Алексей Толстой

Алексей Толстой только одним боком принадлежит зарубежной литера­туре. О его роли в литературном сменовеховстве и примере, который он подал некоторым более молодым писателям, говорилось уже выше. Попав одним из первых среди известных писателей за границу, еще в 1919 году, Толстой жил сначала во Франции, под Парижем и в Париже, а осенью 1921 года перебрался в Берлин, где и «сменил вехи»⁴².

Толстой довольно много писал в эти годы. К лету 1920 года у него уже было готово начало первой части задуманного им большого романа из рус­ской жизни накануне и во время революции, под характерным названием «Хождение по мукам»: отношение Толстого к болыпевицкой революции бы­ло в то время самое отрицательное, на юге России он был связан с Добро­вольческой армией, работал в ее Отделе пропаганды и, эмигрировав в Па­риж, продолжал ее поддерживать, сотрудничая в «Общем деле» и «Последних новостях». Вскоре после своего приезда во Францию Толстому удалось полу­чить у богатого промышленника и банкира Н.Х.Денисова деньги на издание журнала, и «Хождение по мукам» начало печататься в «Грядущей России». Журнал прекратился, однако, на втором номере, и печатание романа было перенесено в «Современные записки», где он появился в первых семи кни­гах, причем для удобства читателей были воспроизведены и первые десять глав, напечатанных в «Грядущей России» (отдельным изданием роман вышел в 1922 году в Берлине).

В этой первой своей части, принадлежащей зарубежной литературе (для окончательного советского издания многое в ней было переделано), роман доведен до кануна июльских дней 1917 года в Петербурге. Продолжение писалось Толстым уже большей частью в России, в новых условиях и новых настроениях, а потому и в новом ключе. Последний том романа вышел лишь в самый канун советско-германской войны, в 1941 году. Основное настро­ение, проникающее те главы первой части романа, где речь идет о войне и революции, — патриотическая тревога и скорбь. Революция сближается со

⁴¹ Последняя глава романа («О любви»), вследствие непредвиденного закрытия «Русской мысли»,
была позже отдельно напечатана в «Воле России».

⁴² Для представления о жизни Толстого в эмиграции, о его настроениях и о роли, которую в его
«сменовеховстве» играли чисто материальные причины, много дает очерк И.А.Бунина «Третий
Толстой» в его «Воспоминаниях» (Париж, 1950).

Смутным временем. На последних страницах романа герой его, Телегин, читает (у Соловьева?) о Смутном времени и об избрании на царство Михаила Романова и говорит своей жене Даше:

«Ты видишь, что было... И теперь не пропадем... Великая Россия пропала! А вот внуки этих самых драных мужиков, которые с кольями ходили выручать Москву, — разбили Карла Двенадцатого, загнали татар за Перекоп, Литву прибрали к рукам и похаживали в лапотках уже по берегу Тихого океана... А внук этого мальчика, которого силой в Москву на санях притащили, Петербург построил... Великая Россия пропала!Уезд от нас останется — и оттуда пойдет русская земля...»

Хотя ничто другое в первой части романа еще не предвещает будущего «приятия» революции героями Толстого, в приведенных строках нельзя не расслышать отклика на устряловско-ключниковские концепции «преодоле­ния большевизма», тогда только что ставшие литературно-политической сен­сацией дня (сборник «Смена вех» вышел в июле 1921 года, заключительные страницы толстовского романа помечены августом). Нарочито злободневно звучат здесь фразы о татарах, загнанных за Перекоп, о прибрании к рукам Литвы. Но кончается роман на несколько другой и как будто бы символиче­ской ноте: одна из героинь романа, Катя, видит, как около особняка Кше-синской сутулый человек с ведерком, с провалившимся носом и черными космами бороды, налешшвает на стену болыиевицкую афишку.

«Хождение по мукам» было первой в русской литературе попыткой дать широкую картину русского общества накануне революции и во время ее. Роман этот нередко изображается не только как одно из лучших произведе­ний Толстого, но и как одна из самых значительных вещей в пореволюцион­ной литературе. И.И.Тхоржевский писал: «Мимо этой книги нельзя будет пройти ни историку, ни рядовому русскому читателю: она полна жизни»⁴³. Это вряд ли верно. Жизнь в романе, конечно, есть — здесь сказался нутряной изобразительный талант Толстого (тот же Тхоржевский цитирует меткое сло­вечко Сологуба: «Толстой брюхом талантлив»). В романе есть прекрасные описания, великолепно очерченные персонажи. Удался Толстому сам Теле­гин, человек тоже скорее нутряной и очень русский. Но историку с этим романом делать нечего. Не говоря уже о том, что в дальнейших частях Толстой явно приспособлялся к требованиям своих новых господ, и в первой части «Хождения по мукам» картина дореволюционной России не отличает­ся ни объективностью, ни глубиной, а сама Февральская революция показа­на бегло и поверхностно. Неприятное впечатление производит изображение предреволюционной богемы, жизнь которой, конечно, была хорошо и близ­ко знакома Толстому. Читатель не может отделаться от впечатления, что Толстой сводит с кем-то мелкие счеты. Не менее назойливо впечатление, что в писателе Бессонове, который вторгается в жизнь и думы двух героинь романа, Толстой нарисовал довольно пошлую карикатуру на Александра Блока (Бессонова и зовут Александр Александрович). Да и на всем романе лежит легкий налет безвкусия. Если уж историк захочет искать в художест­венной литературе материала об этом периоде, он должен будет скорее обра­титься к романам Алданова «Ключ» и «Бегство». Безвкусие Толстого и его неуважение к исторической правде особенно сказалось в некоторых вещах, написанных им позднее в Советской России: в «авантюрном» романе из жизни эмиграции «Черное золото» (первоначально под названием «Эмигран-

⁴³ И.Тхоржевский, «Русская литературе», т. II (Париж, 1946), стр. 587.

ты»), где выведены в весьма непривлекательном виде многие эмигранты, в том числе те капиталисты, от которых Толстой получал деньги, и в таком романе, как «Хлеб», написанном для прославления Сталина и закрепления сталинской легенды.

Прочно зато войдет в русскую литературу и останется в ней наряду с «Детскими годами Багрова-внука» и «Детством, отрочеством и юностью» другая эмигрантская вещь Толстого — «Детство Никиты» (Берлин, 1922). Писавшаяся в Париже параллельно с «Хождением по мукам» и печатавшаяся первоначально в парижском детском журнале «Зеленая палочка», эта авто­биографическая повесть о детстве в приволжской усадьбе примыкает к акса-ковско-тургеневско-толстовской традиции в русской литературе. Написан­ная прекрасным языком, она свободна от рассуждений, которые часто портят вещи Толстого. «Детство Никиты» впоследствии много раз переиздавалось в Советском Союзе, где пользовалось и пользуется заслуженной популярностью.

Толстым было напечатано еще в зарубежных журналах несколько рас­сказов (книга рассказов «Лунная сырость» вышла в 1922 году в Берлине) и написана пьеса «Любовь — книга золотая» — веселый анекдот в фарсовых тонах, стилизованный под XVIII век. Пьеса эта была поставлена в одном из лучших парижских театров. К эмигрантскому периоду по времени написания принадлежат также «Аэлита» (фантастический роман о полете на Марс с прибавлением злободневно-политического элемента) и «Рукопись, найден­ная среди мусора под кроватью», но эти вещи, написанные уже после того, как Толстой сменил вехи, относятся скорее к советской литературе — с них начинается советский период Толстого, который нас здесь не касается. Мож­но, однако, еще упомянуть вышедшую уже в Советской России повесть из эмигрантской жизни «Ибикус, или Приключения Невзорова», в которой сказался талант Толстого как рассказчика и мастера анекдота. В повести, немного напоминающей сатирические романы Ильфа и Петрова, рассказаны невероятные приключения и изображено эмигрантское дно, но без особен­ного политического умысла.

Ъффи

За границей после революции оказались очень многие из присяжных дореволюционных юмористов, поставщиков маленьких фельетонов для га­зет, сотрудников «Сатирикона» и «Нового Сатирикона», и в их числе из стихотворцев — Саша Черный (А.М.Гликберг), Дон-Аминадо (А.П.Шполян-ский), П.П.Потемкин, Н.Я.Агнивцев (который очень быстро сменил вехи и уехал назад в Россию) и Lolo (Л.Г.Мунштейн), а из прозаиков — Аркадий Аверченко и Н.А.Тэффи (по мужу Бучинская, урожденная Лохвицкая, сестра поэтессы). Аверченко, живший первые годы в Константинополе, умер рано, в 1925 году; Тэффи прожила до 1952 года и в 20-х и 30-х годах была вне всякого сомнения одним из самых любимых и читаемых писателей у рядово­го зарубежного читателя, особенно у того, который ничего, кроме газет, не читал. Как-то так вышло, что Тэффи печаталась почти исключительно в газетах, — ни в «Современных записках», ни в «Русской мысли», ни в «Воле России», ни в «Русских записках» мы ее рассказов не находим. Исключение составляет длинный рассказ «Предел», напечатанный в третьей книге трех-месячника «Окно» (критика отмечала, что рассказ этот написан в необычной для Тэффи манере, «под Достоевского»). Возможно, что рассказы-фельетоны Тэффи считались как бы ниже журнального литературного уровня (хотя отзывы о ее книгах в тех же «Современных записках» бывали всегда самые лестные и исходили из того, что это настоящая литература, а М.А.Осоргин

однажды назвал ее «одним из самых умных и самых зрячих современных писателей»); возможно, что она сама предпочитала свои миниатюры печатать часто и по одной в газетах, а не давать их пачками в редко выходящие журналы. Во всяком случае о Тэффи можно не обинуясь сказать, что она принадлежала к настоящей литературе. В этом ее отличие от Аверченко, юмор которого был грубоват и примитивен и который и до революции, и в эмиграции («Двенадцать ножей в спину революции», «Рассказы циника», «Шутка мецената») потрафлял довольно невзыскательным вкусам.

Конечно, и у Тэффи не все на одинаковой высоте: условия работы газетного фельетониста, обязанного поставлять фельетон каждое воскресенье (так именно приходилось Тэффи работать в парижских газетах), неизбежно влекут за собой производство полуфабрикатов, недоделанных и неотделан­ных вещей. Тэффи надо судить по ее лучшим небольшим вещам, разбросан­ным по вышедшим за годы эмиграции сборникам рассказов (но почти все они прошли предварительно через газеты): «Тихая заводь» (Париж, 1921), «Черный ирис» (Стокгольм, 1921), «Вечерний день» (Прага, 1924), «Городок» (Париж, 1927), «Все о любви» (Париж, б.г.), «Книга-Июнь» (Белград, 1931), «Ведьма» (Париж, 1936), «О нежности» (Париж, 1938), «Зигзаг» (Париж, 1939). Своего массового читателя Тэффи часто смешит, но сама она при этом редко смеется весело. С тонкой иронией, в которую вплетается горечь, и с беспощадностью, за которой чувствуется жалость, изображает она пошлую обыденщину или маленькие трагедии маленьких людей, булавочные уколы жизни. Почти все писавшие о Тэффи не могли избежать, говоря о ее юморе, заезженной фразы о «смехе сквозь слезы». Правда, П.М.Бицилли в интерес­ной заметке об одном ее сборнике высказал довольно парадоксальное мне­ние о том, что основная тема Тэффи — радость, что у всех ее персонажей нерассуждающий, детский подход к жизни. У Тэффи в самом деле много рассказов о детях, но и на них лежит отпечаток горечи и жалости, а не радости — например, в таком рассказе, как «Неживой зверь», одном из лучших у Тэффи, за который ей простятся многие ее срывы и который в будущем будет фигурировать во многих антологиях.

У Тэффи много общего с Чеховым, и дело тут не только в том, что она тоже большой мастер короткого рассказа, что ей свойственна та же экономия художественных средств, но и в том, как они оба изображают пошлость жизни. Пожалуй, только у Тэффи больше чувствуется ирония. В эмиграции Тэффи стала бытописательницей ее будней, летописицей русского Парижа. В этом смысле особенно характерна книга «Городок», которой предпослана под тем же названием небольшая «хроника», где беспощадно, почти что в щедрин­ских тонах нарисована жизнь «небольшого городка» («жителей в нем было тысяч сорок, одна церковь и непомерное количество трактиров»). «Городок» этот — Париж, русский эмигрантский Париж, государство в государстве, не­большой «энклав» в столице мира. Более злой картины не мог бы нарисовать и самый заядлый недоброжелатель эмиграции в Советской России, какой-нибудь Михаил Кольцов:

«Жило население скученно: либо в слободке на Пасях, либо на Ривгоше. Занималось промыслами. Молодежь большею частью извозом — служила шоферами. Люди зрелого возраста содержали трактиры или служили в этих трактирах: брюнеты — в качестве цыган и кавказцев, блондины — малороссами.

Женщины шили друг другу платья и делали шляпки. Мужчины делали друг у друга долги.

Кроме мужчин и женщин, население городишки состояло из министров

и генералов. Из них только малая часть занималась извозом — большая преимущественно долгами и мемуарами.

Мемуары писались для возвеличения собственного имени и для посрам­ления сподвижников. Разница между мемуарами заключалась в том, что одни писались от руки, другие на пишущей машинке...

Жители городка любили, когда кто-нибудь из их племени оказывался вором, жуликом или предателем. Еще любили они творог и долгие разговоры по телефону.

Они никогда не смеялись и были очень злы».

Рассказы в книге являются иллюстрациями к этой общей щедринской характеристике. Нелепый эмигрантский быт, будни, мелочи жизни, сложный переплет смешного, пошлого и печального. Зеркало Тэффи отражает невесе­лую картину, но ведь то же можно сказать об отражении дореволюционной русской жизни в рассказах Чехова. Картина односторонняя, но от того не менее сама по себе правдивая. У Тэффи есть несомненное родство с Зощенко (даже эмигрантский волапюк ее русских парижан, ее знаменитое «Кэ фер? Фер-то кэ?», перекликается с советским жаргоном зощенковских персона­жей, хотя у Зощенко тут больше творческой свободы).

Особняком среди книг Тэффи стоят ее «Воспоминания» (Париж, 1932) и «Авантюрный роман» (Париж, 1932). И то и другое печаталось сначала в газете (парижское «Возрождение»), чем объясняется, что обе вещи разбиты на мелкие главки. В «Воспоминаниях» рассказано, в духе гиперболического гротеска, о том, как Тэффи выбиралась в начале революции из советского ада в привольные и хлебные места на юге России и как она эвакуировалась из Одессы. Фигурирующий в книге импрессарио Гуськин достоин занять место в галерее лучших комических персонажей в русской литературе. «Аван­тюрный роман» — вещь новая для Тэффи по форме, первый ее «роман» (первой ее попыткой более длинного и притом фабульного повествования был уже упомянутый «Предел», который некоторые критики провозгласили полной неудачей, но в котором были несомненно интересные элементы). Роман — не русский по внешности — разбит на короткие главы с неожидан­ными, подчас интригующими эпиграфами (из Гейне, из Гете, из Анатоля Франса, из Достоевского, из Феокрита и т.п.), написан в быстром темпе, короткими, быстрыми фразами. Сюжет его авантюрный, место действия — Париж, главные герои — русская манекенша и французский профессиональ­ный танцор-авантюрист. Роман кончается трагической смертью героини. Но за внешним планом авантюрного сюжета сквозит, как в свое время отметил Б.К.Зайцев, внутренний второй план (впрочем, во всех лучших вещах Тэффи есть это подводное течение, которого может не заметить поверхностный читатель, ожидающий от нее только юмора). Благодаря этому, по словам того же Зайцева, «весь колорит повествования и вся его "душа" напоминают "Сон" Тургенева — один из загадочнейших, самых фантастичных его рас­сказов»⁴⁴.

В рассказах Тэффи доминируют эмигрантские темы. Но случалось ей в Париже писать рассказы и из старой русской жизни, вызывать прошлое. В этих рассказах тоже звучали иногда сатирические ноты. Но в них больше было лирики, иногда беспримесной, иногда с тем же легким привкусом горечи. Очень хороши у Тэффи рассказы о животных — о кошках, собаках, тюленях, попугаях. О них она говорит с теплотой, которой для людей не находит (Алданов однажды определил ее отношение к людям как «благодуш-

⁴⁴ См. «Совр. записки», 1933, XLIX, стр. 453.

ное недоброжелательство»), но вместе с тем и без всякой сентиментальности. Один критик сказал даже, что в этом роде ее единственный, пожалуй, сопер­ник — русская народная сказка. Удаются Тэффи и рассказы, где в повседнев­ный быт вторгается фантастика, — таким темам посвящен весь сборник

«Ведьма».

И до революции и после Тэффи наряду с юмористическими фельетона­ми писала стихи. В эмиграции вышел сборник ее стихов «Passiflora» (Берлин, 1923). Для поклонников фельетонного юмора Тэффи стихи ее были бы от­кровением: обычно они их не знают. Они своеобразны. В них звенит своя, горестная, как бы надтреснутая музыка:

Цветут тюльпаны синие В лазоревом краю. Там кто-нибудь на дудочке Доплачет песнь мою.

Алданов

М.А.Алданова (псевдоним М.А.Ландау) не совсем правильно причис­лять к писателям старшего поколения. Но, с другой стороны, нельзя его отнести к тому молодому поколению эмигрантских писателей, годы рожде­ния которого падают под конец девяностых годов и на начало нынешнего столетия. По году рождения Алданов всего на девять лет моложе Ремизова и на пять лет — Бориса Зайцева. Но Ремизов и Зайцев попали за границу не только известными, но и более или менее сложившимися писателями, тогда как имя Адданова едва ли было известно кому-либо из его будущих много­численных читателей до 1921 года, а единственная напечатанная им до рево­люции книга — о Толстом и Ромене Роллане — не имела отношения к тому, чем он стяжал себе славу в эмиграции⁴⁵. Алданов как-то вдруг, в возрасте 35 лет, открыл в себе исторического романиста. В первые же шесть лет эмигра­ции им было написано четыре исторических романа, за которыми последо­вало еще десять романов (неравной длины; некоторые из них скорее можно было бы назвать повестями) о прошлом и настоящем, связанных между собой в некий сложный, нелегко поддающийся расшифровке, узор. Кроме того, Алдановым написан в эмиграции ряд рассказов и историко-политиче-ских портретов и книга размышлений «Ульмская ночь».

Алданов оказался за границей весной 1919 года, выехав из Одессы в Париж с делегацией группы политических деятелей, принадлежавших к раз­ным дореволюционным партиям⁴⁶. Вскоре после поселения во Франции он выпустил книгу о Ленине на французском языке, которая была переведена и на другие европейские языки. В 1920 году, как уже упоминалось, он был одним из редакторов недолго просуществовавшего журнала «Грядущая Рос­сия», где напечатал в первом номере под заглавием «Огонь и дым (Отрывки)» заметки и размышления на историко-политические темы. Там между прочим

⁴⁵ В самом начале революции, в 1918 году, Алдановым была выпущена, на правах рукописи,
небольшая книжка «Армагеддон», которая сразу же была изъята из продажи большевиками.

⁴⁶ Мало кто из многочисленных читателей и поклонников Адданова знает, вероятно, что до
революции он принадлежал к самой умеренной социалистической группировке в России — к партии
народных социалистов, которых называли иногда «ручными эсерами» и к которым принадлежали
также Н.В.Чайковский, С.П.Мельгунов и В.А.Мякотин. Мало кто знает также, что Алданов и в
эмиграции печатал работы по одной из своих научных специальностей — по химии (он окончил два
факультета Киевского университета — юридический и физико-математический, а также Школу
общественных наук в Париже), В молодости Алданов много путешествовал, побывав в четырех частях
света. Это один из самых широкообразованных людей среди русских писателей, и в писаниях его
всегда чувствуется высокая культура.

шла речь и о пробольшевицких настроениях и взглядах двух французских писателей, к которым Алданов питал большое уважение, — Ромена Роллана и Анатоля Франса. Эту свою статью Алданов заканчивал кратко формулиро­ванной программой для «Грядущей России». Последняя, писал Алданов, хочет направить свой путь «по компасам Пушкина и Герцена», поясняя:

«Пушкин, рядом с Толстым, — высшее достижение России в области искусства. Герцен последних лет, умудренный тяжелыми уроками, освобо­дившийся от наивных иллюзий, — ее высшее достижение в области политической мысли. В этих своих вершинах русская культура равняется с самым высоким из того, что было дано культурой мировой, — и с мировой общечеловеческой культурой теснее всего сливается».

Думается, было бы неплохо, если бы русская эмиграция в целом в свое время направила свой путь по предложенному Аддановым компасу и на этих двух именах попробовала объединиться.

После закрытия «Грядущей России» Алданов стал постоянным сотруд­ником «Современных записок» и близким к редакции этого журнала челове­ком, печатая в нем в отрывках почти все свои романы, а также многочислен­ные очерки, литературно-критические статьи и рецензии. Сотрудничал Ал­данов также в газетах «Последние новости» (как первой, так и милюковской редакции) и «Дни» (где одно время руководил литературным отделом).

Первой вещью Адданова в области исторической беллетристики был небольшой роман «Святая Елена, маленький остров», печатавшийся в 1921 году в «Современных записках» (отдельное издание: Берлин, 1923) и вошед­ший затем в качестве заключительной части в тетралогию «Мыслитель», охватывавшую период Французской революции и наполеоновских войн. Другие романы, составляющие тетралогию, — «Девятое Термидора» (Берлин, 1923), «Чертов мост» (Берлин, 1925) и «Заговор» (Берлин, 1927)⁴⁷. Каждый из этих романов представляет самостоятельное, законченное целое, но все они связаны между собой, а также — более тонкими и запутанными нитями — со всей серией историко-философских романов Алданова о прошлом и настоя­щем. Четыре романа тетралогии объединены общностью исторической эпохи — в этом смысле, начинаясь с термидорианского переворота 1794 года и завершаясь смертью Наполеона в 1821 году, они как бы подводят читателя к историческому полотну, заполненному Толстым в «Войне и мире», и вмес­те с тем дают к нему эпилог: самая эпоха, охваченная толстовским романом, обойдена — конечно, неслучайно — Алдановым. В трех первых романах тетралогии связующим звеном является, кроме того, один из фиктивных персонажей, молодой русский по фамилии Штааль, нарочито заурядный человек, через очки которого Алданов иногда показывает исторические со­бытия большого значения: в «Девятом Термидора» Штааль оказывается сви­детелем всех событий, связанных с падением Робеспьера, а в «Заговоре» — замешанным в убийство Павла I. В дальнейшем Алданов прибавил еще одно звено к цепи событий этой эпохи — «Десятую симфонию» (1931), где фоном отчасти служит Венский конгресс 1815 года.

Говоря о позднейших романах Алданова, мы еще коснемся общей ха­рактеристики его творчества. Здесь укажем, что учителем своим как истори­ческого романиста Алданов несомненно считает Толстого, который для него

⁴⁷ Цифры в скобках означают год отдельного издания. Все три романа тоже печатались (со значительными пропусками) в «Современных записках» между 1921 и 1927 годами. «Святая Елена» была и написана и напечатана раньше других частей тетралогии, хронологически предшествующих ей. Это и меньше всего роман в настоящем смысле слова.

вообще представляет вершину новейшей (а может быть, и всей?) мировой литературы (критики, говоря об учителях Алданова, часто прибавляли к имени Толстого имя Анатоля Франса — не без основания). В одной своей рецензии на исторический роман совсем другого типа Алданов писал, что каждый исторический романист должен усвоить художественные приемы Толстого точно так же, как каждый русский поэт должен усвоить музыку пушкинского стиха. И там же Алданов так характеризовал исторический роман:

«Искусство исторического романиста сводится (в первом приближе­нии) к "освещению внутренностей" действующих лиц и к надлежащему пространственному их размещению — к такому размещению, при котором они объясняли бы эпоху и эпоха объясняла бы «я»⁴⁸.

Эта характеристика бросает свет на то, к чему стремился сам Алданов в своих исторических романах. Эти романы столь же историко-философские, сколь и историко-психологические, и постепенно история даже вытесняется из них психологией. В этом — но и не только в этом — их существенное отличие от исторических романов Мережковского, где психологии мало, а история подчинена априорной религиозно-философской концепции. Но от­личаются они и от тех многочисленных исторических романов в любой литературе, где главным элементом является действие, а главной целью — занимательность. Алданов не отвергает ни того, ни другого — в лучших его романах достаточно действия, а об их занимательности говорит их успех у широкой публики, русской и нерусской, но не это в них главное. Из трех элементов романа — действия, характеров и стиля — два последних в рома­нах Алданова по меньшей мере равноправны с первым⁴⁹.

Поиск по сайту: