Примеры биополитически важных соматических факторов и состояний

Опираясь на данные и концепции генетики, нейрофизиологии, эндокринологии и других биологических и медицинских наук, биополитики изучают различные аспекты взаимодействия политических реалий современности и соматических параметров человека как актера на социально-политической арене.

6.7.1. Стресс. Всоответствии со взглядами венгерского врача Ганса Селье (1976), стресс понимается как запрограммированная реакция организма на всякое резкое изменение условий окружающей cреды, которое в этом случае обозначается как стрессорный фактор, или стрессор. Стресс характерен для живых существ в диапазоне от микроорганизмов (где говорят о температурном стрессе, стрессе при истощении питательных веществ и др.) до человека. У человека стресс подразделяют на физиологический (болевые воздействия, холод, высокая температура и др.) и психологический (вызванный сигналами опасности, переживаниями, обидами, необходимостью решения сложной задачи и др.). Иногда психологический стресс, в свою очередь, классифицируют на информационный (большой объем перерабатываемой информации, ее сложность) и эмоциональный (например, всякого рода конфликтные ситуации). Словесные раздражители представляют собой длительно действующие эмоциональные стрессоры. Независимо от вызвавшего раздражителя, стресс вызывает однотипные изменения в организме, направленные на преодоление действия опасного фактора путем приспособления организма к повышенным требованиям. Г.Селье различал три стадии стресса:

· Стадия тревоги, связанная у человека и высших животных с эмоциональным и физиологическим возбуждением и выделением в кровь норадреналина и адреналина, вызывающих всплеск повышенной работоспособности;

· Стадия сопротивления с мобилизацией всех защитных сил организма; на этой стадии уровни норадреналина и адреналина выше нормы, но их дальнейшее накопление задерживается специальным контрольным механизмом (норадреналин и адреналин, связываясь с гипоталамусом, вызывают выработку веществ, ингибирующих синтез норадреналина и адреналина надпочечниками); организм работает в особом, относительно стабильном, “аварийном” режиме, причем норадреналин определяет длительную, а адреналин — лишь кратковременную адаптацию к стрессору. Поэтому в лыжных соревнованиях на длинных дистанциях больше шансов имеет тот спортсмен, у которого в крови преобладает норадреналин, а не адреналин. У политиков тоже можно выделить два стиля борьбы со стрессом (ориентированные, соответственно, на длительную и лишь кратковременную адаптацию в условиях, например, военной угрозы);

· Стадия истощения. В результате длительного действия стрессора, несмотря на мобилизацию защитных сил организма, запасы энергии постепенно истощаются. Стресс у человека на этой стадии часто связан с неконтролируемым ростом уровней норадреналина и адреналина, что более не сдерживается разрушенной стрессором системой обратной связи. Под влиянием чрезмерного уровня “гормонов тревоги” наступают органические осложнения (язва желудка /хотя она связана не только со стрессом, но и с бактерией Helicobacter pylori /, атеросклероз) и психические нарушения (депрессия, синдром Паркинсона).

Умеренный стресс (эустресспо классификации Г. Селье) — не достигающий стадии истощения — считается скорее полезным, чем вредным. В эксперименте мыши, периодически подвергавшиеся умеренному стрессу (нерегулярное питание; агрессивный самец в той же клетке; одна самка на всех самцов) были больше по размерам, агрессивнее и сильнее, нежели группа мышей без указанных стрессоров. Опасен только угрожающий истощением защитных факторов стресс (дистресс). Следующие виды дистресса, угрожающие здоровью и резко ограничивающие социальную и политическую активность личности, можно признать типичными для современных условий жизни:

· Тяжелый эмоциональный стресс, обусловленный драматическими, меняющими жизнь событиями (смерть супруга, развод, увольнение с работы). Исследования биополитика С. Петерсона были посвящены влиянию состояния здоровья, сексуального опыта и переживаний, связанных со смертью близких родственников, на политическую деятельность (Peterson, 1990). Политическое поражение или военная неудача может сыграть роль аналогичного “дистрессора” для политического лидера, истощая его энергию и лишая способности к активному действию..

· Менее тяжелый, но достаточно продолжительный (пролонгированный) стресс, также в конце концов истощающий защитные силы организма. Часто такой пролонгированный стресс характеризуется у человека чувством непрекращающейся тревоги (типичные примеры жизненных ролей — одинокая работающая мать; менеджер-исполнитель среднего уровня иерархии предприятия).

· Стресс, вызванный комбинацией многих стрессорных факторов (комбинированный стресс). Тогда новый стрессор выводит из строя защиту, выставленную против предшествующих стрессоров.

· Комплексный стресс, представляющий собой сочетание всех предшествующих видов стресса — нередкая ситуация в современном обществе. Тяжелые последствия такого стресса для здоровья и психики людей усугубляются тем обстоятельством, что, в западной, да и в современной «новой» российской культуре, люди не делятся своими проблемами с другими. Дистресс подобного типа вызывает деполитизирующийэффект — люди становятся политически пассивными.

Т. Виджел разработал метод оценки тревоги, озабоченности и других граней физиологического стресса (PSE, physiological stress evaluation) у политиков (Wiegele, 1976, 1982) и разработал прибор, позволяющий по модуляциям голоса «идентифицировать те фрагменты публичного выступления, где аппарат свидетельствовал об изменениях в манере произнесения звуков, которые указывали на сильную степень стресса» (Somit, Peterson, 1998). Использовались, например, записи речей президентов Дж. Кеннеди и Л. Джонсона во время различных политических кризисов (речь о Берлинской стене, о кризисе в Тонкинском заливе и др.). Метод анализа голоса политиков был далее усовершенствован сыном биополитика Г. Шуберта Джеймсом Шубертом на базе соединенного с компьютером прибора.

Характерным проявлением стресса является также изменение электропроводимости кожи, что связано с усиленным потоотделением. В частности, ладони и стопы потеют у человека только под воздействием стресса и не реагируют на изменения температуры. В период Карибского кризиса в начале 60-х годов угроза ядерной войны вызывала усиленное потоотделение кожи ладоней у масс людей в США (Моррис, 2001).

Достаточно контринтуитивны, хотя и не лишены внутренней логики, данные о влиянии крайних степеней стресса, связанных а) с переживанием смерти близких, б) со страхом собственной смерти и в) (у женщин) с последствиями сексуального насилия, на политическую активность соответствующих индивидов. Как ни странно, среди представленных С. Петерсоном (Peterson, 1990) данных есть и факты, свидетельствующие о том, что и рандеву со смертью, и изнасилование повышают уровень политической активности пострадавших.Читателю предоставляется возможность творчески подумать над возможным объяснением таких корреляций.

6.7.2. Диетология и биополитика. В свете данных современной диетологии (науки о питании), человек в известной мере ”есть то, что он ест”. Известно успокаивающее и снижающее агрессивность влияние на человека вегетерианской диеты (не случайно великие “непротивленцы злу насилием” Лев Толстой и Махатма Ганди исповедывали вегетерианство). В то же время, мясо содержит адреналин, норадреналин и другие стрессорные вещества забитых животных, специфически влияющие на состояние и поведение “мясоедов”.

Некоторые разработки по диетологии можно отнести в рубрику «диета для политиков». Поскольку серотонин представляет один из важнейших нейротрансмиттеров (в том числе и с точки зрения способностей человека стать политическим лидером), то понятны усилия по подбору диеты для оптимизации его содержания в мозгу. Серотонин содержится в ряде растительных продуктов: его много в бананах, ананасах, некоторых бобовых растениях. Однако проблема в том, что серотонин, поступивший с пищей, значительно задерживается двумя барьерами: 1) между стенкой кишки и кровью; 2) между кровяным руслом и мозгом (гемато-энцефалический барьер). По этой причине предлагается обогащать рацион предшественником серотонина – незаменимой аминокислотой триптофаном, которая содержится в животных белках (например, молоке и молочных продуктах, яйцах, рыбе). Однако и триптофан пропускается гемато-энцефалическим барьером в ограниченной степени, тем более что он конкурирует на уровне этого барьера с другими аминоксилотами, также «стремящимися» в мозг.

Предлагается косвенная тактика, основанная на углеводнойдиете (особенно в утренний прием пищи). Поступающая в большом количестве глюкоза, содержащаяся в углеводах (или продуктах их переваривания), вызывает усиленную выработку гормона инсулина поджелудочной железой. Инсулин стимулирует поглощение из крови в ткани многих аминокислот,но не триптофана. Последний теперь легче проходит в мозг, так как не конкурирует с другими аминокислотами за гемато-энцефалический барьер. В результате в мозгу повышается уровень серотонина, синтезируемого из триптофана.

Насыщение, прекращение голода, сопровождается выделением в мозгу “веществ удовольствия” (энкефалинов), оказывающих многообразное влияние на нервную деятельность. Помимо биологического, отметим также социальное значение всевозможных ритуалов приема пищи как коллективных событий (включая даже христианское таинство причастия), которые, несомненно, находят свой эволюционный источник в характерном для всех высших приматов ритуале одаривания друг друга пищей. Вообще, прием пищи в человеческом обществе – многоуровневый процесс с философской точки зрения: он определяется не только (а зачастую: не столько) удовлетворением физиологической потребности организма, сколько социокультурными факторами, которые влияют на время и место приема пищи, на рацион.

Поскольку наш кишечник населяет многочисленная микробиота, то многие ценные вещества (витамины, нейротрансмиттеры, факторы иммунитета) вырабатываются микроорганизмами. Так, тормозной нейротрансмиттер g-аминомасляная кислота (ГАМК),регулирующий порог болевой чувствительности толстой кишки,синтезируется кишечной микрофлорой. Если нарушается гармоничное функционирование этой микрофлоры (дисбактериоз, частый результат того или иного вида физиологического или социального стресса), то в кишечнике оказывается мало ГАМК, и тогда наступает синдром раздраженной толстой кишки. Диетологические разработки должны учитывать то, что мы кормим не только себя, но и сообщество микроорганизмов, в свою очередь обогащающих нас важными – в том числе и в биополитическом ракурсе – соединениями.

Состояние кишечной микрофлоры взаимосвязано с социальными поведением индивида. Уровень вырабатываемых микроорганизмами ценных соединений, несомненно, влияет на поведенческие возможности этого индивида. Достаточно сказать, что снижение иммунитета вследствие прекращения синтеза микробных иммуностимуляторов (в состоянии дисбактериоза) не только угрожает развитием соматических заболеваний, но и может вести к социальной и политической пассивности, апатии, неспособности справиться с нагрузками, связанными, например, с ролью лидера. В этой связи очевидное биополитическое значение приобретают разработки последних лет по пробиотикам – пищевым добавкам, содержащим препараты ценных бактериальных культур и улучшающим состояние здоровья человека (см. 7.2).

6.7.3. Голодание. Голодание прекращает все связанные с пищей и ее социальным значением эффекты. Оно является не только нейрофизиологической, но и важной биополитической проблемой, если затрагивает большие массы людей. С биополитической точки зрения, Дж. Шуберт и С. Петерсон различали

· хроническое недоедание, характерное для многих развивающихся стран мира и приводящее к замедлению роста детей, их физической слабости, умственной отсталости и задержке процесса индивидуального развиия.

· внезапные кризисы, ведущие к эпизодам голодания

В противоположность чисто природным катаклизмам (землетрясениям, извержениям вулканов), голод часто представляет именно биополитическую (и просто политическую) проблему, ибо распределение имеющейся пищи среди слоев населения зависит от политических лидеров и богатых поставщиков продовольствия. Не афишируя это открыто, некоторые политики справляются с проблемой нехватки пищевых ресурсов путем уменьшения спроса на них в результате голодной смерти части населения.Есть основания считать, что так поступило правительство Великобритании в период голода в Ирландии в 1847 г (J. Schubert, 1983). Более того, голодание может быть сознательно использованополитическими диктаторами или завоевателями как метод усмирения непокорных. Вероятно, именно ради этого Гитлер в 1944 г. распорядился лишить Нидерланды всех источников продовольствия, чтобы подавить очаги сопротивления нацизму. Голод как политический инструмент давления применялся также в Восточном Тиморе в 1970-е годы, в резервациях индейцев в США в начале ХХ века.

В детальных исследованиях голодания как биополитической проблемы (работы Дж. Шуберта и С. Петерсона) была показана двухстадийность голодания Короткие эпизоды голодания вызывают эфемерный всплеск политической активности: акции протеста, акты насилия, беспорядки, бунты, революции. Однако, более продолжительные периоды отсутствия пищи, снижая в организме концентрации жизненно важных соединений, например аминокислоты тирозина (предшественника катехол­аминов), ведут к снижению уровня нейротрансмиттеров дофамина и норадреналина. Отсутствие этих нейротрансмиттеров приводит к обездвиживанию организма и к депрессии. Нарастает апатия. Все эти факторы делают невозможной какую-либо социальную (политическую) активность. Людей интересует только непосредственное удовлетворение голода; индивидуальные отличия нивелируются (ср., однако, следующий абзац). Именно с этой точки зрения можно частично объяснить отсутствие какого-либо организованного политического протеста со стороны русских крестьян, обреченных И.В. Сталиным на голодную смерть в ходе коллективизации и «раскулачивания» в начале 30-х годов. Революционная ситуация имеет больше шансов сложиться тогда, когда продовольственный кризис уже преодолен, но массы людей еще помнят о некомптентности или коррупции правительства, проявленной в период кризиса (J. Schubert, 1983).

Биополитик Дж. Шуберт выступает против взглядов последователей Мальтуса о том, что голодание якобы улучшает генофонд, ибо элиминирует слабых и генетически мало ценных индивидов, выступая как вариант негативной евгеники. Он полагает, что тема генетических последствий голодания пока еще требует детального изучения.

В заключении подраздела укажем на роль индивидуальных личностных характеристик людей, вызывающих разное поведение в ответ на голод или иные стрессоры. Люди не являются механизмами с легко предсказуемым поведением — сила воли и мужество некоторых могут преодолевать влияние физиологических стрессов. А. Солженицын в книге “Архипелаг Гулаг” свидетельствует о том, что лишение еды и сна, также как и другие виды стресса, не нивелируют, а напротив, подчеркивают, индивидуальные различия.

6.7.4. Половые (гендерные) факторы в биополитике. Излюбленной темой работ многих биополитиков (биосоциологов) является социальная и политическая роль биологических факторов, связанных с полом. Не прекращаются и общественные дебаты о половых различиях, принимающие форму политизированных конфликтов феминистов и антифеминистов. Эти различия имеют столь существенное значение для всего человеческого социума в разных его аспектах, что вполне оправдан французский лозунг Vive la difference! – Да здравствует разница. Остановимся на важнейших гранях биополитической проблематики гендерных (от английского gender – пол, грамматический род) различий.

· Генетические различия. Напомним, что женщины имеют в норме две половых хромосомы Х, мужчины – одну хромосому Х и одну хромосому Y. Иногда возникают аномальные сочетания половых хромосом, как например XXY (синдром Клейнфельтера: стерильные мужчины с некоторыми женскими вторичными признаками и в части случаев слабоумные), Х0 (только одна хромосома Х, синдром Тернера: стерильная, часто низкорослая женщина с недоразвитием вторичных половых признаков), XXY (см. в разделе 6.3 выше).

· Внутриутробные гормональные различия. До возраста около 7 недель и мужские, и женские зародыши человека выглядят одинаково. Далее у будущих мужчин активируется мужская хромосома Y, а именно ее участок sry (sex-determining region of the Y chromosome), детерминирующий половую принадлежность индивида. Недифференцированные зачатки половых желез под его влиянием начинают приобретать облик семенников, наблюдается первичный выброс мужского гормона тестостерона, обусловливающий маскулинизацию тела плода. В отсутствии мужского гормона тело развивается по женскому типу, который обозначают как «базовый пол» человека (см. Бутовская, 2004б).

· Внутренние морфологические различия. К 16 неделям беременности окончательно оформляются гениталии (в том или другом направлении), плод приобретает признаки мальчика (после выброса тестостерона) или девочки (в его отсутствие). Если в матке развиваются два близнеца противоположного пола, тестостерон будущего мальчика воздействует на соседний плод, вызывая определенное нарушение в развитии девочки в сторону ее маскулинизации; сходный эффект вызывают гормональные препараты, принимаемые беременной женщиной. В последующем психология такой девочки отличается некоторыми присущими мальчикам чертами (агрессивность, доминантность и др.) В то же время, известны и ситуации, когда мальчик претерпевает гормональное воздействие в утробе, ведущее к его феминизации (такое бывает при стрессе во время беременности). Известна мутация, при которой клетки эмбриона оказываются нечувствительными к мужскому гормону, и тогда эмбрион развивается в особь со всеми внешними признаками женщины, несмотря на наличие функционирующих внутренних мужских половых органов.

· Половые различия в нервной системе. Природа различий нервной системы мужчин и женщин во многом гормональная. У мальчиков мужской гормон тестостерон, проникая в мозг через гемато-энцефалический барьер, превращается в эстрадиол, который и отвечает за маскулинизацию мозга. Хотя эстрадиол – женский гормон (один из эстрогенов), однако у девочек синтезируемый половыми железами эстрадиол не пропускается гемато-энцефалическим барьером и потому не влияет на мозг. В отсутствие такого гормонального влияния мозг развивается по женскому типу. Различия на уровне нервной системы проявляются в поведенческих особенностях двух полов уже с момента рождения. Так, новорожденные мальчики плачут больше, чем девочки, в меньшей степени реагируют на успокаивающее поведении взрослых, их нужно больше держать на руках (Kagan, 1981; Low, 2000). У женщин, в отличие от мужчин, правое полушарие, наряду с левым участвует в речевой деятельности и вносит свой вклад в логические и вербальные способности.
При половом созревании у мужчин развивается зона в миндалине, отвечающая за поведение в иерархических структурах (доминирование и подчинение). У женщин развивается гиппокамп, который необходим для запоминания новой информации и ее консолидации (перевода из кратковременной памяти в долговременную), что также стимулирует вербальную деятельность. Все это облегчает для женщин овладение иностранными языками, способствует сравнительно хорошим результатам у девушек при написании школьных сочинений и т.д. Правда, в тестах по выявлению аналогий между словами имеется легкое преимущество на стороне мужчин (Frost et al., 1999).
В структуре мужского мозга заложены предпосылки для большей терминологической отточенности речи, что связапно с «областью чёткого подбора слов» в задней части левого полушария (Бутовская, 2004б). Н. Гешвинд в 80-е годы представил данные о том, что мужской гормон тестостерон тормозит развитие левого полушария, что приводит к относительно более важной роли правого полушария у мужчин.
Недостаточное развитие левого полушария приводит к тому, что мальчики в 4 раза чаще девочек страдают дислексией — неспособностью научиться правильно читать и понимать текст. Относительное преобладание правого полушария у мужчин обусловливает их успехи в пространственной ориентировке и решении геометрических задач и, по-видимому, создает предпосылки для появления в популяции мужчин художественных гениев с необычайно развитой творческой интуицией (тип Леонардо да Винчи, который был левшой). Возможно, тестостерон прямо стимулирует развитие правого «интуитивного» полушария у мужчин. Высказано предположение о стимулирующей роли мужских гормонов и в ходе эволюционного становления человеческого мозга.
Тестостерон повышает, в то же время, агрессивность мужчин по сравнению с женщинами — это различие полов характерно для всех культур человеческого общества и проявляется уже в раннем детстве. Поэтому есть предпосылки для определенной корреляции между нарастанием интеллекта и усилением агрессивности в процессе антропогенеза (Хазен, 1998). Функциональная асимметрия полушарий мозга (латерализация функций) в существенно меньшей мере выражена у женщин, чем у мужчин. У женщин больше по размерам мозолистое тело, по которому два полушария обмениваются информацией. Расширенное межполушарное мозолистое тело у женщин даёт нейрофизиологическое оправдание традиционой вере в особую «женскую интуицию» (Masters, 2001). Женский мозг имеет большие компенсаторные возможности при повреждении одного из полушарий, мужской мозг оказывается более уязвимым. С этим в литературе связывают большую распространенность нейрологических и психических расстройств у мужской части населения.
Более интенсивное взаимодействие между двумя полушариями мозга женщин создает лучшие, чем у мужчин предпосылки, для работы мозга в сетевом режиме, с параллельным решениием сразу нескольких задач. Мужчина не только в своем социальном поведении более иерархичен, его мозг также более склонен создавать «иерархию дел» и в каждый данный момент заниматься только одной задачей – функционировать, подобно обычному компьютеру, в последовательном, а не параллельном режиме. Мужчине даже бывает сложно одновременно говорить и слушать, что совсем не трудно для прекрасного пола (Бутовская, 2004б).
Читателю предлагается здесь подумать о том, как эти различия в мышлении должны влиять на стиль политического руководства, реализуемый политческими лидерами мужского и женского пола. Впрочем, все указанные различия между полами носят статистический характер; имеется существенный индивидуальный разброс среди представителей обоих полов (например, некоторые мальчики пишут сочинения лучше, чем некоторые девочки и т.д.).

· Анатомо-физиологические половые различия, включая вторичные половые признаки, формирующиеся вследствие новых выбросов половых гормонов в период полового созревания (пубертантный период). Мужчины в среднем выше ростом, чем женщины (в Европе средняя разница в росте между полами составлят 12 см, см. Бутовская, 2004б); у мужчин больше мышечной и меньше жировой ткани, их грудная клетка и плечи шире, а бедра уже. У женщин более широк таз (облегчение родовой деятельности)[87], по-другому устроены суставы бедер, относительно более короткие ноги, что обеспечивает бóльшую устойчивость, особенно при беременности. Женское тело более эффективно использует полученную из пищи энергию. Женщины выносливее мужчин. Потеря 1 л крови часто бывает смертельной для мужчины и сравнительно легко переносится женщиной (Бутовская, 2004б). Эти анатомические факторы имеют прямое отношение к дебатам о ролях двух полов в обществе. Прогресс цивилизации постепенно снижает ценность специфических мужских преимуществ (например, физической силы) и повышает ценность женских качеств.

· Различия полов на уровне самоидентификации. В возрасте 2—4 года происходит осознание своей принадлежности к определенному полу (самодинтификация). В дальнейшем поведение строится в соответствии с принятой гендерной моделью. Однако в некоторых случаях самоидентификация оказывается осложненной внутренним протестом против "навязываемой" гендерной роли: подрастающий индивид ощущает, что, например, в мужском теле заключена душа женщины. Впоследствие все это может привести к появлению трансвестита и даже – после оперативного вмешательства – транссексуала. М.Л. Бутовская причисляет подобных индивидов вместе с гомосексуалистами к «третьему», промежуточному, полу. Имются сущеественные данные о том, что эта классификация опирается на биологические основания. Так, мужчины гомосексуалисты по ряду признаков, например, степени латерализации функций в мозгу, занимают промежуточное положение между мужчинами и женщинами.

Поведенческие и социально-психологические гендерные различиясвязаны с указанными выше биологическими факторами. Мальчики охотно соревнуются между собой, формируют ранговые иерархии. Девочки чаще формируют горизонтальные структуры (хотя есть индивидуальные вариации у обоих полов) и стремятся не к высокому статусу, а к взаимной привязанности. Мальчики стремятся к независимости: они утверждают свою индивидуальность. Девочки предпочитают взаимозависимость: они обретают индивидуальность в социальных связях. Сопоставимые данные были получены в опытах с человекообразными обезьянами (особенно с бонобо, Schubert, Masters, 1994).

Все отмеченные анатомические, физиологические, психологические и поведенческие половые различия соответствовали, по мнению большинства биополитиков, распределению ролей в первобытном обществе охотников-собирателей. Мужчины охотились и воевали и потому нуждались в сильно развитой мускулатуре, бойцовских качествах, пространственной ориентации. Женщины ожидали мужчин с добычей, будучи готовыми их сексуально удовлетворить (поэтому у Homo sapiens, вероятно, «слабый пол» сексуально рецептивен в любое время, а не только во время эструса, как у многих млекопитающих, Hartigan, 1988). Женщины собирали растения и их плоды и были готовы также и накормить мужчин-охотников. Они вынашивали и выкармливали детей; им требовалось большее количество жира. Женщины также больше нуждались в вербальных способностях (менее важных для мужчин) — за их плечами многие сотни тысяч лет общения с детьми, которых они учили говорить и постигать мудрость жизни. Неизбежно огрубляя сложность многоуровневой социальной жизни, можно полагать, что «в эволюционной истории, вероятно, ценность женщины заключалась в её репродуктивной способности /способности производить потомство/, а ценность мужчины – в способности добывать ресурсы» (Low, 2000. P.83). В соответствии с этм находятся типовые эволюционно-первичные формы поведения и «имиджи» мужчин и женщин: «мужчинами мы называем готовых идти на риск путешественников, а женщинами – избегающих риск воспитательниц» (Low, 2000. P.39).

Эволюционно-детерминированные гендерные различия рассматриваются в литературе в рамках социобиологической (или эволюционно-психологической) модели, постулирующей различие стратегий представителей двух полов у различных биологических видов. Самцы заинтересованы в максимизации репродуктивного успеха путем передаче своих генов максимальному количеству потомков, что достигается половыми контактами с возможно большим числом самок. Как уже указано в разделе о доминировании (4.16.5), повышение социального статуса, продвижение по иерархической лестнице во многих традиционных обществах ведет к увеличению числа жён (Low, 2000). Даже в современном западном обществе моногамная семья (один мужчина + одна женщина) допускает вариант серийной моногамии (Бутовская, Файнберг, 1993), т.е. неоднократной смены мужчиной половых партнёрш за счет развода и повторного брака, а также актов супружеской неверности, не вызывающих бурной негативной реакции у многих «столпов» современного социума. Причем, мужчины статистически чаще вступают в повторный брак и чаще имеют детей от второго—третьего брака, чем женщины (Low, 2000).

Самки у многих видов животных (так же как и у Homo sapiens) вкладывают в производство потомства намного больше ресурсов, нежели самцы, и «самочья» стратегия иная: они заинтересованы в удержании у себя самца, способного обеспечить их и потомство ресурсами и защитой. В той мере, в какой эта модель приложима к современному человеческому социуму, находят биополитическое объяснение факты различия критериев, которыми пользуются мужчины и женщины при выборе партнеров.

Для мужчин наиболее существенным оказывается молодость женщины, ее здоровый и привлекательный внешний вид, который, по имеющимся данным, коррелирует с уровнями женских гормонов и, тем самым, со способностью женщины зачать, выносить и воспитать ребенка (Buss, 1994; Pérusse, 1994). Независимо от конкретной культуры, мужчины предпочитают женщин с чистой гладкой кожей (свидетельство здоровья), без морщин (свидетельство молодости). Размер бюста, связанный коррелятивной зависимостью с уровнями эстрогенов в организме женщины (Бутовская, 2004б), выступает как свидетельство репродуктивной способности женщин. Грудь, бёдра и ягодицы в различных культурах человеческого общества являются важными невербальными сигналами при конкуренции женщин за наиболее ценных мужчин. По мнению большинства исследователей (см. Allman, 1994; Grammer, 1998; Low, 2000; Бутовская, 2004б), оптимально соотношение ширины талии и бёдер примерно 0,7:1, привлекательное для мужчин и соответствующее канонам красоты во многих культурах. Симметричность женского тела – также показатель его здоровья и иммунного статуса; привлекательность индивида, особенно женского пола, нарастает по мере приближения тела и, в частности, лица, к совершенной симметрии, которая субъективно воспринимается как красота[88] (Grammer, 1998).

Женщины, хотя и реагируют на внешние данные мужчин, ожидают от них высокого уровня дохода, социального статуса, а также храбрости, готовности защитить семью в опасной ситуации. Женщины при выборе партнеров в традиционных культурах смотрят на символы статуса, например, на соответствующую татуировку. Реагируя на женские предпочтения, мужчины в этих культурах ярко раскрашиваются, носят оружие (не только ради готовности защититься от врагов).

Здесь находит свое отражение общий социобиологический «принцип гандикапа». Отбор со стороны женского пола заставляет представителей мужского пола идти на мало полезные для них усилия и затраты. В мире живоных яркой иллюстрацией служит, например, предпочтение самками ласточек более длиннохвостых самцов. Преимущественно спариваясь именно с ними, самки способствуют накоплению в популяции таких индивидов, хотя «длиннохвостость» коррелирует с более короткой продолжительностью жизни у самцов (см. Low, 2000). В человеческом обществе модные костюмы мужчин также отражают предпочтения женщин (Моррис, 2001).

Недостатки внешности мужчин, но не женщин, компенсируются их высоким статусом в обществе (данные исследований в современной России, проведенных при участии М.Л. Бутовской и изложенные в её книге: Бутовская, 2004б.). Правда, статистические сводки данных о критериях выбора сексуальных брачных партнёров полны и такими фактами, которые говорят об ограниченности сугубо социобиологической модели и вновь заставляют нас вспомнить о многоуровневости человека. Например, для женщин, кроме статуса, богатства, храбрости, важно также такое качество их потенциальных спутников, как чувство юмора (Low, 2000).

Несомненно, что существенную роль в детерминации поведения, кроме социбиологических (эволюционно-психологических), играют и социокультурные факторы. В недавнем исследовании, проведённом в Новой Зеландии, было установлено, что эволюционно обусловленные различия в стратегиях мужчин и женщин более заметны у слоев населения, не относящихся по богатству и статусу к элите общества. Что касается элиты, то здесь «общий для мужчин и женщин интерес к социальному контролю и поддржанию иерархии досточно серьезно влияет на их брачные стратегии, затушевывая ожидаемые специфические различия /между полами/ в установках и поведении» (Peritore, 2004. P.49).

Более развитые вербальные и логические способности у женщин позволяют рассматривать XXI век как век женской политики. В современных условиях традиционные мужские качества (агрессивность, способность к самоутверждению) играют меньшую роль в политической деятельности, чем вербальные способности, позволяющие прекрасному полу легче овладевать иностранными языками, быстрее и полнее понимать представителей других наций и культур. Именно такие качества важны для политических лидеров начинающегося столетия, когда необходимо обеспечить гармоничную коэволюцию разных частей человечества вопреки разделяющим их барьерам. Уже в конце ХХ века женские достоинства были признаны на международной политической арене, где женщины с успехом занимали отвественные политические посты. Так, Маргарет Тэтчер блестяще справилась с трудной миссией премьер-министра Великобритании. Большие надежды возлагаются ныне на Ангелу Меркель как главу государства ФРГ. Напомним, что и Биополитическая Интернациональная Организация возглавляется лидером женского пола – госпожой Агни Влавианос-Арванитис.

Несмотря на все эти неоспоримые женские премущества, их политическое участие все ещё остается ограниченным, и женщина достаточно редко выступает в роли политического лидера. В этом факте неизбежно находит свое отражение эволюционно-биологический подтекст политической деятельности как борьбы за высокий статус и приобретение ресурсов – архаичной мужской стратегии завоевания женщин и обеспечения репродуктивного успеха (Low, 2000).

Помимо этого, война также остается в основном мужским делом. Женщины в разные эпохи вдохновляли мужчин на ратный труд, причем разные культуры имели канонизированные образы женщин-воительниц (Боадиция у бриттов, Жанна д’Арк во Франции, королева Джинга в Анголе и др.). Но реальные женщины в массе своей воспитывали детей (Low, 2000). Правда, современная война перестает быть исключительной прерогативой “сильного пола” в той мере, в какой с современным сложным “интеллектуальным” оружием легче справляются женщины благодаря выносливости, хладнокровию и вербальным способностям

Остановимся на вопросе о вдохновляющем влиянии женщин на мужчин-политиков (поскольку политика все еще остается по преимуществу мужским делом, хотим мы того или нет). Это влияние столь же многоуровнево, что и сам человек. Женские образы, включая мифологические и легендарные, на духовном уровне дают деятельности данного политика священную санкцию. Реальная женщина – супруга, подруга, спутница, коллега – применяет свою женскую интуицию и свойственное женскому мозгу нелинейное, сетевое мышление, порой спасая политику карьеру и саму жизнь. Хрестоматийными примерами служат Федора, спасшая византийского базилевса Юстиниана в критической ситуации, а также в ХХ веке Е. Фурцева, способствовашая продвижению Н.С. Хрущева на высший государственный пост в СССР.

После всего сказанного о влиянии феромонов (6.7.3) мы вправе предполагать также стимулирующее воздействие женских ароматов на политическую активность мужчин – как в составе толп митингующих, так и на ответственных политических постах. Эта гипотеза вполне могла бы быть испытана в рамках различных политических технологий. Конечно, если политик – женщина, то можно ожидать стимуляции ее деятельности мужскими феромонами, что тоже могут взять на заметку политические технологи. Нельзя не поставить также вопрос о том, не оказывают ли столь распоространенные ныне дезодоранты негативного влияния на контакты представителей двух полов и косвенно даже на деятельность политических лидеров?

Биополитик Глендон Шуберт (отец Джеймса Шуберта, теоретика проблемы голодания), рассматривал привязанность женщины к семье как немаловажный фактор, способствующий ее выдвижению на ответственные посты в современном обществе (G. Schubert, 1984). Политический лидер женского пола, распространяя по-семейному теплые и гармоничные отношения на всю страну, будет способствовать мирной и созидательной политике. Шуберт писал свою работу в 1984 г., когда имелась ядерная конфронтация между СССР и США. Он хотел видеть женщину Президентом США, надеясь на возникшее из семейной жизни женское чувство ответственности и полагая что только женская рука сможет удержаться от того, чтобы неосмотрительно нажать на кнопку пуска ядерной ракеты.

Характерная для некоторых мужчин дислексия (трудности при чтении) может быть рассмотрена как дополнительный биополитически значимый фактор. Вкупе с другими мужскими характеристиками (физическая сила, агрессивность, ассертативность), она формирует детерминируемый также социокультурными факторами тип полуграмотного, ограниченного, но мужественного и непреклонного «армейского командира». К подобному типу личности принадлежали многие политические диктаторы и организаторы военных путчей. В то же время мужчины в политике выступают и в ином обличии – за счет правополушарной интуиции и образного целостного видения реальности они могут быть стратегами, предсказателями будущего, референтами, консультантами и непосредственно просвещенными, окрыленными политическим деятелями – особенно если их мужское «правополушарное» дарование дополняется присутствием логически и вербально развитой женщины как спикера, секретаря, полномочного представителя.

В этой связи отметим разработки последних лет о так называемых андрогинах– людях, чьи качества оказываются промежуточными между женскими и мужскими стандартными вариантами. По существу, к числу таких андрогинов можно отнести гомосексуалистов и транссексуалов («третий пол», Бутовская, 2004а). Не исключено, что именно эти люди, в силу внутренней гармонии двух начал, женского и мужского, окажутся наиболее гибкими и адаптируемыми в сложной ситуации ХХI века. Из их числа, по-видимому, могут рекрутироваться и эффективные политические деятели.

В подразделе о гендерных факторах целесообразно затронуть и биополитическую грань семейной жизни как ценности.Во все времена, начиная с Античности, стабильные семейные отношения считались мощным политическим стабилизирующим фактором. Монархи и политические диктаторы, пытаясь консолидировать общество под своим руководством, взывали к семейным ценностям, сравнивая государство с одной большой семьей (и рассматривая себя как “отца нации” или “Большого Брата”).

С. Петерсон исследовал влияние сексуальных домогательств и насилия на политические установки женщин. Исследования дали неожиданные результаты. Сексуальное принуждение и страх перед ним не подавляютполитическойактивности, более того, коррелируют с ее усилением. Что касается мужчин-насильников, то для них характерно ощущение собственной беспомощности, сниженная самооценка, и, как это ни странно, «оптимизм в отношении будущего» и консервативные политические убеждения (Peterson, 1990). Последнее объясняется, по-видимому, тем, что взгляд на женщину как на низшее существо (который связан с мыслью о допустимости сексуального насилия) является частью комплекса идей и ценностей, присущих многим политическим консерваторам.

6.8.5. Нейрофизиологические типы. К биополитическим исследованиям достаточно близки работы, в которых проводится классификациях политических лидеров по личностным типам. Уже в историко-психологических исследованиях о римских императорах были в свое время выделены характерные типажи («тип Калигулы», «тип Августа» и др.). Как отмечают Сомит и Петерсон (Somit, Peterson, 1998), такие исследования можно отнести к биополитике в той мере, в какой исследователи стоят на платформе натурализма– признают вклад не только социокультурных, но и эволюционно-биологических факторов в формирование типа личности.

Вначале остановимся на качествах, традиционно суммированных в понятии «темперамент». Еще Гиппократ классифицировал людей на четыре группы (темперамента) по преобладанию в теле слизи (флегматики), крови (сангвиники), желчи (холерики) и «черной желчи» (меланхолики). Модифицируя эту схему, И.П. Павлов говорил о физиологически обусловленных типах нервной системы, которые можно классифицировать по следующим признакам:

· Сила нервных процессов – возбуждения и торможения; меланхолики характеризуются слабостью нервных процессов (у павловских собак соответствующего темперамента сильный раздражитель вызывал «запредельное торможение» в мозгу и утрату ранее возникших условных рефлексов), остальные тепераменты – их большей силой

· Развновесие между процессами возбуждения и торможения; эти процессы неуравновешены у холериков (вспыльчивых, безудержных) и уравновешены у сангвиников и флегматиков

· Подвижность этих процессов, их способность быстро сменять друг друга (см. Теплов, 1945. С.214). Уравновешенные темпераменты -- сангвиники и флегматики – отличаются именно по этому параметру: подвижность сангвиников (тип Ноздрёва из «Мёртвых душ» Гоголя) контрастирует с медлительностью флегматиков (тип Обломова из одноимённого романа Гончарова).

И.Павлов говорил о сильных и слабых, уравновешенных и неуравновешенных, подвижных и инертных типах, которые ярко проявлялись не только у людей, но и, например, у исследованных им собак. Каждая из этих категорий соответствовала, с одной стороны, нейрофизиологическому типу организма, с другой – определенным поведенческим возможностям, что в случае Homo sapiens способствует или препятствуют реализации социальных взаимодействий (в том числе и в плане участия в политической деятельности).

Этот подход во многом предвосхищал современные нейрофизиологические представления о быстроте, стабильности, базовом уровне активности нервных клеток мозга, что находит отражение в особенностях электроэнцефалограммы представителей разных типов и, например, в тесте на изменение гальванического сопротивления кожи после предъявления испытуемому раздражителя, вызывающего стресс (см. Дубынин и др., 2003).

В последних работах прослеживается стремление конкретизировать понятие «темперамент» в плане структуры мозга на микроуровне (например, у разных темпераментов – разная степень миелинизации аксонов нейронов, что влечет за собой разный уровень помехоустойчивости и фокусировки в процессе функционирования нейронов) и в нейрохимическом плане (разные типы соответствуют разным базовым уровням катехоламинов, серотонина и др. в функциональных зонах мозга). При этом констатируется, что «если нервные системы относятся к одному типу, истоки их типологической специфичности могут иметь весьма различные причины» (Дубынин и др., 2003). Так, присущая меланхоликам слабость нервных процессов может быть обусловлен низкой активностью норадреналиновой, дофаминовой и серотониновой систем, а может быть связана с недостаточной активностью щитовидной железы и половых желез. Характерная для холериков неуравновешенность может быть вызвана, напротив, избыточной активностью дофаминовой системы мозга или повышенной концентрацией фрагментов холецистокинина.

В литературе, особенно зарубежной, прослеживается тенденция к подмене понятия «темперамент» тем или иным набором качеств, выраженность которых сравнивается у различных индивидов. Весьма популярна, например, концепция «большой пятерки» качеств (the Big Five); некоторые из них рассмотрены нами в иной связи в разделе о генетике поведения (6.3). Однако, авторская позиция состоит в том, что темперамент представляет собой целостный образ, который не желательно «растаскивать» на изучаемые по отдельности (или даже в комплексе) качества.

Несмотря на распространенность переходных и смешанных типов[89], а также на определенную степень изменчивости темперамента под воздействием «жизненного воспитания» и ситуации (известно, что спокойный флегматик может быть временно превращен в истеричного меланхолика, если создать ситуацию, где он почувствует себя беспомощным), можно констатировать достаточную ценность концепции темпераментов не только с психологической, но и с биополитической точки зрения.

Политическая деятельность, если она реализуется людьми разных темпераментов, характеризуется соответствующим стилем. Столь же силен отпечаток темперамента на стратегических решениях полководцев. Советский психолог Б.М. Теплов (1945) приводил в качестве примера «типичного холерика» А.В. Суворова и, по контрасту с ним, флегматика М.И. Кутузова, чья мудрая нетопропливость и осторожность в сочетании с внутренней стабильностью и волей сыграли важную роль в достижении победы над сангвиником Наполеоном.

В ходе эмбрионального развития все системы органов индивида развиваются из трех первоначальных зародышевых листков– внешнего (эктодерма), среднего (мезодерма) и внутреннего (эндодерма) По преобладающему развитию одного из трех листков людей классифицируют на нейрофизиологические и одновременно психические типы (Luscher, 1977; Ammelburg, 1985; Бабушкин, 1988), в значительной мере пересекающиеся, хотя не вполне совпадающие, со шкалой темпераментов:

· Нейротоники – индивиды с доминированием эктодермы. Предпочитают желтый цвет (цвет одиночества, надежды, восходящего солнца) в тесте Люшера, и поэтому их условно называют «желтыми». Поскольку эктодерма образует нервную систему в ходе зародышевого развития, этот тип отличается высокими интеллектуальными способностями и повышенной чувствительностью к факторам внешней среды; такие люди часто предпочитают одинокий, погруженный в свои мысли стиль жизни и в целом соответствуют типу меланхоликов на шкале темпераментов

· Соматотоники, у которых преобладает мезодерма, отвечающая за формирование мускулатуры. Это люди атлетического сложения, энергичные, склонные к активной преобразующей мир деятельности. Предпочитают красный цвет в тесте Люшера (цвет крови, борьбы, революции). В этом случае возможен как сангвиническй, так и холерический темпераменты

· Висцеротоники, индивиды с наиболее развитой эндодермой, формирующей внутренние органы. Они имеют большие полости тела и хорошо функционирующие внутренние органы. Висцеротоники в типичном случае являются спокойными, уравновешенными, общительными «эпикурейцами». Выбирают обычно синий цвет (цвет неба, покоя). Данный тип приблиизительно соответствует характеристике флегматиков.

Если говорить о политической деятельности, эти три типа могут быть проиллюстрированы на примере 1) Кальвина, фанатика новой веры (нейротоник, «желтый»); 2) В.И. Ленина, беспощадного и энергичного революционера (соматотоник, «красный»); 3) Нерона, наслаждающегося жизнью императора Рима (висцеротоник, «синий»). Сторонники этой классификации говорят о распространенности смешаных типов, например, с комбинированным развитием и мезо-, и эндодермы (нейровисцеротоники, тип с сочетанием энергии и гармонии, предрасположенный к занятию этикой в разных ее гранях). Представляло бы интерес выяснить нейрофизиологические типы современных политиков.

В работах биополитиков рассмотрены и некоторые другие немаловажные соматические факторы, в том числе.

· Состояние здоровья. Данная тема обобщена в работах биополитика С. Петерсона (например, Peterson, 1990, 1991a), активно работавшего по ней на протяжении примерно 35 лет. Еще на рубеже 60-70х годов ХХ века Стауффер выдвинул гипотезу о связи между физиологическими условиями в развивающихся странах (питание, количество здоровых людей в популяции и др.) и политическими взглядами.
Давид Шварц (Schwartz, 1976) провел ряд исследований по взаимосвязи между состоянием здоровья и участием в политической деятельности. Объектами его изучения были старшеклассники школ Нью Джерси, взрослые жители урбанизированного Северо-Востока США, члены американского Конгресса, администраторы высокого ранга из Вашингтона, а также федеральные судьи. Он показал, что плохое состояние здоровья коррелирует со слабой политической активностью (или полной пассивностью) и негативными взглядами на политический мир в целом. Сходные данные получены другими исследователями на примере сельских жителей пожилого возраста (у которых слабое здоровье также означало снижение политической активности и интереса к политике, Peterson, 1990).
Дополнительные данные Петерсона показали, что люди с крепким здоровьем в большей спепени поддерживали статус-кво в политике, придерживались более консервативных взглядов (в частности, чаще поддерживали республиканцев) и больше интересовались политикой (Peterson, 1990, 1991a). В этих исследованиях были получены неожиданные и спорные данные. Так, выяснилось, что люди «с хорошим состоянием здоровья» не только «менее отчуждены \от политической жизни – прим. О.А./ и менее мизантропичны» но и «в меньшей мере склонны поддерживать правительственные программы помощи беднякам» (Peterson, 1990. P.93).
Аналогичное исследование, проведенное на жителях Торонто (Канада), однако, принесло совсем иные результаты – найдена умеренная (частичная) корреляция между плохим здоровьем и, напротив, повышенной политической активностью. По-видимому, необходимы дальнейшие исследования с учетом конкретных стилей политической деятельности. Например, можно предположить, что участие в политике человека крепкого здоровья и внутренне гармоничного будет носить сбалансированный, целостный характер. Что касается всплеска политической активности на фоне серьезных проблем со здоровьем (этим всплеском можно объяснить «странные» канадские данные), то можно вполне допустить, что при детальном исследовании был бы выявлен хаотический, лихорадочный, возможно, деструктивный характер такого политического участия.
Помимо этого, для человека со слабым здоровьем некоторые политические проблемы совсем не интересны, ибо далеки от его собственных забот. Но есть и политические проблемы, явно небезразличные для больного человека, например, проблемы, связанные со сферой здравоохранения. В отношении таких проблем человек со слабым здоровьем может быть более политически активен, чем здоровый индивид. В США в начале 1990-х годов оживленные политические дебаты вызывали новые федеральные программы поддержки пожилых и больных людей: Medicaid и Medicare. Этим обстоятельством школа Петерсона (Peterson, Maiden, 1997) объясняет разницу между ситуацией 1987 года, когда, по данным опроса 354 пожилых граждан США, выявлена связь между плохим состоянием здоровья и низкой политической активностью и ситуацией 1993 года, когда в аналогичном опросе выявили связь между плохим состоянием здоровья и, как ни странно, высокой политической активностью; предполагается, что больные старики приходят в политику ради поддержки жизненно важных для них программ.

· Физическая форма (fitness)человека. Получены данные о том, что студенты с хорошей физической формой чаще участвуют в акциях протеста, однако физическая форма не коррелирует с другими видами политической деятельности. В работах биополитика Т. Виджела. мерой физической формы у студентов университета Северного Иллинойса выступали результаты упражнений на топчаке. Исследовались корреляции между физической формой и многими политически важными качествами (чувство беспомощности, тревога, мышление в мировом масштабе, изоляционизм и др.), но достоверно установлено только, что для людей с хорошей формой нехарактерна аномия (чувство собственной обезличенности).

· Энергияв нейрофизиологическом смысле. Известно, что поведение людей может быть более или менее энергичным. Шварц (Schwartz, 1976 и др. работы) в исследованиях на студентах университета Пеннсильвании продемонстрировал, что высокие уровни энергии у человека связаны с неконформизмом (несогласием с существующими социальными и политическими нормами) и поддержкой социальных перемен. Аналогично, у студентов университета штата Нью-Йорк в Буффало высокий уровень нейрофизиологической энергии связан с повышенным участием в акциях протеста, причем эта корреляция была более значимой для девушек, чем для юношей (Peterson, 1990).

· Возраст.Ключевые посты в политической системе часто занимают лица, которым далеко за 50, а нередко и за 60 лет. Во время Корейской войны (1950—1953), объекта исследований биополитиков, средний возраст всех участвовавших политиков был 53 года. Старение как сложный биологический процесс затрагивает все системы организма, в том числе и головной мозг. Геронтологи предполагают участие в старении свободнорадикальных форм кислорода, и поэтому вероятно, что антиоксиданты (например, витамины С и Е), уничтожающие эти радикалы, могут быть рекомендованы стареющим политикам для некоторого продления их профессиональной карьеры. Мозг стареющего человека уменьшается по объему и весу, претерпевает нейрофизиологические изменения, ведущие к более медленной работе с новой информацией и затрудненному ее запоминанию (хотя здесь имеются значительные индивидуальные вариации); более трудным становится переключение с одной деятельности на другую. Все это ведет к присущей многим пожилым людям склонности к стереотипной, рутинной работе, характерен также скептицизм в восприятии нового. Поэтому старение политического лидера во многих случаях сопровождается сменой реформаторского или революционного стиля политической деятельности на более консервативный, охраняющий норму стиль.
Это особенно наглядно видно в странах с диктаторским политическим режимом (примером может служить СССР при И.В. Сталине). Правда, указанная смена стиля политического руководства имеет и иные, чисто социологические и политологические причины. Она выступает как следствие «железного закона олигархии Михельса», по которому всякое первоначально революционное движение по мере своей политической институционализации с обретением статусных привилегий и формальных рычагов власти неизбежно меняет свой характер в пользу более рутинного и консервативного стиля, так что первоначальные «ниспровергательские» лозунги приобретают сугубо косметический характер.
Здесь соматические факторы в организме лидера (лидеров) и «закон Михельса», вероятно, действуют параллельно друг другу. Более того, по аналогии со старением живого организма в свете указанного закона вполне осмыслена метафора «старение политического движения (партии, режима и др.)», причем «стареющее» политическое движение, как и стареющий человек, начинает бояться новизны и работать все более стереотипно. Отметим, что скептицизм и рутинерство пожилых политиков, очевидно, имеют не только негативные, но и существенные позитивные последствия – они способствуют взвешенному подходу к реальности на базе жизненного опыта. В нкоторых моделях сетевых структур предполагается, что роль психологического лидера («шамана», психотерапевта, элиминатора конфликтов) должен выполнять человек преклонного возраста. Однако он кооперирует в своей работе с более молодыми и полными инноваций творческими лидерами по конкретным задачам, решаемым сетью. Таким образом, в рамках одной сетевой структуры поощряется возрастная гетерогенность лидеров. Такая гетерогенность часто вполне уместна и во властных политических структурах; она представляется частным случаем гетерогенности как общего свойства живых систем, повышающего их устойчивость при изменчивых условиях среды.
Что касается все более часто рекрутируемых в политику женщин, то они нередко выбиваются в политические лидеры в период после климакса (в возрасте 50 лет и старше).
В таком возрасте уровень женских гормонов в крови резко снижен, и социальное поведение оказывается под влиянием мужских гормонов (тестостерон синтезируется в организме женщины и после климакса). Таким образом, женщина 50-60 лет оказывается своего рода «смешанным существом» -- на сформированный под женским гормональным влиянием мозг накладывается вторичное влияние мужских гормонов, которые, например, могут способствовать напористому, самоутверждающему поведению. Любопытно, что у самок мартышек кривая зависимости социального статуса от возраста носит двугорбый характер (McGuire, 1982). Первая вершина статуса достигается в молодом возрасте (энергичная, полная самоутверждения самка), с возрастом статус понижается. Однако при дальнейшем увеличении возраста самки ее статус в социальной системе вновь повышается – своего рода аналог поздней политической карьеры женщины в человеческом обществе[90].

· Различия между старшими и младшими братьями в семье с точки зрения политической деятельности. Данная тема пока представлена дискуссионными данными о большей склонности младших братьев в семье к бунтарству (в разных смыслах этого слова), а старших братьев, напротив, к консерватизму и сохранению статус-кво. Старшие братья получают в начале жизни не разделенную ни с кем заботу родителей, а младшие должны конкурировать со старшими за родительское внимание. Ситуация расматривается по аналогии с разницей в отношении родителей к старшему детенышу (в которого раньше всех вкладывают ресурсы) и к остальному потомству у разных видов животных. Такая разница рассматривалась в ряде работ социобиологов, и именно этим объясняют политическую революционность Ж.П. Марата во время Французской революции, религиозное диссидентство Ж. Кальвина, философское новаторство Вольтера и научный прорыв Ч. Дарвина. Все они были младшими детьмии в своих семьях. Подчеркнем, что эти данные весьма спорны и подвергались жесткой критике в литературе за свое несогласие с некоторыми другими фактами. Например, Комитет общественной безопасности, олицетворявший реаволюционные силы Франции в конце XVIII века, был в основном составлен не из младших, а из старших детей в соответствующих семьях, хотя, несомненно, это были бунтари (Townsend, 2000). Вероятно, данная тематика, как и многие другие биополитические проблемы, нуждаются в серьезных дальнейших исследованиях.

· Укажем на существующие в литературе попытки разработать «биополитику классовой борьбы». К. Маркс считал рабочий класс (пролетариат) наиболее передовым классом, которому надлежало совершить «освобожающий мир подвиг» – революционным путем ниспровергнуть капитализм и в конечном итоге создать на Земле справедливое коммунистическое общество. А.М. Хазен (1998) полагает, что марксов пролетариат в XIX веке действительно был передовым классом в силу своих «генетических особенностей». Дело в известном из генетики явлении гетерозиса-- повышении приспособленности, улучшении многих качеств особей, получающихся при скрещивании двух генетически разных линий (или даже видов – хрестоматийным примером служит мул, гибрид лошади и осла, превосходящий по физической силе обоих родителей). Рабочие XIX века были потомками малых изолированных сельских общин, которые перезжали в большие города и там скрещивались между собой, создавая более одаренных детей в силу упомянутого гетерозиса. В ХХ веке условия изменились, и рабочие существенно не отличаются от многих других классов и слоев социума.

Суммируя всё сказанное в тексте, мы можем отнести к важным аспектам взаимовлияния политического поведения и физиологических параметров человека: 1) проблему стресса – неспецифической реакции организма на резкие внешние воздействия (стрессорные факторы). Как политические лидеры, так и простые граждане часто испытывают в современных политических условиях тяжелый, затяжной (пролонгированный), комбинированный стресс, что влияет на их соматическое и душевное состояние и политическую деятельность (значительный стресс нередко оказывает деполитизирующее воздействие на людей); 2) проблемы диетологии (включая диету для политических лидеров) с учетом влияния симбиотической миробиоты человека на его состояние и поведенческие возможности; 3) проблему голодания в биополитическом ракурсе, в том числе как результата сознательной манипуляции со стороны власть имущих или оккупантов, желающих подавить сопротивление; 4) проблему половых различий, особенно в плане различной организации мозга, в связи с политическими ролями мужчин и женщин; 5) проблем политического влияния нейрофизиологического типа и некоторых других соматических факторов.

Поиск по сайту: