Первое богословское слово против тех, которые говорят, что Отец есть прежде Сына

Говорить о Боге, изследовать яже о Нем, покушаться ясным представлять неуяснимое и понятным непостижимое для всех, свойственно человеку самонадеянному и дерзкому. Между тем в эту погрешность впадают не только те, которые говорят что–либо о Боге от самих себя, но и те, которые с пытливостию изследуют и изучают, что сказали и написали против еретиков богословы Церкви нашей, не для того. Чтоб получить от того некую пользу духовную, но чтоб стяжать похвалу от слушателей своих и именоваться богословами. Это очень печалит меня, печалит до изнеможения. Ибо я думаю, что сие покушение страшно, и что те, которые дерзают на него, будут осуждены Господом.

А что дерзают они говорить противно божественным догматам, есть следующее: по тому, говорят, одному Отец больше Сына, что Он есть виновник существования Сына. Если кто спросит их, как понимаете вы: Отец больше Сына? они отвечают: Отец больше Сына, т. е. прежде Его, потому что Сын рождается от Отца. Вот что говорят новые суесловы и нескладные богословы; потому что не знают причины, по которой говорили так богословы против еретиков. Не разумея мысли и цели написаннаго, они суесловствуют, и то, что неправо говорят, почитают верным и истинным. К таковым скажу я, как и должно, не от себя, но будучи научаем от Того, кто научает всякаго человека разуму: братия мои! если Пресвятая троица, все создавшая из не сущаго во еже быти, была, есть и будет всегда нераздельною, то кто научил вас, или кто придумал у вас, что в Ней есть меры и степени? Первое и второе? Большее и меньшее? Кто дерзнул определять так в том, что незримо, непостижимо и совершенно неизследованно и недомыслимо? В том, что всегда пребывает соединенно и всегда есть равно одинаковым образом, невозможно быть одному прежде другаго. Если же ты будешь настаивать, что Отец прежде Сына, так как Сын родился от Отца, котораго потому называешь и большим, то скажу тебе и я, что Сын прежде Отца, потому что еслибы не был уже Он, то Отец не назывался бы Отцем. Если ты полагаешь, что Отец был прежде Сына, и предбывшим называешь Его, поколику Он есть виновник рождения Сына; то я этого не принимаю, т. е., что Отец есть виновник Сына (в таком значении, как предбывший). Ибо через это ты подаешь мысль, что Сына не было прежде чем родился, и что хотя или не хотя родился Сын, и притом хотящу или не хотящу Отцу. Видишь, в какия неуместности, чтоб не сказать — хуления, впадаем мы от таких изысканий? Итак, или не говори, что Отец прежде Сына, — тогда и я охотно приму, что Отец виновник Сына, или если будешь говорить, что Отец прежде Сына, то и я, устрояя слово свое на суде (Пс. 111:5), не приму в таком случае, что Отец виновник Сына. Ибо, как мы сказали, между теми, кои всегда едино суть и суть равно одинаковым образом, одно не может быть причиною другаго. Не думай же, что Отец был прежде Сына какое–либо время, и не говори, что Отец есть первейший или больший Сына. Отец ни насколько не был прежде Сына, потому что Сын совечен и собезначален Отцу, и Отец весь есть во всем, равночестном Ему, Сыне, как и Сын есть во всем, единосущном Ему, Отце. Как же можно говорить, что Отец прежде совечнаго Ему Сына? Если ты говоришь (просто), что Отец виновник Сына, то говорю тоже и я; только не держи и не подавай мысли, что Бог и Отец был один какое–нибудь время, в каковое время не было Сына, и что Он родил Его после и стал виновником существования Его. Это одно отдаляет тебя от Бога и от истины, как нечестиваго, и делает подобным тем еретикам, которые говорят, что Сын создан от Отца. Это в ум только свой вложить есть дело нечестивейшее и безбожнейшее. В телесном рождении людей мы говорим, что отец прежде сына; но к божественному всегда сущему существованию и нерожденному рождению, неипостасной (не начинающей быть ипостасию) ипостасности и пресущественной существенности, — уж и не знаю как бы сказать еще иначе, — это совсем неприложимо. Обычно бывает так, что кто скажет — первое, тому необходимо потом назвать второе и третье. Но в отношении к Пресвятой Троице говорить так совершенно неуместно. Измерять неизмеримое, напрягаться выразить словом неизреченное, и изъяснить неизъяснимое есть дело крайне скользкое и многобедственное. Итак о божественном и неизреченном рождении Сына и Слова говорим, что отец есть виновник Сына, как говорим, что ум есть виновник слова, источник — потока, корень — ветвей; но никак не говорим, что Он прежде Сына, чтоб не размножить единаго Бога, разделяя единое нераздельное Божество на три бога. В отношении к нераздельной и неслиянной Троице невозможно ни помыслить, ни сказать: первое, второе, третье, или большее лили меньшее. Что есть и каково божественное и пресущественное естество, это совершенно неизреченно, неизглаголанно и недомыслимо; уму человеческому невозможно понять этого.

Если хочешь, поведем речь и другим образом, чтоб убедиться, сколь непостижим Бог Творец всяческих. Господь наш Иисус Христос говорит в святом Евангелии: Дух есть Бог, т. е. Отец (Иоан. 4:24). А блаженный Павел — уста христовы — говорит: Господь же, т. е. Сын, Дух есть (2 Кор. 3:17). Итак, если Дух есть Бог, и Дух есть Сын, то где же отчество и сыновство? И скажи мне теперь, что же первое и что большее в божеском непостижимом естестве, так как ты, новенький и суесловный богослов, приписываешь это ему и говоришь так о нем? Если положишь, что Дух прежде Сына и Отца, то вместе с Духом найдешь и всего Отца и всего Сына, так как три сии единосущны и нераздельны. Приди же, хоть после этого, к мысли, что божественное естество непостижимо и недомыслимо для нас человеков. Еще, — Иоанн Богослов сказал: в начале бе Слово, а не Отец. Ты же глубже самого Иоанна постиг премудрость Божию, и говоришь нам и всему миру: первый есть Отец, чтоб дать разуметь, что Сын есть второй по Отце, и опять третий по Нем Дух Святый, проповедуя иное Евангелие– богохульства, как иной богослов, глубочайший Иоанна, более его близкий к Сыну и Слову Божию. Но скажи мне ты, проповедующий льстиво и лукаво догмат требожия, по какой причине наперстник Христов Иоанн Богослов не сказал: в начале бе Отец, но сказал: в начале бе Слово? Вот по какой: чтоб научить нас, что ни Бог Слово никому не был ведом, яко Сын, прежде снизшествия своего на землю и воплощения, ни Бог не был ведом, как Отец, — не потому, чтоб Божество, создавшее мир, не было триипостасно, но потому, что Оно не было еще познаваемо таковым, так как не совершилось еще воплощенное домостроительство Христово. Ибо уже после вочеловечивания Бога Слова, Бог и Отец познался нам истинным Отцем, и Бог Слово, воплотившийся для спасения нашего познался Сыном Божиим, по слову Отца, с небес изреченному: Сей есть Сын мой возлюбленный. Того послушайте; и по слову Сына сказавшаго: Отче праведный, и мир тебя не позна, Аз же Тя познах (Иоан. 17:25), — и опять: сказах имя Твое человеком (Иоан. 17:26), и еще: Отче, прослави Сына твоего, да и Сын твой прославит Тя (Иоан. 17:1), — также: Аз и Отец — едино есма (Иоан. 10:30). Вникни, прошу тебя, в силу слов Господа. Он говорит: Аз и Отец — едино есма. Себя поставил прежде Отца. Для чего? Чтобы показать равночестность и единославие, какия имеет Он во всем со Отцем, и то, что ни Отец ни есть первый, хотя и есть виновник Сына, ни Сын не есть второй, хотя и родился от Отца, ни Дух Святый не есть третий, хотя и исходит от Отца. Ибо как Троица есть едино из начала, и сие едино именуется Троица по ипостасям, то следует, что из сих трех ипостасей или лиц ни одно не может быть первым пред другим. И ни одно из них не было прежде другаго, чтоб тому, которое было прежде, быть первым пред тем, которое от него возсияло. Единая Троица есть едино Божество. Троицею оно называется по лицам, или ипостасям; и поскольку Бог нераздельно разделяется на три лица, неслитно соединенныя во едино, то и называется Бог — Троица. И ни одна из сих трех ипостасей не была прежде другой отнюдь. Ни Отец не был прежде Сына, ни Сын — прежде отца, ни Отец и Сын — прежде Духа Святаго, чтоб один кто был первым пред другим. Все три лица равно безначально сосущи и совечны.

Итак, Святая Троица есть единый Бог, неизреченный, безначальный, несозданный, непостижимый, неразделимый. И невозможно нам ни умом постигнуть Его, ни достойно определить словом. Но чтоб нам совсем не забыть Бога, и храня о Нем полное молчание не казаться живущими, как какие–нибудь безбожники, для того снисходительно позволено нам говорить о Боге и божественном, сколько сие под силу человеческому естеству, говорить так, как научены мы божественными Апостолами и богодухновенными отцами нашими, чтоб, воспоминая о Нем часто, славили мы Его благость и человеколюбивое домостроительство, совершенное Им для нас. Но мы, как бы сведения не имея о том, что земля есмы и пепел, выходим за пределы меры своей и не трепеща изследуем, пытаем, гадаем, надумываем и воображении своем произвольно построеваем то, что недомыслимо и неизреченно для самих ангелов и для всех небесных чинов, — произвольно мудрствуем о Боге и говорим о том без всякаго благоговеинства и страха, какбы какие неверные, нисколько не наученные тайнам Божиим. Скажи наконец мне ты, брате, который без стыда позволяешь себе изследовать и пытать, что касается божескаго естества, веруешь ли, что Бог триипостасный безначален, неизречен, неизследим, невидим, ни для ума непостижим, ни для слова неизглаголан? И что Он не имел начала, ни дней, ни лет, ни веков, но был всегда, и всегда пребывал таковым же? — Да, говоришь, верю. Итак, если ты веруешь тому, что Святая Троица всегда была, как и воистину была, Бог един, Который, когда восхотел, привел из несущаго в бытие небо и землю и все, что в них, прежде того создав все небесныя воинства ангельския, после же всех тварей сотворив и человека, — так что нет ничего ни на небе, ни на земле, ни в преисподних, что не было бы создано из несущаго, — один же только триипостасный Бог, Творец и Создатель всяческих, есть безначален и несоздан, присно сый и прежде всех сый, — если веруешь сему, то чего ради не заграждаешь сам себе уст своих, со страхом и трепетом покланяясь Творцу всяческих, как делают сие все воинства ангельския, сущия на небесах, но оставив разсматривать и изследовать себя самого, дерзкою и самоуверенною душею любопытствуешь о непостижимом естестве Бога? Не трепещешь, человече, как бы не низпала с неба какая–либо стрела молнийная и не попалила тебя?!

Если Бог, триипостасно единый, несоздан есть и безначален, был всегда и прежде всего, видимаго и невидимаго, отелесеннаго и безтелеснаго, познаваемаго нами и не познаваемаго, — что все получило бытие от единосущной и нераздельной Троицы, единаго Божества, то скажи мне, каким способом твари могут познать Творца, начавшия быть — Всегда–сущаго, созданныя — Несозданнаго? Как оне, от Него после получившия бытие, могут познать Его — безначальнаго? Как могут оне понять, каков Он и колик, и как есть? Нет, нет, никак не могут оне понять ничего из этого разве только насколько восхощет сам Творец, Который как дает всякому человеку дыхание, и жизнь, и душу, и ум, и слово, так благоволит человеколюбно даровать и познание о Себе, да ведают Его, сколько подобает. Иначе же твари, получившей бытие от Бога, никак невозможно постигнуть Творца своего. Впрочем и это ведение, какое Он дает нам, верующим в Него, дает Он нам ради веры нашей, чтоб знание подтверждало веру, которая бывает без знания, и таким образом посредством знания утверждался в вере всякий, оглашенный словом, и убеждался, что есть Бог, в Котораго уверовал он по одному словесному учению.

Такое ведение получают верующие посредством многообразных и многоразличных знамений, гаданий, зеркал, таинственных и неизреченных действий, божественных откровений сокровеннаго, созерцания тварей, и посредством другаго многаго, помощию чего каждодневно возрастает вера таковых верных и восходит в любовь и пламенное желание Бога. И не только это, но их еще Бог удостоверяет, как и Апостолов, через апостольское присещение Святаго Духа; и они совершеннее просвещаемы и научаемы бывают светом Духа Святаго, что Бог непостижим, неизречен, несоздан, вечен и присносущ. От Духа Святаго научаются они всякому разумению и познанию, и всякому слову премудрости и ведения таинственнейшаго; сверх того получают силу творить чудеса, дар пророчества, роды языков и сказания языков — дар заступления и управления городов и народа, познание будущих благ, вкушение царствия небеснаго, сыноположение и самооблачение во Христа, с ведением таин Христовых и наипаче тайны домостроительства Его во спасение наше. И вообще говоря, все сие и многое другое подобное, чего не знают неверные, мы, сподобившиеся соделаться верными, можем знать, мудрствовать о том и говорить, будучи научаемы и просвещаемы благодатию Пресвятаго Духа.

Сим же способом удостоверяемся и утверждаемся в убеждении, что Бог, создавший всяческая, Он же создал и нас, персть взем от земли, и даровал нам ум, слово и душу мысленную, сотворил нас по образу и подобию Своему, отгнал от нас тму неведения. И благоволил показать нам, хотя примрачно и некоторым образом как бы в тени, — то, что выше нас, изъясняя сие помощию того, что видится в нас самих. Так узнали мы, видим и веруем, что как Бог, создав тело, сотворил потом вместе (за раз) и душу, и ум, и самое внутреннейшее слово наше (ибо Писание, — говоря, что Бог создал человека, персть взем от земли, и вдунул в лице его дыхание жизни, и бысть человек в душу живу, — показывает, что вместе с душею были и ум наш и слово, ни одно из них не было прежде других, так как все три вместе едино суть и дарованы нам в едином дыхании жизни), как, говорю, в сих трех ни одно не было прежде другаго, так как все три единаго суть естества и существа; так и в святой, единосущной и единочестной Троице ни одно лице не было прежде другаго. Бог Творец образа, т. е. человека, выну триипостасен сый, никогда не имел ни одного из трех лиц, которое было бы прежде других; но три лица вместе суть един Бог, и опять сие единое, т. е. Бог, равным образом всегда есть в трех лицах.

Итак, исповедуем, веруем, свидетельствуем и утверждаем, перед теми особенно, которые не почитают дерзким испытывать относящееся до непостижимаго Божества, что Пресвятая Троица, в которую мы крещены, есть Бог триипостасный, Отец, Сын и Дух Святый, как благодатию Святаго Духа удостоверились мы из самаго божественнаго Евангелия; но как есть и что есть Святая Троица, все создавшая, сего мы, созданные от Нея, не ведаем. И если сего не ведаем, как и поистине не ведаем, а между тем дерзаем говорить и толковать о том, чего не ведаем, то скольким стрелам молнийным праведно низпасть на нас, чтоб попалить нас? В самом деле, то, что не похоже ни на что из сотвореннаго, ни видимое ни невидимое, но есть выше всего, как можем познать мы, твари тленныя, чувственныя, слепыя и непросвещенныя? И особенно когда грехи наши, как стена, стоят между нами и Богом и отделяют нас от Него? — Каковую стену грехов наших, если не разорим мы покаянием или не прейдем, то не только Бога не возможем познать, но не познаем даже и того, что мы человеки. Ибо пока стоит эта стена и преграда грехов наших и нас отделяет от света, как возможно нам, пребывая во тме, познать самих себя, или понять истинно, что мы такое, откуда взяв начало, приходим в мир сей, куда идем и какого рода твари есмы? Не зная же самих себя, не тем ли более не можем познать Того, Кто несравненно выше нас? Если бы мы познавали самих себя, то не стали бы с такою дерзостию говорить о Боге. Говоря же о Боге и божественных вещах, мы, не просвещенные и Духа Святаго не имеющие, тем самым показываем, что не знаем самих себя. Если бы мы знали самих себя, как следует, то никогда не подумали бы, что достойны даже на небо воззреть и видеть этот чувственный свет мира или попирать ногами эту землю. Почему что может быть нечистее того, кто в гордостном самомнении покушается учить о тех, яже Духа суть, без Духа? И что сквернее того, кто, не хотя покаяться и предочистить себя, но минуя сие, приступает богословствовать с одним лжеименным знанием и внешнею мудростию и разсуждать с дерзостию и самоуверенностию о сущем, и сущем всегда неизменно одинаково? Такой, если б не сделал никакого другаго греха, — хотя это и невозможно, — за это одно делает себя повинным вечному мучению. Ибо всякий высокосердый нечист в очах Божиих. Некоторые же из таких до такого доходят несмыслия, что начинают говорить и думать, будто никакого не имеют греха. О безумие! Никого нет без греха, кроме единаго Бога. Вси согрешиша и лишени суть славы Божия, говорит божественный Апостол (Рим. 3:23). Если же, по сему божественному слову, все согрешили и лишены славы Божией, и никого потому нет без греха, кроме единаго Бога, то говорящий о себе, что не согрешил, и сам того не чувствуя, равным себя творит Богу, будучи в действительности равен деннице, велеречившему: выше облак поставлю престол мой и буду подобен Вышнему.

Кто исповедует себя грешником, тот делом показывает искреннее покаяние, чистое исповедание грехов своих, веру к духовному отцу, принявшему помыслы его, покорность и послушание в принятие на себя низких и презренных дел, послужение меньшим братиям, помогание немощным, и при всем том вседушное смирение, и нрав непритворный, нелукавый и нелицемерный. Если и ты, от всей души и от всего сердца, имеешь себя скуднейшим и ничтожнейшим паче всех людей, — с каковым расположением в неразрывной состоят связи всегдашнее сокрушение и радостотворныя слезы, от которых и с которыми ревностному подвижнику прибывают очищение души и познание таин Божиих, — то берись говорить о божеских и человеческих делах, и я уверен, что все ощутят силу слов твоих. Все сказанное мною есть дело и плод покаяния; и оно–то разгоняет неведение наше и приводит нас сначала к познанию человеческих вещей, самих себя и своего состояния, а потом к познанию и того, что выше нас, — вещей божеских, тайн веры нашей, недозримых и недоведомых для не кающихся. Этого познания никто не может стяжать, не исправив наперед сказанных мною добродетелей, хотя бы был первым философом в мире. А кто не стяжает такого познания, тот всю жизнь свою проведет в глубочайшей тме неведения. Ибо хотя о божеских вещах писано в книгах Писания, и все о том читают, но не всем то открывается, а только тем, которые покаялись от всей души и добре очистились чистым и безхитростным покаянием. В силу покаяния и по мере стяжаваемаго ими очищения, получают они откровение, и им явны бывают даже глубины Духа. От таковых–то источается слово ведения и премудрости Божией и потопляет мудрования противных врагов, как какая–нибудь многоводная река. Другим же всем это остается неведомым и сокровенным, не бывая открываемо им от Того, Кто разверзает умы верных к постижению Божественных Писаний. Они же между тем, не видя, думают, что видят и не слыша внятно, думают, что слышат, и не понимая читаемаго, воображают, что понимают, неразумные. Так и всякий неверный думает, что мудрствует и верует право, при всем том, что и мудрствует и верует неправо; ему кажется, что знает, при всем том, что не знает совершенно ничего; хоть он и знает что–нибудь, но знает не добре, что хуже всякаго неведения. Таковы же, думаю, и те. Почитая себя мудрыми, они воистину сделались безумными, какбы из ума вышедшими, и проводят, бедные, дни жизни своей, не зная, как должно, ни одной из тайн Христовых. От их самомнения и гордыни да избавит нас Бог Израилев, и да сподобит нас быть подражателями своими!

Кто соступил со стези блаженнаго смирения и шествие творит вне ея, по правую или левую сторону, а не следует прямо за Господом нашим и Богом Иисусом Христом, тот как может войти в брачный чертог Христов, вместе со Христом? Если же он не войдет туда, то как может увидеть славу Христову? А если не увидит ея, как может возвещать о ней и явною ее творить другим? Или как дерзнет он говорить что–либо о том, чего не знает, и чего не видел никогда? Если же покусится учить о таковых вещах, то найдется ли в мире другой человек, более его несмысленный? И не будет ли он безсловеснее самых безсловесных? Ибо, как видите, безсловесныя животныя сохраняют природу свою и чин свой, и ни одно из них не выходит из пределов своих. Но он, созданный руками Божиими и почтенный достоинством разумности и самовластием, не как должно употребил полученное им достоинство, не познал немощности своей, не пребыл в благах, дарованных от Бога естеству его, и не устоял в пределах своих, не познав меры своей. Как денница, или после него и Адам, вышли из пределов своих и, возгордившись перед Творцем своим Богом, восхотели и сами стать богами: так, — увы! — поступил и он, вышел из пределов естества своего, возжелал того, что выше меры его, не захотел восходить на высоту духовнаго ведения путем смирения и христоподражательнаго жития, но с великою гордостию набрал оттуда и отсюда, как плинфов, словес лжеименнаго знания, затвердил их частым повторением и стал износить перед другими со славолюбием, человекоугодием и великим самомнением, мечтая, что стяжал столп богословия и духовнаго ведения, и воображая, что находится на небесах, или даже выше еще небес, стоит там и разглагольствует о Творце неба и земли и всего, что в них. Такого кто станет называть человеком, или ставить наравне с животными, или думать, что он имеет хоть какое–либо чувство? Если Адам, созданный по образу Божию и сподобившийся жить жизнию равноангельною и безсмертною, за преступление одной заповеди Божией, не только потерял то ангельское жительство, но праведно лишен и жизни вечной, и осужден на смерть, тление и клятву: то что постраждут все те из происходящих от него, которые, нося еще образ его — перстнаго, — прежде чем очистятся, — покушаются богословствовать?

Но скажи мне, прошу тебя, кто бы ты ни был, не желающий учиться тому, что касается Бога и божественных вещей, а покушающийся паче учить о том, — скажи мне, вышел ли ты из ада, т. е. из греха и вступил ли на поверхность земли? Также, как случилось тебе выдти из сего ада, по каким ступеням восходил ты оттуда и кто были твои помощники и споспешники? Был ты смраден и источал тление или, лучше скажу, смерть господствовала в тебе и ты был мертв, — скажи же мне, каким способом ожил ты? Как победил ты смерть греховную и убежал из рук ея? И опять после того, как вышедши из ада вступил ты на землю, скажи, каким способом избавился ты от тления и клятвы? И еще, как поднялся ты с земли и востек на небо? На какую колесницу возсел ты, или какое облако взяло тебя от земли? Открой нам все это и разскажи; и тогда мы примем тебя, если и о Боге будешь вести беседу со страхом, мерно и сдержанно. Если же без того, о чем я сказал (что все таинственно всегда происходит с теми, кои взошли в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова), и прежде исполнений заповедей Христовых, дерзостно покусишься ты беседовать о Боге, то мы отвратимся от тебя, как от вышедшаго из ума и бесноватаго. Ибо и пророк Илия не без огненной колесницы взят с телом на небо, и Владыка наш Христос не без облака вознесся от земли. Хотя и Илию Бог мог преложить от земли на небо без огненной оной колесницы, и Владыка наш Христос мог взойти на небеса без облака и сопровождавших его Ангелов; однакожь не сделали этого, чтоб тем научить нас, что ум наш всеконечно имеет нужду в ином некоем, кто бы возвел его на небеса, показал тамошние виды и открыл тайны Божии. Ибо как птице нельзя летать без крыльев, так и уму нашему невозможно востечь в те области, из коих он низпал, если не имеет Духа Святаго, который бы возвел его туда и сшествовал ему. Кроме того, Илия взят на небо огненною колесницею, и Господь вознесся на облаке с Ангелами, еще для того, чтоб как свое вознесение, так и вознесение раба своего Илии подтвердить не словами только, но и делами, и тем научить и нас не прельщаться одними словами, и не всякому верить человеку, который называет себя духовным, но удостоверяться прежде из жизни его и от дел его, согласны ли слова его и дела его с учением св. отец; и тогда уже принимать его и слушать слова его, как слова Христовы. Если же слова его и дела не согласны с учением св. отец; то не следует принимать его, а напротив отвращаться от него, хотя бы он воскрешал мертвых и иныя многия творил чудеса; особенно когда увидим, что он не принимает никаких внушений, коими хотят убедить его — изменить свое неправое мудрование, а остается упорно в своей прелести, воображая, будто жительство свое имеет на небесах. Богодухновенному учению мы от начала научены Апостолами Христовыми и божественными отцами нашими; почему отвергаем все пустыя и безполезныя суесловия тех, которые все время свое проводят в пытании и изследовании того, что непостижимо для самих Ангелов, и держим исповедование веры нашей сохранно невредимым и неколеблемым, — так, как приняли его в начале от самих Апостолов. Мы веруем в Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу неслиянную и нераздельную, в которую крестились, коею живем и от коей в зависимости состоим и здесь и в вечные веки. От сей Святой Троицы имеем мы как бытие, так и благобытие. Когда бы с Нею прейти нам и в другую жизнь, туда, где всех веселящихся жилище и хор выну празднующих духовным празднеством. Сей Троице подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Поиск по сайту: