О том, как пойманный Браун был избит крестьянами, как он наконец спасся от них и бросился в воду

Вот плотник Рюстефейль прибегает

К месту, где "дядюшка" изнемогает:

Подобное диво не каждый день

Видят и жители деревень:

Чтобы медведь сам попался в ловушку!

В ближайшую плотник бежит пивнушку,

Где, несмотря на столь поздний час,

Свет в окошке еще не гас,

В пивной засиделись дружки-приятели.

Рюстефейль крикнул: "Да вы что: спятили?!

Как можете вы в кабаке сидеть,

Когда у меня во дворе - медведь?!"

Тут всех как будто волной подхватило:

Кто грабли берет, кто хватает вилы,

Кто - мотыгу, кто - топор,

Кто на дреколье ломает забор,

Поп и оба церковных служки

Избрали оружьем церковные кружки,

Даже кухарка священника - Ю т т а,

Здесь оказавшаяся почему-то,

Добрая Ютта, в округе нашей

Прославившаяся своею кашей,

Ютта и та спешила вразвалку,

Бежала, свою захвативши прялку,

Чтобы на Брауна ее обрушить,

Прялкой несчастного оглоушить!..

Браун помертвел весь: "Ну, мне - каюк!

Сейчас меня по затылку - тюк!"

По все же рванулся и вытащил голову:

Жалкое зрелище черепа голого!

На ушах, на морде - ни шерсти, ни кожи.

Это что же, господи боже!

Кровь по ушам его так и хлещет,

Сердце медвежье от страха трепещет.

Как же он поступил рискованно!

А передние лапы все еще скованы.

Он вырваться пробует, надрывается

И все же в конце концов вырывается.

Когти и кожа с медвежьих лап

Остались в колоде. Медведь ослаб.

Он ни бежать, ни ходить не может,

И никто не выручит, не поможет.

Живым ему не уйти отсюда.

Ах ты, Рейнеке! Ах, иуда!

Горьким сей оказался медок.

Умный такого медка не едок!

Но вот и Рюстефейль и компания.

Что будет, представить можно заранее.

Сейчас начнут его колотить,

Цепами, дубинами молотить.

Рюстефейль первым - хлоп его в лоб!

Жердью огрел по затылку поп.

Бьют мотыгами, бьют цепами,

Кузнец кувалдой бьет и щипцами,

Колья тычут медведю в нос.

Прохватил господина Брауна понос.

Бьют его старики и старушки,

Лупят детишки его по макушке,

Сильный бьет его и убогий,

Лупит Ш л о п п е его кривоногий,

Д у д о л ь ф носатый чрезмерно лют.

В общем, медведя, как зайца, бьют!

Бьет его Г é р о л ь д цепом деревянным,

Бьет вместе с зятем своим окаянным -

С К ю к е л ь р е й н о м-толстяком,

Который камни дробит кулаком.

Госпожа К в а к и служанка Ютта,

Госпожа Т а л ь к е настроены люто, -

Лупят лоханками по спине,

Каждая просит: "Позвольте и мне!"

Весь в крови на медведе мех.

Бабы свирепствуют больше всех.

Но, пожалуй, Кюкельрейн был коноводом,

Он был, говорят, всех знатнее родом:

Госпожа В и л л и г т р а у т - его мать,

А отца затрудняемся назвать.

Правда, шел по деревне слушок упорный,

Что папаша его - это 3 а н д е р черный,

Пахарь, который пахать не дурак.

Но утверждать невозможно, что все это так.

Мало ль что выдумать хотят?

А в Брауна пока что камни летят,

Лупят его мужчины и бабы -

Сжалился, ну, пусть один хотя бы!

Плотника брат прибежал последним

(Он в селе проживал соседнем), -

Сзади как трахнет медведя дубьем!

"Эй, навались! Ну, теперь - добьем!"

И все же Браун, несмотря на дубье,

Ринулся в бешенстве на бабье.

Бабы начали тут спасаться -

Прямо в холодную реку бросаться.

Заметить пользительио, что река

Была относительно глубока.

Первым спохватился поп,

Как если б случился всемирный потоп:

"Спасите мою служанку Ютту!

Она потонет через минуту!

Прыгнула в воду она впопыхах

В теплом салопе и в серых носках!

Ставлю две бочки пива спасителю

И помолюсь за него Спасителю!"

Как мужичью тут не прыгнуть в воду?

Браун, полумертвый, обрел свободу,

Пока из глубины реки

Баб выуживали мужики,

Считая, что Браун все равно подохнет

Раньше, чем Юттин салоп подсохнет.

Но медведь пока что еще не подох,

Полуослеп он и полуоглох.

При такой исключительно тяжкой доле

Жить ему не хочется доле,

И решает Браун в реке утопиться

(А еще говорили, что он тупица).

Мужики забьют его все одно,

Лучше уж камнем пойти на дно,

И он в глубокую реку бросается,

Чем от ужасной смерти спасается.

Плавать медведь не умел... Но вот,

Смотрите, пожалуйста, - он плывет!

Вниз несет его по течению,

К всеобщему крайнему огорчению.

И говорят тогда мужики:

"Какие ж, однако, мы дураки!

Как же мы бурого не доконали?

А все из-за баб наших! Вот канальи!

Чего было сдуру плюхаться в воду?"

Затем они осмотрели колоду,

И обнаружили мужички

Кожу медвежью и шерсти клочки.

И они загорланили: "Ах ты вор!

Сунься-ка снова себе на позор!

Забыл ты здесь уши свои и перчатки.

Приди за ними, все будет в порядке!.."

А медведь тем временем все плывет,

Все дальше плывет он и всех клянет.

Клянет человеческую породу

И клянет злосчастную ту колоду,

Которая так его предала.

Он горюет, что в грязные влез дела,

Связавшись с мошенником Рейнеке-лисом,

Из-за чего и остался лысым,

Изведав неслыханные мучения.

Но все дальше уносит его течение.

Версты четыре проплыл он было,

Пока его к берегу не прибило.

Кряхтя, он вылез на бережок:

Тут - лесочек, там - лужок.

"Что это за страна такая?" -

Подумал бедный медведь, икая.

Все ему было не по нутру.

И он подумал: "Сейчас помру".

И он снова подумал: "Проклятый лис!

В преисподнюю, чудище, провались!"

И еще он подумал про мужиков,

Не жалевших ни палок, ни кулаков.

Как же его отдубасили крепко!

Да и колода держала цепко.

Поиск по сайту: