АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Странные люди

Читайте также:
  1. VIII. Решительные люди. Лучка
  2. Врачевство врачующее душу одно, а не много их. 2. Четырьмя образами грешат люди. 3. Спасение всех в единой воле Божией; человек же не имеет в себе ничего, чем бы сам мог спастися.
  3. Знаки – странные и полные значения
  4. Иностранные (международные) наблюдатели
  5. Иностранные банки: не всегда оправданные надежды
  6. Иностранные языки
  7. Корь уникальная высоко контагиозная инфекция, которой заражаются и болеют в том или ином возрасте все люди. Как происходит заражение этой инфекцией?
  8. Люди. События. Факты. ПРОИСХОЖДЕНИЕ СВЯЩЕННОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
  9. мне что-то: пришёл, снял комнату, даже не поторговался, а теперь ты крыльцом моим занимаешься, будто и не чужие мы люди.
  10. Новая любовь и странные предметы в шкафу
  11. Они будут сметены. Скорее всего на смену им придут в волевом, нравственном и политическом отношении совершенно иные люди.
  12. Перевод и иностранные языки

Чудаки... Сидорину не нравилось это слово и он предпочитал другое – странные. Асинкрит не вносил в него язвительный или осуждающий оттенок. Отнюдь. И даже совсем наоборот. С некоторых пор и себя он числил странным – странником. Странник – какое глубокое слово! С одной стороны – сторонний, чужой, проходящий мимо. Прошел – и нет его. А потому – странник. С другой – это человек, который видит много стран, сторон. Но есть и третья сторона: странник – странный. Ему бы дома сидеть, а он ходит, бродит. Господи, как славно перекатываются слова, словно камешки в горной речке. Сказал: – «бродит», и вот уже – бродяга. И вновь зеркальное в своей глубине слово. И говорящее об отношении к путешествующему. Одни – давали воды, просили молиться, другие... Как там было у Рубцова: «Бродяга, а может быть, вор».

И чем дольше думал Сидорин, тем большим счастливчиком себя чувствовал. В самом деле, куда ни посмотри, за все хочется сказать: «спасибо». Только кому? Себе? Судьбе? Богу? Но какому Богу? Недавно к нему приходили иеговисты. Асинкрит пустил их, а потом не знал, как от них отделаться. Они все говорили ему о малой горстке тех, кто спасется. «А остальные?» - спрашивали их Сидорин. «Погибнут» - уверенно, без тени сомнения, отвечала ему молодая девушка. И добавила: «У вас еще есть время, решайте». «Если я пойду к вам – спасусь?» «Обязательно» - и вновь ни тени сомнения. Грозный, беспощадный Иегова... А Сидорину почему-то ближе был тот Христос, которого он увидел в одном провинциальном музее. Вырезанная из дерева скульптура изображала Иисуса за несколько часов до казни. Наивно, по-дилетантски, но как гениально изобразил неизвестный крестьянский мастер всю трагичность момента. Христос сидел, прислонив одну руку к щеке. В первый раз Асинкрит ничего не понял, но потом, когда прочитал те страшные строки, ему все стало ясно: «Тогда плевали Ему в лицо и заушали Его, другие же ударяли Его по ланитам. И говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя?» Этот Христос – страдающий, скорбный был ближе. Но разве Бог может быть таким?

Так какая она, жизнь? В Упертовске тихо и мирно живут родители, значит, есть в мире одни уголок, где тебя ждут, и куда ты можешь в любой момент вернуться. Эта мысль давала Асинкриту силы долгими зимними вечерами, когда он, приезжая с очередной командировки, оказывался в одинокой и пустой квартире, где не было даже телевизора. А еще был дядя с его отеческой заботой и постоянными звонками. В двадцати минутах ходьбы жили Глазуновы, его друзья. И так легко убедить себя в том, что так и должно быть. Однако где-то в этом же городе маялась бесприютная, но гордая Настена. Пойти бы, найти ее, сказать... А что он скажет? Возвращайся к отцу, он тебя любит? Нет, не то, надо по-другому, но как? Кто подскажет? Пушкин?

Сидорин по-прежнему оттягивал наступление сна. По-прежнему, каждую ночь мчался он с трепещущим сердцем к спасительному еловому острову, и падала, утыкаясь в снег серо-голубая волчица. Но что-то изменилось... Теперь, когда Асинкрит просыпался, отчаяние уже не охватывало его. Он понимал, что платит дань. Наверное, за прежние годы, за прежнюю жизнь. Платит красными флажками, выстрелами в упор. В себя, волка.

- Ты пьешь успокоительные на ночь? Обязательно пей! – участливо требовал Виктор Иванович. Сидорин обещал, но не пил. Асинкрит знал, что после ночи обязательно настанет утро – с новыми дорогами, встречами, радостями и печалями. И, кто знает, может, вновь позовет к себе странника удивительные Вышний Волочок и Торжок, Старица и Некоуз, Брейтово и Остров, Задонск и Андреаполь, Губкин и Мышкин... Мышкин – при этом слове Сидорин невольно улыбался. Вот уж чудак на чудаке. Надо же, перед зданием своей библиотеки вывесить табличку: здесь купец такой-то принимал особ императорской фамилии. Знай, мол, наших. Весь город в музей превратили – один, большой, под открытым небом. А самый-самый в Мышкине – Владимир Александрович. В глазах хитринка, заговорит – Златоуст. Зато в любой момент возьмет рюкзак – и в путь. Спасать церквушку или принимать новый экспонат для музея. С умилением вспоминал Асинкрит свой первый вечер в Мышкине. Кабинет Владимира Александровича в видавшем виды деревянном здании. Во дворе пасется лошадь, стоит трактор, которому лет семьдесят, на привезенном невесть откуда куполе старой деревянной часовни сидит трясогузка... Прячется за ближними лесами солнце, окрашивая волжские воды своим малиновым огнем. И такой покой, такая истома разлита в этом неподвижном летнем вечере... Они сидят, пьют якобы коньяк – другого в соседнем магазине не было, на подоконнике спит кот, нисколько не ревнуя хозяина к посетителю – сколько таких перебывало в этом кабинете!

А в другой стороне – Белый. Такой же кроха, как Мышкин. Но бельчанам сейчас не до музея. Туда не то, что туристу – командировочный с трудом не доберется. И живет там Леша, Алексей. Худенький, порывистый, с редкой бородкой. Смотрит на тебя – и не видит будто. Весь в себе. Домик – скромнее не придумаешь. «Пряники будете? Чай есть». Чинит Алексей соседским бабушкам заборы – тем и живет. А еще ходит в лес, охотится. Но отчего-то не был похож Алексей на охотника в его привычном представлении, совсем непохож... Асинкрит увидел на столе маленькую тоненькую книжечку. Прочитал название: «Волчье лыко».

- Алексей, вы пишете стихи?

Тот засмущался.

- Пишу. Уже давно. А вот добрые люди помогли издать, - сам бы не смог.

Сидорин, как любил, открыл наугад:

 

С пышно реющей трубой

Уходил не раз от смерти.

Был бессилен пес любой

За тобой распутать петли.

Молодой красавец лис!

Что ж ты был неосторожен?

Ты ловил мышей и крыс,

А капкан был в снег заложен.

Приближались дни весны,

Время свадеб наступало.

Ночью пасмурной луны

Стал ты в след, и все пропало

На стене твой пышный мех,

А глаза твои, в мерцаньи,

Обрамят последний снег

Золотой, янтарной раны.

 

Последние четыре строчки просто прошлись Сидорину по сердцу.

- Вы настоящий поэт, Алексей. Пишите и дальше.

- А ради чего еще жить? – серьезно ответил Леша.

- И впрямь, для чего?

- Нет, правда, - загорячился поэт, - про меня иной раз пишут такое... Почитаешь – бирюк бирюком.

- Ну какой же вы бирюк, то бишь волк, Алексей, - улыбнулся Асинкрит.

- Все правильно, я человек. И живу... как дышу. Понимаете?

- Понимаю.

- Нравится мне жить. Лес нравится, зверье. Поэт, мне кажется, должен через себя все пропускать – от птахи последней до... Я тут, - он замолчал, словно раздумывая, говорить или нет, - новую книжку издать хочу. Думаю назвать «Забытый крест».

- Забытый крест? Интересно. – И Сидорин негромко продекламировал:

Ветер, облако, свет,

Крест поправить нет сил,

Нет печали печальней

Забытых могил...

 

- Здорово. Вы тоже стихи пишите?

- Что вы! Читаю чужие.

- Тоже хорошо. Без стихов - какая жизнь?

- Алексей, - спросил Сидорин, - вы хорошо сказали, что поэт через себя должен все пропустить. У вас в оглавлении написано «Волк». Прочитайте, пожалуйста.

- Хорошо.

Алексей подошел к окну, - как на сцену вышел. Откашлялся: «Волк».

В маленьком домике на улице Социалистической стучали ходики, умывалась, словно ожидая новых гостей, кошка. Асинкрит сидел на стуле, опустив голову и закрыв глаза. Голос Алексея сначала дрожал от волнения, но затем становился все увереннее и увереннее:

Он виноват не больше нас,

Но осужден неумолимо,

И где б ни лютовал сейчас –

Равно вражда неутолима.

 

Бывал облавами гоним,

В капканы ловлен, ядом травлен;

Но не расправились мы с ним,

Равно судьбе он предоставлен.

 

Как будто высший суд и толк

Хранит его и под прицелом.

Жестокость, внутренний наш волк,

Равно соперничает с серым.

 

- Действительно, пропустили – через себя, - только и сказал в ответ Асинкрит. А потом, возвращаясь из командировки, долго думал об этом чуде России – ее поэтах, музейщиках, краеведах, библиотекарях. Тем, кому будто специально платят грошовые зарплаты, кто издает свои книги тиражами в сто и двести экземпляров, кто тратит свои отпуска, чтобы успеть пройти по уходящим деревням и расспросить их последних обитателей о прошлом житье-бытье. Лена в Некоузе, Татьяна Ивановна и Галина в Брейтово, Мария Васильевна в Кашине, Татьяна в Угличе, Валера в Андреаполе...

Три тысячи жителей – село, поселок – не поймешь. Библиотека, более похожая на обычный, не очень богатый дом. И вдруг – Сидорин до сих пор хранит это ощущение от встречи с чудом – спектакль из жизни девятнадцатого века. Режиссер – методист библиотеки Олечка, главного героя играет местный прокурор... Потом все они сидели за дружеским столом. Прокурор оказался компанейским человеком. Там же Сидорин познакомился с Борисом Орловым, поэтом, живущим в Кронштадте. Вначале он показался Асинкриту немного высокомерным. А потом, когда спели «Одинокую гармонь» и «То не ветер ветку клонит» вдруг попросил разрешения прочитать свои стихи:

 

Устал шагать. Сносились сапоги.

В крестьянском доме водкою согреюсь.

Деревни вдоль дороги – узелки,

Что Бог вязал, на память не надеясь.

Деревня – пять коров на семь дворов,

А веники в сенях древнее лавров.

Железные останки тракторов

Блестят, как будто кости динозавров.

Меж осенью и летом журавли

Клин вбили, приближая время спячки.

И жадно тянут воду из земли

Стволы деревьев, словно водокачки.

Россия – в свалку превращенный храм,

Иду и плачу – топь на месте луга.

Давно церковным звоном по утрам

Селенья не приветствуют друг друга.

 

Вот тебе и высокомерный. Настоящий русский человек. И поэт – настоящий.

А Сергей, как же он забыл Сергея? Кацкарь. Еще одна встреча с чудом: Асинкрит вначале не поверил, что попал в русскую деревню конца двадцатого века. Кругом чистота, порядок, вечером из каждого двора доносилось мычание. Нет, сказали ему, не немцы или голландцы живут здесь, а русские люди, только кацкари. Когда-то, еще в девятом веке, переселились они сюда, на берега реки Кадки из Черниговского княжества, да так и прижились, смешавшись с местными финно-угорскими племенами. И вот ведь как бывает: до наших дней сохранили и обычаи свои, и поговорки. А диалект у кацкарей – век бы слушал. Говор словно округлое облачко, обтекаем, мягок. Если все остальные русские на «ё» ударение делают, у кацкарей эта буква безударна. А слова-то какие – будто в древнюю Русь вернулся. Володать – владеть, вывалка – снегопад, вытоить – с трудом родить крупного ребенка, глумяной – очень старый, древний, голубина – оконное стекло, говённой – плохой, дайчи – недавно... И это мы только до пятой буквы алфавита дошли! От слов забела – сметано, клен – проклятье, навилошной – пасмурный, оголчить – окликнуть, покон – род, племя, Сидорин пришел в совершеннейший восторг. Так он познакомился с Сергеем, директором музея кацкого народа, который и был им создан. Сергей же выпускал единственную в мире краеведческую газету – «Кацкая летопись». Записывал старые слова, песни, частушки, предания об Уже-Палучато, Дворовом-хозяине и Белой Корове, встреча с которой сулит богатство и счастье, Белой Кобылице, которую, наоборот, лучше не встречать – заболеешь.

Когда-то у Сергея была хорошая работа в городе – главным редактором в районке работал, а потом взял – да и вернулся домой.

- А что же здесь такого, - говорит, - я же покону кацкого. Где родился там и пригодился.

Слушать его – одно удовольствие. Иной раз не поймешь, то ли серьезно он с тобой разговаривает, то ли шутит. С Сергеем Сидорин вроде бы познакомился совершенно случайно. Но ведь не бывает на свете ничего случайного. И, значит, зачем-то нужно было ему, Асинкриту, выбраться на берега Кадки. Вроде речка как речка. Впадает в Корожечну, та – в Волгу. А Сергей, словно зачарованный, повторяет:

- Кадка живая.

Названия кацких деревень и сел, директор музея повторял, как музыку:

- Мартыново, Хороброво, Галицино, Ордино, Балакирево...

Вначале он держал Сидорина на расстоянии. Был любезен, улыбчив, охотно все объяснял, но... Так вежливый хозяин охотно показывает гостю свой дом, не открывая все же дверцы в самую заветную комнату.

Время от времени в деревню, куда попал Асинкрит, подъезжали экскурсионные автобусы. Через час школьники из Ярославля, Москвы или Дубны становились специалистами в области кацкого быта. По крайней мере, на заключительной викторине, которую проводил директор музея, каждый вопрос сопровождался лесом рук.

- Так, молодцы. Следующий вопрос: какое дерево по нашим кацкарским обычаям нельзя выкапывать и пересаживать? Вот где растет оно, там пусть и растет.

- Береза!

- Неправильно. Вот ты еще не отвечал.

- Дуб!

- Неплохо. Но неверно.

- Осина!

- О, начитанный мальчик. Неправильно.

- Рябина!

- Умница. Настоящий кацкарь! Получи купончик...

Сидорин уже успел узнать, что Сергею – немногим за тридцать, что он холост, живет с мамой, раньше немного преподавал в школе. Умудряется проводить в родном Мартынове научные конференции, на которые приезжают потомственные кацкари со всей страны. Работает в архивах, водит экскурсии.

И все равно Сергей оставался для Асинкрита загадкой. Чтобы раскрылся Александр Иванович, достаточно было двухчасового общения, Алексей из Белого, кажется, и вовсе человек без кожи – весь, как на ладони, хотя кому-то кажется бирюком. А тут... Сидорин не мог объяснить себе, зачем ему нужен искренний, откровенный разговор? Может, Кадка – это разгадка и его, Асинкрита судьбы? Ведь почему-то их, с местным охотоведом, машина сломалась именно здесь.

И пока очередные экскурсанты с аппетитом уплетали запеченную в русской печке «картошку по-кацки», Сидорин «пытал» Сергея.

- А больница в ваших местах есть?

- В Рождественно. Старая. Прошлого века. А если что серьезное – в Мышкин ездим.

- В Рождественно всех врачей знаете?

- Как не знать? Как будто их у нас много.

- Простите, еще спрошу: мы с вами... могли раньше встречаться?

- Лицо мое знакомо? – засмеялся Сергей. – Вряд ли.

Странно. Все время Сидорин ждал момента, когда, как выразился дядя, пленка щелкнет и начнет вращаться в обратную сторону. Почти внеплановая поездка, машина, остановившаяся там, где останавливаться не должна, вышедший из старого дома высокий молодой человек: «Я могу вам помочь?»

- Послушайте, Сергей, меня очень заинтересовали... кацкари. Вы не будете против, если я заночую в вашем селе?

- Не буду. Раньше, наверное, и не слышали про кацкарей?

- Конечно.

- А выше нас, по Сити сицкари живут. Тоже народ интересный.

- Вот видите, сколько я еще не знаю. Гостиница у вас есть?

- Зачем гостиница? У меня дома переночуем... Кстати, еще не поздно, не хотели бы на Иванову гору подняться? Оттуда Кадка – на ладони, - впервые за все время знакомства в глазах Сергея вспыхнул теплый огонек. – Сейчас и пойдем.

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.012 сек.)