ГЛАВА XXIII. ИНДУСТРИАЛЬНАЯ СИСТЕМА И ПРОФСОЮЗЫ

Эта перемена произошла в то время, когда об­щественность еще продолжала приписывать профсоюзам богатырскую силу.

Соломон Баркин ¹

На протяжении почти всей своей короткой ис­тории профсоюзы в Соединенных Штатах под­вергались нападкам. Предпринимателям обыч­но хотелось, чтобы их не было. Желание часто усиливалось убеждением в том, что они не нужны. Это неизменно наталкивалось на со­противление, подкреплявшееся подходящими научными доводами. В доказательствах недо­статка не ощущалось. Одна из редких, но хоро­шо вознаграждаемых профессий в свободном обществе состоит в том, чтобы снабжать всех, кто в состоянии платить, нужными им вывода­ми и умозаключениями, должным образом под­крепленными статистическими данными и мо­ральным негодованием.

Такого рода доказательства, как правило, подводили к выводу, что в связи с прогрессом

¹ «The Decline of the Labor Movement», в кн.: «The Corporation Takeover», Andrew Hacker, ed., New York, 1964, p. 263.

промышленности и просвещения профсоюзы лишились своей функции. Классовые конфликты — лишь предмет страстной мечты революционеров старого склада. Профсоюзы существуют только потому, что прочно усе­лись на плечи рабочего, которому приходится их тер­петь, подобно тому как Синдбад-мореход никак не мог стряхнуть старика. Сердобольные предприниматели, находясь под впечатлением от подобных рассуждений, иногда протягивают своим рабочим руку дружбы, но... эту руку лишь с удовольствием кусают.

В свете этого факта многие склонны скептически от­носиться к тезису о решительном сужении функций профсоюзов в индустриальной системе. Это тоже дань вздорным представлениям. Судить об ученом следует не по тому, как он реагирует на доказательства, а по его умению не поддаваться тенденциозной пропаганде.

К тому времени когда пишутся эти строки, профсою­зы, существующие в рамках индустриальной системы, уже давно перестали численно расти; больше того, они сдали позиции. Почти во всех отношениях установки профсоюзов ныне менее воинственны, а действия менее мощны, чем в прежние времена. С тех пор как современ­ные крупные предприятия признали принцип заключе­ния коллективных договоров, трудовые отношения в промышленности явно приобрели более мирный харак­тер. Профсоюзы и их руководители пользуются широ­ким признанием, и в их адрес порой раздаются похвалы как со стороны работодателей, так и со стороны обще­ственности в целом за их здравое социальное поведе­ние. Все это говорит о наличии каких-то перемен.

Наше исследование позволяет сделать вывод, что этот процесс будет продолжаться и что перемены имеют долговременное значение. Уменьшение численного со­става профсоюзов — это не временное явление, которое будет исправлено объединением в профсоюзы служащих

и инженеров, а ранняя стадия длительного процесса упадка. Современные трудовые отношения в промышлен­ности, особенно в крупных корпорациях, приобретают все более мирный характер не вследствие того, что ру­ководители профсоюзов и вице-президенты корпораций, ведающие взаимоотношениями с рабочими, вступили в некую эру гуманной просвещенности, обусловленной развитием искусства управления промышленным пред­приятием и несколько запоздалой победой иудейско-христианской этики и "золотого правила"¹. Нет, это яв­ляется следствием того, что интересы, некогда резко враждебные, ныне в гораздо большей степени находят­ся в гармонии. Поведение людей не улучшилось — дело просто в том, что интересы совпадают. Если бы интере­сы были по-прежнему противоположными, трудовые от­ношения все еще характеризовались бы спорами и бра­нью, а убедительность аргументов порой усиливалась бы дубинками, камнями и бомбами. Специалисты по трудовым конфликтам в промышленности, чей автори­тет сейчас непререкаем, не могли бы сколько-нибудь за­метно укрощать страсти.

Каждое из рассмотренных выше изменений — переход власти от собственника и предпринимателя к технострук­туре, технический прогресс, регулирование рынка и со­вокупного спроса и абсолютная необходимость регули­рования цен и заработной платы — сказалось на поло­жении профсоюзов. Каждое из этих изменений влекло за собой уменьшение их роли.

¹ Так называемое «золотое правило» гласит поступай в отношении других так, как ты хочешь, чтобы они посту­пали в отношении тебя.— Примеч. перев.

Связь между наемным работником и предпринима­тельской фирмой основывалась на денежных побужде­ниях. Денежные интересы нанимателя и наемного ра­ботника находились в явном противоречии. Как указы­валось в предыдущей главе, в тех случаях, когда фирма достигала максимальной прибыли, увеличение расходов на оплату труда¹ могло привести лишь к уменьшению прибыли. Вся прибыль или значительная часть ее доста­валась предпринимателю. И заинтересованность пред­принимателя в общей денежной выручке также была высока, так как из нее, помимо всего прочего, возмещал­ся накопленный им или предоставленный в его распоря­жение капитал.

В этих условиях профсоюз обладал недоступной от­дельному рабочему возможностью заставить предпри­нимателя пойти на повышение издержек и снижение прибыли во избежание еще более чувствительного рос­та издержек и уменьшения прибыли в результате забас­товки. Следовательно, у предпринимателя имелись все основания к тому, чтобы бороться против профсоюза и сожалеть о его существовании. А у рабочего имелись равные основания желать, чтобы он существовал. Со­противление предпринимателя препятствовало укреп­лению профсоюзов, но их важное значение для рабочего в такой же мере являлось фактором их усиления. Вдоба­вок к этому каждый работник, становившийся на сторону

¹ Имеется в виду такое повышение заработной платы, ко­торое нисколько не связано с ростом производительнос­ти. В целях уточнения требуется, вероятно, отметить, что при известных рыночных ситуациях и числовых зна­чениях функций предложения и издержек могут иметь место долговременные изменения и при изменяющихся издержках. Это не опровергает выдвигаемое здесь поло­жение о том, что между денежными интересами имеется прямое противоречие.

предпринимателя, способствовал не собственному, а чу­жому обогащению. Если он получал за это вознагражде­ние, его считали штрейкбрехером, если нет — глупцом. Во всяком случае, при любой попытке солидаризоваться с целями работодателя человек рисковал стать объек­том презрения и прослыть в профсоюзе штрейкбрехе­ром или глупцом.

В Соединенных Штатах все классические по своему упорству и ожесточению битвы против профсоюзов (связанные с именами Форда, Эрнста Вейра, Томаса Гердлера и Сьюэла Эйвери) велись предпринимателя­ми. Все они имели место в тех отраслях, где развитые корпорации первыми пошли на капитуляцию перед профсоюзами.

Главная цель, которую преследует техноструктура, со­стоит в том, чтобы добиться прочного положения. При­быль при условии, что она превышает необходимый для этого минимум, имеет второстепенное значение по сравне­нию с ростом. Вполне естественно, что во взаимоотноше­ниях с рабочими техноструктура исходит из своих целей.

Это означает, что техноструктура может легко пой­ти на сокращение прибыли, чтобы оградить себя от та­кого неуправляемого и чреватого неожиданными по­следствиями события, как забастовка. Здесь мы еще раз сталкиваемся с тем важным обстоятельством, что лю­дям, которым принадлежит решающее слово в перегово­рах с профсоюзом, не приходится расплачиваться из собственного кармана.

Но удовлетворение требований профсоюза не обяза­тельно предполагает уменьшение прибыли. Так как раз­витая фирма не руководствуется принципом максимиза­ции прибыли, она в состоянии сохранить прежний доход путем повышения цен на свою продукцию. Заключение соглашения об изменении ставок заработной платы, по­скольку оно затрагивает все или большинство фирм дан-

ной отрасли, служит для всех сигналом о необходимос­ти изучить целесообразность повышения цен. При этом, конечно, принимается во внимание влияние данного ме­роприятия на рост фирмы. Но, так как это влияние ска­жется одинаково на всех фирмах данной отрасли, а со­вокупный спрос путем регулирования удерживается на высоком уровне, повышение цен часто представляется допустимым.

Реакцию техноструктуры на требования профсоюза нельзя подвести под какое-либо абсолютное правило. Она зависит от уровня цен и заработной платы, степени эффективности регулирования спроса на данные про­дукты (или продукт), удельного веса расходов на зара­ботную плату и других факторов. Но в общем развитая корпорация, преследуя свои собственные цели, в гораз­до меньшей степени, чем предпринимательская корпо­рация, сопротивляется требованиям профсоюза и, сле­довательно, гораздо менее враждебно относится к фак­ту его существования. Она может даже пойти на извест­ные расходы ради того, что принято называть добрым именем работодателя. Гармония, все больше характери­зующая трудовые отношения в такой корпорации и со­ставляющая предмет гордости для всех, кто к этому при­частен, куда больше объясняется описанными тенден­циями, чем возрождением христианского духа.

Профсоюзам стало намного легче выполнять свою задачу, но наряду с этим намного уменьшилось и их зна­чение для рабочих. То, что техноструктура дает профсо­юзу, она может давать и без профсоюза или же во избе­жание организации профсоюза. Во всяком случае, оре­ол, окружающий профсоюзы, тускнеет. Адвокат, борю­щийся за спасение своего подзащитного от смертной казни, выглядит весьма величаво, но фигура эта стано­вится менее значительной, когда речь идет всего лишь об угрозе условного осуждения.

В течение долгого времени одним из догматов профсо­юзной доктрины являлось утверждение, что все работо­датели в основном схожи между собой. Все они стре­мятся получить как можно больший барыш. Все они, стало быть, занимают позицию, враждебную интересам рабочего. Поэтому всякий рабочий, отождествляющий свои интересы с интересами своего хозяина, совершает ошибку. Страстность, с которой эта доктрина была про­возглашена в современную эпоху, свидетельствует, по­жалуй, о неуверенности ее глашатаев в том, что она от­ражает истинное положение в условиях развитой кор­порации. В эпоху кровавой борьбы за гомстеды и пуль­мановской стачки¹ нужда в подобной доктрине не была столь настоятельной. Но, как бы то ни было, доктрина эта не соответствует истине.

Развитая корпорация отличается от предпринима­тельской фирмы не только тем, что в ней наблюдается гораздо меньше случаев прямого столкновения интере­сов рабочих и интересов тех людей, которые правомоч­ны решать вопросы заработной платы и других условий труда; отождествление интересов работника и фирмы является здесь частью утвердившейся и признанной си­стемы побуждений. И, хотя наиболее важную роль та­кое отождествление интересов играет в технострукту­ре, это способствует возникновению более общей тен­денции. Преданность фирме часто становится элемен-

¹ Гомстеды — небольшие участки земли, которые предос­тавлялись в собственность поселенцам. Пульмановская стачка — одна из крупнейших забасто­вок рабочего класса в США в XIX в. Она началась в 1894 г. на заводах компании «Пульман». — Примеч. перев.

том преобладающих настроений. Для профсоюзного движения это является неблагоприятным фактором. От­метим еще одно обстоятельство: на ранних стадиях раз­вития индустриальной техники — при работе на пре­жних прокатных станах или прежних автосборочных конвейерах — барьером на пути к отождествлению ин­тересов работника и фирмы служил самый характер труда — тяжелого, монотонного и скучного. Чувство общности интересов, питаемое профессиональной гор­достью, наблюдалось тогда среди механиков, слесарей-инструментальщиков, слесарей-монтажников и других квалифицированных рабочих. По мере того как машины брали на себя выполнение монотонных и тяжелых опе­раций и вытесняли из производства квалифицирован­ных рабочих, устранялись барьеры, мешавшие осозна­нию единства интересов работника и фирмы. Это увели­чивает трудность объединения рабочих и тем самым ум­ножает проблемы, стоящие перед профсоюзами.

Но гораздо более важным является то обстоятель­ство, что современная техника создает условия для су­щественного увеличения числа работников, находящих­ся вне сферы влияния профсоюзов, за счет работников, подверженных такому влиянию. Этому в значительной мере благоприятствуют и способствуют финансовые возможности и основные установки техноструктуры развитой корпорации.

Речь идет о тенденции, которая уже была нами кратко охарактеризована (см. гл. XXI). При планирова­нии своей деятельности техноструктура стремится свести к минимуму число факторов, находящихся вне ее контроля. Расходы на оплату труда и условия обес­печения рабочей силой носят в значительной мере та­кой характер, а при наличии профсоюза — тем более. Замена рабочей силы, находящейся вне контроля корпо­рации и способной бастовать, воплощенным в машинах

капиталом, стоимость и предложение которого полнос­тью или в значительной степени поддаются контро­лю,— операция весьма соблазнительная. Ради нее сто­ит пожертвовать некоторой долей прибыли. Вместе с тем она бьет по профсоюзу, ибо таково ее назначение¹.

Этот процесс замещения рабочей силы капиталом совер­шался, как отмечалось выше, в быстром темпе. С 1947 по 1965 г., то есть за 18 лет, число служащих — лиц свобод­ных профессий, управленческого и конторского персона­ла и работников сбыта и торговли — увеличилось в США на 9,6 млн человек. За те же годы число рабочих (не счи­тая лиц, занятых в сельском хозяйстве и добываю­щей промышленности) сократилось на 4 млн человек.

¹ Здесь перед нами еще один пример того, как индустри­альная система склоняет общественное мнение на свою сторону. Немало профсоюзов молчаливо придержива­лось в свое время убеждения, что технические новше­ства представляют собой орудие, направленное против их интересов, и что с ними поэтому следует бороться. Эту позицию постоянно порицали как ложную и реакци­онную, как нечто такое, чего не могут разделять цивили­зованные люди, подобно тому как предосудительно за­щищать педерастию, самобичевание и отказ от употреб­ления мыла. Все, дескать, здравомыслящие люди долж­ны одобрительно относиться к внедрению машин и пользоваться общими плодами прогресса. Однако в дей­ствительности инстинкт профсоюзов был верен. И с точ­ки зрения тех, кого это непосредственно касалось, так­тика сопротивления техническим новшествам тоже, по­жалуй, была правильной. С течением времени, есте­ственно, сопротивлявшиеся внедрению техники профсоюзы терпели поражение в результате сдвигов, происходивших в конкурирующих отраслях. Так, шахте­ры были побеждены в результате внедрения нефти, а же­лезнодорожные братства — вследствие распростране­ния легковых автомобилей, грузовиков и самолетов.

В 1965 г. число служащих превышало число рабочих по­чти на 8 млн — 44,5 млн против 36,7 млн. В течение это­го периода число лиц свободных профессий и инженер­но-технических работников, то есть работников той ка­тегории, которая наиболее характерна для технострук­туры, примерно удвоилось¹. Никакая другая группа не увеличивалась столь быстро. В отраслях, особенно ти­пичных для индустриальной системы, эти сдвиги выра­жены гораздо более ярко. В обрабатывающей промыш­ленности доля служащих в общем числе наемных работ­ников возросла с 1947 по 1965 г. с 16,4 до 25,6%; в чер­ной и цветной металлургии — с 12,9 до 18,3%; в металлообрабатывающих отраслях — с 16,5 до 22,6%; в производстве транспортных средств (автомобильной и авиационной промышленности) — с 18,5 до 28,7%; в электротехнической промышленности — с 21,7 до 31,5%².

Служащие в Соединенных Штатах редко обнаружи­вали склонность к объединению в профессиональные союзы, и можно почти с уверенностью утверждать, что с ростом техноструктуры они еще менее склонны к это­му. В предпринимательской корпорации хозяева, то есть люди, чье положение зависит от собственности или от умения извлекать прибыль для собственников, отделены

¹ «Manpower Report of the President and a Report on Manpower Requirements, Resources, Utilization and Training», United States Department of Labor, March 1966, p. 165.

² Там же, стр. 201. Имеются веские основания полагать, что эта тенденция будет действовать и впредь. Согласно примерным расчетам Национальной комиссии по вопро­сам техники, автоматизации и экономического прогрес­са, доля служащих, включая лиц свободных профессий и инженерно-технических работников, в совокупной рабо­чей силе составит в 1975 г. 48%.

четкой гранью от клерков, бухгалтеров, табельщиков, секретарей, агентов по сбыту и всех прочих, которые яв­ляются чисто наемными работниками. В развитой кор­порации эта грань исчезает. Право принятия решений здесь отделено от права собственности; оно все более пе­реходит к служащим. Различия между теми, кто прини­мает решения, и теми, кто их выполняет, различия между нанимателем и наемным работником затушевываются наличием инженеров и техников, научных работников, специалистов по вопросам сбыта, программистов, моде­льеров, художников и других специалистов, выступаю­щих в обеих ролях. Между центром техноструктуры и ее периферией, представленной теми служащими, которые выполняют более простые работы, пролегает, таким об­разом, непрерывный ряд точек. В какой-то точке воз­можность или вероятность продвижения к центру ста­новится практически ничтожной. Но определить эту точку уже невозможно.

В результате служащие солидаризуются с целями техноструктуры, от которой они не отделены четкой гранью. Обследование работников этой категории, про­веденное в 1957 г., показало, что три четверти из них считают себя более тесно связанными с администраци­ей, чем с производственными рабочими¹. Вот почему они так и не вступили в профсоюз. В отношении их «прямая борьба, характерная для прежних времен... ус­тупила место уговорам, давлению и махинациям [и слу­жебным интригам]»².

¹ A. A. Blum, Prospects for Organisation of White Collar Workers, United States Department of Labor, Monthly Labor Review, Vol 87, № 2, February 1964

² Clark Kerr, John T. Dunlop, Frederik Harbison and Charles A Myers, Industrialism and Industrial Man, Cambridge, 1960, p. 292

Зависимость отдельного работника от профсоюза уменьшается, наконец, как вследствие высокой занятос­ти, обусловленной регулированием совокупного спроса, так и вследствие сравнительного изобилия. Здесь мы снова обнаруживаем взаимосвязанный характер проис­шедших изменений. Если безработица носит постоян­ный характер, а заработки почти равны физическому минимуму, необходимому для дальнейшего существова­ния, то люди держатся за свою работу под угрозой под­вергнуться физическим страданиям. В таких условиях профсоюз значительно увеличивает свободу рабочего. Правда, рабочий не может оставить работу в индивиду­альном порядке, но он знает, что, если обстановка ста­нет невыносимой, он сможет бросить работу вместе со всеми другими. Общую нужду легче переносить, чем личную нужду. К тому же бывает, что у профсоюза име­ются средства для выплаты стачечных пособий или де­шевая столовая, что пусть немного, но все же смягчает лишения, связанные с забастовкой.

Высокая занятость и высокие заработки ослабляют чувство прикованности к выполняемой работе и тем са­мым как бы замещают профсоюз. При высокой занятос­ти имеется возможность найти другую работу. Рабочий, следовательно, может чувствовать себя уверенно. Не профсоюз, а высокая занятость — вот что освобождает его от рабской зависимости от работы, которую он в данное время имеет. В Соединенных Штатах, так же как и в Англии, Канаде и некоторых других странах, систе­ма регулирования совокупного спроса в целях обеспече­ния высокой занятости была в значительной мере навя­зана профсоюзами. Она представляла собой ту форму приспособления государства к нуждам индустриальной

системы, к которой рабочее движение больше всего стремилось. И вместе с тем она оказалась лучшим сред­ством для уменьшения значения профсоюзов¹.

Высокие заработки тоже уменьшают страх перед воз­можными физическими лишениями. Тем самым они вну­шают рабочему чувство свободы, которое ему когда-то внушал профсоюз, и, следовательно, тоже ослабляют его зависимость от профсоюза. Однако в индустриаль­ной системе связь между заработком и необходимостью (и готовностью) трудиться носит сложный характер и зачастую неверно толкуется. Необходимо сделать здесь отступление, чтобы выяснить эту связь.

¹ Значение безработицы как орудия жесткого контроля предпринимателей над рабочей силой настойчиво подчер­кивалось Марксом. «Промышленная резервная армия, или относительное перенаселение, в периоды застоя и среднего оживления оказывает давление на активную ра­бочую армию и сдерживает ее требования в период пере­производства и пароксизмов. Следовательно, относитель­ное перенаселение есть тот фон, на котором движется за­кон спроса и предложения труда. Оно втискивает дей­ствие этого закона в границы, абсолютно согласные с жаждой эксплуатации и стремлением к господству, свой­ственными капиталу» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч, т 23, стр. 653). Маркс также настойчиво подчеркивал невыно­симые (с точки зрения капиталиста) последствия полной занятости. Надо думать, что политику полной занятости, если бы она успешно проводилась в течение долгого вре­мени, Маркс рассматривал бы как нечто такое, что имеет решающее значение для его учения о классовой борьбе и законах капиталистического накопления. Последователи Маркса не склонны были придавать такое значение поли­тике обеспечения полной занятости Кейнсианские эко­номические идеи отвергались ими как несерьезная попыт­ка укрепления капитализма, не влекущая за собой корен­ного изменения положения рабочего.

Можно почти с полной уверенностью утверждать, что, как это обнаруживается в первобытном обществе, чело­век по своей природе склонен трудиться лишь столько, сколько это необходимо для обеспечения известного уровня потребления. После этого человек отдыхает, за­нимается спортом, охотой, принимает участие в светс­ких или религиозных обрядах или уделяет время другим формам развлечений и духовного совершенствования. Эта склонность первобытного человека довольствовать­ся малым приводила и до сих пор приводит в отчаяние тех, кто считает себя носителями цивилизации. То, что именуется экономическим развитием, сводится в нема­лой степени к изобретению способов преодоления склонности людей ограничивать свои цели, касающиеся заработка, а тем самым и свои усилия. Особо полезны­ми в этом отношении долго считались товары, которые содержат наркотики и возбуждают все усиливающуюся потребность в них; этим объясняется большое значе­ние, которое на ранних стадиях современной цивилиза­ции придавалось табаку, алкоголю, кокаину и опиу­му,— значение, которое они полностью не утратили в наше время. Однако более законными считаются ныне такие товары, которые своей новизной взывают к тщес­лавию, стремлению превзойти или не уступать другим в отношении нарядов и украшений. Если потребность в пище и жилище — особенно в местностях с мягким кли­матом — довольно легко удовлетворить, то действие им­пульсов, порождаемых соперничеством в нарядах и ук­рашениях или хвастовством, не кончается за какой-то четкой гранью. До последнего времени фермеры и вер­бовщики рабочей силы в Калифорнии побуждали своих рабочих-филиппинцев тратить значительные деньги на

приобретение одежды. Давление долгов, в которые ра­бочие-филиппинцы влезали для этой цели, и стремле­ние каждого из них превзойти других наиболее экстра­вагантной экипировкой, быстро превратили этих весе­лых и беспечных людей в современную и стабильную рабочую силу. Во всех слаборазвитых странах энергия и усилия, возбуждаемые внедрением современных потре­бительских товаров — косметики, моторных лодок, транзисторных приемников, консервов, велосипедов, грампластинок, кинофильмов, американских сигарет,— играют, по общему признанию, важнейшую роль в стра­тегии экономического развития.

В промышленно развитых странах процесс внушения потребностей и тем самым необходимости трудиться но­сит весьма сложный характер, но корни его те же. Здесь он также имеет важное значение. В 1939 г. реальный до­ход наемных работников в США был очень близок к са­мому высокому из отмеченных когда-либо статистикой уровню и самым высоким в мире. В последующую чет­верть века он увеличился вдвое. Если бы уровень дохода 1939 г. стал конечной целью, то в последующие 25 лет масса затрачиваемого труда уменьшилась бы наполови­ну. В действительности, однако, количество отработан­ных часов в неделю несколько увеличилось. Это явилось замечательным достижением.

Оно отчасти объясняется вполне сознаваемой ныне способностью индустриальной системы приспосабливать общественное мнение к своим нуждам. Принято считать, что увеличивать доход и потребление — это похвально с общественной и моральной точки зрения. Праздность рас­сматривается как нечто такое, что должно вызывать подо­зрение, особенно в тех случаях, когда это касается людей, получающих низкие доходы. Поэтому сокращение уста­новленной законом рабочей недели должно всегда рас­сматриваться как сомнительная социальная политика, по­творствующая дурным склонностям или слабости духа.

Ученые-экономисты, выполняя одну из своих общеиз­вестных ныне функций, подкрепили эти взгляды целым рядом важных теоретических положений, преподноси­мых в качестве бесспорных истин. Высшим мерилом со­циальных достижений они провозгласили темп роста производства. Отсюда следует, что замена работы досу­гом — это дело антиобщественное. Экономическая тео­рия долгое время настойчиво утверждала, что потребнос­ти однородны и беспредельны. Невозможно доказать, что богатая женщина получает точно такое же удовлетворе­ние от очередного платья, как голодный человек от руб­леного шницеля. Но невозможно доказать и обратное. Раз так, то потребность богатой женщины в новом платье следует считать равнозначной потребности бедняка в мясе. Претенденты на ученую степень в области эконо­мических наук все еще рискуют провалиться при защите диссертации, если они придерживаются иного мнения. Если все потребности имеют одинаковый вес и значение, то отсюда следует, что моральная и социальная обязан­ность трудиться для их удовлетворения остается неиз­менной независимо от объема производства¹. Некоторые руководители корпораций, обнаруживавшие болезненно острую реакцию на критику корпораций, временами предполагали, что по смыслу выдвигаемых ими идей эко­номисты являются их врагами. На деле же экономисты решительно поддерживают те убеждения, в которых кор­порации более всего заинтересованы. Было бы логично на первый взгляд утверждать, что объем национального продукта, требуемого для удовлетворения потребностей страны, имеет свои границы. В таком случае мерилом экономических достижений считался бы темп сокра­щения количества рабочих часов, необходимых для

¹ Теория, лежащая в основе этой точки зрения, рассмат­ривается мною в кн: «The Affluent Society», Boston, 1958, гл. X, XI

удовлетворения этих потребностей. Если бы экономис­ты защищали эту установку и те радикальные послед­ствия, которые она имела бы для индустриальной систе­мы, то для недовольства ими имелись бы основания. Никто из экономистов не проявил подобной нелояльно­сти.

Более прямым способом обеспечения безграничного стремления к повышению дохода является, однако, рек­лама и родственные ей формы искусства сбывать това­ры. Перед нами еще одно из взаимосвязанных явлений, столь благоприятствующих индустриальной системе. Реклама и искусство сбывать товары — эти орудия уп­равления потребительским спросом — имеют жизненно важное значение для планирования в рамках индустри­альной системы. Вместе с тем потребности, создавае­мые ими, обеспечивают индустриальной системе услуги рабочего. Идеальным является такое положение, когда потребности рабочего несколько превышают его зарабо­ток. Тогда у него появляется непреодолимое желание влезать в долги. Задолженность давит на рабочего, и как таковой он становится более надежным.

Принято, конечно, считать, что потребности не со­здаются искусственно. Они органически вытекают из условий человеческой жизни. Удовлетворение этих по­требностей не только доставляет огромное удоволь­ствие потребителям, но и является высшей и постоян­ной функцией общества. Правда, для того чтобы защи­тить эти представления от критики, приходится прибег­нуть к предположению, что человек по природе своей аскет, существо не от мира сего, что он решительно не приспособлен к жизни и всегда готов отказаться от сво­их оригинальных, чисто субъективных оценок в пользу более здоровых инстинктов масс. Но одно ясно: если по­требности внутренне свойственны человеку, то нет на­добности их внушать. Однако найдется немного таких

производителей потребительских товаров, которые в деле их реализации полагались бы на стихийную и, ста­ло быть, неуправляемую реакцию покупателей. И если подумать, то они не очень-то были бы уверены в надеж­ности своих рабочих, не будь давления таких обстоя­тельств, как желание купить новую автомашину или не­обходимость внесения очередного взноса за автомаши­ну, ранее приобретенную в кредит¹.

А теперь нам пора вернуться к вопросу о профсоюзах.

¹ Специалисты в области рекламы, домогавшиеся, как было отмечено выше, признания важного общественного зна­чения их деятельности, часто утверждали, что без их уси­лий по стимулированию потребностей люди не стали бы трудиться и экономика была бы подорвана. Почти все без исключения экономисты отвергали это утверждение, трактуя его как попытку самозащиты, исходящую от груп­пы людей, невежественных в экономических вопросах и чувствующих, что их совесть не чиста. В действительнос­ти, однако, в изложенном утверждении содержится боль­шая доля истины. Оно было отвергнуто экономистами по­тому, что признание рекламы фактором, порождающим потребности, означало бы признание того, что в случае отсутствия внушения с помощью рекламы товары не име­ли бы спроса. Это поставило бы под сомнение ключевые положения, которые гласят, что потребности однородны и беспредельны и что мерилом достижений общества яв­ляется объем производства. Нельзя ставить знак равен­ства между потребностью в хлебе и потребностями, кото­рые приходится искусственно создавать посредством рек­ламы; нельзя измерять успехи той или иной экономичес­кой системы ее способностью не отставать от требований Мэдисон-авеню (улица в Нью-Йорке, где расположены крупнейшие рекламные агентства, синоним рекламного бизнеса в США.— Примеч. перев.). Здесь мы снова стал­киваемся с вопросами, которые я более подробно рас­смотрел в книге «Общество изобилия».

Поиск по сайту: