ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ БИХЕВИОРИЗМ, ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ БИХЕВИОРИЗМ И ЯЗЫК

В предыдущей главе я говорил, что эпистемологическая традиция спутала причинный процесс приобретения знания с вопросами об его обосновании. В этой главе я представил критику Селларсом Мифа Данности и критику Куайном понятия истины благодаря значению в качестве двух различных направлений развития этой более общей критики. Если мы принимаем все изложенные критические материалы и, следовательно, отказываемся от понятия эпистемологии как

поиска, инициированного Декартом, тех привилегированных тем в области сознания, которые являются критериями истины, мы в состоянии спросить, осталось ли что-нибудь у эпистемологии. Я утверждаю, что у нее не осталось ничего. Чтобы понять вещи, которые хотел понять Декарт — превосходство Новой Науки над Аристотелем, отношения между этой наукой и математикой, здравым смыслом, теологией и моралью, — мы должны обернуться вовне, а не вовнутрь, по направлению к социальному контексту обоснования, а не к отношениям между внутренними репрезентациями. Эта позиция поощрялась в последние десятилетия многими философскими направлениями, в частности, теми, которые шли от Философских исследований Виттгенштейна и от Структуры научных революций Куна. Некоторые из этих направлений будут обсуждаться в главах седьмой и восьмой. Но перед этим, однако, я буду обсуждать две попытки сохранить кое-что от картезианской традиции, попытки, которые заставляют нас сомневаться в нашей способности вообще отказаться от образа Зеркала Природы.

Первая из этих попыток — это восстание против логического бихевиоризма в философии психологии, приведшее к развитию объяснения поведения в терминах внутренних репрезентаций без всякой связи с обоснованием вер и действий. Я уже говорил, что если объяснение и обоснование разведены в стороны, нет причин возражать объяснению приобретения знания в терминах репрезентаций, и что такое объяснение может быть предложено без воскрешения традиционной проблемы „ума-тела". Но я полагаю, что защита такого объяснения против Райла и Скиннера может быть легко искажена и перейти в реабилитацию традиционной проблематики XVII века, и поэтому я посвящу пятую главу обсуждению такой защиты. Моя цель состоит в избавлении эмпирической психологии от остатков эпистемологии путем защиты ее от виттгенштейновской критики и от одобрения сторонников Хомского.

Вторая попытка сохранить что-нибудь от картезианской традиции, которую я буду обсуждать, представляет усилия в недавней философии языка специфицировать то, „как язык зацепляет* мир", таким образом создавая аналогию с картезианской проблемой, как мысль зацепляет мир. Попытки использовать понятия референтов терминов и истины предложений для понимания проблем, которые мучили Декарта, обречены на провал, но сама программа такого толка весьма прельщает. Поскольку язык есть общественное „Зеркало Природы", а мысль — „личное", возникает впечатление, что мы могли бы переформулировать множество картезианских и кантианских проблем в линг-

* Метафора зацепления (hook) представляет собой метафору, используемую реалистическими философами (например, не-прагматистами, не-виттгенштейнианцами) для описания того, что должен быть способен делать язык, а именно устанавливать жесткие связи между субъектом и объектом, связи, которые не могут быть изменены дальнейшим лингвистическим их использованием. (P.P. — Примеч. к русскому изданию.)

вистических терминах и тем самым реабилитировать множество стандартных философских вопросов (например, выбор между идеализмом и реализмом). Я посвящу шестую главу различным усилиям по такой реабилитации, и буду доказывать, что семантика должна сторониться эпистемологии в той же степени, как и психология.

Поскольку как внутренние репрезентации, необходимые в психологическом объяснении, так и отношения слов к миру, необходимые в семантике для получения теории значения в естественном языке, рассматриваются как несущественные в вопросах обоснования, мы можем считать отказ от поисков привилегированных репрезентаций отказом от целей „теории познания". Нужда в такой теории в XVII веке объяснялась переходом от одной парадигмы в понимании природы к другой и, кроме того, переходом от религиозной культуры к светской. Философия как дисциплина, способная дать нам „правильный метод поиска истины", зависит от нахождения некоторого постоянного нейтрального каркаса всех возможных исследований, понимание которого позволит нам увидеть, например, почему ни Аристотель, ни Беллармин не имели обоснования того, во что они верили. Ум как Зеркало Природы был ответом картезианской традиции на необходимость такого каркаса. Если не существует привилегированных репрезентаций в этом зеркале, тогда это больше не будет ответом на нужду в критерии при выборе между обоснованными и необоснованными утверждениями нашей веры. До тех пор, пока некоторый такой каркас не будет найден, отказ от образа Зеркала приводит нас к отказу от представления о философии как дисциплине, выносящей приговор науке и религии, математике и поэзии, разуму и чувству, находя для каждой из этих областей подобающее место. В главах седьмой и восьмой я займусь этой темой подробнее.

Глава пятая

Поиск по сайту: