неполноценности, оно позволяет преодолеть трудности и человеческие слабости.

B. Штекель обнаружил, что в сновидениях и фантазиях людей
часто проявляются такие мотивы и сюжеты, которые свидетельствуют о проявлении у них ненависти и наличии внутренней тенденции к смерти. С. Шпильрей н высказала свою идею о склонности человека к деструктивности в опубликованной статье «Деструкция как причина становления».

Карен Хорни, рассматривая структуру невротической лично­сти, обращает внимание на детские переживания. Основываясь на своей практике, она приходит к выводу, что окружающая среда – главный источник формирования невротической личности. Она вводит понятие базальной тревожности как глубокого чувства одиночества и беспомощности. Данное чувство, по ее мнению, формируется в детстве, в системе детско-родительских отношений. К. Хорни выделяет десять невротических потребностей, которые осложняют социальное функ­ционирование индивида.

В книге «Неврозы и человеческое развитие» К. Хорни утверж­дает, что человек борется с тревогой, вызванной ощущением опас­ности, сознанием, что его не любят и не ценят, отказываясь от своих истинных чувств и тщательно разрабатывая стратегии защиты. Она показывает, как идеализация самого себя порождает в человеке же­лание славы, и то, что называет «системой гордости», которая складывается из невротических требований, деспотизма и ненависти к самому себе. В работе рассматриваются невротические потреб­ности в любви, когда погоня за властью, престижем и обладанием возникает в ответ на отсутствие любви.

В своих исследованиях К. Хорни выделяет межличностные за-щитные стратегии. Человек, который пытается справиться с базовой тревогой, или находит решение в уступчивости, принижая себя, движется навстречу людям, или принимает агрессивное и экспан­сивное решение и движется против людей, либо принимает решение в пользу отделения от всех и уединения – и уходит от людей прочь. При успешной социализации человек быстро адаптируется к любой стратегии, но при деформации социализации у него формиуется деструктивность.

Люди с доминирующим решением в пользу уступчивости преодолевают базовую тревогу и пытаются заслужить любовь и одобрение других людей, контролируя их своей зависимостью. Ценности таких людей «принадлежат к сфере добра, сочувствия, любви, щедрости, бескорыстия, и скромности». Им нужна вера не только в справедливость мирового порядка, но и в доброту человеческой природы.

Те, у которых доминируют экспансивные решения, имеют цели, черты характера и ценности прямо противопо­ложные людям со стратегией уступчивости. Их основная страте­гия – экспансивные решения: нарциссистские, перфекционистские и надменно-мстительные.

Часто тот, кто выбрал нарциссистское решение, стремится по­лучить власть над жизнью посредством «восхищения собой и по­пыткой очаровать». В детстве такие люди были любимыми детьми, объектами восхищения, одаренными выше среднего уровня. Их ожидания заключаются в том, что мир будет их опекать, как опекали их родители. Если это не происходит, они переживают тяжелый психологический кризис, приспособиться к реальности не могут.

Люди с чрезмерно высокими моральными и интеллектуальны­ми стандартами находят выход в перфекционистском решении, на основании которого они могут презирать других людей. Они очень гордятся своей правотой и самостоятельностью, стремятся достичь безупречности в поведении. Своими высокими стандартами они бросают вызов судь­бе. Их неудачи и ошибки вызывают беспомощность и ненависть к себе.

Надменно-мстительные решения характерны для людей, испытывающих потребность в мести и победе. Если нарциссисты с дет­ства вызывали восхищение, а перфекционисты росли под давлени­ем жестоких стандартов, то с людьми надменно-мстительного типа в детстве грубо или жестоко обращались и им нужно отплатить за несправедливость. Единственный закон их морали – сила. Если их экспансия терпит поражение – они подвергают себя самоуничижению.

Люди с доминирующим стремлением к уходу от других не ищут любви и не хотят достичь господства. Они предпочитают сво­боду, покой и самодостаточность. Они презирают погоню за успехом и испытывают отвращение к любого рода усилиям.

К. Хорни подчеркивает, что если межличностные проблемы ве­дут к движению к людям, против людей и прочь от людей, то про­блемы внутри психики приводят к развитию защитных стратегий личности. Идеализация себя приводит к возникновению у человека так называемой системы гордости, которая включает невротичес­кую гордость, невротические требования, тиранические должен­ствования и преувеличенную ненависть к собственной персоне.

Ученый была одним из психологов, положивших начало разви­тию гуманистической психологии, основанной на том, что здоро­вые цели и ценности жизни рождаются в процессе самореализации.

Совместно с К. Хорни, Эрих Фромм, известный гуманист, философ и психолог, развивая концепцию гуманистической психологии продолжает анализировать природу личности. В своей теории он исходил из нескольких экзистенциальных позиций: уникальности человека и способности каждого по-своему решать свои проблемы. Он утверждал, что среди экзистенциальных потребностей человека важнейшей является стремление к безопасности, которое формируется в детстве и в дальнейшем служит основой для развития индивидуальности. Стремление к безопасности является основой к установлению социальных связей с другими людьми и для личностного развития. Его подход, названный «гуманистическим психоанализом», предполагает, что основным источником страха, тревоги, чувства одиночества и изоляции человека является его отрыв от мира природной стихии.

Стимулирующими факторами развития личности, как утвер­ждает Э. Фромм, выступают четыре экзистенциальные потребно­сти: в установлении связей (сближение с другим через подчинение, власть или любовь), в преодолении себя (способность подняться над своим пассивными существованием, создавая или разрушая свою жизнь), в чувстве укорененности (рождающем чувство ста­бильности мира) в самоидентичности («Я – это Я, и никто другой»), в системе взглядов на мир. Он считал, что результатом не удовлетворения любой из этих потребностей становится психическое или социальное заболевание.

Подвергнув переосмыслению выдвинутые 3. Фрейдом и други­ми исследователями представления о деструктивизме, Э. Фромм дал обоснование идеи, сводящейся к тому, что объяснение жесто­кости и деструктивизма человека следует искать «не в унаследованном от животного разрушительном инстинкте, а в тех факторах, которые отличают человека от животных предков». Это объяснение включало в себя проведение различия между двумя совершенно разными видами агрессии: «доброкачественной», оборонительной, служащей выживанию и имеющей биологические формы проявления, и «злокачественной», биологически неадаптивной, харак­теризующейся деструктивностью и жестокостью, которые свой­ственны только человеку ибо, по его мнению, «только человек бывает деструктивным независимо от наличия угрозы самосохранения и вне связи судовлетворением потребностей».

Однако деструктивность и причины ее коренятся не только в несовершенстве природы человека и не сводимы только к природе биологической, психической и социальной. Основания несовершен­енства природы человека коренятся в его несовершенной духовной сущности. Только человек совершает зло, преступления, правонарушения. Эрих Фромм как авторитет в области анализа агрессии в книге «Анатомия человеческой деструктивности» отмечает, что это единственный представитель приматов, который без биологи­ческих и экономических причин мучит и убивает своих соплеменников и еще находит в этом удовольствие».

Наряду с психологами, виктимологией стали интересоваться и психиатры: сначала судебные, а затем и общемедицинские. Психиатров, прежде всего, интересовало состояние не агрессора, а жертвы. Ими выделялись «бессознательные» состояния, способные нарушать возможность потерпевшего оказывать сопротивление нарушителю. К ним относились широкий спектр патологических состояний, характеризующихся как полной утратой сознания, так и различными клиническими формами помрачения состояния. Наличие «душевной» болезни является предпосылкой для вывода о «беззащитности».

С психоаналитических позиций, предрасположенность стать жертвой может быть объяснена бессознательным чувством вины или стыда и желания быть наказанным, либо являться результатом пассивных целей, ведущих к пассивности субъекта. Исследованиями психиатров доказано, что лица с психическими расстройствами нередко оказываются повышенно виктимными, причем в формировании их виктимности в целом и виктимного поведения в частности большое значение придается факторам, обусловленным психической патологией.

К. Хигути (1968) проводил виктимологические исследования, уделяя особое внимание сфере делинквентности несовершеннолетних. Рассмотрев межличностные отношения причинителя вреда и жертвы, с одной стороны, и факторы, вызывающие ущерб, – с другой, он классифицировал характеристики потерпевших в зависимости от факторов преступности. Хигути выяснил, что существуют специфические группы потерпевших, разделяемые по таким важным критериям, как возраст, пол и психические свойства, причем в каждой группе есть именно ей присущие особенности виктимности.

Таким образом, рассматривая виктимологию как социально-психологическую науку, следует отметить, что в ее задачу входит как минимум три больших направления исследования:

1) разработка общей теории формирования виктимности личности (психологии жертвы);

2) разработка методов и техник коррекции общего уровня виктимности личности;

3) разработка методов и техник работы с посттравматическим стрессовым расстройством у жертв.

Здесь также необходимо отметить следующее. Психология сейчас занимается преимущественно тем, что есть негативного в жизни человека и в отношениях между людьми. В психологических исследованиях уделяется мало внимания сильным сторонам личности, психологи концентрируются на человеческих слабостях, ориентируются преимущественно на то, чего человеку «не хватает». Чрезмерное внимание уделяется таким явлениям, как «болезни», «дистрессы» и т. д.

Согласно М. Селигману, современная психология по сути дела «стала виктимологией». Человек рассматривается в ней как принципиально-пассивное существо со сниженной личной ответственностью и т. н. «выученной беспомощностью», когда он утверждается в мысли, что всегда будет жертвой других людей или обстоятельств.

М. Селигман и его последователи полагают, что парадигма современной психологии должна быть изменена: от негативности – к позитивности, от концепции болезни – к концепции здоровья. Объектом исследований и практики должны стать сильные стороны человека, его созидательный потенциал, здоровое функционирование отдельного человека и человеческого сообщества.

Поиск по сайту: