Христианская биополитика»: теологический натурализм

Рассматривая в начале этой главы натурализм как философскую «подложку» биополитики, мы указали, что он ориентируется на природу, познаваемую естественно-научными средствами. Было подчёркнуто, что акцент в рамках биоцентрического наутрализма – фундамента биополитики -- делается на живую природу, и из естественных наук на первый план выходит биология.

Другой вариант натурализма, также имеющий сторонников среди биополитиков рассматривает природу не только с естественнонаучной, но и с религиозной точки зрения, усматривая в ней проявление замысла Творца. Еще И. Гете восхищался птицами-корольками, заботливо выхаживающими свое потомство, и рассматривал это как один из аргументов в пользу присутствия Божьего промысла в природе. В ХХ веке П. Тейяр де Шарден рассматривал саму эволюцию как духовный процесс, в конечном счете направленный к «точке Омега», достижение которой знаменует контакт с Божеством. Какой системе практических ценностей соответствует такой религиозный подход к природе, «христианизированный натурализм»? Эта система ценностей – уже не биоцентризм, но биологизированный теоцентризм(греч. Qeός – Бог). Природа, жизнь ценятся не сами по себе, но как Творение Божье.

Биополитик и теолог из США Кеннет Котен в книге «Христианская биополитика» (Cauthen, 1971) определяет биополитику как «религиозно-этическую платформу, отводящую центральное место жизни и стремлению к наслаждению в современную наукоцентристскую, технологическую эпоху» (Р.12). Котен концентрирует внимание на трех основных «темах» христианской биополитики:

· Изначальная благость Творения. Бог на каждой стадии сотворения мира созерцал сотворенное и видел его благость. «Небеса, земля, море, растения, и животные все являются благими» (Cauthen, 1997. P.5). Ратуя за бережное отношение ко всем божьим тварям, в каждой из которых проявляется «благость творения», Котен признает за всякой формой жизни «внутреннюю ценность». Однако человек имеет большую ценность, чем животные, ибо наделен «более обширными и глубокими способностями к восприятию и наслаждению», чем они.

· Двойственность настоящего. Этот термин Котен предпочитает слову «грехопадение», ибо «сегодня мы знаем, что рай в его совершенстве никогда не существовал в прошлом…» (Cauthen, 1997. P.5). По мнению Котена, наш грех состоял не в падении с некого изначального уровня совершенства, а в том, что мы до сих пор не смогли в полной мере реализовать наши потенциальные возможности в плане способности к наслаждению, доброты, справедливости и любви. Мы (имеется в виду человечество) успели совершить много добрых дел, но мы сделали и очень много зла, обрекая друг друга на страдания и причиняя колоссальный ущерб природе. В этом Котен и видит «двойственность настоящего». Оно представляет собой смесь добра и зла.

· Обетованное будущее.Эта завершающая тема связана с «искуплением, спасением, завершением и надеждой» (Cauthen, 1997. P.6). Однако обетованное будущее, давая нам надежду, зависит от реализации человечеством библейского императива, который Котен формулирует следующим образом: «Подкрепляйте творящее и искупляющее вмешательство Бога действиями людей, которые способствовали бы осуществлению целей Бога в мире. Наказ состоит в том, чтобы сотрудничать с Богом… ради мира, благоденствия и торжества справедливости» (ibid).

Вслед за В.И. Вернадским и П.Тэйяром де Шарденом, Котен обозначает термином ноосфера формирующееся глобальное общество – «всемирную сеть взаимодействующих и взаимозависимых человеческих мыслей и действий». Котен оставляет открытыми вопросы: Сможем ли мы обеспечить всем необходимым растущее население планеты, не загрязняя ее сред? Избежим ли ядерной катастрофы? Сумеем ли перейти к обетованному «царству справедливости и радости»?

Котен не дает конкретных рецептов такого перехода – «экологической трансформации». Главное для него в том, что «будущее открыто и формируется нашими свободными решениями. Мы можем распознать символы времени (т.е. раскрыть волю Бога в мире – прим. А.О.). Мы можем изменить наше поведение и, возможно, избежать катастрофы. Или же мы можем упорствовать в своей слепоте и глупости и навлечь небесный огонь на наши головы» (Cauthen, 1997. P.7).

А.Влавианос-Арванитис также придает своей интерпретации биополитики не чисто биоцентрический, а отчасти религиозный оттенок. Религиозные обертона «теории биоса» Влавианос-Арванитис и ее сторонников (членов БИО) получают концентрированное и эксплицитное выражение в специальном разделе публикаций БИО – в биотеологии. Лейтмотив биотеологии– в понимании биоса как священного дара. Итак, биос – не просто единое тело, но и тело Богозданное. Именно поэтому биополитика, проповедующая биологические знания и биоцентрические ценности в социуме, совершает богоугодное дело и заслуживает полной поддержки со стороны религиозного сообщества (независимо от конкретных конфессий его представителей). Влавианос-Арванитис подчеркивает, в согласии с мыслью К. Котена о благости наполненного жизнью Творения: «Каждое живое существо причастно к творению и отражает его совершенство всей своей природной красотой» (цит. по: Влавианос-Арванитис, Олескин, 1993. С.73). Красота биоса специально рассматривается Влавианос-Арванитис в рамках биоэстетики, тесно связанной и взаимоперекрывающейся с биотеологией (см. 7.4.3 ниже).

Современные проблемы человечества рассматриваются Влавианос-Арванитис в связи с с разрывом связи не только между человеком и остальным «телом биоса» (и порвал собственное «тело человечества» на антагонистические части – своего рода раковые опухоли), но также между человеком и Богом. Разрыв ранее непрерывных связей по линиям Бог-человек-природа ведет «к угрозе для всего божественного творения» (Влавианос-Арванитис, Олескин, 1993. С.73–74). Внутри «тела человечества» «все люди связаны между собой духовными узами», и их разрыв ведет, с одной стороны, к эгоцентризму, с другой – к деперсонализации как не менее опасной тенденции.

По контрасту с К. Котеном, А. Влавианос-Арванитис занимает значительно более оптимистическую позицию. Она не вопрошает, «направлено ли человечество на саморазрушение?», а утверждает: «Вера в окончательную победу жизни над смертью – существенная часть теологических концепций. Эта великая вера придает нам уверенность в том, что мы будем в состоянии преодолеть то, что ныне угрожает и человеку, и био-окружению – наркотики, аборты, самоубийства, войны, загрязнение окружающей среды» (там же. С.73). Лейтмотив грядущего спасения человечества – в восстановлении связи и с Богом, и с живой природой. Это восстановление связи символизируется в христианстве как в обряде причащения, так во всей повседневной деятельности Церкви.

Участники Ассизской Межрелигиозной конференции 1986 г. (буддист, христианин-католик, индуист, мусульманин и иудаист) единодушно высказались в поддержку «задачи сохранения биоса» (там же. С.74–75). В рубрике «биотеология» находят свое место взгляды представителей каждого из перечисленных вероисповеданий. Тем не менее, Влавианос-Арванитис в основном опирается на христианскую (конкретно: православную) теологию. В православной религии она особо подчеркивает момент внимания к «уникальности каждого человека». В то же время «православная церковь учит людей уважать биос, наблюдать его и постигать его величие, видеть присутствие Творца в каждом малом его творении» (там же. С.75).

Таким образом, приоритетное внимание к живой природе – пусть понимаемой по-разному (в естественнонаучных категориях или с применением теоцентрических подходов) представляет собой философскую подложку биополитики. Человек трактуется как часть живой природы (биоса), продукт биологической эволюции.

Поиск по сайту: