|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
ГЛАВА XXXV. БУДУЩЕЕ ИНДУСТРИАЛЬНОЙ СИСТЕМЫВ конце XIX в. и в первые десятилетия ХХ в. ни одна тема не обсуждалась более оживленно, чем вопрос о будущем капитализма. Экономисты, мудрецы универсального профиля, лекторы-популяризаторы, авторы передовиц, ученые богословы и социалисты — все они обогатили эту дискуссию своими личными откровениями. Считалось доказанным, что эта экономическая система находится в процессе развития и со временем превратится в нечто безусловно иное и — как хотелось думать — в нечто лучшее. Социалисты черпали силы в убеждении, что вероятная ближайшая стадия естественного процесса изменений — это проповедуемый ими социализм. Будущее индустриальной системы, напротив, не подвергается обсуждению. Перспективы развития сельского хозяйства дебатируются — считается, что сельское хозяйство находится в процессе изменений. Обсуждаются также шансы на выживание мелкого предпринимателя или частнопрактикующего врача. А вот «Дженерал моторс», «Дженерал электрик» и «Юнайтед Стейтс стил» рассматриваются в качестве предела достижений. Нет смысла интересоваться тем, куда идет человек, раз он уже пришел. Однако предположение, будто индустриальная система — это завершение пути per se неправдоподобно. Сама индустриальная система является продуктом обширных и внутренне обусловленных превращений, происшедших за последние 60 лет. В течение этого времени размеры отдельной корпорации чрезвычайно увеличились. Предпринимательская корпорация пришла в упадок. Техноструктура развилась и укрепилась, избавилась от контроля акционеров и приобрела собственные, внутренние источники капитала. Произошли крупные изменения в ее взаимоотношениях с рабочими и еще более крупные изменения в ее взаимоотношениях с государством. Было бы странно, если бы социальная динамичность индустриальной системы, которая проявилась в подобных переменах, ныне совершенно исчезла. Такое допущение равносильно отрицанию одного из философских догматов самой индустриальной системы, догмата, торжественно провозглашаемого на всех официальных церемониях, совершаемых в мире бизнеса,— на съездах бизнесменов, собраниях акционеров, заседаниях советов директоров корпораций, заседаниях их исполнительных комитетов, конференциях, посвященных вопросам совершенствования управления, бюджетных конференциях, торговых выставках, проводах уходящих в отставку высших должностных лиц корпораций и на собраниях торговцев-дилеров. Этот догмат гласит, что изменения являются законом экономической жизни. Отсутствие дискуссий по вопросу о будущем индустриальной системы отчасти объясняется влиянием, которое последняя оказывает на убеждения людей. Она сумела незаметно опровергнуть представление о ее преходящем характере, иначе говоря, о том, что она в какой-то мере несовершенна. Чтобы понять будущее индустриальной системы, возможно, более важно сосредото- чить внимание на том, какова она сейчас. Из всех слов, имеющихся в лексиконе бизнесмена, менее всего ласкают его слух такие слова, как планирование, правительственный контроль, государственная поддержка и социализм. Обсуждение вероятности возникновения этих явлений в будущем привело бы к осознанию того, в какой поразительной степени они уже стали фактами. Не обошлось бы также без констатации того обстоятельства, что эти ужасные вещи возникли по меньшей мере с молчаливого согласия индустриальной системы или в результате того, что в них она нуждалась сама. Размышления о будущем выявили бы также важное значение тенденции к конвергенции индустриальных обществ, как бы ни были различны их национальные или идеологические притязания. Мы имеем в виду конвергенцию, обусловленную приблизительно сходной системой планирования и организации. Об этом стоит сказать несколько дополнительных слов. Конвергенция связана прежде всего с крупными масштабами современного производства, с большими вложениями капитала, совершенной техникой и со сложной организацией как важнейшим следствием названных факторов. Все это требует контроля над ценами и, насколько возможно, контроля над тем, что покупается по этим ценам. Другими словами, рынок должен быть заменен планированием. В экономических системах советского типа контроль над ценами является функцией государства. В США это управление потребительским спросом осуществляется менее формальным образом корпорациями, их рекламными отделами, агентами по сбыту, оптовыми и розничными торговцами. Но разница, очевидно, заключается скорее в применяемых методах, чем в преследуемой цели. Ведущееся в крупном масштабе промышленное производство требует в том и другом случае, чтобы верховная власть рынка и потребителя была в значительной степени устранена. Крупное предприятие нуждается также в самостоятельности. Вторжение внешней, некомпетентной воли для него вредно. В несоветских экономических системах это означает необходимость лишения капиталиста реальной власти. Крупные и сложные организации могут использовать разнообразные знания и таланты и тем самым успешно функционировать только при условии полной самостоятельности. Следует еще раз подчеркнуть, что речь идет не о такой обособленности, которая делает фирму подвластной рынку, а о такой, которая позволяет фирме самостоятельно планировать. Индустриальной системе внутренне не присуща способность регулировать совокупный спрос — способность обеспечить покупательную силу, достаточную для поглощения всего, что она производит. Поэтому она полагается в этой области на государство. При полной занятости не существует механизма, позволяющего стабилизировать цены и заработную плату. Эта стабилизация тоже является функцией государства. В экономических системах советского типа также ведутся тщательные подсчеты соотношения между объемом получаемых доходов и стоимостью товарной массы, предоставляемой покупателям. Стабилизация общего уровня заработной платы и цен является, бесспорно, естественным следствием фиксирования цен на отдельные товары и ставок заработной платы. И наконец, индустриальной системе приходится полагаться на государство в деле обеспечения обученными и образованными кадрами, которые стали в наше время решающим фактором производства. То же имеет место и в социалистических индустриальных странах. Десять лет назад, вскоре после запуска первого спутника, в Соединенных Штатах наблюдался значительный и модный интерес к вопросам подготовки научных и инженерных кадров. Многие доказывали, что советская система, придающая большее значение функциям государства, среди которых выдающееся место занимает забота об образовании, имеет в этом отношении естественное преимущество. Мы видим, таким образом, что конвергенция двух как будто различных индустриальных систем происходит во всех важнейших областях. Это чрезвычайно отрадное обстоятельство. Со временем (и, пожалуй, скорее, чем можно себе представить) оно опровергнет представление о неминуемом столкновении, обусловленном непримиримым различием. Сказанное здесь о конвергенции двух систем не скоро получит всеобщее признание. Люди, толкующие о непроходимой пропасти, отделяющей свободный мир от коммунистического мира и свободное предпринимательство от коммунизма, защищены от сомнений столь же догматической уверенностью, что, какова бы ни была эволюция системы свободного предпринимательства, она никак не может стать похожей на социализм. Но перед лицом очевидных фактов эти позиции можно отстаивать лишь временно. Только наиболее одержимый идеолог или самый пламенный пропагандист может цепляться за свои взгляды, сознавая, что все большее число людей считает их устаревшими. Самолюбие — это великий фактор духовного обновления. Понимание того факта, что в ходе своего развития обе индустриальные системы сближаются, будет содействовать, надо полагать, установлению согласия относительно общей опасности, таящейся в гонке вооружений, и необходимости покончить с ней или же начать соперничать в более благотворных областях. Ничто, пожалуй, не позволяет лучше заглянуть в будущее индустриальной системы, чем установление факта конвергенции, ибо в противоположность нынешним представлениям оно подразумевает, что этой системе может быть обеспечено будущее. Глубокая зависимость индустриальной системы от государства и характер побуждений, лежащих в основе ее взаимоотношений с государством (то есть то обстоятельство, что она солидаризуется с целями общества и приспосабливает их к своим нуждам), служат порукой тому, что ее скоро перестанут рассматривать как нечто существующее отдельно от государства. Ее скорее станут все больше рассматривать в качестве одной из частей более крупного комплекса, охватывающего как индустриальную систему, так и государство. Частное предприятие некогда трактовалось как нечто обособленное от государства по той причине, что оно было подвластно рынку и его хозяин черпал свою силу во владении частной собственностью. Современная корпорация уже не подвластна рынку; власть людей, управляющих ею, не зависит больше от частной собственности. В рамках преследуемых корпорацией целей они нуждаются в самостоятельности. Но эта самостоятельность вполне позволяет им действовать в тесном сотрудничестве с государственным аппаратом и, даже больше того, выполнять для него такие задачи, которые он сам по себе не в состоянии выполнять или не в состоянии выполнять столь же успешно. Поэтому при решении задач совершенствования техники индустриальная система, как мы видели, тесно смыкается с государством. Члены техноструктуры не только тесно сотрудничают со своими партнерами из государственного аппарата в деле проектирования, конструирования и производства изделий, интересующих государство; они выступают также как советчики при самом определении нужд государства. Если бы это не противоречило тому, что превозносится по идеологическим соображениям, то уже давно было бы общепризнано, что грань, отделяющая ныне государственные организации от так называемых частных организаций в сфере военных поставок, исследований космического пространства и атомной энергии, настолько расплывчата, что почти незаметна. Люди легко переступают ее. Уйдя в отставку, адмиралы и генералы, равно как и высокопоставленные государственные чиновники, более или менее автоматически переходят на работу в наиболее тесно связанные с их прежней деятельностью промышленные фирмы. Один сведущий наблюдатель уже назвал подобные фирмы «полунационализированной» отраслью экономики1. Было отмечено, что «рыночный механизм (замещен)... административным механизмом. Систему доли частных предпринимателей в прибылях он заменил фиксированным вознаграждением, прежние прибыли — жалованьем. Независимую частнохозяйственную единицу он заменил объединенным иерархическим аппаратом организации, состоящей из государственного учреждения и его подрядчиков-поставщиков»2. 1 Murray L. Weidenbaum, The Defence-Space Complex: Impact on Whom? Challenge, The Magasine of Economic Affairs, April, 1956. Профессор Вейденбаум раньше работал в фирме «Боинг». 2 См.: Richard Туbout, Government Contracting in Atomic Energy, Ann Arbor, 1956, p. 175. Профессор Тайбут имеет в виду такие контракты, в которых отпускная цена определяется по принципу «издержки производства плюс фиксированные расходы на оплату административного персонала» Это сказано о фирмах, сбывающих государству преобладающую часть своей продукции,— о фирме «Боинг», поставляющей ныне (когда пишутся эти строки) государству 65% своей продукции, «Дженерал дайнэмикс» (столько же), «Райтон» (70%), «Локхид» (81 %) и «Рипаблик авиэйшн» (100%)1. Однако фирмы, сбывающие государству не столь значительную долю своей продукции, больше названных фирм зависят от государства в части регулирования совокупного спроса и ненамного меньше, когда речь идет о стабилизации заработной платы и цен, прямом или косвенном субсидировании особо дорогой техники и обеспечении обученными и образованными кадрами. Связь, имеющую столь широкий характер, нельзя отрицать или игнорировать бесконечно. Со временем будет все больше шириться понимание того, что зрелая корпорация становится по мере своего развития частью крупного административного комплекса, связанного с государством. Пройдет время — и граница между этими двумя институтами исчезнет. Люди в будущем сочтут смешными те основания, которые заставляли когда-то говорить о «Дженерал дайнэмикс», «Норт америкен авиэйшн» и «Америкен телефон энд телеграф» как о частных предприятиях. Осознание подлинных взаимоотношений между индустриальной системой и государством будет приветствоваться не всеми, но оно принесет пользу. Имея дело с социальными проблемами, мы всегда должны считаться с реальной действительностью в противоположность надуманным представлениям о ней. Самостоятельность техноструктуры — следует еще раз повторить это — обязательное условие функционирования индустриаль- 1 Данные почерпнуты из кн.: Michael D Reagan, Politics, Economics and the General Welfare, Chicago, 1965, p 113 ной системы. Но между целями, достижению которых служит эта самостоятельность, возможен известный выбор. Если развитая корпорация будет признана скрытой частью государства, то она станет более последовательно служить общественным целям. Она не вправе будет ссылаться на внутренне присущий ей частный характер или на ее подчинение рынку в качестве предлога для того, чтобы добиваться других целей, представляющих интерес исключительно для нее самой. Любому государственному учреждению свойственна, бесспорно, тенденция преследовать такие цели, которые соответствуют его собственным интересам и выгодам, и приспосабливать к ним общественные задачи. Но оно не может выдавать это за свое высшее право. Вполне возможно, что сочетание государственной и экономической власти таит в себе опасность. Однако, будучи осознана, эта опасность становится меньше. Можно представить себе другие изменения. По мере осознания общественного характера развитой корпорации внимание сосредоточится, несомненно, на вопросе о положении, занимаемом в ней акционерами. Это положение ненормально. Акционер такой корпорации представляет собой пассивную и бездеятельную фигуру, выделяющуюся только своей способностью пользоваться без всяких усилий и даже без сколько-нибудь значительного риска выгодами роста корпорации, которым техноструктура измеряет свои успехи. Ни одна дарованная феодальная привилегия никогда не равнялась по размеру получаемого без всяких усилий дохода дару того дедушки, который купил и оставил в наследство своим потомкам тысячу акций «Дженерал моторс» или «Дженерал электрик». Те, кому достались плоды этой предусмотрительности, стали богачами и остаются ими без всяких усилий или изворотливости, если не считать решимости ничего не делать, включая решение не продавать акции. Но здесь не место заниматься подобными проблемами. Вопросы морали и социальной справедливости, рассматриваемые применительно к случайно возникшим состояниям, были предметом специального анализа. То, что большинство отдельных явлений, ведущих к социализации (если позволительно употребить это самое неприятное слово) развитой корпорации, реально существует, признают даже наиболее консервативно настроенные люди. Контроль такой корпорации над ценами на ее продукцию, ее воздействие на поведение потребителя, бесшумное устранение акционеров от власти, государственное регулирование совокупного спроса, стремление к стабилизации цен и заработной платы, значение финансируемых государством научных исследований и конструкторских работ, а также государственных закупок, связанных с нуждами военных ведомств, роль управления по исследованию космического пространства и смежных государственных учреждений, влияние корпорации на эти виды государственной деятельности и современная роль образования — все это более или менее признанные факты реальной жизни. Чего избегают, так это размышлений о выводах, которые напрашиваются, если свести все эти факты воедино, рассматривать их как систему. Однако невозможно допустить, что здание осталось таким, как раньше, если главные опоры и перекрытия индустриальной системы изменились. Если части изменились, то изменилось и целое. Если в результате этих изменений развитая корпорация оказалась неразрывно связанной с государством, то данный факт нельзя не включить в число ее характерных признаков. Могут возразить, конечно, что индустриальная система — это не вся экономика. Кроме мира компаний «Дженерал моторс», «Стандард ойл», «Форд мотор», «Дженерал электрик», «Юнайтед Стейтс стил», «Крайслер», «Тексако», «Галф», «Уэстерн электрик» и «Дюпон» существует еще мир независимого лавочника, фермера, мастера по ремонту обуви, букмекера, торговца наркотиками, торговца пирожками, владельца прачечной для стирки собачьего реквизита и автомобильной драпировки. Здесь цены не контролируются. Здесь верховная власть принадлежит потребителю. Здесь денежные побуждения господствуют в чистом виде. Техника здесь проста, и не ведутся никакие научные исследования или конструкторские работы, направленные на то, чтобы сделать ее иной. Здесь нет правительственных заказов; независимость от государства является здесь реальным фактом. Никто из этих предпринимателей не рыскает по территории Массачусетского технологического института в поисках талантов. Существование этого мира я признаю. И эта часть экономики не лишена значения. Но не она является предметом этой книги. Ее предметом является мир крупных корпораций. Он тоже имеет важное значение; и он гораздо более характерен для современной промышленной панорамы, чем собачья прачечная или мелкий предприниматель с грандиозными планами. Надо всячески ценить критиков этого мира и ограждать их по возможности от вздорных заблуждений. Свойственную развитой корпорации тенденцию стать в условиях индустриальной системы частью государственного комплекса нельзя опровергать ссылкой на противоположные тенденции, действующие вне индустриальной системы. Иные из тех, кого не устраивает утверждение, что индустриальная система в своем развитии переплетается с государством, будут склонны вступить в яростную борьбу не с самой тенденцией, а с людьми, которые ее отмечают. Следует сказать, что такое поведение не соответствует нынешним нравам и манерам. Было время, когда гонцов, доставлявших дурные вести, вешали, четвертовали или подвергали другим столь же кровавым экзекуциям. В наши дни подобная реакция считается не совсем деликатной. Врач может поставить в известность даже самого раздражительного пациента, что тот болен раком в последней стадии, не рискуя при этом подвергнуться неприятному физическому воздействию. Помощник политического деятеля, которому приходится обратить внимание своего патрона на то, что новый опрос избирателей свидетельствует о почти всеобщей его непопулярности, должен проявлять всего лишь надлежащий такт. От тех, кому вскрытые в настоящем исследовании явления покажутся непривлекательными, мы вправе требовать такой же сдержанности. Им следует также осознать причины этих явлений. Одной из форм тщеславия, присущего современному человеку, является его убеждение, что он способен определять характер своей экономической системы. В действительности, однако, его возможности в этой области крайне незначительны. Можно допустить, что в свое время от него зависело решение вопроса о желательности или нежелательности достижения высокого уровня индустриализации. После этого настоятельные требования, диктуемые техникой, организацией и планированием, действовали одинаково во всех индустриальных странах и привели в них, как мы видели, к весьма схожему результату. Если уже решено создать современную промышленность, то многое из того, что происходит потом, неотвратимо и везде одинаково. Два вопроса, больше всего интересующие нас при оценке той или иной экономической системы,— это вопросы о том, способна ли она обслуживать материальные нужды человека и совместима ли она с его свободой. Что касается способности индустриальной системы обслуживать человеческие нужды, то в этом не может быть больших сомнений. Она способна, как мы видели, управлять этими нуждами только потому, что удовлетворяет их в изобилии. Она нуждается в механизме, с помощью которого можно было бы заставить людей желать того, что она поставляет. Но этот механизм не действовал бы, то есть потребности не поддавались бы управлению, если бы эти потребности не были притуплены достатком1. Если же говорить о свободе, то мы сталкиваемся с гораздо более интересными вопросами. Всегда считалось (это особенно относится к консерваторам), что связать всю экономическую деятельность или значительную ее часть с государством — значит подвергнуть опасности свободу. Человеческая личность с ее склонностями будет в той или иной форме принесена в жертву нуждам и удобствам аппарата, созданного, казалось бы, для ее обслуживания. По мере того как индустриальная система превращалась в скрытую часть государства, вопрос о ее отношении к свободе приобретал актуальное значение. Интуитивное ощущение опасности, заложенной в сочетании экономической и государственной власти, 1 Как указано в гл. XXI (и как я доказывал подробно в других случаях), индустриальная система не распространяет свои благодеяния на людей, не имеющих квалификации, и на неудачников. вполне обоснованно. Это, можно сказать, и является темой данной книги. Опасность, однако, угрожает не с той стороны, откуда ее ожидали консерваторы. Они боялись, что государство может вытеснить и разорить энергичного, делающего деньги предпринимателя. Они не замечали, что преемники этого предпринимателя все теснее объединялись с государством и были довольны результатами. Да и ограничение своей свободы было принято ими с энтузиазмом. Это ограничение отчасти заключается в подчинении отдельной личности требованиям организации, отчасти вполне укладывается в классические правила коммерческой расчетливости. Вероятность того, что президент «Рипаблик авиэйшн» станет публично критиковать командование военно-воздушных сил или хотя бы беспристрастно судить о нем, незначительна. Ни один из современных руководителей «Форд мотор компани» ни за что не будет реагировать на предполагаемое безрассудство Вашингтона с такой же безоглядной резкостью, как это делал в свое время ее учредитель. Никто из тех, кто возглавляет «Монтгомери Уорд», не станет теперь высказывать полное пренебрежение к президентам США, как это делал Сьюел Эйвери. Возможно, что это отчасти объясняется изменением нравов. Но сдерживающим фактором служит здесь и сознание того, что «на карту поставлено слишком много». Проблема не сводится, однако, к свободе бизнесмена. Представители делового мира много говорили в прошлом о свободе. Но можно считать правилом, что те, кто больше всего толкует о свободе, меньше всего склонны пользоваться ею. Высокопоставленный корпоративный администратор, разглагольствующий о свободе личности, предусмотрительно представляет свои речи на просмотр с целью удаления спорных слов, фраз и идей, как и подобает делать дисциплинированному ра- ботнику организации. Генерал, который говорит своим войскам (и всему миру), что они находятся на переднем крае борьбы за свободу,— это человек, всегда охотно подчинявшийся армейской дисциплине. Высокопоставленный работник государственного департамента, с жаром восхваляющий достоинства свободного мира, без чувства меры восхищается правоверным характером собственных взглядов. Опасность, угрожающая свободе, заключается в подчинении общественного мнения нуждам индустриальной системы. Государство и индустриальная система действуют здесь заодно. Эта опасность уже была определена нами, равно как и средства, необходимые для того, чтобы свести ее к минимуму. Если мы и впредь будем исходить из того, что цели индустриальной системы — увеличение выпуска продукции, сопутствующий рост потребления, технический прогресс, господство тех представлений о государственной политике, которые служат укреплению индустриальной системы,— исчерпывают все задачи человеческой жизни, то все, чем мы живем, будет служить этим целям. Все, что совместимо с этими целями, мы будем иметь или нам разрешат иметь; все остальное будет недоступно. Нашими потребностями будут управлять в соответствии с нуждами индустриальной системы; политика государства будет подвергаться тому же влиянию; образование будет приспособлено к требованиям индустриальной системы; правила поведения, диктуемые потребностями индустриальной системы, станут обычными моральными нормами человеческого общежития. Все прочие цели будут представляться манерно-изысканными, второстепенными или антиобщественными. Мы будем обязаны служить целям индустриальной системы. Вдобавок государство будет навязывать их своим моральным авторитетом, а в какой-то степени, возможно, и юридической властью. Все это в целом выльется в конечном счете не в жестокое рабство плантационного работника, а в мягкое рабство домашней работницы, приученной любить свою хозяйку и рассматривать ее интересы как свои собственные интересы. Но это не будет свободой. Если же, напротив, индустриальную систему рассматривать лишь как часть — и притом относительно уменьшающуюся — сферы деятельности человека, то оснований для беспокойства станет гораздо меньше. Эстетическим целям будет придаваться большое значение, люди, которые служат им, не будут испытывать на себе давления целей индустриальной системы. Сама индустриальная система будет подчинена требованиям этих сфер жизни. Образование станет самоцелью, а не средством подготовки к более успешному обслуживанию индустриальной системы. Над людьми не будет довлеть ложная вера в то, что, помимо целей индустриальной системы — помимо производства товаров и получения дохода с помощью все более совершенных технических методов,— в жизни нет ничего важного. Учитывая все сказанное, мы, возможно, станем со временем рассматривать индустриальную систему в надлежащем свете, то есть как технический по существу механизм, призванный доставлять нужные нам товары и услуги в достаточном объеме. Люди, добравшиеся до рычагов управления этим механизмом, так и будут понимать свою роль. Это получит соответствующее преломление и в сфере государственной деятельности. Если цели общества сводятся только к экономическим целям, то господство индустриальной системы над государством и служение государства ее целям представля- ется чем-то естественным. Если же общество станет решительно утверждать значение других целей, то индустриальная система займет подобающее ей место в качестве обособленного, самостоятельного в своих действиях орудия государства, призванного, однако, служить более широким общественным целям. Мы уже знаем, в чем заключается надежда на спасение. Индустриальная система в отличие от своих экономических предшественников предъявляет спрос на вышколенные умы. Для обслуживания своих интеллектуальных и научных нужд она вызывает к жизни такую социальную силу, которая, как мы надеемся, отвергнет ее монополию на определение задач, стоящих перед обществом. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.008 сек.) |