Политологические и политические предпосылки биополитики

В социальных и гуманитарных науках, начиная с 50-х-60-х годов прошлого века, намечается «поворот к натурализму» –тенденция к изучению биологического базиса психики, мышления, поведения, политической деятельности человека. «Поворот к натурализму» обусловил интерес части политологов в США[12] к биологии с ее неоспоримыми успехами и сенсационными открытиями (например, расшифровкой нуклеотидного кода к началу 60-х годов). Именно политологи (Л. Колдуэлл, Р.Мастерс, А. Сомит, С. Петерсон, Т. Виджел, П. Корнинг, Г. Шуберт и др.) стояли у истоков современной биополитики.

Укажем здесь на важные для биополитики установки и парадигмы, распространившиеся в политологии с 60-х-70-х годов ХХ века:

· системный подходк политике (Д. Ис­тон, Дж. Алмонд и др.). Основная идея – кибернетическое понимание политики как процесса принятия решений ради общественных (общих или перекрывающихся) целей, а также коммуникации (с обратной связью) и контроля. В рамках системного подхода логично сопоставление политических и биологических систем, также отличающихся кибернетическими свойствами. Подобно политическим, биологические системы содержат механизмы саморегуляции, обратные связи, потоки информации и др. И в биологии, и в политологии постановка полностью контролируемого эксперимента часто вызывает принципиальные трудности, в противоположность классической физике. В политологии, как и в биологических науках (этология, экология) исследуются популяции живых организмов (вида Homo sapiens в случае политологии), которые развиваются во времени, т.е. обладают собственной историей. В последние десятилетия и к биосистемам, и к политическим системам применяют принципы синергетики (от греч. sunergetikόV – совместное действие) – науки, посвященной исследованию сложных систем и разработанной благодаря усилиям И.Р. Пригожина, Х. Хакена, Э. Янча, П. Корнинга и др. Так, Э. Янч понимал саму политику в рамках синергетики как комплексное взаимодействие многих нелинейных процессов управления, включая политические механизмы распределения власти, сферы и средства деятельности правительственных органов, а также сами социально-политические структуры;

· бихевиорализм – установка на исследование поведения отдельных человеческих индивидов и групп как актеров на политической сцене; эта установка контрастировала с более ранней установкой на исследование политических институтов (государственного аппарата, партий и др.). Ряд политологов высказывались (например, Дж. Уоке в 1978 г.) в пользу дополнения бихевиорализма данными и концепциями биологии, особенно этологии и социобиологии. Необходимо иметь в виду определенный концептуальный кризис в политологии, который был связан с ощущением отсутствия адекватной теоретической базы для объяснения политического поведения людей.

Группа влиятельных американских политологов видела в биополитике средство выхода из сложившейся кризисной ситуации, привлекая в политологию ранее не востребованные концептуальные ресурсы эволюционной биологии. «Приблизительно четверть века тому назад, – писал А. Сомит в 1991 г., небольшая кучка политологов, которых считали эксцентричными даже наиболее благожелательные из их коллег, начали использовать биологические концепции и методы для того, чтобы лучше объяснить политическое поведение. Это направление, вскоре названное биополитикой, с этих пор процветает» (цит. по. Somit, Peterson, 1997b).

Помимо теоретического значения для политологии, современная биополитика имеет и практическое – политическое – значение. Широкие массы людей оказались затронутыми политическими проблемами с биологической компонентой, такими как взрывной рост населения, особенно в странах третьего мира, разрушение среды обитания и гибель биоразнообразия, засуха и нехватка пищи, проблемы генных и биомедицинских технологий и т.д. «Разрушение окружающей среды угрожает самому продолжению жизни нашей планете, обусловливая необходимость срочной разработки интегральной международной стратегии и сотрудничества» (Vlavianos-Arvanitis, 2001b. P.1). Однако от биополитического движения следует ожидать не только поддержки в решении конкретных проблем, имеющих глобальное значение.

Биополитика дает нам и новые мировоззренческие ориентиры. С их позиций в новом свете выступают и многие сугубо политические проблемы. Например, поскольку «биос» планеты есть сложная сетевая структура, где важно каждое звено, то и человечество может мыслиться как многоцентровая, распределенная сеть, где не может быть единого «руководящего звена». Человечество не может строить свою политическую жизнь на базе вселенской бюрократии, жесткой иерархии – оно должно представлять собой во многом горизонтальную структуру. Собственно, этот принцип и соответствует позитивному содержанию модного ныне «антиглобализма» (если отбросить его экстремальные проявления). Мы вернемся к горизонтальным сетевым структурам в главе пятой книги.

Интерес к биополитике и тесно взаимодействующей с ней этологии человека усиливают также данные, свидетельствовавшие об эволюционно-биологических факторах человеческой агрес­сивности, этноконфликтов. В частности, уже на заре развития биополитики во многих публикациях (например: Peterson, Somit, 1978) детально исследуются студенческие бунты конца 60-х годов ХХ века в Западной Европе, особенно во Франции, которая вновь предоставляет в XXI веке актуальный материал для исследования.

Проблемы современной бюрократии допускают объяснение не только на социокультурном, но и на эволюционно-биологическом уровне (Caldwell, 1986; Flohr, 1986; Salter, 1995; Eibl-Eibesfeldt, 1998). Бюрократия гипертрофирует эволюционно-древнюю тенденцию человека к формированию иерархий доминирования-подчинения и в то же время идет в разрез с другой тенденцией – к установлению неиерархических (горизонтальных) связей между индивидами (см. в главе пятой ниже). Сближение биополитики с психологией, характерное для последних лет, означает нарастание ее связей с современными психотехниками и в особенности нейролингвистическим программированием (НЛП), в репертуар которого входит обращение к эволюционно-древним слоям психики.

Хотя первоначально биополитика возникла на Западе, но нашей стране свойственны все рассмотренные выше в глобальном аспекте биополитические проблемы, например, экологический кризис, этноконфликты. Всё это усугубляется наличием в “постсоветском пространстве” идеологического вакуума на месте ранее доминировавшей системы коммунистических ценностных ориентиров. По-видимому, именно после крушения ранее регламентировавшей жизнь идеологии эволюционно-древние, «животные» тенденции социального (и политического) поведения лишаются существующих в норме культурных тормозов и проявляются в большей степени, чем обычно.

В то же время в нашей стране налицо и позитивные тенденции, также способствующие восприятию биополитики профессиональными политическими деятелями, учеными-гуманитариями и вообще широкими массами населения. Речь идёт о постепенном осознании гражданами России важности биологических разработок в различных сферах – природоохранной, генноинженерной, биомедицинской и т. д. для решния насущных социальных и политических задач. Поскольку одним из основных ключевых понятий биополитики является «биосоциальность», то биополитика оказывается созвучной традиционному российскому менталитету, характеризующемуся коллективизмом, общинностью, «соборностью». К этим тенденциям в России мы еще вернемся в «Заключении», когда в нашем распоряжении будет весь конкретный багаж содержания. А сейчас перейдем от предпосылок развития биополитического движения непосредственно к его истории.

Поиск по сайту: