Глава 18. Летнее путешествие королевского двора напоминало ту давнюю поездку со свадебным поездом, когда Розамунда впервые возвращалась домой после десятимесячной

Летнее путешествие королевского двора напоминало ту давнюю поездку со свадебным поездом, когда Розамунда впервые возвращалась домой после десятимесячной отлучки, чтобы обвенчаться с сэром Оуэном. Но тогда она сопровождала Маргарет Тюдор к мужу, в Шотландию. Ежегодные же вояжи двора были средством развлечения и заодно помогали коротать летние месяцы вдали от миазмов города.

Для тех, кого решил почтить своим присутствием монарх, это предприятие было весьма разорительным. Для слуг же короля, а зачастую и самих придворных это оказывалось настоящим бедствием. Ночлег и приличная еда доставались далеко не всем, и несчастные были вынуждены проводить ночи в хлевах и амбарах и питаться чем придется. И все же те, кто не получил приглашения присоединиться к королевскому кортежу, считали себя в немилости, а отказаться и вовсе было немыслимо. Худшую ошибку трудно было совершить.

Осведомитель лорда Кембриджа оказался прав: процессия направится на север, в средние графства. Том Болтон, превыше всего ценивший комфорт, немедленно узнал маршрут от королевского камергера и разослал по всему пути слуг, снимая комнаты на постоялых дворах для себя и Розамунды. Госпожа Фрайарсгейта к тому времени успела попросить разрешения у королевы покинуть ее службу и вернуться домой из Ноттингема.

– Разве вам здесь не нравится? – снисходительно осведомилась ее величество.

– Для меня огромная радость находиться в присутствии вашего величества и особенно быть вам полезной, – дипломатично заверила Розамунда, – но я тоскую по детям, мадам. Меня не было почти целый год. Пора ехать домой.

– Разве о ваших дочерях не заботятся? – удивилась королева, не хотевшая отпускать Розамунду. Хотя у нее были и более близкие подруги, ей было приятно общество этой милой порядочной женщины. К тому же ей нравилось, что все ее личные письма написаны красивым женским почерком. Жаль лишаться такого удобства!

– Мои дочери в хороших руках, ваше величество, но я – заботливая мать. Знатные дамы по необходимости вынуждены оставлять своих детей на попечение чужих людей. Но я не знатная дама. Мой дядя Эдмунд и его жена уже немолоды. А дядюшка Генри непременно попытается силком выдать старшую дочь за своего мерзкого сына, если я немедленно не вернусь. К тому же почерк мистрис Блант куда изящнее моего. Она с восторгом возьмет на себя мои обязанности.

– Но вы не любите Гертруду Блант, – с легкой улыбкой заметила королева. – Почему же рекомендуете ее мне?

– Мои желания и симпатии не имеют значения, ваше величество. Вам необходим человек, который мог бы с успехом меня заменить. Клянусь, что вы не пожалеете, взяв мистрис Блант.

– По этому поводу мы спросим совета у короля, – объявила Екатерина и обратилась к мужу:

– Сир, госпожа Фрайарсгейта просит позволения оставить двор в Ноттингеме и вернуться домой навсегда. Вместо себя она рекомендует мистрис Блант. Что вы думаете по этому поводу, мой дорогой повелитель? – спросила она, кладя руку на зеленый бархатный рукав его камзола.

– Дражайшая Кейт, ваши решения всегда заслуживают самых высоких похвал, – вкрадчиво начал король, – тем более что они касаются вашего двора. Если госпожа Фрайарсгейта желает отправиться домой, отпустите ее со службы, – кивнул он и, подняв голову, посмотрел в глаза Розамунде. – Насколько я припоминаю, мадам, у вас есть дети, не так ли? – небрежно осведомился он.

Розамунда, покраснев, присела в реверансе:

– Да, ваше величество.

– В таком случае благодарю вас за верную службу и те услуги, которые вы оказали моей драгоценной супруге. Вы свободны и можете ехать на родину, – бросил он и, словно забыв о ней, заговорил о чем‑то с Уиллом Комптоном, сидевшим слева.

– Мой господин и повелитель все сказал за нас обоих, – мягко заметила королева.

Розамунда снова сделала реверанс.

– Буду счастлива исполнять свои обязанности, пока мы не окажемся в Ноттингеме, ваше величество.

– Превосходно, – кивнула королева, – и заодно покажете мистрис Блант, что она должна делать после вашего отъезда.

– Обязательно, ваше величество, – пообещала Розамунда. Кровь Христова! Заметил ли кто‑то, как она покраснела, когда король к ней обратился? Оставалось надеяться, что все посчитают, будто она смутилась, когда сам Генрих Тюдор обратился к ней, незнатной простушке.

В этот момент к ней приблизилась Гертруда Блант.

– С чего это вдруг такое одолжение? – дерзко спросила она. – Мы не приятельницы и особой любви друг к другу не питаем. Мне не слишком нравится быть в долгу у вам подобных.

– Вы не в долгу у меня, мистрис Блант, – спокойно ответила Розамунда. – Я покидаю двор навсегда. И всего лишь сказала королеве правду. У вас действительно красивый почерк.

– Но отвечать за личную переписку ее величества – это большая честь, – возразила Гертруда. – Хотите вы этого или нет, я у вас в долгу, поскольку не могу отказаться от назначения.

– Не можете, – согласилась Розамунда, – и не имеете права передавать другим содержание писем. И хотя обожаете сплетни и любите злословить, не посмеете и словом обмолвиться, чтобы не навлечь бесчестье на свой род.

Она мило улыбнулась в лицо разъяренной сопернице.

Гертруда тихо охнула, сообразив наконец, что произошло.

– Так вы отомстили мне за то, что я терпеть вас не могу! Какая низость!

– Мистрис Блант, мне абсолютно безразличны ваши чувства по отношению ко мне, – откровенно призналась Розамунда. – Ваша семья знатнее моей, но я горжусь своим происхождением и не позволю, чтобы дочь лорда Монтджоя меня унижала. Я госпожа Фрайарсгейта и могу в отличие от вас свободно распоряжаться своими владениями. И посоветовала королеве взять вас из‑за красивого почерка и потому, что вы уже одна из ее фрейлин. Служить королеве Екатерине – огромная честь, но вы ничем не обязаны мне. В те дни, когда королева потребует меня на службу, вы пойдете со мной и станете учиться, как вести и хранить личную переписку ее величества.

Гертруда Блант кивнула и, несколько усмиренная, ушла.

Правда, вскоре раззвонила всем и каждому, что именно она отныне будет ведать личной перепиской королевы. Она даже не позаботилась упомянуть, чьими стараниями получила эту должность, а никому не пришло в голову спрашивать, поскольку окружающим было все равно.

Двор покинул Гринвич и на несколько дней перебрался в Ричмонд, где завершались последние приготовления к поездке. Вскоре королевский кортеж отправился в путь. В Гринвиче король посещал Розамунду каждую ночь и даже встретился с ней в Болтон‑Хаусе, но для этого пришлось плыть по реке, а это означало, что гребцы знают, что он покинул дворец и куда отправился. Тайну становилось все труднее сохранить, а Генриху вовсе не хотелось вновь допускать оплошность. И хотя он не собирался отказываться от удовольствий, все же старался соблюдать внешние приличия.

Кортеж двинулся в Уорикшир, графство, разделенное на две части прекрасной рекой Эйвон. К югу лежал Фелдон, поразительное по красоте место, где раскинулись зеленые поля и пастбища, заросшие цветами. К северу находился Арденский лес, а еще дальше, где не было пахотных земель, раскинулись каменоломни, в которых добывали песчаник, угольные шахты и железные рудники. Из песчаника чаще всего строили замки и церкви, городские здания были в основном деревянными и часто горели.

В Уорикшире король посетил два больших замка, сначала Уорик, стоявший на большой скале, возвышавшейся над Эйвоном, затем Кенилуорт, который был ближе к Ковентри.

* * *

Много веков назад Уорик был саксонской крепостью, но после норманнского завоевания постепенно превратился в замок. В четырнадцатом веке семейство Бошемов превратило замок в то великолепное сооружение, которое сейчас видела Розамунда: гордую и величественную твердыню, в которой жили гордые и могущественные кланы.

Кенилуорт в отличие от него оказался самым романтическим, по мнению Розамунды, местом на свете. Он не был столь массивным и впечатляющим, как Уорик. Построенный в двенадцатом веке, он был обязан своей элегантностью и красой Джону Гонту, сыну короля Эдуарда III, который потратил целое состояние на замок, принадлежавший когда‑то Симону де Монфору, печально известному смутьяну. Чего стоили одни окна в парадном зале! Том сказал Розамунде, что они называются эркерами.

Прибыв в Ковентри, они посетили высокую мессу в соборе. Но жители этого большого рыночного города были так счастливы принимать его величество, что гвоздем программы оказалось представление одной из знаменитых мистерий, исполненное членами местных гильдий. Мистерии ставились в Ковентри много веков и были широко известны даже во Франции и Испании. Королева рыдала, потрясенная красотой увиденного, и женщины шептались, будто такая чувствительность – верный признак того, что она снова в положении. Услышав новость, король, очень довольный, выступал среди друзей с видом напыщенного павлина.

Кортеж снова направился на север, к Ноттингему, где король и его двор должны были гостить в Ноттингемском замке. При подобных обстоятельствах улучить минуту для встреч наедине оказалось невозможным, и у Розамунды, как ни странно, стало легче на душе. Она почти влюбилась в короля, но была достаточно умна, чтобы понять: на этот раз все кончено. Как и должно быть.

В Ноттингеме король с головой окунулся в забавы и игры. Кто‑то из молодых придворных познакомил его с приезжими дворянами из Франции и Ломбардии. Вскоре давние приятели его величества заметили, что тот теряет много денег на собачьих бегах, травле медведей, состязаниях в теннис и за карточным столом. Уилл Комптон понял, что молодые англичане специально втягивают короля в заведомо проигрышные пари. Гордость не позволяла Генриху отступить, и он неизбежно терял большие суммы. Увидев, что один из придворных делится выигрышем с французом, он обо всем рассказал королю. Его величество, не поднимая шума, изгнал обоих англичан вместе с иностранцами и уведомил семьи об их нечестности. После этого он вновь стал гостеприимным и добродушным, как подобало монарху.

Для Розамунды настало время покинуть двор. Она попросила кузена потихоньку сообщить королю об их отъезде, ибо хотела попрощаться с ним наедине, если это было возможно. Кембридж ухитрился привлечь внимание Генриха, когда тот возвращался с теннисного корта. Заступив королю дорогу, он отвесил элегантный поклон.

– Вы должны непременно показать мне, как это делается, – улыбнулся король.

– С радостью, ваше величество. Я думал, вам будет интересно узнать, что мы с Розамундой покидаем Ноттингем.

Она торопится домой, но хотела бы попрощаться с вашим величеством с глазу на глаз, если вы того желаете.

Генрих Тюдор покачал головой:

– Ни одна женщина не сравнится с этим теплым и любящим созданием. Том Болтон. Я не могу позволить ей остаться, но сожалею, что пришла пора разлуки. Да, я попрощаюсь с ней. Мой камердинер Уолтер скажет вам, где и когда.

Встреча была назначена на следующую полночь в маленькой комнате восточной башни замка. Уолтер сам привел Розамунду на место свидания и, впустив леди, остался за дверью. Каморка оказалась маленькой и вмещала всего два стула и стол, на котором стояли кубки с вином.

Король обнял Розамунду, и их губы встретились в страстном поцелуе.

– Как я не хочу, чтобы ты покидала меня! – прошептал он.

Розамунда, свернувшаяся клубочком у него на коленях, улыбнулась.

– Ты льстишь мне, разумеется. Но так приятно это слышать! Все же нам нужно расстаться. Кейт скорее всего снова беременна, и ее нельзя расстраивать. Она отчаянно нуждается в твоей любви, Хэл.

– Молю Бога о том, чтобы в чреве ее снова зародилась жизнь, – отозвался он, сунув руку ей за корсаж и сжимая полную грудь. – Черт! Я хочу тебя, Розамунда! Хочу взять тебя хотя бы один раз, прежде чем пройдет эта ночь!

– Но как, милорд? – спросила она, втайне тоже желая его. Ей недоставало его страсти и ласк все это время.

Он отнял руку и, расшнуровав ее корсаж, отбросил в сторону. Потом стянул с ее плеч камизу. Пальцы его скользнули под юбку, и он стал играть с ней, потирая влажную щелку, пощипывая любовный бутон и зарываясь лицом в грудь с громкими стонами желания.

О, как она желала его! И готова была стать его шлюхой навеки, если бы он только позволил, думала она, потрясенная собственными мыслями. Это настоящее безумие, но ее соки текли, стоило лишь вообразить, как он глубоко погружается в нее и как его плоть раз за разом входит все глубже.

Неожиданно он поднял ее, так что она оказалась верхом у него на коленях. Шепотом приказав ей поднять юбки, он отстегнул гульфик и опустил ее на свое восставшее, налитое кровью копье. Розамунда тихо, восторженно вскрикнула. Ее лоно сомкнулось, сжимая, удерживая, дразня.

– О‑о‑о, Хэл, – прохрипела она. – Заставь меня летать, мой дорогой повелитель!

И он дал ей крылья. Когда все было кончено и она с глубоким вздохом обмякла на его груди, он прошептал:

– Я никогда не забуду тебя, моя прекрасная Розамунда, моя возлюбленная госпожа Фрайарсгейта.

Он долго сжимал ее в объятиях, и прошло немало времени, прежде чем Генрих сказал:

– Мы должны покинуть наше убежище, любимая. Свидание окончено.

Она неохотно соскользнула с его коленей, завязала камизу и надела корсаж, который он услужливо зашнуровал.

Сам Генрих привел свою одежду в некое подобие порядка.

Они вместе выпили вина, и, когда кубки опустели, король объявил:

– Пора, моя прекрасная Розамунда. Я выведу тебя из башни, а Уолтер проводит в замок.

Розамунда кивнула, и они вместе вышли из комнаты.

– Мы уезжаем утром, – сообщила она.

Когда они спустились вниз и вошли в коридор пошире, король стиснул Розамунду и стал жадно целовать, прежде чем быстро повернуться и молча раствориться в темноте.

Розамунда поискала глазами Уолтера, но из тени выступила Инее де Салинас.

– Я видела тебя! – разъяренно прошипела она.

О Господи, только этого сейчас не хватало!

– Ничего ты не видела, – бросила Розамунда.

– Я видела, как ты бесстыдно вешалась на шею королю, – настаивала Инее.

– Ты ничего не видела, – повторила Розамунда.

– Будешь отрицать, что целовалась с королем? Погоди, я непременно донесу королеве о твоем предательстве! Подумать только, даже меня ты одурачила, милая, покорная госпожа Фрайарсгейта, но ты не лучше всех остальных потаскух‑англичанок! Все вы готовы втереться в милость к королю, раздвигая ноги, как французские суки!

– Ты сыплешь оскорблениями, не имея на то права, Инее! – оправдывалась Розамунда. – И если побежишь к королеве, только без нужды ее расстроишь.

Она может потерять ребенка, которого носит. Хочешь взвалить на свою совесть такой грех?!

– Да как ты смеешь? – вскричала Инее. – Разве это я лежала в объятиях короля этой ночью? И ты еще боишься расстроить королеву?! В жизни не встречала столь наглого создания!

– Это был не король, – твердила Розамунда.

– Тогда кто же? – с подозрением допытывалась Инее. – Он, во всяком случае, точная копия короля.

– Не понимаю, как ты могла разглядеть его в полумраке, – дерзко возразила Розамунда.

– Если это не тот сатир, за которого моя госпожа вышла замуж, назови своего любовника, Розамунда Болтон! – потребовала Инее.

– Прежде чем я скажу, кто он, ты должна поклясться молчать. Он не мой любовник, по крайней мере не в прямом смысле. Так, невинный флирт. Мы прощались, потому что я вместе с кузеном завтра уезжаю домой, в Камбрию.

– Кто? – в третий раз спросила Инее.

– Чарлз Брендон.

– Я могла бы поклясться, что это король, – настаивала Инее.

– Ты ведь знаешь, как они похожи. Все это говорят.

Оба – настоящие великаны, и в темноте легко принять одного за другого. Пожалуйста, не выдавай меня, Инее. Да и не было ничего, кроме поцелуев и ласк. Благодарение Пресвятой Деве, что я завтра покидаю двор, иначе впала бы в ужасный грех. Я ничего не могу с собой поделать. Уж очень тоскую по Оуэну, Она промокнула глаза платочком, извлеченным из кармана юбки, думая, что теперь‑то уж точно попадет в ад за бесстыдный обман. Но нельзя же ударить невинную королеву в самое сердце!

Инее де Салинас вздохнула.

– Я еще никогда не слышала лжи из твоих уст, Розамунда Болтон, но все же уверена, что это был король.

– Это был Чарлз Брендон, Инее, клянусь. Я знаю, что ты и придворные дамы так и не простили королю романа с сестрой герцога Бекингема, но я не она. И с чего бы королю обращать внимание на мне подобных? Он может получить любую! Если ты расскажешь королеве эту сплетню, основанную лишь на твоих домыслах, только опозоришь меня и Брендона! Король очень рассердится, особенно если твое злословие повредит ее величеству. А теперь, прости, мне нужно возвращаться на постоялый двор.

Мы отправляемся в путь на рассвете, потому что поездка предстоит долгая.

Она повернулась, чтобы идти.

– Это был король! – неумолимо бросила Инее, – Ничего подобного! – отрезала Розамунда, спеша уйти подальше от испанки. Господи, только бы она не донесла королеве! И какое ей дело? Утром Розамунды все равно уже не будет в замке.

Она почти слетела с лестницы во двор. Там, у ворот замка, ожидал слуга короля с факелом в руке. Он проводил ее до постоялого двора.

– Я предупрежу его величество, – сказал он на прощание.

Розамунда молча кивнула.

– И расскажу, как храбро вы защищали его, клянясь, что это был Чарлз Брендон. Умно придумано, миледи, если позволите так сказать, – усмехнулся Уолтер. – Думаю, вы запугали ее так, что она слова не скажет.

– Я ни за что не хотела бы оскорбить королеву, – вымолвила Розамунда.

– Знаю, миледи. Обычно ее ранят именно те, кто находится к ней ближе всего, под предлогом того, что желают добра.

Они наконец добрались до «Короны и лебедя». Уолтер оставил Розамунду у входа, и она поспешила в свою комнату, где дожидалась Энни.

– Я хочу спать, – коротко объявила Розамунда. – Выкупаюсь утром, перед отъездом.

Энни кивнула, заметив, что у госпожи рассерженный вид.

Розамунда была непривычно тиха всю следующую неделю, на протяжении которой они путешествовали на север через Дарби, Йорк и Ланкастер, в Камбрию, на ее родину. Последнюю ночь они провели в Карлайле, в аббатстве Святого Катберта, где Розамунда радостно приветствовала своего дядю Ричарда. Наутро она все время подгоняла лошадь. Теперь, когда Фрайарсгейт был совсем близко, она не желала терять ни минуты. Лорд Кембридж в конце концов устал, но она не собиралась останавливаться на отдых.

– Да мне придется несколько дней провести в постели после такой скачки! – жаловался он.

А она жадно раздувала ноздри. Вот он, аромат ее земли!

Розамунда думала, что забыла его, но нет! Она чувствует этот запах! Даже холмы были знакомы, и она то и дело громко восклицала, узнавая очередную примету.

Дорога поднималась в гору. Розамунда остановилась на вершине холма, и сердце ее возликовало. По щекам покатились слезы счастья.

У подножия лежало ее озеро, сверкая на сентябрьском солнце. Вот он, ее дом. Ее Фрайарсгейт!

Она пришпорила лошадь и галопом помчалась вниз.

– Интересно, любит ли она что‑то больше, чем свой Фрайарсгейт? – заметил лорд Кембридж своему слуге Симсу.

– Вероятно, нет, – рассудительно заметил тот.

Отряд спустился с холма. Томас нанял в Ноттингеме эскорт из двух дюжин воинов. Завтра он расплатится с ними, и они вернутся туда, откуда выехали. А сегодня им предстоит переночевать во Фрайарсгейте.

Тем временем Розамунда уже обнимала Эдмунда и Мейбл и, плача, целовала малышек. Младшие удивленно смотрели на нее. Только Филиппа узнала мать.

– Через несколько дней они привыкнут, – утешала Мейбл. – Такие хорошие девочки! Филиппа совсем как ты в ее возрасте! Прекрасная помощница, послушная и смирная.

Лорда Кембриджа встретили с распростертыми объятиями и повели в зал. Ужин был совсем простой, поскольку гостей не ждали. Потом детей уложили спать, а взрослые расселись вокруг камина, беседуя за чашами со свежевыжатым сидром.

– Ты писал, что окот в этом году был невероятно велик, – заметила Розамунда Эдмунду, – но я что‑то этого не заметила. Большой падеж?

Эдмунд Болтон тяжело вздохнул.

– Давай обсудим это завтра, племянница. Тяготы путешествия изнурили тебя, а бедный кузен Томас уже клюет носом. Утром я дам тебе полный отчет о том, что произошло в твое отсутствие.

По одному его тону Розамунда заподозрила что‑то неладное.

– Том уже спит, – небрежно бросила она. – Но я хочу немедленно узнать, что ты от меня скрываешь.

– Завтра, Розамунда, – повторил он.

– Сейчас! – подчеркнула она. Первый визит ко двору заставил ее ценить важность влиятельных связей. Второй – научил употреблять власть с пользой для себя.

Повелительный голос хлестнул Эдмунда словно кнутом.

Ничего не скажешь, девочка выросла и стала истинной хозяйкой Фрайарсгейта.

– Боюсь, шотландцы взяли за привычку угонять скот.

– Но как такое возможно?! – взорвалась она. – Крутые холмы всегда защищали наши отары от набегов. Что сделал ты, дабы пресечь воровство? Знаешь, кто это?

– Они обычно являются по ночам и только когда приграничная луна освещает им путь. Крадут с тех лугов, что ближе к вершинам холмов. Убили двух наших пастухов и придушили собак, чтобы не лаяли.

– Сколько овец мы потеряли? – коротко спросила Розамунда.

– Свыше сотни голов, – признался Эдмунд.

От изумления она потеряла дар речи.

– Но это недопустимо! – возмущенно воскликнула она наконец. – Сколько же раз они приходили поживиться моим добром? И ты даже не пытался этому помешать?

Крики разбудили лорда Кембриджа. Тот с любопытством прислушался.

– Но что я могу? – беспомощно пробормотал Эдмунд.

– Ты ведь знаешь, что они нападают при полной луне!

– Но не знаю, где именно будет нанесен удар. Овцы пасутся на нескольких холмах.

– Значит, следует собрать всех и разделить на две‑три большие отары. Так будет проще их охранять. Поставим стражу, пусть денно и нощно находится рядом с пастухами и даст сигнал, когда нападут воры. Поднимем людей, тогда легче будет их поймать. Фрайарсгейт до сих пор считался неприступным. Если это действительно шотландцы воруют наш скот, одному Богу известно, на что они решатся в следующий раз! – воскликнула Розамунда.

– Потребуется несколько дней, чтобы собрать овец и перераспределить по отарам. Куда их гнать потом?

– Я должна подумать, – пробормотала Розамунда. – Когда настанет срок следующей приграничной луны? Я не собираюсь больше терять ни единой овцы. Пропади пропадом эти шотландцы! Интересно, Логан Хепберн тоже приложил руку к кражам?

– Не знаю, – честно заявил Эдмунд.

– Такие выходки вполне в его духе. Хочет показать, что умнее всех на свете, – фыркнула Розамунда. – Кстати, Эдмунд, где этот Клевенз‑Карн?

– Зачем тебе?

– Что такое приграничная луна?! – вмешался лорд Кембридж.

– Думаю, пора нанести Хепбернам визит, – решила Розамунда. – Приграничная луна, кузен, это полнолуние, когда луна светит ярко и вокруг светло как днем. По традиции это лучшее время для набегов приграничных жителей с обеих сторон, поскольку дорога хорошо видна и можно без помех добраться до места и вернуться.

– Не уверен, что тебе стоит там появляться, – забеспокоился Эдмунд.

– Почему нет? – рассердилась Розамунда. – Ты сам говоришь, что шотландцы воруют овец, но неизвестно, Хепберны ли это. Что ж, нужно удостовериться своими глазами. Думаю, самое время ехать в гости. Если это он или члены его клана, они поймут, что мне обо всем известно. Надеюсь, нам повезет и набеги вообще прекратятся.

Если же Хепберн тут ни при чем, может, хотя бы назовет имя грабителей.

– И ты считаешь, он так тебе и скажет? – скептически буркнул Эдмунд.

– Да.

– С чего бы это? – начал он, но Томас уже посмеивался, поняв тактический замысел Розамунды.

– Дорогая моя кошечка, до чего же ты умна! Ну разумеется, он выложит тебе все, что только пожелаешь выведать. До чего же коварный замысел – заставить мужчину играть против самого себя!

Розамунда, усмехнувшись, пояснила Эдмунду:

– Логан Хепберн клянется в любви ко мне. Если это так, он наверняка захочет мне помочь, верно ведь?

– Мне это не нравится, – насупился Эдмунд. – Есть тут что‑то нечестное. На тебя не похоже, Розамунда!

– Тебе придется показать ей дорогу, Эдмунд, иначе она скорее всего заблудится. Сам понимаешь, что, несмотря ни на какие уговоры, Розамунда все равно поедет в Клевенз‑Карн, – вмешалась Мейбл, и Розамунда бросила в ее сторону благодарный взгляд. – Если ты к завтрашнему дню успеешь отдохнуть, девочка, сразу и поезжай.

– Нет, завтра нам нужно подготовиться к встрече с грабителями. Лучше послезавтра. Том, ты присоединишься к нам?

– Дорогая девочка, я думал, ты никогда не попросишь!

Ну разумеется! Как же я могу упустить возможность встретиться с твоим наглым шотландцем!

– Мата отведет вас, – сообщил Эдмунд, с любопытством уставясь на родственников. – Кто‑то должен остаться здесь, чтобы наблюдать за приготовлениями.

– Согласна, – кивнула Розамунда, вставая. – Я устала и рада оказаться в собственной постели после стольких месяцев. Доброй ночи.

Она медленно побрела к двери.

– Почему ты не идешь за ней, старушка? – спросил Эдмунд жену.

– Нет, – покачала головой Мейбл. – Теперь это обязанность Энни.

– Ты удивлен, что она так изменилась? – заметил Томас.

Эдмунд нерешительно кивнул.

– Давно пора, но мне все‑таки не по себе. Я‑то думал, что ты облегчил ей жизнь при дворе.

– Род Болтонов не знатен и не влиятелен, – пояснил Том. – У меня была младшая сестра, которая умерла родами. Розамунда напоминает мне Мэри, и я полюбил ее, как свою сестру, и рад бы ей помочь, но кто меня послушает?

Нет, дорожку ей вымостила дружба с королевой. Она сама расскажет тебе все, но ее величество прониклась к ней такой симпатией, что поручила вести свою личную переписку. Не официальные документы, а послания к отцу, родным, близким друзьям. Она считала, что у Розамунды прекрасный почерк.

– О, не могу дождаться, чтобы рассказать все это Генри Болтону! – простонала Мейбл.

– Он бывал во Фрайарсгейте? – спросил лорд Кембридж.

– Дважды, – кивнул Эдмунд. – В конце весны и в середине лета. Хотел узнать, не вернулась ли Розамунда. Попросил уведомить его, когда она приедет.

– Пока не стоит, – посоветовал Томас. – Дайте Розамунде время уладить дела. Она и без того не в себе, не хватало ей еще и злиться из‑за Генри.

Он встал и потянулся.

– Время позднее. Пожалуй, стоит последовать примеру кузины и немного отдохнуть. Доброй ночи, родственники.

– Я все думаю, – начала Мейбл после его ухода, – как по‑твоему, может, из него выйдет достойный муж для Розамунды? Она сказала, что он намеревается погостить.

– На твоем месте я бы на это не надеялся, – покачал головой Эдмунд. – Ты же слышала, он питает к ней истинно братские чувства. И она, насколько я вижу, относится к нему точно так же. Нет, выброси эти мысли из головы, женщина. Томас Болтон не из тех, кто женится. В этом я твердо убежден.

* * *

Розамунда проснулась рано и после мессы и завтрака удалилась в маленькую каморку, где держала хозяйственные записи. К ее удовольствию, оказалось, что все содержится в идеальном порядке. Вошедший дядя сообщил, что уже отдал приказ собрать овец и разделить на три большие отары.

– Отведи их на те три луга, что граничат с озером, – велела Розамунда. – Оттуда их так легко не угонят. Пусть соберут хворост для костров, поставят вооруженную охрану и увеличат количество собак. Тот пастух, на кого нападут, должен будет зажечь костер, чтобы предупредить нас. Эти чертовы шотландцы больше не украдут ни единого ягненка!

Целый день ушел на то, чтобы пригнать всех овец с пастбищ и перевести их на луга, указанные Розамундой. До полнолуния оставалось четыре дня, но госпожа приказала, чтобы все было готово к завтрашнему вечеру. Лорд Кембридж, проснувшийся только к полудню, был поражен бурной деятельностью и властным видом кузины. И это та женщина, которая умирала от страсти и желания в объятиях короля!

Его уважение к ней возросло до немыслимых высот. Он неожиданно понял, что только женщина с таким сильным характером могла не сломаться под натиском Генриха Тюдора. Недаром она с присущей ей мудростью предпочла первой покончить с их связью и ухитрилась при этом сохранить дружбу короля.

Назавтра они отправились в Клевенз‑Карн. Отец Мата выступал не только в роли их проводника, но, как ни странно, и защитника: вряд ли кто посмел бы напасть на священника, особенно родственника самого Хепберна, Розамунда до этих пор никогда не пересекала границу и с удивлением увидела, что пейзаж здесь такой же, как и вблизи Фрайарсгейта. Несколько часов они ехали под ярким голубым небом. Солнце сначала светило им в лица, но вскоре нависло над головами, согревая плечи. Они почти не разговаривали, хотя Мата все же заверил госпожу, что его единокровный брат не причастен к краже овец.

– Клевенз‑Карн, – наконец объявил он, показывая вдаль.

Впереди на покрытом вереском холме возвышался каменный замок с двумя башнями, темный и по виду весьма древний.

Они медленно приблизились к нему. Ворота оказались открыты, так что въехать во двор не составило труда, Розамунда пораженно уставилась в лицо Логана Хепберна, очевидно, давно поджидавшего гостей.

– Ты послал к нему гонца? – прошипела она священнику.

– Разумеется, – кивнул тот. – Не могли же вы появиться без предупреждения, миледи! На границе так не делается. Что, если бы Хепберн уехал по делам и вы его не застали бы? Он человек занятой!

Синие‑синие глаза смотрели ей в душу. Но Розамунда ответила надменным взглядом.

– Я пришла кое‑что сказать, Логан Хепберн. Если еще раз посмеешь воровать моих овец, я позабочусь о том, чтобы тебя повесили!

– Добро пожаловать в Клевенз‑Карн, – ответил он с улыбкой и, обняв ее за талию, снял с седла. – Ты стала еще прекраснее, чем раньше, если это только возможно. И я не воровал у тебя овец.

– Лжешь! – бросила она.

Он сжал ее подбородок, вынудив вскинуть голову и взирать прямо на него.

– Я никогда не лгу, мадам! А теперь скажите, кто этот раззолоченный щеголь, что вас сопровождает? Очередной муженек? В таком случае я, как и предупреждал, буду вынужден прикончить его на месте.

– Я ее кузен, милорд, – лениво сообщил лорд Кембридж. – Ничего не скажешь, дорогая девочка, ты права.

Синие‑синие глаза и великолепная фигура.

– Том!

Логан, захохотав, ударил лорда Кембриджа по плечу так, что тот пошатнулся, и предложил:

– Зайдем в дом. У меня осталось немного хорошего виски, которое я держу для друзей.

– Ноги моей не будет в твоем доме, черт бы тебя побрал! Я сказала все, что хотела, и теперь возвращаюсь домой! – объявила Розамунда.

Логан покачал головой.

– Не понимаю, как с тобой уживались мужья, – пробормотал он и, подхватив ее на руки, широким шагом направился в дом. Розамунда извивалась и кричала, безуспешно пытаясь вырваться.

– Немедленно отпусти меня, проклятый шотландский ублюдок! Я не желаю заходить в твой дом! Отпусти же!

Он поставил ее на ноги и заглушил вопли требовательным поцелуем. Розамунда отскочила и наградила его такой оплеухой, что у бедняги искры из глаз посыпались. Но он, не растерявшись, снова поцеловал ее. Только на этот раз плотно прижал к мускулистой груди и, как она ни отбивалась, держал крепко. Розамунда задохнулась и едва смогла отстраниться. Но он по‑прежнему держал ее в плену, так что ударить его она не смогла.

– Оставь меня в покое! – процедила она сквозь зубы.

– Никогда! – прорычал он. – Довольно мы играли в эту игру, Розамунда Болтон! Я люблю тебя, сам не знаю почему, ибо в жизни еще не видел такой упрямицы! Но люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой. Сколько еще можно доводить свой клан до умопомрачения, отказываясь идти к алтарю, потому что не желаю никого, кроме тебя!

Пришло время стать моей и дать мне наследника. Ты родишь мне сына, потому что способна на это! Бог видит, способен и я дать тебе ребенка, и свидетельство тому – бесчисленные бастарды, которых я наплодил по всей стране! И я не крал твоих овец. Единственное, что мне нужно от Фрайарсгейта, – его госпожа.

– Черт возьми, Логан Хепберн, я задохнусь, если ты будешь держать меня так крепко. И если не ты воруешь овец, тогда кто? Впрочем, имеется достаточно кланов, которые не прочь поживиться чужим скотом!

Логан немного ослабил хватку.

– Я помогу тебе найти злодеев, Розамунда, – спокойно пообещал он, – и тогда ты выберешь день свадьбы, моя прелестная невеста.

– Я сама в состоянии найти виновных. Я уже расставила капканы! И замуж не пойду. Ни за тебя и вообще ни за кого. Да как ты смеешь, Логан Хепберн! Я не какая‑то овечка, чтобы ложиться под шотландских баранов! Хочешь наследников? Оседлай какую‑нибудь простушку, которая считает тебя образцом мужских достоинств, а меня уволь!

– Ты проведешь здесь ночь, – приказал Логан.

– Ни за что! – завопила она и, отступив, яростно размахнулась. Логан едва успел уклониться, и удар пришелся ему в плечо. Ну и тяжелая у нее рука!

– Зачем мне нужна первая попавшаяся мямля, когда я могу получить тебя? – пропыхтел он. – Люблю горячих женщин! От таких родятся неукротимые духом сыновья и ослепительно красивые дочери!

– Ты не получишь Фрайарсгейт, – глухо выдавши она.

– Зачем он мне? Фрайарсгейт принадлежит твоим девочкам от Оуэна Мередита. Наши дети будут расти в Клевенз‑Карне.

– Я немедленно еду домой! – бросила она, отворачиваясь.

– Прекрасно, – согласился он. – Мы с моими людьми проводим тебя. Нельзя путешествовать так близко от границы без эскорта, тем более что скоро полнолуние. Мы останемся и поможем тебе поймать воров.

– Нет!

– Да! Мата, ради всего святого, урезонь ее!

– Миледи… – начал молодой священник, но Розамунда молча вышла из зала.

– Попробуйте виски, – предложил Хепберн Томасу. – Кстати, вы действительно ее кузен?

– Да. Но не следует ли нам ее остановить? – нервно пробормотал Томас.

– Она никуда не уйдет, пока не получит лошадь, а без моего приказа никто ей лошадь не даст. Мата, найди моих братьев и прикажи собирать людей и готовиться к отъезду Он подошел к буфету, налил виски в две маленькие чаши и протянул одну Томасу.

– Как же вас зовут, черт возьми?

– Томас Болтон, лорд Кембридж, к вашим услугам, милорд.

– Вы влюблены в нее? – дерзко допытывался шотландец.

Лорд Кембридж рассмеялся.

– Нет, хотя люблю эту девочку. Она напоминает мне о потерянной сестре. Вы что‑то имеете против?

– Нет, – буркнул Логан, одним глотком осушив чашу – И действительно намерены жениться на ней? – допытывался Томас. – Надеюсь, вы понимаете, что с ней не так‑то легко?

Он последовал примеру Логана и, задохнувшись, стал беспомощно ловить воздух ртом. Из глаз потекли слезы.

– Намерен, – кивнул Хепберн и, видя состояние гостя, добавил:

– Виски моей собственной выгонки. Вам понравилось?

– Чрезвычайно, – прохрипел лорд Кембридж, гадая, сожжено ли горло безвозвратно, или он еще немного поживет.

– Люди готовы, Логан, – сообщил вернувшийся священник, – а Розамунда идет пешком, потому что ей не отдали кобылу.

Томас Болтон забыл о горевшем горле и весело усмехнулся:

– Представляю, что это будет за семейка!

Они вышли во двор и, вскочив на коней, последовали за Розамундой, которая успела отойти уже на полмили Шотландцы окружили ее, и Логан, взглянув в исполненное мрачной решимости лицо, весело предложил:

– Садитесь на лошадь, мадам. Так мы намного быстрее доберемся до Фрайарсгейта.

Видя, что она не собирается подчиниться, он соскользнул на землю и собственноручно посадил Розамунду в седло.

Они прибыли в поместье как раз после заката, когда небо еще не успело потемнеть. Навстречу вышел Эдмунд.

– Он говорит, что не воровал, хотя сомневаюсь, что это правда, – заявила Розамунда, спешившись.

– Мы приехали помочь, – вставил Логан.

– Спасибо, милорд, – с благодарностью ответил Эдмунд.

– Нечего перед ним расстилаться! – огрызнулась Розамунда. – Погоди, настанет полнолуние, и окажется, что никто нас не побеспокоит.

– Я ему верю, – возразил Эдмунд. – Недаром Хепберн из Клевенз‑Карна известен как человек благородный.

– Размести его людей на конюшне. Ужинать пусть приходят в зал, – велела она и поспешила в дом.

– Он говорит, что женится на ней, – шепнул Эдмунду лорд Кембридж. – Слышал бы ты, какую они затеяли перепалку. Словно сто лет женаты!

Следующие два дня люди Логана старались никому не показываться на глаза, оставаясь в конюшне или в доме, где все это время ели, спали и играли в кости.

Ночь полнолуния выдалась ясной. Холмы и луга были залиты мертвенно‑белым светом. По озеру протянулась серебристая дорожка. На втором этаже дома, у окна спальни, стояли хозяйка дома и гость.

– Смотри! – вдруг прошептал он. – Вон там, слева, на склоне холма, где движутся тени! Похоже, наши друзья прибыли. Пойдем, девочка, посмотрим, кто это.

Розамунда, не споря, последовала за ним во двор, где уже ожидали шотландцы. Конюхи держали под уздцы оседланных коней.

– Том, – обратилась она к кузену, – если со мной что‑нибудь случится, обещай, что не оставишь девочек.

Мейбл тихо всхлипнула.

– Нечего плакать, старушка! – раздраженно бросила Розамунда. – Не думаю, что такая нужда возникнет, но он моложе тебя и всегда может обратиться к королю, прося защиты от дядюшки Генри. Отец Мата, благословите нас и при необходимости подтвердите мою последнюю волю.

– Да, миледи, – кивнул священник и благословил собравшихся.

Они пустили коней шагом, чтобы не спугнуть грабителей, и, когда были уже на полпути к лугу, в небо взметнулись языки огня. Значит, неизвестные уже пытаются отбить овец.

Логан поднял руку, и они помчались галопом. На лугу шла драка. Пастухи и стражники Фрайарсгейта сцепились в рукопашной с незваными гостями. Собаки с лаем набрасывались на пришельцев. Прежде чем последние успели опомниться, в бой вступили люди Хепберна. Очень скоро все было кончено: врагов обезоружили и заставили опуститься на колени перед госпожой Фрайарсгейта.

Розамунда спешилась и обошла коленопреклоненных грабителей. Внезапно перед глазами мелькнуло знакомое лицо. Розамунда не долго думая схватила негодяя за густые волосы и резко вздернула его голову.

– Мейвис Болтон! – ахнула она.

– Мне больно! – прошипела Мейвис.

– Немедленно отпусти мою мать! – раздался чей‑то юный голос.

– Вижу, кузен Генри, ты успел вырасти, – насмешливо протянула Розамунда. Мальчишка с ненавистью уставился на нее. Но Розамунда только рассмеялась. – Интересно, твой отец знает, что вы затеяли? Или мой дядюшка тоже здесь?

– Он? – презрительно бросила Мейвис. – Черта с два!

– Зачем ты воровала моих овец, лживая сука?

– Потому что их много! Потому что я устала слышать от бесполезного старика, именующего себя моим мужем, что Фрайарсгейт по праву принадлежит ему. Но сколько бы он ни ныл, все равно духу не хватит отобрать у тебя поместье, так что я решила сама отнять его, понемногу, кусочек а за кусочком. Доходов с Оттерли не хватает, чтобы прокормить семью, и богаче мы уже не станем, тем более что Генри никудышный управитель! Надоело мне жить в бедности! Мои дети заслуживают большего! Почему у тебя должно быть все, а у нас – ничего? Разве мы не достойны хорошей жизни? – прошипела Мейвис.

– Вы убили двух моих пастухов в предыдущих набегах, – холодно ответила Розамунда. – Я могла бы повесить за это тебя и твоего сыночка, но не сделаю этого! Заплатите возмещение за гибель моих людей, так что твоему мужу придется раскошелиться за их погубленные жизни. И за собак тоже заплатите.

Отвернувшись от Мейвис, она обратилась к Логану:

– Милорд, прошу вас отправить эту воровку, ее сына и остальных в Оттерли‑Корт и объяснить моему дяде, что произошло. Передайте также, что мои люди завтра приедут за похищенными овцами и пеней в пользу погибших. Ему и его семейке отныне запрещается ступать на мою землю. Если хоть мельком увижу кого‑то, пусть не прогневаются, убью без всяких сожалений.

– Счастлив услужить, мадам, – с поклоном ответил Логан и, лукаво подмигнув, добавил:

– Мне всегда хотелось отпраздновать свадьбу на Рождество, Розамунда Болтон. И хотя меня в миру зовут Логаном, крещен я был Стефаном. В этот день я приеду за тобой, и мы отпразднуем свадьбу.

– Я не выйду за тебя, – возразила она, вскочив на коня и отъезжая.

– Выйдешь! – крикнул он вслед. – У тебя три месяца, чтобы подготовиться, Розамунда Болтон.

С этими словами он посигналил своим людям. Они собрали пленников и погнали по холмам в Оттерли.

Эпилог

Поиск по сайту: