|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Позиция СалливанаСалливан, подобно Фрейду и Эриксону, выделяет несколько стадий развития и связывает некоторые личностные типы с фиксациями или усугублением конфликта на различных стадиях. Но полезнее будет сначала представить его взгляды на развитие и только затем обратиться к перечню типов личности. Я сделаю это, потому что у Салливана связи между стадиями развития и личностными типами гораздо менее прочные, чем у Фрейда и Эриксона; эта ситуация отражает характерную для Салливана общую неопределенность. Как вы помните, Салливан приписывает личности две ядерные тенденции – стремление к удовлетворению и стремление к безопасности – и полагает, что последняя гораздо важнее первой. Как вы также помните, я определил его позицию как теорию психосоциального конфликта. Мое толкование побуждает реструктурировать эти две ядерные тенденции, сделав их частями одной более общей тенденции, очень похожей на тенденцию, выделенную Фрейдом. По-видимому, Салливан полагает, что человек пытается максимизировать удовлетворение (биологического характера) и в то же время минимизировать незащищенность (социального характера). Помня об этом, мы можем сперва обратиться к шести стадиям личностного развития, существование которых Салливан (1947) утверждает. На каждой стадии можно распознать различные проявления ядерной тенденции. Стадии – это младенчество (заканчивается созреванием способности к речевому поведению), детство (заканчивается созреванием способности жить с себе подобными), подростковый возраст (заканчивается созреванием способности любить людей своего пола), предъюношеский возраст (заканчивается созреванием полового влечения), ранняя юность (заканчивается формированием чувственного поведения) и поздняя юность (заканчивается наступлением зрелости). Подобно Фрейду и в отличие от Эриксона, Салливан, кажется, заканчивает рассмотрение развития личности с наступлением половой зрелости. Но Салливан, в отличие от Фрейда, подчеркивает значимость познавательных процессов в форме развития речи. В младенчестве ребенок во многом беспомощен и зависим, он нуждается в удовлетворении биологических потребностей или в избавлении от связанного с ними напряжения. Его познание происходит в форме прототаксиса, или фактического отсутствия различения себя самого и внешнего мира. Настроение родителей передается ребенку посредством эмпатии, в результате чего ребенок испытывает тревогу, если родители встревожены или сердятся на него, и эйфорию, когда родители его одобряют. Тревога и раздражение родителей чаще всего вызываются неодобрением или страхом по поводу беспомощной требовательности ребенка или прямыми проявлениями его напряжения, такими, как плач. Эти коммуникации сосредоточены вокруг того, что Салливан называет "оральной зоной взаимодействия". Изначальная возможность возникновения конфликта между ребенком и родителем может быть либо сведена к минимуму, либо доведена до максимума на основе действий и настроений родителей. Ближе к концу младенчества появляется более зрелая форма познания. Это паратаксис, или первое четкое осознание различия между собой и другими, поддерживаемое символической стороной речи. Но паратаксис – это еще довольно примитивный способ, поскольку различаемые люди и символы еще не соединяются друг с другом, как это происходит на более поздних этапах развития. Они просто существуют бок о бок. Кроме того, примитивность паратаксиса проявляется и в его значительно выраженном аутизме – символы имеют произвольные, глубоко личностные значения, которые не подвергались проверке с точки зрения реальности социальных соглашений. При завершении младенчества личность формирует символы хорошей матери и плохой матери, чтобы обозначить свой опыт восприятия других как соответственно одобряющих или неодобряющих его. Эти два различных вида переживания взаимодействия с другими становятся взаимосвязанными с одновременно возникающим личностным образованием хорошего меня и плохого меня. "Хороший я" и "плохой я" – это определения, изначально данные личности другими людьми, это зачатки совести, что во многом похоже на толкование ее Фрейдом. Монро (Monroe, 1955, с. 405-406) выразительно описывает это положение: "Таким образом, тревога, по Салливану, – это межличностный феномен, развивающийся по мере того, как ребенок "узнает", что его комфорт и дискомфорт напрямую зависят от матери, которая может быть "хорошей" или "плохой" в очевидно причудливо организованной последовательности. Но младенец делает это обобщение и соответственно строит свое межличностное поведение наряду с постепенно возникающим чувством собственной личности. Далее, если в этот момент ребенок хочет сделать что-то, что его родитель не одобряет, предполагаемое действие ведет к знакомому страданию, возникающему из-за отношения родителя, и поэтому отвергается....Поскольку отношения взрослых в большей степени постоянны в том, что касается значительных событий (хотя и отличаются в деталях), динамизм личности, возникающий как отражение этих отношений, обладает определенной последовательностью. Он "возникает... для оберегания чувства безопасности" перед лицом ограничений и фрустраций, возникающих при существовании в межличностном мире....Тревога – это инструмент структурирования динамизма личности, тревога, как мы только что отметили, – это всегда страх неодобрения. Изначально ощущаемая ребенком эмпатически, она начинает посредством динамизма личности контролировать поведение ребенка на более эффективном уровне, и даже контролировать его открытость к новому опыту и осознаваемость его собственных чувств". Последнее предложение этого выразительного описания говорит о защитной природе самодинамизма, феномена, который мы подробнее рассмотрим ниже. Где-то между двумя и тремя годами развитие речи достигает степени завершенности, что делает возможным обучение, а не просто тренировку ребенка. Это овладение символической функцией коммуникации знаменует начало периода детства, который продолжается примерно до шести лет. Именно в этот период ребенок должен освоить основные аспекты своей культуры. Он получает эти знания от своих родителей, по-прежнему оставаясь высокочувствительным к их непосредственной эмоциональной реакции на него, в то время как система его личности все так же активно формируется под воздействием их паттерна одобрения или неодобрения. Кроме того, в течение периода детства ребенок осваивает более эффективные способы манипулирования людьми в направлении собственной безопасности, а не просто реагирует на их настроение, изо всех сил стараясь соответствовать их требованиям. Если отношения с другими людьми в течение периода детства не омрачены более неодобрением, которое кажется неизбежным, ребенок начнет осваивать довольно конструктивный метод манипулирования миром с целью обеспечить постоянную реализацию стремлений к удовлетворению и безопасности. Салливан называет этот метод сублимацией, под которой он понимает, что импульсы, не совместимые с системой личности и поэтому способные, проникнув в сознание, вызвать тревогу, непроизвольно соединяются с социально одобряемыми паттернами выражения, которые ребенок уже усвоил, и в такой форме могут частично разрядиться, не порождая тревоги. Сублимация, как вы видите, – это защитный механизм, в действительности идентичный тому, что носит то же название в теории Фрейда. По-видимому, Фрейд и Салливан согласны в том, что сублимация – это лучшее из того, что может сделать человек, хотя Салливан иногда пишет, подобно другим эгопсихологам, в манере, позволяющей предположить вероятность того, что некоторые аспекты существования могут вообще не носить защитного характера. В этом вопросе, однако, у него нет постоянства и ясности. Но если отношения с другими людьми в течение периода детства усугубляют неизбежный конфликт, что должно означать, что другие люди особенно часто не одобряют ребенка, ему не удастся в значительной мере освоить сублимацию. Он будет вместо этого вовлечен в использование двух других больших защитных процедур, рассматриваемых Салливаном, – диссоциации и паратаксического искажения. Диссоциация очень напоминает фрейдистское понятие "вытеснение" и означает исключение из поля сознания переживаний и импульсов, которые при осознавании вызывали бы тревогу в силу своей несовместимости с самодинамизмом. Иногда Салливан так описывает диссоциацию, что она начинает напоминать и другие защитные механизмы, предложенные Фрейдом, но Салливан, видимо, считает разделение своего понятия непродуктивным. Паратаксическое искажение часто рассматривается Салливаном как защитный механизм, хотя оно скорее похоже на конечный результат защитного процесса. В любом случае это понятие обозначает невозможность продвинуться в когнитивном развитии за пределы приписывания символам чаще всего языка, высокоперсонализированных и случайных значений, в то время как в общей культуре эти символы имеют более устойчивые и разделяемые большинством значения. Паратаксис – это нормальный способ получения жизненного опыта в период детства, но, если ребенок сталкивается с чрезвычайно выраженным конфликтом, ему не удастся развить более развитый и зрелый способ восприятия мира. Этот зрелый способ называется синтаксисом и в норме начинает проявляться с наступлением подросткового периода. Синтаксический способ характеризуется полным пониманием логической взаимосвязанности различных используемых символов, а также осознанием и принятием их общепринятых значений. Если пользоваться терминами, введенными в этой книге, рассуждения и эмпиризм – это проявления синтаксической формы познавательного процесса. Развитие процессов синтаксического познания продолжается вплоть до поздней юности, но получает свое начало в подростковом периоде. Подросток окружен теперь себе подобными, взаимодействует с облеченными властью взрослыми – своими учителями, и со всех сторон на него реагируют как на отдельную личность. За это время происходят две важные вещи. Во-первых, ребенок вынужден в силу расширения опыта межличностного взаимодействия смотреть на себя более объективно, чем когда-либо прежде. Это приводит к интериоризации совокупности норм жизнедеятельности, обобщающих примитивную совесть периода детства, что служит эффективной базой для существования в обществе, а не только в собственном доме. Второе новообразование также по своему значению связано с возросшим взаимодействием с себе подобными. Это порождение отношений к конкуренции и соперничеству и более или менее реальному социальному компромиссу. Самодинамизм развивается в направлении репутации. Теперь стремление к безопасности включает в себя не просто избегание неодобрения со стороны родителей, оно также включает стремление иметь приемлемую репутацию в более широком социальном смысле. Подросток начинает смотреть на себя глазами культурных стереотипов, таких, как "протестант", "крепкий парень" и т.д. Он далеко зайдет в своих действиях и защитах, чтобы сберечь свою хорошую репутацию. Чем значительнее конфликт между подростком и миром его межличностных отношений, а конфликт может здесь усугубляться как природой окружающих его людей, так и неудачами в развитии, предшествовавшими этому периоду, тем более он склонен реагировать стереотипно, применять паратаксическое искажение и диссоциацию и ограничивать круг межличностных отношений. Согласно Салливану, многие люди не демонстрируют развитие личности, выходящее далеко за пределы подросткового периода. Но развитие никоим образом не завершается с окончанием этого периода. Главная задача предъюношеского периода – начать переход от эгоцентризма к любви. Салливан (1947, с. 20) говорит, что "удовлетворение и безопасность... испытываемые кем-то другим, должны стать такими же важными для человека, как и его собственные удовлетворение и безопасность". Человек предъюношеского возраста обычно имеет тенденцию развивать основу для любви к другим через приобретение близкого друга того же пола, чей обобщенный паттерн поведения чем-то напоминает его собственный. Приобретая знания посредством глубокого и неуловимого переживания опыта общения со своим другом, отрок создает первоначальную основу для выхода за пределы стереотипов, приобретенных в течение подросткового периода. Благородное и проницательное понимание, достигаемое в случае успешного развития в предъюношеский период, все же носит защитный характер в смысле сублимации. То, что здесь усваивается, очень похоже на взгляды Эриксона на происходящее в течение латентного периода. Когда отроку мешают неудачи предыдущего развития или отсутствие подходящих друзей, в изобилии возникает паратаксическое искажение и диссоциация, что оставляет мало надежды на постижение природы интимности. В этот момент созревает чувственный динамизм, толкающий человека на стадии собственно юности. Салливан полагает, что практически невозможно достичь полной психологической зрелости, не придя к соглашению с собственным сексуальным влечением. Трудности возникают, и Салливан здесь вполне четок, потому что эгоцентрическое проявление чувственного динамизма сталкивается с неодобрением и наказаниями, идущими от общества. В этих условиях неизбежного конфликта юноша встречается с проблемами личностной интеграции, которые невероятно трудно решить и которые в действительности часто так и не получают удовлетворительного разрешения. Очень часто утрачиваются даже ценности предъюношеского возраста, то есть, с точки зрения Салливана, происходит регрессия, во фрейдистском значении этого слова, к подростковому периоду. Результатом такой защитной регрессии является формирование эгоцентричной личности, управляемой исключительно стремлением к собственной безопасности, тревога не дает такому человеку испытывать подлинную любовь и свободно развивать способности к широкому межличностному взаимодействию. Но, если на предыдущих стадиях развитие имело устойчивый и здоровый характер и если юноше повезло столкнуться лишь с минимальным неодобрением и наказанием за проявление своего чувственного динамизма, у него есть шанс достигнуть личностной зрелости. Это позволит ему вступать в подлинно интимные, как психологически, так и сексуально, отношения с другими людьми и уважать их так же, как он уважает самого себя. Эта картина очень похожа на взгляды Фрейда на генитальную личность и на эриксоновский образ психологической зрелости. Обратившись теперь от развития к периферии личности, мы обнаружим, что Салливан предлагает (1947, с. 37-42) 10 личностных типов или синдромов. Этот список не претендует на универсальность и не всегда четко соотносится с представлениями о развитии. Кроме того, синдромы описаны неясно и не полностью. Тем не менее давайте их рассмотрим, но будем помнить, что подробное описание идей, выдвинутых Салливаном на этой стадии развития его теории, не будет столь эффективным, как раскрытие ее базовых положений. Один из синдромов – это синдром самопоглощенной или фантастической личности, главное в которой то, что она подвержена аутистическому мышлению, принятию желаемого за действительное. Этот тип личности формируется в результате усугубления конфликта на стадии младенчества и поэтому характеризуется протаксическим познанием. У младенца есть примитивные образы "хорошей матери" и "плохой матери". Теперь, когда он вырастает и начинает воспринимать свою настоящую мать яснее, он обнаруживает, что она и менее хороша, и менее плоха, чем его стереотипы. Он вынужден отбросить свои фантазии на тему хорошей и плохой матери. Но если стадия младенчества омрачена слишком серьезным конфликтом, он вновь уйдет в свои фантазии, продолжая еще долго верить в нереалистичные представления о хорошей и плохой матери, пока не станет ясно, что они совершенно не точны. В его фантазиях "хорошая мать" – это выражение его желания получать удовлетворение, и он приписывает все случающиеся трудности такой же фантастической "плохой матери". Все дети должны пройти через такую стадию развития, но если случается что-то, делающее дифференцированное обучение в области межличностных отношений особенно затруднительным, ребенок (и взрослый, которым он станет) может продолжать использовать ранний способ приспособления. Такой взрослый считает всех своих товарищей либо совершенно изумительными, либо совершенно невыносимыми. Короче говоря, они становятся воплощениями воображаемых хороших и плохих матерей. В своих общих отношениях с другими людьми такого человека легко разочаровать, ранить, неправильно понять. Его жизнь часто включает длинный ряд теснейших интимных отношений и эмоциональных привязанностей, регулярно заканчивающихся полнейшим разочарованием. Но следующий же источник привязанности или очередная возможность установления интимных отношений с огромным нетерпением принимаются, человек демонстрирует полное неумение учиться на своем опыте, чему мы не можем не удивляться. Эта неспособность извлекать уроки из своего жизненного опыта – неотъемлемая часть неумения точно воспринимать людей и предметы, вместо этого соотнося их с идеализированными представлениями о хорошей или плохой матери. Еще один синдром – это синдром безнадежной личности (Sullivan, 1947, с. 39). Основа отношения такого человека к другим людям – враждебность, он недружелюбен, угрюм, неприступен, если только он не может воспринимать другого человека в чем-то ниже себя. Зачатки этого синдрома впервые проявляются в подростковом возрасте, когда ребенок сталкивается с трудностями, преодолевая конкуренцию, и находит компромисс. Это часто может быть связано с тем, что родитель просто неудовлетворен своим ребенком. Будучи ребенком, безнадежная личность чувствовала себя не в состоянии преодолеть недовольство собой со стороны окружающих. Как следствие, он чувствует, что все авторитеты враждебны по отношению к нему. Он резко и открыто выражает недовольство любой неуверенностью властей предержащих, любой иррациональностью. Он шип в боку своих учителей. Согласно Монро (1955, с. 487), Салливан описывает "такой тип непродуктивного скандалиста, который постоянно и неразборчиво нападает на любого человека, организацию, идею, которые хотя бы в малейшей степени претендуют на какую-либо влиятельность, но сам остерегается занимать какие-либо посты и никогда не опубликовывает никаких обобщений, противостоящих тем, которые он считает такими глупыми, он не запятнает себя даже устным изложением какой-либо позитивной программы, а в практическом взаимодействии с людьми он ведет себя совершенно непредсказуемо". Салливан также описывает негативистскую личность. Самодинамизм таких людей "организован на основе оценок, делающих его малозначимым – до тех пор, пока их творческое воображение не наталкивается на отрицание как на способ заставить обратить на себя внимание, если и не получить одобрение....Незащищенность встречается... утверждением отказа" (Sullivan, 1947, с. 39). Сначала такие люди высказывают подобное утверждение, просто поступая как проблемные дети, с целью привлечения внимания, но по мере роста они часто изобретают весьма изощренные формы. Одна из таких форм – бесстыдное улаживание противоречий, когда каждая попытка достичь соглашения максимально играет на руку оппоненту. Салливан не дает четкого описания конкретных периферических характеристик, составляющих синдром, также неясно, на какой стадии развития он берет свое начало. Салливан кратко говорит о двух других синдромах, которые также, видимо, не связаны со стадиями развития. Первый – это неинтегрированная или психопатическая личность (Sullivan, 1947, с. 38). За исключением замечаний об исключительном своеобразии самодинамизма и его относительно рудиментарной природы у людей такого личностного типа, Салливан не предлагает никакой теории относительно того, как такой тип формируется. Он также не особенно четок в определении его характеристик. Другим теоретически неразработанным синдромом является заика (Sullivan, 1947, с. 40). Салливан не особенно старается пролить свет на причины, по которым он предложил это расстройство в качестве типа личности, когда другие обычно рассматривают его как симптом множества различных личностных типов. Конечно, Салливан в действительности проявлял постоянный интерес к речи, а заикание является расстройством речевой деятельности, но помимо этого в его описании трудно найти что-либо, что позволит нам понять, почему, по его мнению, было важно выделить это расстройство в отдельный тип личности. Он также не предоставляет особо убедительного описания личностных черт, которые могли бы, возможно, составить заикающуюся личность. Три типа личности, затронутые в этом абзаце, – это великолепный пример теоретической неточности Салливана и того, как она влияет на периферический уровень личности. Оставшиеся пять синдромов представляют личностные типы, возникающие в результате усугубления конфликтов на стадиях развития, следующих за подростковым периодом. Другими словами, эти синдромы более наполнены сексуальным и социальным содержанием, чем это было очевидно для первых двух обсужденных синдромов. Во-первых, Салливан (1947, с. 40) говорит о личности, одержимой амбициями, обозначая главным образом ненасытную жажду конкуренции. Способ существования, характерный для неуверенного школьника, консолидируется в общий стиль межличностного взаимодействия взрослого. Салливан также рассматривает то, что он называет асоциальной личностью. У таких людей, как правило, хорошо сформулированное понимание ценностей, которое обычно включает осознание должным образом своей собственной ценности. Трудность в том, что "они не понимают, что сами могут быть объектом оценивания и заботливого отношения со стороны других людей" (Sullivan, 1947, с. 41). Поэтому они становятся отстраненными и одинокими, не способными устанавливать теплые межличностные отношения даже несмотря на то, что часто ведут себя дружелюбным и отзывчивым образом. Говоря о влиянии воспитания на формирование этого типа личности, Салливан (1947, с. 103) отмечает: "Даже будучи детьми, [они] приходят к осознанию того, что постигаемое ими их реальное "Я" совершенно отличается от иллюзорного образа, постоянно поддерживаемого родителями". Таким образом, мы сталкиваемся здесь с парадоксальной ситуацией, когда кто-то может реалистично себя оценивать и не ждать понимания со стороны окружающих, считая их видение себя лишь плодом воображения этих людей. Продолжая, Салливан (1947, с. 41) также упоминает синдром неадекватной личности, обозначая так всех тех, чья интеграция с другими построена на зависимости. Этот синдром может быть результатом добровольного подчинения доминирующему родителю или идентификации с беспомощным родителем. В любом случае такой человек всегда нуждается в ком-то сильном, способном указать, что надо делать. Затем Салливан (1947, с. 41) рассматривает гомосексуальную личность, у которой любовь распространяется только на людей того же пола. Очевидно, трудности начинаются в подростковом возрасте, когда нормально любить представителей того же пола. Последний синдром – это личность вечного подростка (Sullivan, 1947, с. 41- 42). Такие люди постоянно гонятся за идеалом, не находя его. Салливан здесь опять не дает полностью четкого описания, хотя он определенно указывает на тип личности, с которым мы все встречались. В действительности так и неясно, является ли вся типология Салливана со всеми ее неточностями и недоговоренностями каким-либо совершенствованием обычных наблюдений, основанных на здравом смысле. Модель конфликта: Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |