Крупнейшие модули мозга

К числу крупнейших мозговых модулей относят рептилиальный мозг, лимбическую систему, неокортекс (см. MacLean, 1996; Gazzaniga, 1996, см. рис. 38). Эти модули примерно соответствуют этапам эволюции головного мозга по линии пресмыкающиеся (рептилии) ® млекопитающие ® приматы. Каждый из этих модулей способен выполнять многие из основных функции, присущих мозгу, включая восприятие информации от органов чувств, память, приинятие решений, важнейшие формы поведения и др. В целом мозг приматов (и человека), включающий все три указанных модуля в наиболее развитой форме, обозначается как триединый мозг (The Triune Brain). Классификация мозга на три модуля напоминает концепцию Зигмунда Фрейда о трех элементах психики человека – ид (эволюционно древние мотивы поведения), суперэго (стихийные эмоции, чувство вины, страха и др.) и эго (рациональная оценка ситуации, рациональный контроль за поведением).

Модульная классификация мозга реализует эволюционный подход к его функционированию, и это более важно, чем то, что модулей именно три. Можно было бы спорить о числе кардинальных этапов эволюции мозга. Так, ствол мозга возникает раньше в эволюции, чем появляются рептилии. Поэтому, может быть, его следует рассматривать как еще более эволюционно ранний модуль (“рыбный мозг”), чем “рептилиальный мозг”, и тогда модулей будет четыре. Также отметим, что, например, лимбическая система (6.6.2) рассматривается ныне как устаревающий термин, ибо входящие в неё структуры возникали неодновременно в эволюции. Однако, при всех происходящих ныне (и прогнозируемых в будущем) модификациях понятий в нейрофизиологии, наиболее ценным является связанное с концепцией модулей представление о гетерохронии мозга, взаимодействии разновозрастных в эволюционном плане структур в процессе его работы.

6.6.1. Рептилиальный модуль (R-комплекс) мозга. В мозгу имеется много структур, которые унаследованы нами от наших отдаленных предков – рептилий (конкретно терапсид). Многие из этих структур, в свою очередь, унаследованы приматами от еще более примитивных существ. Таковы, например, структуры среднего и заднего мозга, объединяемые понятием «мозговой ствол» и существующие уже у рыб. Эти структуры, в частности, продолговатый мозг, ведают жизненно важными физиологическими функциями (незначительное повреждение продолговатого мозга вызывает паралич сердечной деятельности и дыхания). Мозжечок координирует позы и стереотипные движения. В состав ствола мозга входят также участки, важные для поддержания активного состояния мозга в целом (ретикулярные ядра). Ретикулярные ядра представляют своего рода информационный фильтр, который отбирает из поступающей в мозг из внешнего мира и изнутри организма информации ту информацию, которая требует внимания вышележащих отделов мозга (включая отделы, ведающие сознанием). Благодаря ретикулярным ядрам мать не просыпается от сильного шума, но вскакивает по первому слабому крику ребенка. Выделяемый аксонами нейронов ядер шва (в варолиевом мосту, части ствола мозга) нейротрансмиттер серотонин синхронизирует активность нейронов других отделов мозга, что и приводит к засыпанию. Строго говоря, серотониновая система ядер шва отвечает за медленноволновой сон (названный так по характерной электроэнцефалограмме (ЭЭГ)) – это те стадии сна, которые проходят без сновидений[76].

Таким образом, ствол мозга содержит своего рода «рубильники», способные как активировать, так и усыплять мозг, в том числе его отделы, связанные с сознанием. Из клинической практики известно, что нарушения в работе мозгового ствола, если не ведут к смерти в силу подавления жизненных функций, часто ввергают человека в глубокую кому, прекращая тем самым его всякую поведенческую активность, зависимую от вышележащих мозговых модулей (иллюстрация общего закона немецкого философа Николая Гартмана о том, что «низшее сильнее высшего», см. подраздел 2.5.2). Этот факт обусловливает биоэтические и биополитические проблемы, касающиеся статуса индивида в хроническом коматозном (сноподобном) состоянии, но без диагноза «смерти мозга» (в противоположность ситуации, обсужденной в начале подраздела 6.5). Подобных пациентов в английской литературе именуют vegetables — овощами. После пробуждения некоторые из них рассказывали, что их “сознательный мозг” фактически был активен, и только выключенный “стволовой переключатель” разобщил мозг и тело — они не могли установить контакт с другими. Биополитическая проблема касается норм обращения с такими кажущимися “овощами”. В наше время финансовых трудностей администрации госпиталей могут урезать расходы на их жизнеподдержание, уповая на то, что во многих случаях шансов на пробуждение может не быть.

Общие для различных позвоночных животных структуры мозгового ствола, однако, обычно не имеются в виду, когда употребляют термин рептилиальный модуль (или R-комплекс) в узком специфическом значении. К нему относят функционирующие у рептилий, а также птиц и млекопитающих эволюционно-консервативные структуры переднего мозга[77], регулирующие питание, копуляцию, и целый ряд форм примитивного социального поведения. Речь идет в основном о базальных (лежащих близ основания мозга) ганглиях (MacLean, 1996). Так, в центре основания мозга расположено полосатое стриарное тело, включающее ряд ганглиев – хвостатое ядро, чечевицеобразное ядро (состоящее из бледного шара и скорлупы). Некоторые другие ганглии, также представленные в рептилиальном модуле, связаны с обонятельными отделами мозга. Компоненты рептилиального модуля мозга на примитивном уровне обеспечивают важнейшие формы поведения, связанные с питанием, копуляцией, самообороной и социальными взаимодействиям между индивидами.

В биополитическом контексте особенно важно то, что на уровне рептилиального модуля возможны агонистическое поведение (угрожающие демонстрации), ухаживание за противоположным полом, подчинительное поведение. Рептилиальный модуль мозга позволяет ящерицам совершать угрожа­ющие демон­страции по отношению к конкуренту за место или социальный ранг. Ящерица встает и делает несколько шагов, поворачиваясь боком к конкуренту (Eibl-Eibesfeldt, 1998). Выяснено, что рептилиальный модуль участвует в угрожающих демонстрациях у приматов, например, у обезьян саймири, которые в эксперименте пытаются «угрожать» собственному отражению в зеркале. Это поведение прекращается при выведении из строя компонента рептилиального модуля – бледного шара (MacLean, 1996). Рептилиальный модуль (иногда называемый также рептилиальным мозгом) связан с отношениями доминирования–подчинения, с феноменом власти(см. главы четвертую и пятую), а также с территориальным поведением. Конечно, сказанным не отрицается сильное влияние вышележащих слоев мозга человека, которые взаимодействует с «рептилиальном мозгом» при регуляции социального поведения.

«Рептилиальный мозг соответствует в человеческом мозгу структуре размером с кулак... Древний механизм доминирования-подчинения продолжает функционировать у человека, и установление отношений репрессивного доминирования в результате драки или соревнования вознаграждается, как и у других млекопитающих, рефлекторным изменением гормонального фона» (Eibl-Eibesfeldt, 1998. P. 33).

Рептилиальный мозговой модуль участвует – и у самих рептилий, и у более эволюционно продвинутых существ в поддержании режима дня, узнавании особями других представителей своего вида (хотя у млекопитающих эта функция вовлекает также другие мозговые модули, вплоть до коры больших полушарий), во всякого рода стереотипных, повторяющихся действиях вплоть до встречающихся и у человека навязчивых поступков и желаний. П. МакЛин указывает в этой связи на всевозможные церемонии, ритуалы, военные демонстрации, моды в человеческом обществе. Причем, как у ящериц, так и у людей многократное повторение какого-либо стереотипного сигнала повышает эффективность его влияния на других. Д. Моррис в свое время указывал на то, что внимание человека привлекает не столько громкость телефонного звонка, сколько его многократное повторение. Стремление юристов к поиску прецедентов при любых видах судебного разбирательства (что особенно характерно для британской системы судопроизводсва) может иметь свои эволюционные корни в тенденции рептилиального модуля мозга к консерватизму – многократному воспроизведению одних и тех же стереотипов (как мы увидим ниже, более молодые модули мозга вмешиваются в подобные стереотипы, стремясь их изменить или вообще прервать).

6.6.2. Лимбический модуль (лимбическая система) получает значительное развитие у млекопитающих. Как и рептилиальный модуль, он реализует основные формы социального поведения – но на качественно ином уровне. Помимо территориального, доминирующего, подчинительного поведения, лимбическая система обеспечивает также существенные возможности лояльного поведения, в частности, характерные для млекопитающих формы заботливого (особенно родительского) и игрового поведения. В эксперименте удаление лимбического модуля у, например, хомяков прекращает их заботливое поведение по отношению к детенышам и лишает хомяков способности к игре (MacLean, 1996).

Лимбический модуль включает в себя комплекс различных мозговых структур, например: миндалину, гиппокамп, перегородку, обонятельные луковицы и бугорок, некоторые участки таламуса и гипоталамуса, поясную извилину[78]. Лимбическая система участвует в эмоциональных реакциях и помогает поддерживать сбалансированное, гармоничное функционирование всего организма (гомеостаз) – предпосылку для адекватного поведения. Так, гипоталамус, один из важнейших компонентов лимбической системы, контролирует (и в то же время восприни­мает) физиологические параметры организма (температуру, кровяное давление, уровень глюкозы в крови и др.). Гипоталамус содержит центры агрессии, причем разным ее видам и формам соответствуют разные зоны гипоталамуса. Гипоталамус содержит также центры сексуального поведения, голода, жажды, наконец, центры удовольствия, и известны опыты, в которых крыса подолгу нажимает рычаг, посылающий электрические импульсы в такой центр. Центры лимбической системы стимулируются посредством нейротрансмиттеров и нейромодуляторов, в частности, эндорфинов — аналогов морфия; перед нами нейрологические основы некоторых наркоманий.

Центры гипоталамуса контроли­ру­ются другими отделами лимбической системы, в особенности, миндалиной. Миндалина выбирает из потребностей организма одну, которая становится доминантой поведения индивида. Она «взвешивает конкурирующие эмоции, порождаемые конкурирующими потребностями, и тем самым определяет выбор поведения» (Данилова, Крылова, 1997. С.290). В агрессивной ситуации, если гипоталамус отвечает за физиологическую и поведенческую картину агрессии, то миндалина выступает как триггер (запускающий механизм) подобного поведения. Удаление миндалины затрудняет переключения доминант у пациентов, которые подолгу «зависают» на каком-либо поведении, уже переставшим быть актуальным. У видов с агонистическим доминированием в биосоциальных системах (см. 4.16 выше) хирургическое удаление миндалины меняет социальный ранг индивидов, как это произошло в эксперименте с макаками-резусами. После удаления миндалины у вожака стаи Дейва, он потерял агрессивность, стал покорным и пугливым и приобрел низший ранг в иерархии доминирования.. Его место занял самец по кличке Зик, который до операции был вторым (Данилова, Крылова, 1997).

У человека лимбическая система тесно взаимодействует с корой больших полуша­рий, особенно с ее лобными долями. Человеческие эмоции — результат взаимодействия лимбической системы и неокортекса. Имеется тесная функциональная связь между лимбической и обонятельной системой мозга, обслуживающей эволюционно-древний канал коммуникации на языке химических соединений. Это обусловливает эмоцио­нальное восприятие многих запахов и запоминание запахов, связанных с эмоционально окрашенными событиями (Bloom, Lazerson, 1988). Например, запах духов возникает в памяти вместе с их носительницей.

Связанный с лимбической системой участок древней коры мозга гиппокампнеобходим вместе с поясной извилиной и другими компонентами данной системы для кратковременной памяти (запоминающей информацию на минуты и часы) и для переноса наиболее важной информации из кратковременной памяти в долговременную (где она может храниться многие годы).

Политика во многом опирается на эволюционно примитивные формы социального поведения, возникшие раньше человеческого языка и культуры. И доисторическая и современная политика сохраняет значительную “лимбическую” компоненту (когда страсти преобладают над рассудком). Например, харизма (см. 5.5 выше) политического лидера отчасти связана с особым комфортом, который испытывают подчиненные вблизи него. Этот комфорт, вероятно, имеет обонятельную компоненту — зависит от вырабатываемых лидером химических стимулов, которые могут не восприниматься сознательно, но поступать в сцепленный с обонятельной системой мозга лимбический модуль и через него влиять на физиологическое и эмоциональное состояние индивида.

6.6.3. Неокортекс (новая кора больших полушарий мозга) достигает существенного развития лишь у приматов, в особенности, у человека, у которого она отвечает за владение языком, абстрактное (логическое) и образное мышление. Прослеживается тесная взаимосвязь между прогрессивным развитием неокортекса и усложнением социальной жизни приматов. Показано, что неокортекс больше по размерам у тех видов приматов, у которых более крупные социальные группы (Dunbar, 1992), т.е. «объём неокортекса зависит от количества социальных взаимоотношений, на которые примат должен обращать внимание в сложной социальной среде» (Cummins, 2001. P.87).

Новая кора освобождает поведение приматов от жёсткой зависимости от мотивационного состояния, которое контролирует на уровне лимбической систмы поведение представителей других таксономических групп животных по принципу «есть голод – надо искать пищу». Приматы отчасти преодолевают мотивационную зависимость своего поведения и принимают решения, учитывая предшествующий жизненный опыт, актуальную социальную ситуацию, а не только своё состояние в текущий момент. Поэтому пища добывается раньше, чем разовьётся чувство голода, а сексуальная активность у самок не ограничивается только гормонально заданным периодом эструса и может быть направлена на манипулирование другими ради конкретных целей, например, приобретение ресурсов у самцов «в обмен» на интимный контакт. Даже «гормональное воздействие на мозг во время беременности, необходимое для своевременного запуска материнского поведения у большинства млекопитающих, не требуется для спонтанной родительской заботы у приматов» (Keverne, 2001. P. 35). Однако для развития материнского поведения нужны соответствующая социальная среда и адекватный жизненный опыт. Гориллы и шимпанзе ухаживают за первенцем хуже, чем за последующими детёнышами. Лишение детёнышей человекообразных обезьян общения с матерью и социальных контактов в течение 8 месяцев после рождения препятствует в дальнейшем их адекватному родительскому поведению (см. Keverne, 2001).

Новая кора представляет сложный ландшафт с большим количеством извилин и борозд, увеличивающих общую поверхность неокортекса. Крупные борозды делят неокортекс на доли, каждая из которых имеет особые функции по восприятию информации от органов чувств или управлению движениями мышц тела, в частности:

· лобная доля включает зону, отвечающую за произвольные (сознательно контролируемые) движения ног, рук, языка и др., а также зону, необходимую для обоняния;

· теменная доля отвечает за информацию от поверхности тела (прикосновение, боль);

· височная доля воспринимает слуховую информацию

· затылочная доля содержит центры зрения.

Но за все перечисленные функции отвечает у человека только примерно 5% площади поверхности неокортекса — это так называемая первичная кора. Вся остальная кора является вторичной, или ассоциативной, и она отвечает не непосредственно за восприятие информации, а за ее обобщение. Так, расположенная в затылочной доле ассоциативная кора создает из зрительной информации целостные образы реальности, во многих случаях взаимодействуя с участками других зон мозга, причем параллельно функционируют несколько нейронных сетей. Опознание внешнего облика объектов («что»-система) связана с перемещением информации в мозгу по траектории от первичной зрительной коры (поле 17 затылочной доли) к нижней части височной доли (вентральный путь); этот же путь необходим для узнавания человеческих лиц. Идентификация пространственного расположения объектов («где»-система) вовлекает, кроме первичной зрительной коры, также поле в средней части височной доли и участок теменной доли, и эта система участвует в зрительном распознавании эмоций других лиц по выражению их лиц. Причем, в зависимости от конкретной эмоции, в процесс распознавания вовлекаются те или иные дополнительные структуры (см. Михайлова, 2005). Скажем, выражение брезгливости на лице человека распознается при участии островковой коры (зоны впячивания коры мозга в районе височной доли). Некоторые доли коры собирают и интегрируют информацию от нескольких ассоциативных зон (третичная кора). С обобщением и интеграцией информации связаны высшие психические функции, например, речь (центры речи в лобной и височной долях левого полушария).

Лобным долям отводится особенно важная роль в логическом мышлении, планировании, инициативе, творческом решении новых проблем, понимании иронии и сарказма, активной работе с памятью (не автоматическое запоминание, а активный выбор из «фондов памяти» того, что необходимо здесь и теперь), восприятии эмоций окружающих, контроле за вниманием, восприятии необычных, ранее не встречавшихся раздражителей, самокритике и подавлении примитивных импульсов (Roberts et al., 1998). В биополити­ческом плане важно то, что кора лобной доли мозга позволяет нам делать целесообразный выбор в меняющейся ситуации, особенно путем подавления нашей внутренней тенденции к реагированию стереотипным образом. Так, решение «не нажимать на кнопку» экспериментального прибора в ситуации, когда испытуемый уже ранее выра­ботал стереотип «нажимать», требует активной работы лобной коры. Поэтому человек не превращается в робота, функционирующего по заданной программе, он может иметь свое мнение, делать свой нетривиальный политический выбор (так, Карл Либкнехт в Германии голосовал в рейхстаге против военных кредитов, когда почти все голосовали за них).

Лобные доли – достаточно позднее эволюционное «приобретение», они достигают существенного развития только у высших приматов. Как и всякие эволюционно-молодые структуры, они оказываются наболее уязвимыми и хрупкими (пример на тему о законе Н. Гартмана «высшее более уязвимо, чем низшее», см. 2.5). Так, травма черепа любой локализации (висок, затылок и др.) с большой вероятностью сопровождается повреждением именно лобных долей, особенно их прилегающих к глазницам нижних (базальных) участков, в силу строения черепа. Повреждение разных отделов лобной коры может не оказывать существенного влияния на интеллект человека, но резко меняет его поведение, так что пациент не может вести ту жизнь, которую он вел до этого. В частности, повреждение базальной лобной коры вызывает некритическое отношение к своему поведению, неустойчивое настроение, колеблющееся между блаженством (эйфорией) и неглубокой яростью, неопрятность, дурашливость и неуместный смех (немецкий термин Witzelsucht) при утрате настоящего чувства юмора, повышенную бесцельную активность, агрессивность.

С биополитической точки зрения важно, что в части случаев люди с нарушением функций базальной лобной коры совершают кражи и иные преступные действиия. В какой степении могут быть наказаны такие “лобные” преступники и в какой – следует считать их невменяемыми и лечить? Если дефект затылочной ассоциативной коры влечет за собой утрату способности узнавать целые образы, то аналогичным образом повреждение лобной коры ведет к неспособности следовать моральным нормам в своем поведении. Также и при выходе из строя прилежащей к лобной коре передней части поясной извилины мозга наступает своего рода “моральная слепота”: люди абстрактно знают нормы морали, но неспособны их учитывать на практике (Голдберг, 2003).

Повреждение выпуклой (дорзолатеральной) части лобной коры проявляет себя утратой инициативы и способности планировать свои действия и ставить цели. Сложные формы человеческой деятельности в этом случае подменяются более простыми формами, вплоть до выполнения инертных стереотипов, потерявших связь с ситуацией, а также механического копирования движения других. Не страдают ли политические деятели, из года в год повторяющие одни и те же призывы и обещания и игнорирующие любые реформы и инновации, в той или иной мере функциональными дефектами в соответствующих зонах лобных долей (учитывая, сколь легко эти “хрупкие” доли подвергаются травмированию)? Начальная стадия болезни Альцгеймера, симптомы которой наблюдались у Роналда Рейгана и других политиков нашего времени, также проявляет себя поражением именно лобных долей, что резко меняет поведение больного.

Лобные доли непосредственно связаны проводящими путями с большинством других участков как более эволюционно-древних участков мозга, так и неокортекса. Поэтому многие функции лобной коры фактически вовлекают в той или иной мере другие участки коры, мозга в целом. Так, в эмоциональном восприятии речи наряду с лобными участвуют и височные доли. Тот факт, что прочие зоны неокортекса имеет свои представительства – участки лобной коры, позволяет нам считать лобные доли своего рода «модулем в модуле», голографически отображающим всю новую кору больших полушарий. Тесные связи лобной коры с остальными зонами мозга приводят к тому, что поражение лобных долее вызывает вторичные нарушения в других отделах мозга, а а повреждение мозга вне зоны лобных долей – вторичные расстройства в функционировании лобной коры мозга.

Прямая связь лобных долей неокортекса с лимбической системой обусловливает то, что человек не предстает не просто как “хладнокровный компьютер”, а воспринимает эмоционально, через состояния своего тела, и свои, и чужие поступки. Поэтому и возможно состояние, например, типа “мук совести”, когда в буквальном смысле сосет под ложечкой. У человека в обработке обонятельной информации, даже восприни­маемой без участия сознания, все равно участвует не только лимбическая система, но и тесно связанная с ней лобная кора мозга. Нарушение функции полюсно-базальных отделов лобных долей, непосредственно взаимодействующих с лимбической системой, приводит к стертости эмоций, при грубом нарушении этих функций лицо больного приобретает характер маски. Люди в таком состоянии не способ­ны к эмоциям, так как утрачены пути, ведущие от коры к центрам, управляющим физиологическим состоянием организма. Даже сравнительно небольшое подавление “лобных” функций может ослабить связь с лимбикой, и тогда может возникнуть типаж людей “без совести” — от садистов-маньяков до политических диктаторов.

Вернемся к упомянутой выше биополитически важной социально-когнитивной функции. Соблюдение норм поведения в обществе, адекватность реакций на то или иное действие других индивидов зависят от зон лобной коры (в частности, ее срединного – вентромедиального – участка), отвечающих за способность поставить себя на место других, понять их состояние и намерения (Berthoz et al., 2002; Bechara, 2002). «Способность проникновения в душевные состояния других людей является основой социального взаимодействия... У успешных корпоративных, полиитических и военных лидеров мы находим повышенную способность проникновения во внутренний мир других людей» (Голдберг, 2003. С.152—153).

Напомним, что данная способность получила в англоязычной литературе название theory of mind (TOM) – «теория души». Об ее эволюционно-консервативном характере свидетельствуют определенная предваренность этой функции в поведении многих приматов и раннее начало развития социально-когнитивных способностей в индивидуальном развитии ребенка. Ребенок уже в 2 года понимает, что желает или предпочитает другой. Понимание того, что есть намеренный обман, в полной мере приходит к 4,5 годам (Cummins, 2001).

Роль лобных долей неокортекса подчеркивается тем, что, кроме человека, способность к формированию «теории души» в достаточной мере проявляется лишь у высших приматов (шимпанзе, бонобо, горилла); в то же время, именно эти приматы характеризуются сравнительной развитостью лобных долей мозга. Понимание состояний и намерений других позволяет высшим приматам обладать «маккиавелевским интеллектом» -- совершать обманные действия и манипулировать поведением других в своих интересах (например, ради приобретения социального статуса). В обиходной жизни способный к формированию «теории души» других людей человек воспринимается как умный, смышлёный, а неспособный к этому – как глупый, недалекий.

С социально-когнитивной функцией тесно связана и способность распознавать обман, идентифицировать обманщиков. Об определенной обособленности подсистемы мозга, отвечающей за распознавание обмана, говорит тот факт, что испытуемые, которым предлагаются сложные задачи (например, головоломные вычисления), намного легче справляются с этими задачами, если они формулируются как задачи на поиск обманщиков, на обеспечение справедливого дележа денежных средств и др. (см. Cosmides, Tooby, 1997; Rossano, 2003).

Лобные доли коры сотрудничают при формировании ТОМ с другими отделами мозга, в том числе компонентами лимбической системы, которые хранят информацию, извлекаемую лобной корой мозга (так, распознавание эмоции страха вовлекает миндалину), и даже с мозговым стволом, опосредующим реализацию эмоциональных реакций. Этот пример наглядно показывает, что три мозговых модуля, вступая в кооперацию между собой, формирует целостный, хотя и гетерохронный в эволюционном плане, мозг. Политическая система – заметим в порядке глубокой системной аналогии – также издревле базируется на кооперации людей разных возрастов – молодых и энергичных лидеров (вождей, военачальников в древности) и более старых мудрецов (старейшин, эфоров в Спарте и т.д.).

Э. Голдберг считает лобные доли «лидером мозга», его «дирижером». Эта иерархичность в организации мозга смягчается тем, что «лидер» неспособен, как мы видели, выполнять свои функции без тесного взаимодействия с прочими отделами мозга, которые воплощают в себе не только иерархический, но и в большой мере сетевой принцип организации. Более того, в составе лобных долей разные конкретные участки контактируют с разными внелобными зонами мозга и «лидируют» в разных конкретных функциях, что напоминает принцип сетевой организации типа хирамы, с её многими частичными, специализированными лидерами (см. 5.7. выше). Есть ли в лобных долях участок, играющий роль центрального лидера во всем мозге? Голдберг в книге «Управляющий мозг» не дает окончательного ответа на этот вопрос и гипотетически предполагает, что таким центральным лидером мог бы быть участок в середине лобной доли (поле Бродмана №10).

Знания об организации мозга позволяют нам по-новому взглянуть на человеческое поведение, в частности, политическое, где есть, как мы уже отметили, существенные «лимбическая» и даже «рептилиальная» (поведение толпы) компоненты и в то же время возможности для приложения высшего, неокортикаль­ного, модуля. Это соответствует двойственному статусу политики в нашей культуре. Политика может быть примитивным, грязным, даже «скотским» делом, и в то же время со времен Античности она рассматривается и как поприще для творческой деятельности гениев, каковыми и были правящие «философы» в известной утопии Платона. За пределами политики, концепция модулей мозга и связанные с ней факты могут быть использованы, например, в классификации произведений искусства. Можно классифицировать современные фильмы по тому, на какой мозговой модуль они в основном рассчитаны (при всем сказанном о взамодействии и взаимосвязи модулей). Порнофильмы во многом апеллируют к нашему рептилиальному (или даже еще более эволюционно-древнему – «рыбному») наследию, мелодрамы немыслимы без существенной «лимбической» компоненты, наконец, провоцирующие долгие размышления фильмы – которые не составляют большинства кинопроката – позволяют нашему неокортексу проявить себя в полной мере.

6.6.4. Асимметрия мозговых полушарий. Два полушария человеческого мозга похожи друг на друга, мозг представляется зеркально-симметричным, хотя в последние годы установлен так называмый двойной сдвиг Яковлева – лобная доля правого полушария несколько выступает впереди лобной доли левого, а зателочная доля левого полушария, выступает за затылочную долю правого полушария мозга. Этот сдвиг более выражен у мужчин, чем у женщин (Голдберг, 2003).

Функции правого и левого полушарий не совпадают. У боль­шинства людей (у правшей) левое полушарие содержит центры речи, оно также доминирует, особенно в у мужчин, в логическом мышлении, решении математических задач, планировании. Музыкальные способности, художественная одаренность и многие другие виды таланта, разные виды образного мышления и интуиции, способность узнавать человеческие лица, пространственная ориентация зависят от правого полушария. Каждое полушарие строит свою модель мира – левое символическую, а правое в виде непосредственных образов. С левым полушарием в большинстве слу­чаев связано сознательное Я, правое же соответствует тому, что называется подсоз­нанием. Имеются основания предполагать, что правое полушарие предпочитает работать с новыми образами и стимулами (стремится к новизне), а левое – с привычными (левое полушарие обладает консерватизмом). Различие функций правого и левого полушарий рельефно выступает у мужчин и существенно сглажено у женщин.

Американский психолог Р. Сперри работал с пациентами, мозг которых был хирургически рассечен по связывающему полушария мозолистому телу (для прекращения эпилептических припадков). Если он проектировал изображение голого женского тела на левую сторону поля зрения (воспринимаемую правым полушарием), то пациент краснел и улыбался, но утверждал, что ничего не видел, ибо информация поступала лишь в правое, невербальное, полушарие. Свое состояние пациент объяснял другими причинами, например, стеснением, вызванным недостаточно проглаженными брюками или запачканными ботинками. Та же фигура, спроецированная на правую сторону поля зрения (которая воспринима­ется левымполушарием), с готовностью описывалась пациентом.

Нарушение функций одного из полушарий ведет к изменению общего настроения человека, причем выход из строя левого полушария ведет к подавленному, депрессивному состоянию, а правого, напротив, к улучшению настроения вплоть до эйфории. При демонстрации фильмов право полушарие специализируется по восприятию неприятного и ужасного, а левое – приятного и смешного (Шульговский, 2003).

Возрастающий интерес у исследователей ныне вызывает правая лобная доля. Она более непосредственно, чем левая лобная доля, связана с лимбической системой и поэтому отвечает за восприятие чужих эмоций и собственные эмоциональ­ные реакции (передавая соответствующие сигналы лимбической системе). Без функционирующей правой лобной доли юмор пациента становится неразборчивым, он теряет способность оценивать тонкие юмористические сюжеты и картинки (Shammi, Stuss, 1999). Юмор играет немаловажную роль в социальной жизни человека и выполняет политические функции – достаточно вспомнить, в какой степени успех речи полити­ческого лидера часто зависит от его способности к иронии, сатире, сарказму.

Различные культуры в человеческом обществе тяготеют к преимущественному развитию левого “логического” (западная цивилизация) или, напротив, правого “образного” полушария (многие культуры Востока). С этим связано и разное отношение к коммуникации между людьми, в том числе и невербальным сигналам. Если в западной цивилизации люди обращают основное внимание на логически сформулированное содержание того или иного сообщения, то в восточных культурах первостепенная роль традиционно отводится контексту общения как единого неделимого акта-образа (с кем, когда, в какой ситуации состоялось общение, см. Бутовская, 2004а). В политическом лидерстве можно также выделить два стиля – “левополушарный”, ориентированный на логику и трезвый расчет, но часто “бескрылый”, и правополушарный, ориентированный на образное видение решения политических проблем, часто устремленный в будущее, но спотыкающийся о реальные “земные” трудности.

Левши отличаются от правшей в плане организации функций мозговых полушарий, в частности, у них центры речи могут располагаться не в левом, а в правом полушарии. Канадский биополитик Лапонс (Laponce, 1976 и другие работы) показал, что правши и в политике относительно часто придерживаются “правых” (т. е. консервативных) взглядов, а левши тяготеют к левым взглядам (реформисты, революционеры). Лапонс связывал эту ориентация левшей на политическую левизну с тем, что они составляют меньшинство (в среднем в человеческой популяции около 10% левшей) и как любое меньшинство, борются за свои политические права и потому склонны к реформаторству и бунтарству. Возможно, однако, что специфическая политическая ориентация левшей объясняется и более весомой ролью правого полушария, которое, в силу перекреста мозговых проводящих путей, «обслуживает» доминирующую у них левую руку. Как уже отмечено, право полушарие, вероятно, отличается поиском новизны и менее «консервативно», чем левое полушарие мозга.

Из работ Лапонса также вытекает, что количество официально зарегистрированных левшей можно рассматривать как своего рода мерило демократии: чем более демократично государство, тем более высок процент левшей в составе его населения, судя по официальной переписи. Лапонс полагал, что в недемократическом (например, тоталитарном) государстве господствует дух конформизма, и левши вынуждены переучиваться, скрывать свою левизну, поэтому их количество существенно занижается в данных переписи.