|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Модель согласованности 3 страницаРешив, что число проявляющих вытеснение испытуемых может быть повышено по сравнению с исследованием Розенцвейга и Мейсона, если усилить чувство гордости за достижение, Розенцвейг (1933, 1943) разработал другой эксперимент. Он предложил одинаковые картинки-мозаики двум группам взрослых испытуемых, в первой сказав, что это "тест на интеллект", а во второй группе в неформальной манере сделав акцент на самом тесте, а не на результатах его выполнения. Считалось, что в первой группе должно повыситься чувство гордости, в то время как у испытуемых второй группы не создавалось никакой угрозы их самоуважению. Затем, как и в его первоначальном эксперименте, каждый испытуемый выполнил половину заданий и "потерпел неудачу" со второй половиной. В условиях, повышающих чувство гордости, 17 испытуемых запомнили больше законченных заданий, 8 – незаконченных, а 5 человек запомнили равное их количество. В менее стрессогенных условиях только 7 испытуемых запомнили больше законченных заданий, в то время как 19 запомнили больше незаконченных заданий, а у 4 не наблюдалось разницы между двумя видами заданий. Эти результаты четко показывают, что чем больше угроза самоуважению, тем сильнее выражена тенденция к вытеснению. Но все еще можно сказать, что некоторые испытуемые демонстрировали особую чувствительность к своим неудачам, а некоторые не демонстрировали ни чувствительности, ни нечувствительности. Я должен отметить, что эти исследования часто критиковали за использованные методы прерывания выполнения задания (см., например, Sears, 1950), поскольку хорошо известно, что этот метод приводит к преобладающей склонности вспоминать прерванные, а не выполненные задания (см. Zeigarnik, 1927), если только не создается специальной угрозы самоуважению и прерывание не интерпретируется экспериментатором в качестве неудачи. В подобного рода критике утверждается, что бессмысленно пытаться продемонстрировать вытеснение, то есть противоположность воспоминанию, используя такой метод. С моей точки зрения, это не очень разумная критика. Особая чувствительность к незавершенным заданиям так и не нашла удовлетворительного объяснения, и она остается интереснейшим феноменом, поскольку предполагает наличие защит в своей неточной передаче реальности и является аналогом феномена перцептивной бдительности. Я опишу еще одно исследование, посвященное воздействию вытеснения на память. В этом исследовании Мак-Киннон (MacKinnon, 1933) пытался вызвать чувство вины у своих испытуемых, полагая, что это инициирует защитные реакции. Каждого из 93 испытуемых оставляли поодиночке работать над серией заданий настолько трудных, что решить их не могли практически все люди. За испытуемыми велось скрытое наблюдение посредством пропускающего изображение только в одну сторону экрана. В распоряжении испытуемого имелись решения всех задач в специальном буклете. Им сказали, что нельзя смотреть в ответы во время работы над заданиями. Мак-Киннон полагал, что вытеснение может возникнуть только у испытуемых, которые нарушили запрет (их число составило 43% от выборки), и только в том случае, если они чувствовали вину за свой поступок. Затем испытуемых просили вспомнить задачи, над которыми они работали. Нарушители (у большинства из них не наблюдалось признаков вины) чаще всего вспоминали решения, которые они видели при нарушении запрета, а наименее часто – задачи, решения которых они вообще не видели. В небольшой нетипичной группе испытуемых, которые нарушили запрет и проявляли признаки вины в поведении и речи, была выявлена склонность меньше вспоминать задачи с подсмотренным решением, чем остальные задания. Эти результаты особенно интересны, поскольку они говорят о том, что можно ожидать появление защитной реакции, только когда какой-то конфликт действительно создается для личности. Я вернусь к этому и сходным следствиям при обсуждении следующего вопроса. А сейчас перейдем к последней группе исследований, посвященных проблеме вытеснения и защит в общем. Как это часто бывает, в науке должно состояться несколько "разведывательных" работ, чтобы стали понятны методологические и содержательные проблемы разрабатываемой области. Вслед за этими первыми работами появляются более квалифицированные и убедительные исследования. Исследования защит здесь не исключение. То, что исследования защит становятся более зрелыми, ясно видно по работе такого персонолога, как Эриксен, который соединил акцент на восприятии и памяти в контексте более разработанного варианта теории защиты, чем тот, что применялся исследователями раньше. Эриксен (1963, с. 42-43) указывает на то, "что клиническое понятие вытеснения – это нечто более сложное, чем просто предположение, что все люди или даже большинство людей автоматически вытесняют все сексуальные или агрессивные представления или что все вызывающие тревогу мысли или чувства подавляются. Вместо этого вытеснение – это защитный механизм, который иногда используют некоторые люди, чтобы справиться с вызывающими тревогу мыслями или чувствами, чья способность порождать тревогу связана с индивидуальным прошлым опытом данного человека. Поэтому мы не можем ожидать найти большое сходство между людьми в том, что касается характера ведущих к вытеснению стимулов. Более того, теории динамики личности также признают существование и других защитных механизмов. Вытеснение – это не единственный способ, которым люди защищаются от угрожающих эго воздействий. Рационализация, образование реакции и проекция – это те защитные механизмы, которые, скорее, могут привести к повышению чувствительности по отношению к стимулам, связанным с конфликтом. Если взять, например, образование реакции, то демонстрирующий эту защиту человек будет особенно тщательно искать и уничтожать зло, наличие которого он отрицает в себе самом. И в случае проекции считается, что люди, проявляющие этот защитный механизм, очень чувствительны к существованию отвергаемых в себе самих побуждений в других людях. Рационализация часто приводит к значительным предрассудкам, связанным с содержанием отвергаемого побуждения. Можно ожидать, что эти различия в защитных механизмах будут сопровождаться различиями в протекании перцептивных процессов. В случае вытеснения или отрицания можно предполагать, что испытуемый будет проявлять склонность к избежанию или большей длительности порогов по отношению к стимулам, связанным с источниками конфликтов. С другой стороны, для тех, кто проявляют защитные механизмы рационализации, формирования реакции или проекции, скорее всего будут характерны более низкие пороги для связанных с тревогой стимулов". В этой цитате содержатся два важных момента. Первый заключается в том, что перцептивная бдительность может отражать повышающие чувствительность защиты, такие, как формирование реакции и рационализацию, в то время как перцептивная защита отражает понижающие чувствительность защиты, такие, как вытеснение и отрицание. Кроме того, я бы предположил, что сенсибилизирующее и десенсибилизирующее воздействие на память в форме сохранения воспоминаний о неудачно выполненных и завершенных заданиях также отражает эти два вида защитных процессов. Второй важный момент, подчеркнутый Эриксеном, состоит в том, что исследование проблемы воздействия защиты на восприятие должно включать независимую информацию о том, какие виды защит данный испытуемый вообще склонен использовать, чтобы возможно было точно спрогнозировать, какие именно воздействия на восприятие вы должны обнаружить. Мне кажется, что это условие также должно выполняться и при исследовании воздействия защит на память и другие познавательные процессы. Эриксен провел несколько исследований, руководствуясь этими критериями. В первом из них он (Eriksen, 1951a) использовал госпитализированных психически больных пациентов, которые были отобраны на основании существования конфликта в особых, конкретных областях потребностей, кроме того, от них можно было ожидать проявления десенсибилизирующих защитных механизмов. Выраженность эмоциональных нарушений в трех потребностных областях (агрессии, гомосексуальности и поддержки) оценивалась при помощи модифицированной методики словесных ассоциаций. Показатели эмоциональных нарушений, набранные по этому тесту, затем были соотнесены с временем распознавания испытуемым предъявляемых на тахистоскопе картинок, часть из которых была связана с этими тремя потребностными сферами, а часть – нет. Было обнаружено, что испытуемым со значительными нарушениями в сфере какой-то потребности, что выявлялось в ассоциативном эксперименте, требовалось больше времени для распознавания картинок, связанных с этой потребностью, чем для распознавания нейтральных картинок. Коэффициенты корреляции, описывающие этот эффект, представлены в первых трех рядах последних трех столбцов таблицы 5.2. В другом, похожем, исследовании Эриксен (1951b) обнаружил, что эмоциональные стимулы необязательно приводят к длительным периодам распознавания на тахистоскопе. Было обнаружено, что испытуемым, которые проявляли значительное открытое агрессивное поведение и выражали агрессивное содержание при составлении рассказов по картинкам, требовалось меньше времени для распознавания предъявляемых на тахистоскопе картинок с агрессивным содержанием. Таблица 5.2 Коэффициенты корреляции показателей ассоциативного эксперимента
* В качестве меры взаимосвязи выступает эта. Оцененная посредством F-критерия, эта, равная 0,415, значима на уровне 0,95. Сост. по: Эриксен С.В. Перцептивная защита как функция отторгаемых потребностей // J. Abnorm. Soc. Psychol., 1952. В своей работе Лазарус, Эриксен и Фонда (1951) уточнили значение тенденций, противоположных тем, что были выявлены в двух только что описанных исследованиях. В качестве испытуемых здесь выступили амбулаторные психиатрические больные. На основании терапевтического интервью и других методов клинического исследования они были распределены на группы "сенсибилизаторов" и "репрессоров" в зависимости от того, применяли ли они в ответ на тревогу в качестве защитного механизма рационализацию, или демонстрировали склонность избежать или отрицать мысли и представления, связанные с конфликтами. Представленные в таблице 5.3 результаты показывают, что сенсибилизаторы были склонны свободно давать агрессивные или сексуально окрашенные ответы в тесте незаконченных предложений, в то время как репрессоры проявили склонность блокировать или, искажая, переводить в безобидную форму основы незаконченных предложений, которые обычно подразумевают агрессивное или сексуальное содержание. Далее, когда результаты выполнения теста незаконченных предложений сравнили с показателями слухового восприятия враждебных и сексуальных предложений на шумовом фоне, сенсибилизаторы продемонстрировали более высокие результаты в распознавании эмоционального содержания. Таблица 5.3 Сравнение показателей рационализаторов и репрессоров
* Для критерия распределений с одним конечным участком значения t = 1,71 и 2,50 значимы на 0,05 и 0,02 уровнях соответственно. Используются взвешенные показатели восприятия (т.е. из баллов, относящихся к критическим стимулам – сексу и враждебности, – соответственно вычитались показатели по нейтральным стимулам; если правильно было воспринято меньше критических стимулов, чем нейтральных, показатель принимает отрицательные значения). Сост. по: Лазарус Р.С., Эриксен С.В., Фонда С.П. Динамика личности в слуховом перцептивном восприятии // J. Pers., 1951. Эриксен (1952) также провел исследование воздействия вытеснения на восприятие и память. Студенты-первокурсники выполняли ряд заданий, половину из которых им было разрешено завершить, а выполнение половины прерывали так, как это было сделано в работе Розенцвейга. Задания были устроены как измерение интеллекта, а их прерывание толковалось как неудача. Как мы можем ожидать на основании работы Розенцвейга, испытуемые продемонстрировали большие различия в преобладании воспоминаний о законченных или прерванных заданиях. Затем этих испытуемых протестировали с помощью метода словесных ассоциаций, а потом с помощью тахистоскопа определили длительность экспозиции, необходимой для правильного распознавания слов, для подбора ассоциаций к которым требовалось длительное, среднее или короткое время. Как показано в таблице 5.4, испытуемые, которые при исследовании памяти вспоминали успешно завершенные задания, демонстрировали более длительные периоды распознавания на тахистоскопе слов с длительным периодом подбора ассоциаций, в то время как испытуемые, которые при исследовании памяти вспоминали свои неудачи, не продемонстрировали значимых взаимосвязей между временем распознавания и длительностью периода подбора ассоциаций. Когда вы имеете дело со столь тщательно разработанным исследованием, в котором затрагиваются проблемы связанного воздействия процесса защиты на несколько когнитивных функций и которое рассматривает несколько видов защитных процессов, та критика, которая выглядела столь весомой на уровне исследований восприятия Постмана, Брунера и Мак-Гиннеса, здесь практически теряет свою значимость. Сейчас произведено уже огромное количество подобных исследований, но я не буду описывать их. Таблица 5.4 Коэффициенты корреляции между временем поиска ассоциаций
Сост. по: Эриксен С.В. Защита от угрозы эго в памяти и восприятии // J. Abnorm. Soc. Psychol., 1952. Мы рассмотрим, однако, еще одно исследование, потому что это пример того постепенного расширения, углубления и обогащения, которое происходит в области изучения защит. В этой и последующих работах Эриксену и его коллегам (Eriksen, 1954; Eriksen and Brown, 1956; Eriksen and Davids, 1955) удалось установить наличие взаимосвязей между различиями в повышении чувствительности и вытеснением и различиями истерических и психоастенических тенденциях, выявляемых по тесту MMPI. В современных психоаналитических концепциях неврозов механизм вытеснения в основном связывается с истерией, в то время как рационализация считается характерной для невроза навязчивых состояний или психоастении. Эриксен обнаружил, что испытуемые с высокими показателями по шкале истерии проявляли склонность вспоминать успешно выполненные задании при проведении теста на память вслед за выполнением заданий, в то время как испытуемые с высокими показателями по шкале психоастении обнаружили способность вспоминать неудачно выполненные задания. Мы подошли к окончанию обзора исследований защит, о которых я собирался рассказать. Это не означает, что больше нет подобных исследований, просто то, что осталось, мало прибавит к тому, что мы уже рассмотрели. На основе анализа охваченных работ вполне можно заключить, что существует эмпирическое подтверждение наличия защитных реакций у людей, которые широко проявляются в познавательных, перцептивных и мнемических процессах. Представляется, что существует по крайней мере два широких класса защит, а именно десенсибилизация и сенсибилизация. Конечно, здесь остается еще множество невыясненных моментов, часть из которых имеет отношение к вопросам, которые мы затронем выше. Но относительно нашего текущего вопроса, касающегося того, надежно ли понятие защиты, мы определенно приходим к выводу, что существуют систематические эмпирические данные, свидетельствующие в пользу этого понятия. К счастью, эти систематические исследования согласуются с полуэмпирическими клиническими наблюдениями, с которых мы начали обсуждение данного вопроса. С целью подведения более четкого итога уточним, что действие защит было продемонстрировано и там, где определенные стимулы провоцировали тревогу в результате специально построенного эксперимента, и там, где стимулы выбирались так, чтобы затронуть распространенные конфликты, пронизывающие жизни испытуемых. Было показано воздействие сенсибилизирующих и десенсибилизирующих защит на восприятие, предъявляемых на короткие промежутки времени стимулов и на запоминание этой деятельности. В нескольких самых последних работах было показано, как два эти эффекта имеют место одновременно, причем это согласуется с причастностью различных видов защит к развитию психопатологических тенденций. Хотя мы можем теперь с определенной долей авторитетности заявить, что существуют свидетельства в пользу защиты как пояснительного понятия, у нас все еще остается проблемой вопрос, лежащий в основе недоброжелательной критики по поводу абсурдности рассуждений, признающих существование человека внутри человека. Теперь, когда есть строгие научные свидетельства в пользу понятия защиты, пора сразиться с этой критикой. Как я предположил ранее, если возможно представить основу для перевода излишне образного языка, постоянно окружающего понятие защиты, на язык описания известных возможностей единого организма, критика человека внутри человека потеряет значительную часть своей аргументированности. Я полагаю, что современные экспериментальные и теоретические разработки в области физиологии делают такой перевод возможным, и предлагаю обсудить сейчас эту проблему. Многое из того, что я скажу, исходит из блестящего начинания Брунера (Bruner, 1957), предложившего понятие апробирования. Чтобы показать направление, в котором родилось представление о стробировании, Брунер цитирует слова физиолога Адриана (Adrian, 1954, с. 238-239), известного своим непревзойденным мастерством: "Представляется, что функционирование ствола мозга имеет отношение к особым полям сенсорной информации, которые постоянно изменяются, переключая наше внимание. Поступающие от органов чувств сигналы должны по-разному обрабатываться в зависимости от того, уделяем мы им внимание или нет, и если бы мы могли понять, как и где возникают подобные отличия, мы приблизились бы к пониманию того, как достигается уровень сознания. Вопрос в том, всегда ли афферентным импульсам, порождающим ощущения, позволяется достичь коры головного мозга, или иногда они блокируются на более низком уровне. Конечно, мы можем уменьшить поток от органов чувств, закрыв глаза и расслабив мышцы, когда мы хотим спать, и вполне возможно, что чувствительность некоторых органов чувств напрямую может зависеть от центральной нервной системы. Но нет причин полагать, что даже в глубоком сне или коме сенсорные импульсы не достигают центральной нервной системы. На какой-то стадии на пути к осознанности импульсы могут встретить барьеры, которые иногда открыты, а иногда закрыты. Где они, эти барьеры: в коре, в стволе мозга или еще где-то?" Как далеко это высказывание выходит за пределы старого представления о нервной системе, включавшего немногим более, чем стимуляцию органа чувств, передачу этой стимуляции в чувствительную зону коры, переведение ее в двигательный импульс в моторной коре и проведение этого импульса по периферической нервной системе к мышцам! Адриан совершенно четко утверждает, что центральная нервная система контролирует поступающую в организм стимуляцию. Если такой контроль, названный Брунером стробированием, будет обнаружен, психологическое понятие защиты станет гораздо правдоподобнее. В возможности контроля со стороны центральной нервной системы за периферической стимуляцией кроется основа для перевода понятия защиты в четкую терминологию такого рода, это позволит противостоять критике, обличающей описание человека в человеке. В поддержку понятия стробирования есть даже некоторые эмпирические доказательства. Эрнандес-Пеон, Шеррер и Джоувет (Hernandez-Peon, Schrerrer, and Jouvet, 1956) проделали физиологический эксперимент на кошках, в ходе которого они записывали электрический разряд, называемый потенциалом, в нервных клетках, называемых кохлеарным центром, расположенным на пути к головному мозгу сразу после органа слуха. Исследователи так настроили свой аппарат, что всегда, когда они издавали щелчок перед ухом кошки, они могли определять интенсивность и скорость электрических импульсов в этих нервах, непосредственно связывающих этот орган чувств с центральной нервной системой. Получив количество записей, достаточное для определения нормального уровня электрической активности в качестве реакции на звуки, Эрнандес-Пеон с соавторами ввели три вида неслуховых раздражителей. Во время звучания щелчка кошкам показывали двух мышек в банке, давали нюхать рыбу или ударяли по передней лапе; таким образом, использовались зрительные, обонятельные и телесные отвлекающие раздражители. Примечательно то, что электрическая активность в нервах, расположенных сразу же за кохлеарным центром, была значительно ниже при воздействии всех трех раздражителей, чем она фиксировалась при отсутствии отвлекающих раздражителей! Вероятно, импульсы, передаваемые в мозг по одному из сенсорных каналов, столкнулись с каким-то процессом в центральной нервной системе, посредством которого стимуляция, достигающая другой орган чувств, не передавалась за пределы этого органа. Даже не зная ничего больше об этом загадочном процессе, мы можем признать, что это четкое свидетельство надежности понятия защиты на физиологическом уровне анализа. Очевидно, что нервная система способна делать то, что многим психологам и философам представляется столь абсурдным. Эрнандес-Пеон и его коллеги предоставили нам свидетельство существования физиологической основы десенсибилизирующих защит, по крайней мере в системе слухового восприятия. Работа других исследователей (например, Granit, 1955; Leksell, 1945; Kuffler and Hunt, 1952; Galambos, Sheatz, and Vernier, 1956) показывает распространенность этого феномена за пределы слуховой модальности и также предоставляет свидетельства существования сходного физиологического механизма у сенсибилизирующих защит. Одно из наиболее ярких проявлений последнего, снова в слуховой модальности, мы находим у Галамбоса и соавторов (1956). Они использовали процедуру записи и схему эксперимента, сходную с тем, что сделал Эрнандес-Пеон с коллегами. Отличие состояло в том, что щелчок в ухе кошки служил сигналом последующего удара. Как только кошки усвоили это сигнальное значение щелчка, представления щелчка без удара было достаточно, чтобы породить более значительную вспышку электрической активности в нервных клетках, связующих кохлеарный центр с центральной нервной системой, чем у животных из контрольной группы, для которых щелчок не служил сигналом удара. Можно представить, что в процессе научения слуховая система стала особенно чувствительна к щелчкам, чувствительнее по сравнению с нормой. Более полное и четкое доказательство того, что центральная нервная система настраивает или расстраивает периферическую сенсорную систему, было получено Галамбосом (1956) в оригинальном исследовании. Используя записывающий аппарат так же, как в своем предыдущем исследовании и в исследовании Эрнандес-Пеона и коллег, Галамбос, кроме того, стимулировал миндалину своих кошек. Миндалина – это основной подкорковый центр слуховой системы. Он обнаружил, что при любой стимуляции этого центра электрическая активность, возникающая непосредственно за кохлеарным центром в ответ на щелчки, раздающиеся перед ухом, существенно снижалась. То есть Галамбосу удалось достичь того же эффекта, что был обнаружен Эрнандсс-Пеоном и соавторами, но стимулируя прямо мозговой центр, не прибегая к стимуляции в неслуховой сенсорной модальности. Эти результаты – важные звенья цепочки, демонстрирующей, как центральная нервная система контролирует периферическую чувствительность. Те доказательства, которые предоставили нам только что описанные исследования, естественно имеют отношение к воздействию защит на восприятие, но их нельзя столь явно отнести к другим эффектам защит. Хотя это действительно так, я бы хотел, чтобы вы поняли, что существуют другие сенсорные системы, помимо традиционных, очевидных, имеющих отношение к стимуляции, попадающей в организм из внешнего мира. Есть сенсорные системы, обращающие внимание организма к его внутреннему миру, такие, как кинестетическая и проприоцептивная системы. Вполне возможно, что такие системы тоже настраиваются центральной нервной системой. Если это так, то это достаточная основа для более широких эффектов защит, не ограничивающихся лишь экстероцептивным восприятием. Хотя доказательства существования интероцептивной настройки пока отсутствуют, я бы сказал, что революционный шаг здесь уже сделан работами таких ученых, как Галамбос и Эрнандес-Пеон, и теоретическими рассуждениями Адриана и Брунера. Возможно, то, как экстероцептивная и интероцептивная стимуляции входят в центральную нервную систему, можно сравнить с образцом или моделью стимуляции, существующей в памяти. На этот образец или стимуляцию наверняка оказывает воздействие прошлый опыт побед и наказаний, полученных при взаимодействии с другими людьми. Когда поступающая информация и образец хорошо соответствуют друг другу, никакого стробирования не происходит. В противоположном случае расхождение может породить физиологическую составляющую конфликта и тревоги. Возможно, это расхождение запускает какой-то процесс контроля, сенсибилизирующий или десенсибилизирующий некоторые или все экстероцептивные и интероцептивные сенсорные модальности, так что только та стимуляция, которая лучше соответствует образцу, сможет пройти дальше к головному мозгу. Непропущенная стимуляция, следовательно, останется в бессознательном, потому что, строго говоря, она не попадает в мозг, хотя и находится в организме на уровне органов чувств. Это разрешает противоречие, возникающее при утверждении о возможности существования содержимого психики, недоступного осознанию, то противоречие, которое беспокоило многих критиков понятия защиты. В более общем смысле можно сказать, что критика человека в человеке теряет большую часть своей убедительности, поскольку теперь мы можем говорить более описательным и менее образным языком. Подтверждение существования феномена стробирования делает понятие защиты более правдоподобным, чем это могли признать его противники еще несколько лет назад. На данный момент я готов прийти к заключению, что понятие защиты надежно. Очевидно, что этот вывод имеет отношение к тем трем моделям личности, которые мы рассмотрели. Естественно, то, что модель включает или даже полагается на понятие защиты, ничего не говорит против нее. Совсем наоборот, эмпирические доказательства существования сенсибилизирующего и десенсибилизирующего поведения в действительности говорят в пользу моделей, широко использующих понятие защиты. На этом основании можно отметить, что модели конфликта и самореализации во всех их вариантах представляются эффективными. Модель соответствия – менее плодотворная, поскольку понятие защиты не является ее составной частью. По крайней мере, это справедливое критическое замечание можно отнести к активационному варианту модели соответствия, рассмотренному теорией Фиске и Мадди. Рассуждая о коррекции расхождений между привычным и актуальным уровнями активации, Фиске и Мадди подчеркивают поведение, обладающее характеристиками сенсибилизирующего и десенсибилизирующего процессов, с которыми мы сталкивались в описанном выше исследовании. Значит, можно предположить, что Фиске и Мадди имели в виду сенсибилизирующее и десенсибилизирующее поведение, хотя и не использовали традиционное понятие защиты с его акцентом на конфликте между индивидом и обществом. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.) |