|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Глава 8. – Сегодня, – возвестил король, стоя за высоким столом, – я должен объявить радостную новость
– Сегодня, – возвестил король, стоя за высоким столом, – я должен объявить радостную новость. Вы все знакомы с сэром Оуэном Мередитом. Он с самого детства служил дому Тюдоров, и служил верно. Королева шотландская потребовала от меня одолжения. Попросила, чтобы в честь ее свадьбы я вознаградил нашего верного слугу, и я с радостью согласился. Поэтому и отдаю руку своей подопечной, леди Розамунды Болтон из Фрайарсгейта, сэру Оуэну Мередиту и разрешаю следовать до дома вместе со свадебным поездом моей дочери. Пусть их совместная жизнь будет счастливой и богатой детьми. Он поднял кубок, приветствуя пару, сидевшую за раскладным столом чуть пониже коронованных особ. Весь зал встал, словно по команде. Собравшиеся поднимали чаши и кричали в один голос: – Долгой жизни и много детей! Розамунда, залившись краской, сжала руку Оуэна. – Боюсь, Хэл проиграл пари, – пробурчал Ричард Невилл, сидевший на дальнем конце стола. – Но и ты его не выиграл, – тихо заметил Оуэн Мередит, услышавший замечание Невилла. – Мастер Брендон, вы принесете все ставки графине Ричмонд и скажете, что это пожертвование от друзей принца Генри в пользу бедных. И на будущее постарайтесь вести себя поосторожнее в подобных играх. – Все будет сделано так, как вы велели, сэр Оуэн, – заверил Чарлз, почтительно наклонив голову. Но Ричард Невилл, очевидно оскорбившись, не желал успокаиваться. – Это вам следует быть поосторожнее, Мередит! – прорычал он. – В тех местах, куда вы отправляетесь, моя семья имеет неограниченную власть! – Вы вели себя бесчестно, сэр. Будьте благодарны, что я ни словом не обмолвлюсь об этом вашему отцу, который, можете не сомневаться, немедленно отправил бы вас домой, – резко ответил сэр Оуэн. – И только потому, что я не желаю чернить доброе имя Розамунды, воздержусь от того, чтобы задать трепку, которая вам настоятельно необходима. И не смейте мне угрожать. Лучше объясните, как у вас хватило духу подбивать будущего короля Англии на столь низкие поступки? Ричард Невилл открыл было рот; Но Брендон яростно прошипел: – Помолчи! Тому, что мы пытались сделать, нет прощения, и я знал это, когда согласился судить пари. Сейчас мы получили то, что заслужили! А вы, сэр Оуэн, покорнейше прошу, уж извините нас. – Ваши извинения приняты, мастер Брендон, – спокойно кивнул Мередит. – Что тут происходит? – встревожилась Розамунда. – Ничего особенного, любимая, – заверил Оуэн. – Сэр, если вы намерены обращаться со мной, как с безмозглым и хилым цветочком, боюсь, мы вряд ли поладим. Так из‑за чего эта ссора? – допытывалась Розамунда. – Мы держали пари, сможет ли принц Хэл совратить вас или нет! – злорадно выпалил Ричард Невилл. – Вы такая невинная маленькая простушка, леди, что ему бы это не составило труда. К общему удивлению, Розамунда громко рассмеялась: – А вы, сэр, просто дурак, если посчитали, что одного лишь обаяния принца Генри достаточно, чтобы похитить мою добродетель! Сельские девушки умны по‑своему! Мы, конечно, не отличаемся знанием света, но обольщение есть обольщение, кто бы его ни затеял, принц или пастух! Хотя, должна согласиться, что речи принца куда более цветисты. – Она снова рассмеялась и, словно вспомнив что‑то, добавила: – Кстати, когда ваш отец будет гадать, почему я больше не посылаю своего жеребца к его кобылам, передайте ему наш разговор. Я знаю, что он надеялся вырастить добрых боевых коней от моего Отважного. Какая жалость! И, улыбнувшись нареченному, девушка во всеуслышание попросила: – Пожалуйста, уведите меня из зала, сэр. Я нахожу, что здесь очень плохо пахнет! Оуэн без единого слова поднялся и проводил ее к выходу, улыбаясь и кивая на доносившиеся со всех сторон поздравления. Только оказавшись за дверями, он повернулся к Розамунде и с усмешкой заметил: – Я и забыл, какой сообразительной и свирепой ты можешь иногда быть, любимая. – Разумеется, я казалась тихой серой мышкой все эти месяцы, что провела при дворе, – согласилась она, – потому что в таком окружении просто не была в себе уверена. Но теперь, когда я собираюсь вернуться, снова могу стать собой! Надеюсь, я вам нравлюсь такой, какая есть, сэр, ибо вы в любом случае ничего не сумеете поделать. Оуэн остановился и сжал ее лицо ладонями. – Ты пришлась мне по душе с самой первой встречи, Розамунда Болтон. Я лишь не ожидал, что когда‑нибудь стану тебе кем‑то большим, чем другом. Взгляды их скрестились, и Розамунда очень тихо прошептала: – Но теперь.., теперь мы будем едины… – Завтра мы подпишем бумаги, – вторил он. – И я очень этому рада, – храбро сообщила она. Ее сердце снова забилось, и во рту пересохло. – Вы флиртуете со мной, мадам? – осведомился он и, не в силах совладать с собой, припал к ее полным спелым губкам. У Розамунды перехватило дыхание, но она все же смогла кокетливо ответить: – Ах, сэр, разве это не очевидно? Только, боюсь, у меня это плохо получается. – Наоборот, – простонал он, – слишком хорошо. Он стал целовать ее, сначала нежно, потом все с большим пылом. Даже такая невинность, как Розамунда, поняла это и, обняв его за шею, ответила на поцелуй. Губы, вначале неподатливые, становились все мягче и отзывчивее. Ее страсть пробудилась, чтобы поглотить их обоих. Ощутив твердость его тела, все теснее прижимавшегося к ней, она вздохнула. Именно этот восхитительный легкий звук вернул его к действительности. Он слабел с каждой минутой, чувствуя прикосновение ее упругих грудок, но они стояли в коридоре, где их в любую минуту могли застать. Вряд ли он выдержит шуточки и уколы своих приятелей, а они наверняка не упустят такой возможности. Надежный, спокойный Оуэн Мередит очарован девчонкой. Но по крайней мере он понял одно: та, кто станет его женой, полна света и тепла и не боится плотских наслаждений. – Любимая, – пробормотал он в копну ее рыжеватых волос, – нам нужно уходить. Я должен вернуть тебя в покои принцессы. Утром я провожу тебя к мессе, а потом принесут необходимые бумаги. – Но мне нравится целоваться с тобой. Нравится, когда ты меня ласкаешь, – честно призналась она. Он взял ее руку, поцеловал и повел Розамунду за собой. – Любимая, я крайне поражен тем, что мне дали тебя в жены, и молюсь, чтобы это не оказалось сном. Держа тебя в объятиях, я сознаю, что мои желания начинают просыпаться с такой силой, о которой я не подозревал. Признаюсь, что в моей постели перебывало немало женщин и я могу отличить простую похоть от более глубоких чувств. Я не хочу делиться ими ни с кем, кроме тебя, Розамунда. Ты понимаешь, о чем я говорю? – И да и нет, – призналась она. – Но в таких делах я полагаюсь на тебя, Оуэн Мередит, ибо ты мудрее меня. Означает Ли это, что мы и поцеловаться до свадьбы не сможем? Оуэн тихо рассмеялся: – Вряд ли я смогу вытерпеть так долго, любимая. Обещаю, что найду для нас укромные местечки, где мы сможем быть одни. Ну а пока веди себя примерно. Они добрались до покоев принцессы, где спала Розамунда. Оуэн поцеловал ей руку и быстро ушел. Розамунда, переступив порог, оказалась лицом к лицу с улыбавшейся Мейбл, которая поцеловала ее и всхлипнула. – Ах‑х, дитя, как я счастлива, что тебе нашли хорошего человека! Ты рада, крошка? Сэр Оуэн так похож на сэра Хью, только моложе. А ты повзрослела, и скоро моя госпожа сама будет матерью! – Да, мне давно пора вырасти, стать настоящей женой. Я не против брака с сэром Оуэном. Он добр и, Мейбл, кажется, неравнодушен ко мне. – Нужно помолиться нашей доброй Богородице за то, что ты сумела это понять. Да, девочка, ты ему небезразлична. Я бы даже посмела заметить, что он влюблен в тебя, хотя, возможно, сам этого еще не сознает. Ты должна тоже полюбить его, детка, и не просто телом, а всем своим сердцем. Из всех моих знакомых девушек тебе одной так повезло. – И все же выбор остался не за мной! – рассмеялась Розамунда. – Но я счастлива! Это Мег постаралась ради меня. Я у нее в большом долгу, ибо, не предложи она сэра Оуэна, кто знает, кому бы захотели оказать эту честь! – Что же, кто бы ни был причиной столь удачного поворота событий, я ему благодарна. И мы едем домой. Я снова буду со своим Эдмундом. Вряд ли мне когда‑нибудь захочется снова путешествовать, детка. Приключений последних месяцев хватит, пожалуй, на всю жизнь! Утром, после мессы, сэра Мередита и Розамунду призвали к королю. Там уже находились графиня Ричмонд, принцесса Маргарет, принц Генри и капеллан его величества. На столе лежали пергамента, которые предстояло подписать жениху и невесте, – Вы согласны, леди? – спросил священник. – Да, преподобный отец, – улыбнулась Розамунда. – А вы, сэр Оуэн, тоже согласны взять эту леди в жены? – Согласен, – кивнул сэр Оуэн, стараясь согнать с лица улыбку. Что ни говори, а событие достаточно серьезное. Певучий валлийский акцент, которым когда‑то, так давно, отличался его голос, сейчас снова прорвался. Король переглянулся с матерью, и оба едва заметно улыбнулись. Редко приходится наблюдать столь неподдельную радость, тем более что королевские приказы обычно встречались с волнением или страхом. Присутствующие поставили свои подписи, как свидетели помолвки между Розамундой Болтон и Оуэном Мередитом, после чего пергамента были посыпаны песком и свернуты Одну копию вручили рыцарю. Вторая должна была храниться капелланом в королевских архивах. Священник велел обрученным встать на колени и благословил их, завершив тем самым официальную церемонию Теперь оставалось лишь дождаться венчания. – Когда‑нибудь, – заявил принц Генри, – вы покажете этот документ своим детям и объясните, что свидетелями вашего обручения были король и королева. – Ты пока еще не король, – сухо заметил его отец и обратился к Оуэну: – Мне будет недоставать тебя, мой верный рыцарь, но ты достоин этой красавицы и собственного дома. Как по‑вашему, леди Розамунда, одобрил бы сэр Хью Кэбот мой выбор? – Да, ваше величество. Одобрил бы от всего сердца, и я благодарю вас за доброту. В вашем доме я не видела ничего, кроме тепла и ласки, сначала от вашей милостивой королевы, пусть Господь уготовит ей место в раю, а потом от ваших дочери и матушки, И наконец, от вас, сир. Розамунда встала перед королем на колени и благоговейно поцеловала ему руку. – Спасибо, сир. Я готова служить вам до последнего дыхания. Король поднял девушку и, глядя на нее, сказал: – Да. По твоему прелестному личику я вижу, что ты искренна, Розамунда Болтон из Фрайарсгейта. Господь благословит тебя, дитя мое, и твоего доброго мужа, сэра Оуэна. – Пойдемте, – пригласила Достопочтенная Маргарет, – выпьем за счастливую пару. Она кивнула ожидавшему слуге, который немедленно разнес присутствующим кубки с вином. Все выпили за здоровье Розамунды и Оуэна, после чего жениха с невестой отпустили. – Мне сказали, что мы уезжаем менее чем через неделю, – сообщил Оуэн, когда они вышли в коридор. – Какое сегодня число? – спросила Розамунда. – Странно, что я не помню, но вспомню обязательно, если скажешь. – Двадцать второе июня. – Отъезд назначен на двадцать седьмое. Сначала мы отправимся в Коллиуэстон, который, как говорили, принадлежит матери короля. Он очень велик, Оуэн? Оуэн весело хмыкнул, вполне понимая нежелание Розамунды оказаться в очередной королевский резиденции. – Видишь ли, любимая, – начал он, – когда‑то это было простое поместье, совсем как Фрайарсгейт, но с тех пор дом несколько раз перестраивался. К нему было добавлено большое помещение для гостей не далее как этой весной. Кроме того, Коллиуэстон окружен обширным парком, где любит охотиться король, когда навещает мать. Мы пробудем там не так долго, прежде чем настанет время продолжать путь, В назначенный день они покинули Ричмонд и пятого июля прибыли в Коллиуэстон, расположенный всего в нескольких милях от Стамфорда. Там они провели три дня, в продолжение которых их развлекала капелла графини вместе с хорами из Кембриджа и Вестминстера. Устраивались состязания лучников, танцы и охота. Однако Розамунда куда больше интересовалась архитектурой дома, особенно пятью окнами‑фонарями, специально сделанными к их приезду. Они были украшены витражами, первыми, которые увидела Розамунда вне церковных стен. Пока придворные гонялись за оленями в парке, Розамунда расспрашивала дворецкого о секретах ведения хозяйства, поскольку искренне восхищалась способностями графини Ричмонд управлять слугами. Дворецкий, польщенный тем, что кто‑то из придворных, пусть даже столь незначительных, как эта девушка, интересуется его скромными заслугами, ничего не скрывал от Розамунды. Восьмого июля принцесса Маргарет распрощалась с отцом, бабушкой и их окружением и перешла под покровительство и защиту графа Суррея, старого воина, хорошо известного жестокими подавлениями приграничных мятежей. На графиню Суррей возлагались обязанности опекунши и наставницы молодой королевы. Нынешний посол Шотландии епископ Море тоже сопровождал свадебный поезд, а герольду Сомерсета, Джону Йонгу, было приказано вести хроники всего путешествия для истории. Граф Суррей ехал во главе отряда вооруженных воинов. За ним в строгом порядке следовали лорды, рыцари, оруженосцы и пешие иомены. Сэр Дейви Оуэн, выбранный знаменосцем королевы, вез штандарт Мег перед своей молодой госпожой. Сама Маргарита Тюдор в великолепном платье, усыпанном драгоценностями, сидела на снежно‑белой кобыле. Далее следовал ее шталмейстер с запасной лошадью. По этикету Мег полагалось каждый день менять наряды, а на случай, если она устанет, наготове были носилки, прикрепленные к двум сильным коням. Позади ехали ее дамы и их оруженосцы, все на прекрасных конях. Женщины постарше сидели в рессорных экипажах, влекомых шестерками породистых гнедых лошадей. Розамунда постоянно находилась среди женщин рангом пониже. Сэр Оуэн Мередит, разумеется, ехал с остальными рыцарями, в авангарде процессии. Розамунде было очень одиноко, тем более что она не знала почти никого из тех женщин, которые сопровождали Мег. Некоторые, разумеется, служили при дворе, но остальным просто захотелось поучаствовать в столь важном событии, и еще больше дам присоединилось к свадебному поезду по дороге. Поболтать с кем‑то в таких условиях было почти невозможно. В каком‑то смысле они стали развлечением для зевак. В каждом городе и деревне, к которым они приближались, трубачи, барабанщики и менестрели, шествующие впереди, с песнями и музыкой объявляли о прибытии молодой шотландской королевы. Все были одеты в лучшие наряды, с гербами своих домов на рукавах. Иногда Маргарет надевала свой алый бархатный наряд, отделанный черным пампильоном, мехом, напоминавшим персидского барашка, один из последних подарков матери. Белоснежная кобылка была украшена попоной из золотой парчи с алыми розами Ланкастеров. Но в другие города Маргарет въезжала на носилках, устланных золотой парчой, расшитой драгоценными камнями. По всему пути, который должен был занять тридцать три дня, люди высыпали из домов, чтобы увидеть и приветствовать принцессу. Местные лорды и леди охотно присоединялись к свадебному поезду. Кое‑кто собирался ехать до самой Шотландии, некоторые хотели просто проводить Маргариту Тюдор. Процессия миновала Нортгемптон, проехала Понтефракт и Тадкастер. Вдоль дорог стояли ликующие толпы, выкрикивая добрые пожелания Маргарите Тюдор. К свадебному поезду подъехал граф Нортумберленд, знаменитый Гарри Перси, в поразительном по своему великолепию костюме из алого бархата с расшитыми драгоценными камнями рукавами. На черных бархатных сапогах блестели золотые шпоры. С этого времени процессия начала увеличиваться не по дням, а по часам, ибо многие знатные люди были не прочь выразить почтение принцессе. Когда они приблизились к Йорку, вперед был выслан гонец, дабы предупредить лорд‑мэра, что ввиду огромного количества народа процессия просто не пройдет через городские ворота, после чего лорд‑мэр приказал снести часть древней городской стены. Колокола радостно звонили, и фанфары пели славу принцессе, когда Маргарита въехала в город через широкий пролом, сделанный специально для нее. Из каждого окна высовывались люди, которым не терпелось стать свидетелями поразительного зрелища. Два часа ушло на то, чтобы добраться до Йоркского кафедрального собора, где уже ожидал архиепископ: слишком много скопилось народа на улицах. Следующее утро пришлось на воскресенье. Маргарет посетила мессу, одетая в платье из золотой парчи, с воротником, расшитым драгоценными камнями. Розамунде наконец удалось встретиться с женихом и Мейбл, что в последнее время случалось крайне редко. Они стояли плечом к плечу в своих лучших нарядах в заполненном до отказа соборе, а после мессы незаметно ускользнули, чтобы съесть у реки скромный обед, состоящий из хлеба с сыром. – Даже в самых безумных мечтах я не представляла, что нам придется пережить. Но путешествие, хоть и интересное, все же на редкость утомительно. Как только Мег это выносит! Я хотела бы поговорить с ней. Но графиня Суррей считает, что я недостойна быть компаньонкой шотландской королевы. Надеюсь, у меня будет возможность с ней попрощаться, – заметила Розамунда. – Мы оставим процессию в Ньюкасле, – пообещал Оуэн. – Радуйся, что нам не придется сопровождать невесту до самой Шотландии! Если считаешь, что процессия слишком велика, погоди, пока она не пересечет границу и к ней начнут присоединяться шотландцы! – Он весело хмыкнул. – Интересно было бы поехать до самого конца и посмотреть, как все они будут пресмыкаться перед королевой ради должностей и положения при ее дворе. – А по мне, – хмуро заметила Мейбл, – чем раньше мы окажемся дома, тем лучше. Все служанки спят в стогах сена, амбарах, хлевах, словом, где только могут найти пристанище. – Как рыцари и иомены, – поддержал Оуэн. – Если бы не вмешательство Мег, эта надменная графиня Суррей тоже выгнала бы меня на улицу, хотя в последнее время я в основном сплю на полу в тех замках, которые мы посещаем. Даже монастырский соломенный тюфяк и то удобнее. – Значит, вы согласны, – подшутил Оуэн, – что все мы будем счастливы, вновь оказавшись дома? – Да! – смеясь, выкрикнули они хором. Мейбл, кряхтя, поднялась. – Мне нужно немного размять старые кости. Позовите, когда соберетесь вернуться в эту неразбериху. Она медленно отошла. – Мейбл просто хотела оставить нас наедине, – шепнул Оуэн. – Знаю, – улыбнулась Розамунда. – Ты в самом деле считаешь Фрайарсгейт домом? – Да, как ни странно, – вздохнул он и, взяв ее за руку, поднес к губам и стал целовать пальчики. – Мне он сразу же понравился, впрочем, как и его госпожа. – А теперь вы флиртуете со мной, сэр, – с улыбкой заметила она, – но это мне по душе, Оуэн. – Я всего лишь немногим опытнее тебя в делах сердечных, Розамунда, – признался он. – Ты знаешь, я никогда не думал, что у меня будет жена, которую я мог бы лелеять и любить и которая подарила бы мне детей.. Как я уже сказал, дамы у меня бывали, но на этот раз все по‑другому. Раньше меня не интересовало, как женщины относятся ко мне, но сейчас это для меня главное. Он взволнованно рассмеялся. – Розамунда, боюсь, там, где речь идет о тебе, мои чувства слишком очевидны. В твоем присутствии я не только робею, но даже немного пугаюсь. – Но почему? – воскликнула она, протягивая руку словно в попытке утешить его. – Ты стала для меня драгоценным даром, Розамунда. Я хочу, чтобы ты была счастлива, но откуда мне знать, как сделать женщину, жену счастливой?! – Оуэн, – заверила она, тронутая уязвимостью этого сильного человека, – я счастлива, клянусь! Мой брак на этот раз будет настоящим. Джон Болтон и я были детьми. Мой дорогой Хью был скорее дедушкой, чем супругом, а я – совсем еще девочкой. Теперь я не слишком юна, а ты не слишком стар. Мы друзья, и нам хорошо вместе. Достопочтенная Маргарет сказала, что дружба очень важна между мужем и женой. Я ей верю и думаю, что нам повезло больше, чем многим. – Но, любимая, брак – это нечто большее, чем просто дружба, – мягко пояснил он. – Мне рассказывали, что существует еще и страсть, – ответила Розамунда. – Как прекрасно, что я смогу испытать эту сторону моей натуры со своим лучшим другом! Ты поведешь, а я последую. Может, мы и научимся любить друг друга, а если нет – по крайней мере уважать. Сэр Оуэн потрясенно покачал головой. – Ты рассуждаешь, как лондонский адвокат, – мягко поддразнил он. – Ты молода и неопытна, но, кровь Христова, до чего же мудра! Он сжал ее голову ладонями и поцеловал. – М‑м‑м… – одобрительно пробормотала Розамунда. – Мне приятны твои поцелуи, Оуэн Мередит. Они восхитительны. Совсем не как у принца Генри, чьи поцелуи, кажется, требуют большего, чем может дать девушка. Она потянулась к нему и стала горячо целовать. Прошло несколько головокружительных мгновений, прежде чем сэр Оуэн отстранился. – Я хочу, чтобы нас обвенчали, как только мы вернемся во Фрайарсгейт. Мне не терпится любить тебя, моя нареченная жена. – Но зачем ждать? – удивилась она. – Мы официально обручены и по закону можем насладиться друг другом, не так ли? – Наше первое слияние не должно быть Поспешным, любимая, – и в этом ты должна положиться на меня. Когда мы наконец соединимся, это произойдет в нашей спальне, а не на речном берегу, где всякий грязный крестьянин может на нас наткнуться. Первый раз должен быть идеален для тебя, Розамунда, ибо для меня это станет настоящим раем, моя прелестная невеста. Кровь Христова! Как может этот человек всего несколькими простыми словами заставить колотиться ее сердце! Розамунда задыхалась, голова кружилась от неуловимого удовольствия, сути которого она не понимала, но была готова наслаждаться. – Оуэн Мередит, – рассмеялась она, – по‑моему, ты уже любишь меня на свой лад, и я нахожу это восхитительным. Как всякая идиллия, эта тоже имела конец. Мейбл возвратилась с прогулки, и они отправились назад. Семнадцатого июля Маргарита Тюдор покинула Йорк и направилась к городу Дарем, куда как раз был назначен новый епископ. Он развлекал королеву три дня, дал роскошный пир, на который был приглашен весь город, и его дом был наполнен до отказа прибывшими гостями, каждый из которых стремился себя показать и на других посмотреть. Далее их ожидал Ньюкасл, где молодая королева торжественно вошла в город. У ворот ее приветствовал хор ребятишек с трогательными личиками, певших приветственные песнопения в ее честь. На пристани реки Тайн горожане карабкались по снастям пришвартованных судов, чтобы наблюдать поразительно яркое зрелище. Эту ночь королева провела в августинском монастыре. Туда и пришла Розамунда, чтобы попрощаться с подругой. Когда чопорная и сухая графиня Суррей попыталась помешать Розамунде войти в комнаты королевы, Тилли, верная камеристка Маргарет, бывшая с ней с самого ее рождения, дерзко заявила: – Это леди Розамунда Болтон, госпожа Фрайарсгейта, любимая компаньонка ее величества. Она в фаворе не только у королевы Шотландии, но и у графини Ричмонд, не говоря уже о том, что ее привечала наша дорогая королева, упокой Господи ее душу. Завтра эта леди оставляет процессию, чтобы вернуться домой со своим нареченным женихом, сэром Оуэном Мередитом. Моя госпожа наверняка захочет увидеть ее перед разлукой, ваша милость. Камеристка постаралась подчеркнуть последние слова. – О, так и быть, – сдалась графиня. – Но не задерживайте ее величество, леди Розамунда. – Благодарю за доброту, мадам, – язвительно пропела девушка, приседая. – Что же, у нее хотя бы есть манеры, – фыркнула графиня, когда Розамунда исчезла за дверью. Тилли мудро проглотила смешок. – Мег! – О, Розамунда! – воскликнула Мег. – Я боялась, что старая драконша не допустит тебя ко мне и мы так и не увидимся. – Скажи спасибо Тилли! Она куда свирепее, чем графиня Суррей, – засмеялась Розамунда. – Ты выглядишь усталой, Мег, – заметила она, беря подругу за руку. Они уселись. – Я на ногах не держусь, – призналась королева, – но не имею права это показать. Подумать только, какую шумиху подняли из‑за этого брака! Все так и рвутся угодить моему отцу и из кожи лезут, чтобы меня развлечь. Джон Йонг старательно записывает в хронику каждый мой шаг и каждое событие. Я видела его труды. Представляешь, он описал все детали гардероба графа Нортумберленда, который, разумеется, великолепен. Не знаю, действительно ли Гарри Перси желает оказать мне честь или просто решил похвастаться своими нарядами. Мег удивленно покачала головой. – Кажется, я начинаю приобретать истинно королевские черты характера. Подозрительность. Подумать только! Жаль! Кстати, когда ты покидаешь нас? – Завтра. Чтобы добраться до Фрайарсгейта, нам нужно два‑три дня. – Значит, ты пропустишь роскошный банкет Перси, который тот дает в День святого Иакова. Ожидаются игры, турнир, танцы и много всякой еды. Потом мы переберемся в замок Олнуик, чтобы я смогла немного отдохнуть, прежде чем перейти границу в Берике. Лорд Дейкр, представитель моего отца, и его жена вместе с другими лордами и леди встретят нас. Они считают, что в Шотландию со мной должно войти не менее двух тысяч человек. Я почти завидую твоему спокойному путешествию по дорогам страны. – Жаль, что ты не увидишь Фрайарсгейт! – восторженно выпалила Розамунда. – Холмы еще совсем зеленые, а озеро в нашей долине голубое‑голубое. Вокруг царят мир и покой, а люди так добры! – Когда ты обвенчаешься с Оуэном? – спросила Мег, лукаво прищурив глаза. – Бабушка говорит, он ужасно удивился, узнав, что станет твоим мужем. Мне кажется, он любит тебя. Знаешь, Розамунда, я молю Бога о том, чтобы Яков Стюарт тоже меня полюбил. Вряд ли подобные эмоции уместны в такого рода браке, как мой, но я очень этого хочу. – Я буду молиться за тебя, Мег, – пообещала Розамунда. – Что же до твоего вопроса, то Оуэн хочет, чтобы мы поженились, как только вернемся домой, но сначала я должна уведомить дядю Генри о моей свадьбе. Он, разумеется, не сможет мне воспрепятствовать, но если его не пригласить, начнет на всю округу вопить, как несправедливо его оскорбили. Не позволю, чтобы моего мужа чернили злые языки. – Когда‑нибудь ты его полюбишь, – предсказала Мег. – Надеюсь, но если и нет, он по крайней мере мне не противен. И очень добр. Но теперь я должна попрощаться с тобой, Мег, прежде чем сюда ворвется графиня Суррей и изгонит меня. Поверь, у меня нет слов, чтобы достойно отблагодарить тебя за все. Не знаю, что бы я без тебя делала. Без тебя и принцессы Арагонской, но в основном без тебя. – Ты виделась с Кейт перед отъездом? – Да. И подарила ей остаток денег, что лежат на мое имя у лондонского менялы. Я почти ничего не потратила, а ей, подозреваю, деньги крайне понадобятся, но только никому об этом не говори. – Тут ты права, она останется без гроша, если ее отец не выплатит остальной части приданого, – согласилась Мег. – Ты так великодушна! Но я сохраню секрет. – Боюсь, наши вольные деньки окончены, ваше высочество, – вздохнула Розамунда, поднимаясь и приседая перед молодой королевой. – Желаю, чтобы ваше замужество было счастливым и плодовитым. Маргарет Тюдор гордо выпрямилась, принимая скромные знаки почтения. – Вам, леди Розамунда, я желаю того же самого и благополучного возвращения домой. – Спасибо, ваше высочество. Розамунда снова присела и медленно попятилась к двери, остановившись у самого порога, чтобы в последний раз помахать подруге. Маргарет храбро улыбалась. Тилли вывела Розамунду из покоев королевы. – Спасибо тебе, Тилли, – поблагодарила девушка, сунув ей в руку серебряную монету. Камеристка поблагодарила и не глядя сунула деньги в карман. – Благослови вас Господь, леди. Вам выбрали хорошего человека. Позаботьтесь о нем и слушайтесь наставлений Мейбл. Розамунда кивнула и отправилась на поиски служанки и жениха. Завтра они начнут последний этап долгого путешествия во Фрайарсгейт. Они покинули Ньюкасл с первыми лучами летнего солнышка. Оуэн расспросил монахов и узнал, что у их ордена имеется небольшой монастырь близ Уоллтауна, куда можно успеть добраться к вечеру, если не задерживаться в пути. Они выбрали дорогу, идущую параллельно Стене пиктов, которая, как объяснил Оуэн, была выстроена солдатами Римской империи и предназначалась для того, чтобы помешать диким северным племенам проникать на юг, в более цивилизованные земли. Несколько часов спустя путешественники остановились немного передохнуть и напоить лошадей и увидели каменную башню, встроенную в стену. Розамунда и Оуэн поднялись по ступенькам и были вознаграждены великолепным видом на окружающую местность. Вокруг простирался сельский пейзаж, где на склонах холмов паслись коровы и овцы. На закате они и в самом деле подъехали к монастырю, расположенному на восточной стороне Уоллтауна. Оуэн постучал в большие деревянные ворота, и почти сразу же в них приоткрылось маленькое, забранное решеткой оконце. – Что вам нужно? – Я сэр Оуэн Мередит. Со мной моя нареченная леди Розамунда Болтон из Фрайарсгейта и ее служанка. Мы прибыли из Ньюкасла, куда приехали вместе со свадебной процессией королевы Шотландии. Монахи в тамошнем монастыре сказали, что здесь мы найдем убежище на ночь. Окошечко со стуком затворилось, и через несколько долгих минут ворота распахнулись. Перед ними стоял молодой монах. – Добро пожаловать, сэр Оуэн, – приветствовал он и повел их во двор, где они и спешились. – Здесь, вблизи Шотландии, излишняя осторожность не помешает. Даже сан нас не спасет в случае набега. Прошу вас идти за мной. Я представлю вас аббату. Они последовали за монахом в приемную аббата. Сэр Оуэн снова объяснил, кто они и откуда. Аббат показал им на стулья, расставленные по всей комнате. – Мы не часто принимаем гостей или слышим новости из суетного мира, – старческим дрожащим голосом пояснил он. – Вы путешествовали с королевой шотландской, нашей принцессой Маргаритой? Когда вы присоединились к ее поезду? – В Ричмонде, – ответил сэр Оуэн. – Я до последнего времени был на службе дома Тюдоров, преподобный отец. Леди Розамунда почти год была компаньонкой юной королевы. Теперь мы возвращаемся во Фрайарсгейт, чтобы начать новую жизнь, после того как церковь благословит наш союз. – Вы, случайно, не родственница Генри Болтону, хозяину Фрайарсгейта? – осведомился аббат. – Генри Болтон – мой дядя, – сухо обронила Розамунда, – но Фрайарсгейт принадлежит мне. Когда я осталась сиротой, дядя объявил себя моим опекуном и выдал замуж за своего сына, но после моего второго брака с сэром Хью Кэботом он вернулся в свой дом, Оттерли‑Корт. По завещанию сэра Кэбота моим опекуном стал сам король. Его величество благословил меня на союз с сэром Оуэном. Мой дядя не имеет ни прав, ни власти во Фрайарсгейте. И уж разумеется, там ничто ему не принадлежит. – Возможно, я ошибся, – медленно выговорил аббат. – Я стар и уже не так ясен умом. – Не думаю, чтобы в этом случае виноват был ваш разум, – усмехнулась Розамунда. – Мой дядя всегда желал того, что принадлежит мне, и, не сомневаюсь, надеется каким‑то образом завладеть Фрайарсгейтом. Старик кивнул: – Так часто бывает с богатыми поместьями, миледи. Но позвольте предложить вам свое гостеприимство. Мы люди простые и небогатые, но сможем удобно устроить вас на ночь. Еще день езды, и вы окажетесь дома. Он пригласил их на ужин в свою трапезную. Ожидая супа из моркови и свеклы, они приятно удивились, когда им подали жареного петуха, начиненного яблоками и хлебными крошками, паровую форель с кресс‑салатом, миску с луковками в масле и молоке, еще теплый хлеб, масло и прекрасный выдержанный сыр. – Это пир в честь святого Иакова, покровителя путешественников, – хитро поблескивая глазами, объяснил аббат, видя их изумление. – А завтра День святой Анны, покровительницы хозяек и незамужних девушек. Похоже, миледи, вы что‑то среднее между первыми и вторыми. Он весело хмыкнул. Молодой монах наполнил оловянные кубки довольно неплохим вином. – Вам следует поддерживать силы здесь, в этой уединенной местности, – одобрительно кивнул сэр Оуэн. – Где вы берете такое превосходное вино? – Присылают из главного монастыря в Ньюкасле. Это часть платы за шерсть, которую мы каждый год стрижем с наших овец, что составляет основной доход нашего монастыря. Шерсть посылают в Нидерланды, где из нее ткут ткань, которую мы потом продаем. – Вам бы стоило самим прясть нитки и поставить ткацкие станки, – посоветовала Розамунда. – Так вы получите куда больший доход. На всех этих пересылках вы теряете немало денег. Почему бы вам этим не заняться? – Мы не знаем, как это делается. Только и умеем, что пасти и стричь овец, – признался аббат. – Если хотите, я попрошу кого‑нибудь приехать и обучить вас этому ремеслу. Уверяю, что вы найдете его куда более прибыльным. – Я должен спросить разрешения у настоятеля главного монастыря, – пояснил старик, – но не вижу, почему бы он должен мне отказать. Спасибо, миледи Розамунда. – Мать короля. Достопочтенная Маргарет, – покровительница многих добрых дел, особенно церковных. Я училась у нее, святой отец. Я не знатная леди и не могу сравняться с ней, но тоже способна кое на что. Думаю, мой добрый муж меня одобрит. Оуэн улыбнулся. Он должен поговорить с Розамундой о необходимости всегда спрашивать разрешения у мужа. Хотя в этом случае он действительно с ней соглашался. – Миледи знает мое мнение в подобных вопросах, – кивнул он, чтобы успокоить престарелого монаха. Они провели ночь в разных помещениях и утром отправились в дорогу. Монахи накормили их сытным завтраком из овсянки, подслащенной медом и яблоками и сдобренной золотистыми сливками. Каша была подана в корках от каравая, и сидевшие за столом запивали ее яблочным сидром. Перед этим путешественники прослушали чудесную мессу: чистые голоса монахов звенели под сводами церкви, нарушая тишину утра. Ощущение покоя не покидало их и в пути, хотя день выдался сереньким и вскоре стал накрапывать дождь. Монахи дали им в дорогу хлеб с сыром и яблоки. Остановившись передохнуть, они поели еще в одной римской башне под шум дождя. Розамунда сразу почувствовала, когда они перебрались из Нортумберленда в Камбрию. На родине холмы совсем другие. И воздух пахнет свежестью и чистотой. С каждой милей ее нетерпение усиливалось, и не важно, что погода сырая и небо затянуто тучами. Она возвращается домой. В свой Фрайарсгейт! Почти год назад, покидая его, Розамунда боялась, что этот день никогда не настанет, но он настал! Сегодня она будет спать в своей постели! И тут они достигли вершины крутого холма, за которым раскинулось ее озеро! Ее дом! В этот момент тучи разошлись, и выглянуло солнце, рассыпая золотые лучи по всей долине. – Мейбл! – вскрикнула Розамунда прерывающимся от счастья голосом. – Благослови нас Господь, мое милое дитя! Бывали минуты, когда я уже не надеялась снова оказаться здесь! – призналась Мейбл, подстегивая своего мерина. – Не желаю ждать и лишней минуты, чтобы увидеть своего Эдмунда! – Как чудесно! – вздохнул Оуэн. – Я уже почти забыл, как это чудесно, любимая. – Это дом, – просто сказала Розамунда, – наш дом, Оуэн. Оуэн взял ее затянутую в перчатку руку и поцеловал. – Давай спускаться, сердце мое, ибо Мейбл наверняка успеет поднять на ноги все поместье к тому времени, когда мы туда доберемся, – засмеялся он и, выпустив ее руку, пустил лошадь в галоп. Розамунда последовала за ним. Предсказание Оуэна сбылось. Когда они оказались у подножия холмов, окружавших Фрайарсгейт, со всех сторон уже сбегались люди, чтобы приветствовать свою госпожу. Путешественники остановили коней перед домом, и Розамунда объявила: – Добрые жители Фрайарсгейта, я вернулась к вам со своим нареченным женихом, которого вы уже знаете. Сэр Оуэн Мередит станет вашим новым хозяином. Ожидаю, что вы, как и я, будете уважать его и повиноваться. Отец Мата благословит наш союз через неделю после того, как мы пошлем гонца в Оттерли, чтобы уведомить моего дядю. Обитатели Фрайарсгейта ответили радостными криками и, столпившись вокруг жениха и невесты, желали долгой жизни и счастья. Войдя в дом, Розамунда, раскрасневшаяся от волнения, обняла Эдмунда. Тот поздравил обрученных. – Генри вряд ли будет доволен, – ехидно улыбнулся он; – Завтра же пошли к нему гонца, – велела Розамунда. Пора покончить с его происками навсегда. На этот раз я стану женой по всем правилам, а не только по имени. И она счастливо рассмеялась.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.034 сек.) |