С м е р т ь ч е л о в е к а

Если смерть ещё не конец нашего существования, а только ме- таморфоза, если могила не более как колыбель новой лучшей и бесконечной жизни, то, умирая, не вполне ли мы походим на ба- бочку, которая только что выходит из своей куколки, или из своей временной могилы? Она ещё не оправилась от тех физических уси- лий, которые ей пришлось испытать; она скоро отдохнёт и сейчас же подымется на воздух, станет летать и парить под облаками, чего она никак не могла сделать, бывши червячком. Это весьма наглядное изображение этой метаморфозы, которая неминуемо должна постигнуть всех нас.

Но вот вопрос, – постигнет ли эта метаморфоза всех нас оди- наково? Будут ли следствия её для всех нас однообразны? Что по преимуществу должно влиять на результаты её?

Несомненно, что наше материальное тело со всеми его физи- ческими свойствами и потребностями, наша красота и элегант- ность или, наоборот, наша грубость и всякого рода телесные урод- ства – не будут влиять на результаты роковой метаморфозы; всё это останется на земле и будет похоронено в могиле, как принад- лежности никуда уже более не годного и отслужившего свою службу тяжёлого чехла или временной оболочки души.

Что же может остаться при душе, потерявшей своё земное тело и сохранившей лишь свою индивидуальность или своё земное «я». Что же останется при душе такое, что больше всего будет влиять на результаты, или лучше сказать на ощущения, сопровождающие как самый переход человека в новую жизнь, так и на самое загроб- ное его состояние? От него главным образом будет зависеть состо- яние души в этом царстве бесконечного добра и милосердия? Нет сомнения, что всё состояние души, как во время перехода, так и в

237

течение всей загробной жизни будет зависеть всецело от тех нрав- ственных качеств души, которые выработала она в себе в течение земной жизни, ибо только одни качества остались при ней, всё же остальное – материальное и вещественное – погребено в могилу; а потому весь вопрос сводится к следующему: человек обладает двумя главными силами и способностями своей души, это умом и нравственностью; влиять могут только результаты деятельности этих сил, присущих его существу, а потому постараемся разобрать результаты деятельности каждой из них и вывести возможность влияния каждой из них на состояние души за гробом.

Начнём с нравственности: разбирая свои нравственные каче- ства, человек делает им огромное число подразделений: есть люди добрые, злые, честные, преступные и т.д. Очень много подразде- лений происходит от разнообразия занятия, места жительства, от образования и культуры; есть люди дикие и грубые, – вспомните первобытных людей или современных камчадалов и самоедов; есть, наоборот, и чрезвычайно образованные, чувствительные и развитые люди; есть, люди обращающие внимание и вникающие во все требования своих внутренних стремлений и потребностей; есть такие, которые отвергают и стараются заглушать, если бы что-либо подобное и проявилось в них. Несмотря на то, мы, од- нако, видим, что понятие о нравственности не относительно, а, напротив, нравственность имеет свой абсолютный смысл и закон. Везде считается безнравственным убивать ближнего, пользоваться чужим добром, бить слабого, быть неблагодарным, лгать, посягать на свою жизнь и т.д., из чего действительно должно заключить, что нравственность не относительна, а понимание её до некоторой сте- пени определённо и абсолютно в самой природе нашей души, а следовательно, весьма естественно, что наша душа, преступая за- коны нравственности во время своей жизни, после смерти должна быть более или менее грешна, а может быть и совсем преступна. Только лица совершенно нравственные могут иметь чистую душу. Мы все должны перейти через смерть; – встретим ли мы все одно и то же в будущей нашей жизни? – Наше сознание и совесть нам говорят, что этого быть не может.

Если каждый из нас ещё при жизни на земле чувствует всегда, когда преступает законы нравственности и законы любви, то в

238

праве ли мы предполагать, что за гробом голос совести будет меньше преследовать нас и настаивать на своих требованиях?

Это немыслимо, – нельзя в этом случае не принять во внима- ние, что в течение всей земной жизни все чувства нашей души при- туплены познанием ощущения нашего грубого и вещественного тела, по крайней мере из тех философов, которые признавали душу в человеке, все выражались в этом направлении, никто из них не мог допустить, чтобы тело человека хотя сколько-нибудь способ- ствовало свободным отправлениям души. Дав человеку тело, при- рода совсем отняла у него многие способности качества души, а те, которые и остались, стеснены отправлениями его тела. Вот эти то только парализованные чувства души и ощущает человек, пока не умрёт, они-то и производят в нём: мучение совести, сознание пороков или вообще сознание нашей греховности. Эти мучения, конечно, не велики, ибо не могут проявиться со всей их силой; они не причиняют нам на земле физических беспокойств, или чего- либо из того, что мы называем «болью» в полном смысле этого слова; эти мучения никак не похожи ни на прижигания раскалён- ным железом, ни на то ощущение, которое получается при вытя- гивании жил из тела, или на что-либо подобное. За гробом это должно быть совершенно иначе: отправления души будут сво- бодны, все ощущения её будут предоставлены самим себе, пол- ному и свободному действию их, и ничто уже больше не будет стеснять их развития и их стремлений.

В природе мы видим, что чем грубей организм, тем менее впе- чатления производят на него нравственные страдания. Животные почти совсем не имеют их, ибо те слабые признаки совести и со- знания своей вины, которые изредка мы замечаем у высших и при- том только у домашних животных, могут быть всегда сведены к страху наказания. У животных в диком, или в неприручённом со- стоянии, мы их совершенно не видим; лишнее было бы говорить о птицах и рыбах. Чувствительность души существует только у лю- дей, и она растёт по мере образования и развития человека. Кам- чадалы и самоеды имеют чувственность низшую, чем люди обра- зованные.

Люди развитые, нервные, совершившие преступления муча-

239

ются укорами совести. Она причиняет им нравственные страда- ния. Эти страдания усиливаются от одиночества и во сне, когда отправления души свободнее, когда укоры совести не развлека- ются жизнью. Преступники в ужасе вскакивают, вспоминая ужас- нейшие страдания, которым они подвергались во сне; сон для них не утешение, он не облегчает их общего состояния, и их нравствен- ный недуг дошёл бы может быть до сильных мучений, если бы этому не препятствовала бы слабость организации, – тело изнуря- ется, слабеет и отказывается передавать то, что чувствует душа. Наконец, организм свыкается и приспособляется к этому положе- нию, и скоро человек, без всяких резких ощущений, вспоминает о своём поступке и находит возможность заглушить и те слабые проявления сознания, которые изредка тревожат его.

Сильные ощущения душевных страданий мы видим только при моментальных их проявлениях: человек, вспомнив вдруг своё злодеяние, впадает в ужасное состояние, которое часто сам опре- делить не может; но он положительно утверждает, что это что-то ужасное и непостижимое. Преступники в тюрьмах, для того чтобы заглушить приступы укоров совести, прибегали не раз к самым зверским самоистязаниям, на которые не может решиться человек добровольно, и эти истязания не способны были удовлетворить их,

– они искали и желали всегда ещё больших и больших телесных мучений.

Иногда душа вызывает в мозгу настолько ясное представление лица пострадавшего или места преступления, что человек видит образы своих жертв, признавая их здесь присутствующими. Но по- добное состояние тоже не может долго длиться, организация берёт перевес, силы слабеют, всё сглаживается и проходит.

Душа наша, освобождённая от тела, будет предоставлена всей силе чувств, и чем она сама совершеннее, развитей и чувствитель- нее, тем и ощущения её будут сильнее и резче. Нет причины им ослабевать или прекращаться, так как усталость не может быть свойством духа; за гробом нет притупления чувствительности; по- этому сильные причины должны вызывать у души резкие ощуще- ния. Резкие же ощущения, вызванные во всём существе души, со- стоящей из одной чувствительности, должны бесспорно вызывать страдания действительно ужасные, такие, каких мы своим грубым

240

телом и представить не можем, хотя бы мы вспомнили самые ужаснейшие боли, которые только может испытать наше тело.

Итак, если человек в продолжение своего земного странство- вания вместо того, чтобы совершенствоваться, очищаться от стра- стей и недостатков, отяжелял свою совесть греховными поступ- ками, вырабатывал в себе ненормальные привычки, а следова- тельно, и неестественную природу души, т.е. не соответствующую условиям загробной жизни, – то, конечно, он должен будет стра- дать в загробной жизни.

Необходимость этих страданий выводится весьма логично и естественно. Всякое существо – может жить удобно только в среде соответствующей её организации и чем более оно гармонирует иди отвечает условиям среды, тем и удобнее его жизнь и тем устойчивее его существование в ней. На земле все твари выми- рают, если изменить среду их существования и окружить их дру- гой не свойственной их организации. Например, рыба, лишённая воды, или животное, погружённое в воду – погибают немедленно; при менее резких переходах, как все твари, так и человек чув- ствуют своё ненормальное состояние, они страдают; отчасти их организм имеет возможность приспособляться к этому состоянию; происходить борьба органических сил с внешними условиями, всегда очень тягостная и томительная, которая кончается или ак- климатизацией, или смертью субъекта. Загробное царство мы не можем представить себе иначе, как царством добра милосердия и любви. Всё дышит в нём этими качествами всё проникнуто ими, или лучше сказать всё состоит из них и всё что не соответствует идее добра и любви, всё, что не носит в себе соответствующих от- тенков и характера, не может отвечать условиям удобной и нор- мальной в нём жизни, ибо не может гармонировать с условиями загробной среды. Злая, преступная, завистливая душа не найдёт подходящих условий для жизни за гробом, не найдёт никаких условий, которые отвечали бы её природе. Она всегда будет чув- ствовать себя, как рыба, вынутая из воды и предназначенная жить в воздухе; с тою только разницей, что смерти, (понимая её в зем- ном смысле), за гробом уже нет, а потому ей предстоит весьма тя- гостная акклиматизация, или лучше сказать весьма болезненное

241

перерождение и изменение всех своих качеств и всей своей при- роды на другую, окончательно не похожую на ту, которая в насто- ящее время у неё. Как произойдёт всё это перерождение, конечно, мы знать не можем – но логика должна подсказывать, что состоя- ние ощущений этой души должно быть весьма болезненно и тем более болезненно, чем менее душа эта соответствовала условиям добра и любви.

Однако, не одно количество отступлений от нормальных усло- вий загробной жизни будет причиной страдания души; это было бы немыслимо. Мы можем сожалеть только о том, что мы пони- маем, охватываем и произвольно отвергаем. Наша греховность мо- жет составлять для нас причину наказания только тогда, когда мы знаем её и осмысленно допускаем её. При этом только условии по- роки и страсти могут быть связаны непосредственно с существом души и составлять её болезни и язвы.

Возьмём, для примера, первобытного человека, камчадала или самоеда; – уровень нравственного развития у них стоит очень низко, способности души неразвиты, она груба и маловосприим- чива, – как может такая дикая душа понимать оттенки нравствен- ности, как можем мы требовать, чтобы совесть её заговорила от тех поступков, которые у нравственно развитого человека счита- ются целыми преступлениями. Убивать врага считается по мне- нию диких народов доблестью; хоронить заживо жену при похо- ронах мужа – это обязанность; убивать на могиле друга раба, чтобы он отнёс на тот свет приветствие другу – есть обыкновение, сохранившееся и до сих пор в Дагомее, и т.д. Как можно осуждать их за подобные поступки, если совесть их не преследует, не под- сказывает им всю худую сторону их поведения, а следовательно, они не преступны, они только несовершенны, чувства их грубы, они не в состоянии понять, охватить то, что вызвало бы у образо- ванного человека вечные укоры совести. Предположим, что они оба умирают; могут ли одинаковые поступки в одинаковой сте- пени произвести впечатление, а следовательно, и одинаковое бо- лезненное ощущение в этих двух душах, имеющих совершенно разную степень развития и совершенства? Душа одного чувстви- тельна, нежна, развита, разум свободен, мысли возвышенны, по- нимания полны и отчётливы, он может вполне свободно отличать

242

худое от хорошего. Душа другого жёстка и нечувствительна, раз- витие её только немногим превосходит развитие животных, разум не получил никакого образования и не имеет никакой мыслитель- ной способности. Ясно, что подобная душа по существу своему не может ещё охватывать и понимать в достаточной степени всю по- рочность своего поведения. Ясно, что, имея пороки, обе души по- сле смерти не могут блаженствовать, ибо обе ещё не очистились от грехов; но душа одного более совершенна и должна быть чув- ствительнее второго, а потому один и тот же грех производит в загробном состоянии первой души более сильные ощущения, чем в душе второго. Разница между этими обеими душами в том, что первой душе нужно только исправиться и очиститься от грехов, загладить свою душевную порочность и отделаться от всего, что мучит её, тогда как другой нужно ещё приобретать своё нравствен- ное развитие и понимание истины.

Но каким же образом природа своими собственными сред- ствами может отделить хорошее зерно от плевел? – Человек, ко- нечно, не в состоянии отвечать на все подобные вопросы, ибо на них не может быть законов природы. По смерти своей всякий представляется на суд Пресвятой Воли Всесильного Творца. Он сотворил человека, Он Один может оценить его поступки и опре- делить каждому из них особое состояние, которое каждый заслу- жил; человеку же остаётся только с покорностью принять Её, ибо Она Святая, Непогрешимая и Правосудная.

Таково роковое влияние нравственной жизни на загробное су- ществование человека. Как оно, так всё внутреннее духовное раз- витие души отразятся всецело на роде и степени ощущений, кото- рые будут, сопровождать душу в течение всей бесконечной её за- гробной жизни, иначе человек, следуя логическим путём мышле- ния от известных ему данных, не может себе составить представ- ления о загробном своём существовании.

Разберём результаты деятельности ума:

Предмет деятельности ума человеческого состоит в познаниях вообще. Он главным образом занят изучением природы и отноше- ний между людьми. Все остальные деятельности ума, как второ- степенные, могут всегда быть подведены под одну из этих рубрик.

Но всю ли природу исследует ум и все ли отношения между

243

людьми? – Если вникнуть в область деятельности ума, мы увидим, что он главным образом касается того, что находится в пределах его сил и способностей, то, что для него наглядно и неоспоримо, что он может охватить и понять и ясно себе представить; на этом основании изучение природы ограничивается почти исключи- тельно изучением одной материи, а определение отношений между людьми исчерпывается определением законных и обще- ственных прав, ограничивающих произвол личностей, преступаю- щих из своих личных расчётов естественные права других.

Подобная деятельность ума, ограниченная одними знаниями материи и установлением или распределением правильных отно- шений между людьми, не влияет на загробное состояние души. Постараемся это выяснить, указав на естественные способности каждого духа.

Духи обладают такими способностями видеть и знать при- роду, до которых никогда наука и дойти не может в своей компе- тентности. Определение правильных отношений между людьми на земле подавно не может распространяться в другие сферы жизни и должно считаться необходимым на одной земле. Начнём с разбора чувств духов:

1) Духи должны обладать всеми чувствами, которые имеем мы; это весьма естественно и иначе быть не может, ибо все спо- собности человека составляют способности его души, а не тела. Но кроме того у духов они должны быть несравненно больше раз- виты, чем у нас, ибо вещественное тело человека значительно па- рализует их.

2) Духи должны иметь кроме этих чувств ещё другие, которых у нас нет.

Какие же это чувства у них, которых у нас нет? Это вопрос, на который, конечно, ответа получить нельзя. Попробуйте слепорож- денному описать ярко-красный цвет – он вам скажет: «Да, я понял,

– это так же блестит, как звук трубы». Если вы будете описывать глухорожденному звук арфы, – он вам скажет: «Я понял, – это также нежно и приятно, как зелень лугов». Итак, скажем, что по- нять мы их не в состоянии, а следовательно, и настаивать на этом излишне. Хотя можно с уверенностью сказать, что духи относятся к нашим материальным предметам совершенно не так, как мы, – у

244

них свои, особые взгляды на вещи, они имеют дело с такими си- лами, с такими материями, такими и разными другими факторами и законами природы, которые нам не могут быть знакомы. Царство междупланетного эфира, конечно, имеет свою географию, свои государства, свои законы, но всё это от нас так скрыто, что мы не можем составить себе никакого ровно представления, а потому об- ратимся к тем пяти чувствам, которые нам знакомы, а именно: зре- ние, обоняние, осязание, вкус и слух.

Выше мы отчасти коснулись недостаточности чувств чело- века; мы сказали, что даже многие животные имеют такое разви- тие чувств, которому мы можем только удивляться; мы укажем здесь, на некоторых людей, обладающих чувствами, значительно превышающими способности их собратий; например: развитие слуха у некоторых диких племён доходят до неимоверных преде- лов, – они, приложив ухо к земле, слышат за 2 версты идущего че- ловека, и кроме того, по звуку шагов и по походке угадывают враг ли это, или свой. Необыкновенное развитие слуха мы также видим у некоторых капельмейстеров, – они могут слышать фальшивую ноту в оркестре в то время, когда сотня музыкантов играет полною силой своих инструментов, и различить, какой именно инструмент взял эту ноту.

Если бы мы приписали духам только подобное развитие чувств, – мы никакого понятия о них ещё не составим. Надо пред- положить в действительности их способности много выше.

Мы можем составить себе понятие о развитии чувств у духов, только разобрав успехи нашей науки, которая искусственным пу- тём сумела улучшить наши естественные чувства. Разберём, например, зрение. Конечно, до изобретения микроскопа мы не имели даже и понятия о существовании бесконечно малых су- ществ, например, в капле воды; но видим ли мы их всех? Нет, – мы должны сознаться, что наши микроскопы слитком несовершенны, ибо есть ещё множество меньших тварей, которые нам не видны; не говоря уже о них, мы скажем, что микроскопические животные, которых еле-еле улавливают наши самые сильные микроскопы, о которых мы можем сказать только, что они существуют, не вникая в подробности и в детали их строения, которые слишком мелочны для этого, – составляют свой особый мир, свою лабораторию

245

жизни, совершенно такую же, как и наша организация. Духи, управляя всеми явлениями мира и самой организацией существ, должны видеть не только одно то, что живет, но и все причины жизни, начиная от самого атома и идя дальше до причин образова- ния атома; ибо субстанция, из которой состоят сами духи, много тоньше и чище, чем все эфиры и всё носящее на себе характер ма- териальный и временный.

Совершенно то же должно сказать и о дальних расстояниях; только изобретение телескопа открыло нам – глаза на ограничен- ность нашего зрения в распознавании небесных тел. Там, где Гип- пократ, Птолемей ничего не видели, – Галилей, Гюйгенс, Кеплер в несколько ночей с телескопом, увеличивающим только в 28 раз, обогатили науку массой самых существенных открытий; с улуч- шением телескопа мы быстро подвигали свои знания; но до чего мы дошли? Не должны ли Высшие Духи, по крайней мере, видеть в миллион раз больше этого? – Конечно, должны. Если мы и видим звёзды на небе в наши телескопы, то мы не видим ни одной пла- неты, сопровождающей эти звёзды, или солнца своих систем. Даже самые ближайшие от нас остаются нам совершенно неиз- вестными; мы в наши телескопы почти совсем не видим Нептуна и Урана – планет нашей же системы; мы путём вычислений только отыскали астероиды, отстоящие от земли не далее, чем солнце.

Высшие Духи бесспорно должны иметь зрение много выше наших телескопов, – иначе нельзя и предположить, чтобы среда их жизни могло бы быть междупланетное пространство.

Высшие Духи, имея тело из бесконечно тонкой субстанции, должны видеть все эфирные токи, все состояния эфира и все коле- бания его несравненно лучше, чем мы видим течение наших рек, движение наших водопадов и вообще состояние всех твёрдых и жидких тел на земле; было бы невозможно предположить, чтобы Высшие Духи, управляя явлениями природы, не были бы полно- властными распорядителями всех электрических и магнетических токов, звуков, световых, тепловых, колебания эфира, – они все должны быть им вполне ясны и доступны.

Нечего и говорить насколько возвысились бы наши понятия, если бы мы обладали такою способностью зрения, – какой огром- ный скачок сделала бы наша земная наука! Насколько упростились

246

бы методы наших исследований!

Какое громадное упрощение в химии, если бы простой глаз мог проникать во внутренность тел, мог прямо видеть самые мо- лекулы и судить относительно их веса, относительно их кристал- лизации, их формы, и прямо видеть движение атомов. Достаточно было бы одного взгляда, чтобы узнать весь внутренний состав тела; можно было бы одним взглядом делать все химические ана- лизы в самые запутанные комбинации.

Физика также не имела бы от нас секретов, – мы могли бы про- стым глазом видеть то, о чём мы теперь догадываемся, над чем трудимся и стараемся разрешить. Мы простым глазом видели бы, как нагреваются тела и как они наэлектризовываются. Мы видели бы, что такое теплород, и что такое свет; мы видели бы объяснение всех законов математики, объяснение всех физических сил, света, магнетизма. Такой глаз был бы совершенно достаточен для разре- шения физических, механических задач, над которыми останови- лись гениальные умы Ньютона, Ампера и Гей-Люссака.

Мы могли бы повторить подобное рассуждение и для осталь- ных четырёх чувств, но нам кажется достаточным дать понятие о том совершенстве, до которого доведены у Высших Духов те чув- ства, которые находятся у нас, можно сказать, в зачаточном состо- янии.

Но человек лишён этого: такие способности и качества будут ему даны только тогда, когда он нравственно чистый переселится на тот свет, приобретя на земле достаточные умственные развития; если же он не приобретёт их, то те ничтожные знания законов ма- терии, которыми он владел на земле, не улучшат его загробного состояния.

Говоря, что знания законов материи не могут улучшить за- гробного состояния души, мы решительно не хотим оспаривать значение наук и знаний вообще. Наука может не играть, прямой роли в нашем загробном состоянии, тем не менее она может быть полезна в других отношениях. Не надо, забывать, что через успех наук улучшаются условия жизни на земле. Облегчая жизнь людей, подготовляется возможность более чуткого, тонкого и отчётли- вого развития нравственности; следовательно, если наука и не прямо способствует улучшению нашей загробной жизни, то, по

247

крайней мере, косвенно, через своё влияние, она содействует об- щему ходу мирового прогресса, который с своей стороны непо- средственно способствует улучшению условий жизни, а потому смягчает нравы, укореняет добродетели и делает человека лучше.

И так, если знания не могут принести пользы человеку в за- гробном его существовании, должен ли он возводить приобрете- ние их на степень главной цели своей жизни? может ли он думать, что он действует здраво и благоразумно, занимаясь всю жизнь единственно обогащением своих познаний и извлекая из земной жизни максимум той пользы, которая ему нужна для его личного счастья и блаженства? – Конечно, нет. Земные знания во всяком случае не могут быть целью жизни человека, хотя они бесспорно служат лучшим средством, через которое человек может достиг- нуть своего высшего назначения.

Никто не может так разумно и сознательно делать добро и спо- собствовать благу своих ближних, как умственно развитой и все- сторонне образованный человек.

Мы видим, что многие глупые и совершенно неразвитые люди делают тоже добро, что, конечно, похвально и заслуживает поощ- рения, ибо их добро всегда останется добром, в какой бы форме оно ни проявлялось и какие бы мотивы ни заставляли человека так поступать, но ведь добро это, делаемое ими по влечению их сердца безотчётно и как бы невольно, совершается ими без работы над собой и над своими противоположными качествами и стремлени- ями, без всяких принуждений себя к своему внутреннему улучше- нию, а потому мало способствует нравственному возвышению че- ловека в его развитии. Добро, делаемое по влечению сердца, мо- жет быть рассматриваемо, как естественное проявление или по- требность по природе своей доброй души человека; во всяком слу- чае, факт подобного бессознательного добра не может заключать в себе понятие о преуспеянии в добре или прогрессе на почве доб- родетелей, составляя лишь следствие добрых качеств, которыми владела душа человека раньше, может быть, ещё от самого рожде- ния его.

Несравненно большую заслугу имеет добро, делаемое ра- зумно, здраво и обдуманно, при котором человек взвешивает ту пользу, которую он делает и отчётливо знает те лишения, которым

248

она себя подвергает, делая его, принуждая себя внутренне, душой своей, участвовать в нём и видеть в самом делаемом им добре и заслугу. Одним словом, – никто не может так целесообразно про- грессировать на пути нравственного развития, как умственно раз- витой человек; но в этом случае нельзя не заметить, что знания и умственное развитие составляют не цель, к которой должен стре- миться человек, но лишь средства к нравственному его развитию, которое одно в состоянии дать ему высшее счастье и блаженство на том свете и вместе с тем значительно облегчить его труды по приобретению знаний на этом свете.

Трудно себе представить, до какой степени в каждом, даже са- мом мелочном, нашем поступке нравственные и духовные прин- ципы облегчают и упрощают задачу жизни даже у нас на земле. То, над чем человек может умом работать целые тысячелетия, со- ставлять тысячи систем и теорий, может написать миллионы то- мов, всё это оказалось бы сущим вздором перед тем, что может дать человеку нравственное мировоззрение, установившееся в нём, как основа его знаний жизни и поступков.

Приведём, для примера, все социальные науки, имеющие це- лью улучшить положение человека на земле и выработать наилуч- ший строй его жизни. Литература этих наук громадна, она по объ- ёму своему может поспорить с литературой любой другой отрасли знаний, ибо ни о чём так не хлопочет человек, как о том, чтобы облегчить свою жизнь, создать себе счастье на земле и обеспечить как своё положение, так и положение своего потомства. Но кого имела в виду вся эта громадная литература? Не одно ли порочное деморализованное человечество, не имеющее понятия о своей нравственной и духовной силе? Чему может она научить и что мо- жет она дать человеку с действительно развитой душой, с возвы- шенными чувствами, проникнутому Евангельскими добродете- лями, преисполненному любовью к ближнему и отдающему всё своё на пользу человечества? Перед его поступками бледнели бы все социальные системы и теории, ибо ни одна из них не требует и сотой доли того, что добровольно сам отдавал бы этот человек, и для него все миллионы томов, наполненных социальными выво- дами, превращаются в жалкий и бесцельный лепет.

Если какое-либо общество приняло бы принципом своей

249

жизни любить друг друга, положить весь свой труд и всю свою деятельность на пользу человечества, причём каждый был бы слу- гой своего ближнего, – кому из них нужны были бы все науки, устанавливающие правильные отношения между людьми, науки, вырабатывающие имущественные и личные права, т.е. все юриди- ческие и полицейские науки, все уложения о наказаниях, когда не- кого было бы наказывать; все римские, гражданские и уголовные права, когда всё имущество составляло бы собственность того, кто в нём действительно нуждается, и никто себе лишнего не оставлял бы; все полицейские права, когда порядок мог бы восстановить каждый, напомнив лишь о Христе и Его Святом учении? Для та- кого общества одна притча Христова о блудном сыне заменила бы миллионы учёных книг, написанных во все времена существова- ния человечества.

Одним словом, – надо признать, что порочному и нравственно неразвитому человеку нужно внушать науку о жизни и о необхо- димых отношениях между людьми; нравственно же развитый без всякой науки сделает во сто раз больше и лучше, чем могут ему указать все научные теории, основанные на доводах ума и на ка- кой-то фиктивной человеческой справедливости.

Конечно, пока на земле так много порочных, неразвитых и без- нравственных, нужна грубая физическая сила, могущая сдержи- вать всякого преступающего чужие права, не исполняющего свои обязанности, нужна наука жизни, силой удерживающая каждого в своих границах, чтобы сначала, хотя одними наружными приё- мами, приучить человека к порядочности и развить в нём хотя от- части желание добра. Поэтому все науки жизни, все работы и труды человека на этом пути умственного вразумления будут при- знаны крайне полезными и целесообразными, пока есть порочные люди на земле.

Но нельзя оспаривать, что более целесообразен и радикален труд того, кто тем или другим путём стремится развить в человеке нравственность, непосредственно действует на причину непра- вильных отношений между людьми, а следовательно, и стремится уничтожить зло в корне и зачатке его.

Высокое нравственное развитие заставляет человека забывать

250

свои личные потребности, свой личный интерес, требования и ка- призы своей грубой материальной природы в пользу других; он не только охотно уступает своё благосостояние, свой покой, свои вы- годы, но не ищет даже своего счастья и блаженства за гробом, ибо в этом есть доля эгоизма. Он всем существом своим отдаётся на служение личности, человечеству, обществу и государству, и вот, именно, когда должна высказаться вся сила и мощь его знаний и его учёности, ибо он будет уметь разумно ставить людей в такие обстоятельства, при которых они увидят для себя пользу отвыкать от греха и работать над своим нравственным улучшением. Только подобная задача и может составить цель жизни и идеал счастья нравственно развитого человека, который, отдавшись вполне этой великой идее, будет работать над укоренением между людьми чи- стой нравственности и добиваться, чтобы она привилась до такой степени, чтобы составляла потребность человека, и только в этом может он видеть венец своих желаний, стремлений и ту «pia desideria», которую можно только мечтать достигнуть человеку, но которую в сущности человек никогда не достигает, ибо посте- пенно увеличивающийся кругозор будет открывать ему всё новые, более светлые области, увлекающие его в бесконечность. Идея чи- стой нравственности не может иметь предела; она также беско- нечна, как Сам Бог, а потому это одно увлечение чистой нрав- ственной идеей именно и должно составлять высшее познание че- ловека, ибо одно это знание реально, чисто и свято.

Поиск по сайту: