Глава 16. Виктор. Тьма

Не хотелось есть, пить и даже дышать. С того дня, как Роман просто уехал с этим своим бывшим, не предупредив, не сказав мне ни слова — просто не вернулся с работы и все. И время для меня остановилось, что-то сломалось внутри или доломалось? То, что я пытался срастить после истории с Андреем.

Зря пытался, как выяснилось. Все просто повторилось: страсть, признания в любви и разрыв. Причинивший такую же боль, как кипяток, который я когда-то лил себе на руку. Делать что-то подобное еще раз я не собирался, может потому, что нельзя вырезать у себя сердце?

Мне казалось, что тот урок был понятнее некуда, что я больше никогда не наступлю на те же самые грабли, но... Прошло четыре года, и я снова вляпался в то же дерьмо, вляпался по самые уши, причем быстрее, чем моментально. Мне так хотелось поверить, что на все остальное я просто забил. И вот результат.

С того самого дня, как Алла принесла мне новости о Романе, я с ней практически не разговаривал. Я хотел только одного — тишины, чтобы меня никто не трогал, не говорил со мной, не прикасался. Я хотел стать невидимкой, призраком себя самого, мечтал исчезнуть.

И больше всего боялся, что Алка начнет лезть ко мне с расспросами, пытаться успокоить или, что еще хуже, «поговорить об этом». Я бы тогда просто сорвался и не знаю, чем бы все закончилось. Но она меня удивила. Молча приходила каждый день, так же, не говоря ни слова, делала свою работу и даже тарелки ронять перестала.

Она говорила только:

— Идешь обедать?

Или:

— Я сделала тебе чай. Или лучше кофе?

Если я отказывался садиться за стол — не настаивала, не разражалась речью о том, что пожалуется матери, не давила на меня — просто была рядом. Даже не подходила и не прикасалась, за что я был Алле очень признателен. От нее даже пахнуть стало иначе, куда-то пропал тот раздражающий приторный запах.

За неделю, прошедшую с исчезновения Романа, я сказал не более двух десятков слов. В основном это были «Да» или «Нет». Большую часть времени я играл, пытаясь найти спасение от боли в музыке, или лежал на кровати, закрыв глаза, повязанные лентой, и... проклинал брата за то, что он меня тогда отшвырнул.

Ему теперь хорошо, там, где бы он ни был. Игорь ушел на небеса, а меня оставил в аду. В темноте, в холоде и одиночестве. И как бы я ни пытался что-то изменить — ничего хорошего не выходило. Проблески света погасли слишком быстро, а тьма теперь стала еще непрогляднее. Она была вокруг меня и во мне самом, я стал тьмой.

На последний звонок моей матери ответила Алла. Телефон зазвонил, когда я сидел за кухонным столом и крутил в руках чашку с давно остывшим чаем. Острое желание запустить мобилкой в стену, вероятно, отразилось на моем лице, потому что Алла вдруг сказала:

— Вик, давай я с ней поговорю.

Я колебался всего секунду, а потом бросил ей аппарат, а сам пошел к синтезатору, чтобы не слышать их разговора, заглушить слова музыкой. Мне все равно, о чем пойдет речь. В мелодию вплетались мои мучительные раздумья. Я не мог понять, почему же настолько сильно доверился Роману?

Я же научился уже различать ложь, отлично слышал ее в голосах и так лопухнулся. Или просто... не было лжи? И Рома был со мной искренним? Тогда почему его сейчас нет здесь? Что-то упорно не складывалось, не стыковалось, не получалось склеить одно с другим.

А может, привязанность Романа к тому парню — Лексу - оказалась куда сильнее, чем он думал? Пока не виделись, он был уверен, что забыл, что ему хорошо со мной, а встретились и... Даже поговорка такая есть «старая любовь не ржавеет», слышал я ее как-то. Может, в этом все и дело? Поддавшись моменту, Рома поехал с этим парнем, возможно, теперь уж жалеет об этом и просто боится мне позвонить?

Но ведь ему в любом случае придется вернуться сюда — за своими вещами, которые ожидают на балконе. Я запретил себе выходить туда и прикасаться к ним. Становилось слишком больно: чувствовать уже ставший таким родным запах красок и понимать, что это — прошлое. Невыносимо. Точно так же, как тогда, в интернате.

— Вик, твоя мать сказала, что не сможет приехать, как собиралась, — Алла отвлекла меня от этих убивающих размышлений. — Ее хозяйка приболела.

— Хорошо, — обронил я.

— Что именно?

— Что она не приедет. Что еще?

— Я сказала ей, что ты в ванной, а потому не можешь поговорить, — она вложила в мою руку телефон. — Но у тебя все нормально.

— Ты ей соврала, — не смог скрыть удивления я.

— Да, а зачем ей все знать? — Алла говорила очень мягко. — Это никому не нужно. А еще звонили из того клуба, где ты играл. Спрашивали, не хочешь ли сегодня...

— Нет. Не хочу.

— Вик...

— Помолчи... И если хочешь помочь — принеси что-то выпить, — бросил я, решив поступить чисто по-русски — залить свое горе спиртным. Мне очень сильно хотелось забыть хоть ненадолго эту неделю слишком нереального счастья. Я ожидал, что уж теперь Алка взбунтуется и прочтет мне лекцию о вреде алкоголя, но снова ошибся, она просто спросила:

— Вино, пиво или водку?

— Водку. Я хочу напиться.

— Сейчас. Ты сиди, я все принесу сюда, — я вслушивался в ее удаляющиеся шаги и вдруг подумал, что зря орал на Аллу все это время.

Она не такая уж и дура, как выяснилось. Дурак здесь я, лопоухий, наивный кретин, которого ничему, как выяснилось, не учит жизнь, и которого в очередной раз поимели. Ну, свою долю кайфа я тоже получил, так что... В конце концов, я на это и рассчитывал, когда пригласил Романа к себе: одна, максимум несколько ночей, и все. Так какого хрена?..

Желание напиться в хлам стало просто невыносимым, и когда Алла подала мне полную стопку водки, я опрокинул ее, словно это была вода, ни закусывать, ни запивать не стал и сразу потребовал повторить. Алла снова не стала возражать и выполнила мое требование. Эту стопку я пил уже медленнее и даже бросил в рот поданный девушкой корнишон.

После третьей пошла четвертая, и меня посетила гениальная мысль: а почему бы тоже не оттянуться? Как и Роман? А что? Я-то чем хуже? Он со своим Лексом отрывается, а я?.. Даже ходить далеко не надо.

И я сказал, стараясь придать голосу максимальную трезвость:

— Алка, и как давно ты меня любишь?..

— Вик, — я слышал смущение в ее голосе, и меня это почему-то смешило. То, что меня элементарно уж повело, я признавать не желал.

— Чего? Я двадцать три гребаных года Вик. Давай, колись.

— Это неважно. Ты же меня не любишь.

— Нет, но это не помешает мне тебя трахнуть, — заявил я, придвигаясь к ней ближе, нашаривая руку девушки. — Ты же хочешь этого, да?

— Это тоже неважно. Ты сам сказал, что гей, — теперь голос Аллы дрожал, как и пальцы, которые я сильно сжал в своих.

— Ага, но не импотент же, — меня продолжало нести на алкогольных парах. — Так что, если ты еще хочешь, давай трахнемся.

— Прямо вот так?

— Можем криво... Мне похер как, лови момент, — я ухмыльнулся, полагая, что это выглядит эротично. — Правда у меня не стоит, но если ты постараешься...

— Но я же не парень, — продолжала тупить Алла, и я рыкнул:

— А мне насрать. Сосать умеешь? Ну?

— Да...

— Ну, так вперед, — я расстегнул молнию на джинсах. — Только налей мне еще сначала и приступай. Поглядим, чего ты умеешь делать ртом...

Какая-то часть меня до конца не верила в то, что Алла согласится. По сути, я предложил ей обслужить меня, как шлюхе. Но... вероятно, ей слишком уж этого хотелось, потому что водки Алла мне налила, подождала, пока выпью, а потом я ощутил прикосновение ее пальцев к члену.

Я запустил руку в ее волосы, оказавшиеся неожиданно мягкими и приятными. Они так напоминали волосы Романа, что с моих губ невольно сорвалось его имя. Я не знаю, расслышала она или нет, но не отреагировала никак. Продолжала неловко облизывать мой член, из чего я сделал вывод, что опыта в этом деле у Аллы или не так уж много, или она ломает комедию, изображая неумение. Усмехнувшись, я пьяно ляпнул:

— Так не пойдет. Это же не эскимо, мать твою, это член. Его сосать надо, а не лизать, или делай как надо, или вали, а я лучше подрочу.

Это хамское заявление возымело неожиданно-положительный эффект — куда-то исчезла неопытность. Я тихо застонал. Ощутил, как желание просыпается, пробиваясь сквозь выпитое, обиду и боль. Какая нахер разница, кто сейчас у меня отсасывает? И кому я может даже и засажу, если не вырублюсь в процессе.

К сожалению, я не вырубился. То, что я ее все же трахнул, я понял на следующее утро, когда проснулся от дичайшего сушняка и ощутил рядом с собой чужое тепло. Провел рукой, наткнулся на грудь и выругался. Это же надо было так нажраться, чтобы влезть на собственную помощницу!..

И что теперь? Из всего услышанного еще в интернате, я знал, что девушки к сексу относятся иначе. Если ты с ней переспал — значит, обязан чуть ли не жениться, а уж это совершенно не входило в мои планы. Ни в ближайшие, ни в дальнейшие. Я не мог вспомнить, как у нас с ней все было, куда я кончал и пользовался ли резинкой. Твою дивизию!

Я услышал, что Алла зашевелилась, по изменившемуся ритму дыхания понял, что девушка проснулась, и прохрипел:

— Ничего не было, — поднялся, покачнувшись, и потащился в туалет, а потом — в душ.

Мне хотелось как можно быстрее смыть с себя запах прошедшей ночи. Я практически ни хрена не помнил. Того, как трахал Алку и куда именно — не помнил, хоть стреляйся. Воспоминания обрывались на том, как я на нее полез. Все из-за выпивки и злости, смешавшихся в равных количествах. Я ведь практически не пил, вот меня и рубануло, к сожалению, не совсем. И, оказывается, когда я бухой — у меня продолжает стоять. Вот гадство!..

К похмелью примешалась сумасшедшая злость на себя самого. Какого хрена я к ней полез? Кому назло? Роману? Так ему все равно, он и не узнает об этом никогда, потому что плевать на меня хотел. Себе назло? Очень даже похоже. Решил дополнительные трудности создать, в виде отыметой по пьяни Аллы? Похоже, что именно это я сотворил.

Выйдя из душа, я поплелся на кухню. Алла была уже там, гремела посудой, а на плите свистел чайник. Я знал, что должен что-то сказать, но язык прилип к гортани и не желал мне повиноваться, а потому я молча опустился на табурет, уронил голову на руки и глубоко вздохнул. Надо было хотя бы извиниться, но и это не получалось. Да и за что? Я ее не насиловал, могла бы и послать, но не послала, потому что хотела.

— Твой кофе, — в голосе девушки я услышал какие-то новые ноты. Ну точно, теперь она будет думать, что у нас с ней отношения. Вот черт... Придется точки над «ё» расставлять.

— Ал, — я поднес кружку к губам, глотнул и продолжил. — То, что вчера было... ничего не значит, это ничего не меняет. Я не твой парень, поняла? Просто нам обоим это было надо и все, а ночевать ты тут по-прежнему не будешь.

— Как скажешь, — покорно согласилась девушка, — но... мне было с тобой очень хорошо.

— А мне плевать хорошо или плохо, — равнодушно и холодно процедил я, — по моим субъективным понятиям — нихрена вообще не было, потому что не помню и слышать об этом больше ничего не хочу. Поняла?

Она молчала, и я повторил:

— Я тебя спрашиваю — ты поняла? Или мне сейчас матери позвонить и сказать, что ты ко мне в штаны лезешь? Чтобы она тебя выперла?

— Я поняла, — теперь голос девушки был ровно-механическим. — Не нужно никуда звонить, все будет по-прежнему.

И все действительно было по-прежнему. Целых две недели, в течение которых я старался не вспоминать ни о Романе, ни о той ночи с Аллой. И первое почему-то было сложнее, несмотря на то, что девушка приходила каждый день. Я теперь вообще с ней не разговаривал, делал вид, что она — пустое место.

Я много гулял с Сетом, уходил довольно далеко от дома и долго бродил по улицам, не обращая внимания на то, что было еще холодно. Мне не сиделось на месте, но и желания с кем-то знакомиться — не возникало. Макс даже постоянную работу в клубе мне обещал дать, но я отказался. Не хочу. В этом клубе часто бывает Роман, он сам об этом говорил, а я меньше всего хотел случайно напороться на него.

Я пытался забыть, но получалось плохо — не желали стираться из памяти те дни. Иногда я думал, а что будет, если Рома все же вернется? Хватит ли у меня сил выставить его вон? Прогнать прочь? И... вынужденно признавался себе, что нет. Не смогу. Даже зная, что он был с другим, что изменил мне. Я прощу, если он вернется. Прощу потому, что мне до сих пор хреново, и я не могу найти себе места: ни дома, ни на улице — нигде, как будто Роман увез с собой часть меня.

Несколько раз я порывался сам позвонить на его фирму и узнать, действительно ли Роман в отпуске, но... Номера я не знал, потому что всегда звонил ему на мобильный, а телефона самой студии Рома мне не давал. Говорил, что начальник злится, если звонят не по делу и занимают линию трепом. Сходить туда лично? Адрес-то узнать было можно, но... У кого спрашивать? Как представиться? Да и разве не ясно, что я ему не нужен. Остается только смириться и жить дальше.

Мать позвонила мне, когда я шел по парку, расположенному неподалеку от нашего дома. По ее голосу я понял, что разговор будет не из приятных, но от того, что услышал, просто охренел и опустился на лавочку, к которой меня подвел Сет.

— Виктор, я никогда не думала, что ты это сделаешь! Что поступишь вот так! Это недостойно мужчины. Ты всегда хотел, чтобы я относилась к тебе, как к взрослому и здоровому человеку.

— Ну, хотел. И что? — не врубался я. — Что стряслось-то, ма?

— Тебе уже двадцать три года, ты должен понимать, что за свои поступки нужно отвечать, — продолжала говорить загадками она.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не лги! Я была очень рада узнать, что ты... решил завязать со своей... гомосексуальностью. Но не думала, что ты поступишь вот так...

— Да как?! — уже заорал я, не понимая, чем недовольна моя мать. И откуда ей известно, что я решил с чем-то там завязывать.

— Виктор, то, что произошло между тобой и Аллой — нормально, я ничего против нее не имею, Алла всегда мне нравилась. Но то, что ты отказываешься жениться на ней... для меня это шок.

— А какого хрена я должен это делать? Ма, на дворе двадцать первый век, между прочим! Секс — не повод для женитьбы.

— Да, если это был просто секс, без последствий в виде ребенка, — сдерживая себя, произнесла мать.

— Чего?!

— А ты не знал? Алла беременна, Виктор. Она звонила мне и сказала, что ты настаиваешь на аборте.

— На каком аборте? Какой ребенок? Что за бред?

— Не кричи. И слушай меня внимательно. Ни о каком аборте и речи не может быть, ты женишься на Алле. Я приеду через две недели, не могу раньше, и прослежу, чтобы все было оформлено по закону. У ребенка должна быть нормальная семья, и она у него будет, — каждое слово матери вбивало меня в эту треклятую лавочку.

— Она врет, — выдохнул я. — Да... было раз по пьяни, но...

И тут я снова вспомнил обрывки той ночи и похолодел. Я действительно не знал — кончал в нее или нет, так что утверждать, что Алла не может быть беременной я не мог.

— Она прислала мне результаты анализов, — продолжала добивать меня мать. — Так что это не ложь. А потому у тебя нет другого выхода, Виктор.

— Мам... но я ее не люблю, — выдвинул я свой последний аргумент, — на хрен этому ребенку такая семья?

— Об этом нужно было думать две недели назад, — сухо сказала мать и повесила трубку.

А я продолжал сидеть охреневший и оглушенный. У меня было только одно желание — прийти домой и придушить Алку. Сучка все же своего добилась. Теперь я понял, с какой радости она была такой понимающей и заботливой... И мне стало по-настоящему дурно от того, что меня поимели еще раз.

Поиск по сайту: