Современные записки»

В отличие от «Грядущей России», где почин принадлежал, если не ошибаюсь, А.Н.Толстому, «Современные записки» были начинанием поли­тическим и даже — в каком-то смысле партийным. Задуман был журнал группой членов партии социалистов-революционеров, и первоначальное ре­дакционное ядро его составили М.В.Вишняк, А.И.Гуковский и В.В.Руднев, которые затем привлекли Н.Д.Авксентьева и И.И.Фондаминского. Послед­ний долго не соглашался войти в редакцию чисто эсеровского журнала, настаивая на принципе межпартийности, но, наконец, все же согласился¹¹. В порядке уступки ему решено было, что пятеро эсеров не будут фигурировать на обложке в качестве редакторов: вместо того будет обозначено, что журнал выходит «при ближайшем участии» таких-то. Под такой формулой журнал и выходил до конца, только пятичленная фактическая редакция была с 1925 года, за смертью А.И.Гуковского, заменена четырехчленной.

Редактируемый пятью эсерами, журнал с самого начала считал себя внепартийным и не стремился стать боевым политическим органом. Поли­тическую программу свою он характеризовал в первом номере как «програм­му демократического обновления», со ссылкой на февральскую революцию 1917 года, и категорического отвержения революции октябрьской. Во всту­пительной редакционной заметке в вышедшем в ноябре 1920 года первом номере журнала провозглашалась необходимость широкого фронта. Редакто­ры журнала писали:

«"Современные записки " посвящены прежде всего интересам русской культуры... В самой России свободному, независимому слову нет места, а здесь, на чужбине, сосредоточено большое количество культурных сил, насильственно оторванных от своего народа, от действенного служения ему. Это обстоятельство делает особенно ответственным положение

¹¹ О возникновении «Современных записок» и о дальнейшей внутренней истории их интересно рассказал М.В.Вишняк (единственный тогда из остававшихся в живых пяти редакторов журнала) в 20-й книге нью-йоркского «Нового журнала» (1948).

единственного сейчас большого русского ежемесячника за границей. "Со­временные записки"открывают поэтому широко свои страницы — уст­раняя вопрос о принадлежности авторов к той или иной политической группировке — для всего, что в области ли художественного творчества, научного исследования или искания общественного идеала представляет объективную ценность с точки зрения русской культуры. Редакция пола­гает, что границы свободы суждения авторов должны быть особенно широки теперь, когда нет ни одной идеологии, которая не нуждалась бы в критической проверке при свете совершающихся грозных мировых событий».

Откликаясь позже на первый номер «Современных записок», «Русская мысль» в заметке, подписанной «Наблюдатель» (под этим псевдонимом скрывался сам П.Б.Струве), характеризовала парижский журнал как «тол­стый журнал народнического толка», как воскрешенное «Русское богатство». Правда, тут же автор заметки, посвятивший ее почти исключительно статье Н.Д.Авксентьева под названием «Patriotica», писал, что статья эта является знаком того, что «урок истории не прошел для народнического сознания бесследно, что народническая идеология пришла к утверждению тех начал, отсутствие которых в русской народной жизни обусловило собою то, что "старый режим" сменился не чем иным, как большевизмом». Дальнейшее развитие «Современных записок» показало, однако, не только сдвиги в на­родническом сознании, но и то, что сравнение «Современных записок» с «Русским богатством» было едва ли удачно и справедливо: журнал не только вышел далеко из рамок «направленческого» органа, но и по составу сотруд­ников оказался достаточно близок к довоенной «Русской мысли» — доста­точно назвать имена З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковского, Н.А.Бердяева, Л.И.Шестова, Вячеслава Иванова, о. С.Булгакова, В.А.Маклакова. Расшире­ние фронта касалось не только области культуры и миросозерцания, но и области чисто политической. Статьи В.А.Маклакова, переоценивавшие рус­ское освободительное движение, или К.И.Зайцева по земельному вопросу шли явно вразрез даже с умеренно эсеровской точкой зрения и на общие и на конкретные вопросы. Из уже упомянутой статьи М.В.Вишняка известно о трениях, возникших в связи с этим внутри самой редакции. Привлечение сторонних сотрудников стало с самого начала существования журнала функ­цией И.И.Фондаминского, и в расширении фронта «повинен» был главным образом он. Он же проявил тягу к созданию в журнале некоего миросозер­цательного единства с религиозным уклоном. К нему в этом отношении присоединился В.В.Руднев, и их поддержал Ф.А.Степун, который начал со­трудничать в журнале вскоре после своей высылки из СССР и стал факти­ческим литературным редактором его (консультантом по отделу стихов был с самого начала М.О.Цетлин). Между ними, с одной стороны, и М.В.Виш­няком и Н.Д.Авксентьевым, с другой, создалась некоторая трещина, и более или менее правоверный (хотя и правый) эсер Вишняк почувствовал себя, как он сам говорит, духовно изолированным в журнале (Авксентьев с самого начала принимал мало участия в редактировании его). Под конец журнал фактически редактировался более или менее единолично В.В.Рудневым (Фондаминский ушел в другие интересы), при продолжавшемся сотрудниче­стве прежних его сочленов по редакции и при сохранении прежней формулы на обложке. Но именно та широта фронта, которой «Современные записки» были обязаны в первую очередь Фондаминскому и Рудневу, обеспечила журналу успех у читателей и репутацию не только лучшего журнала в Зару­бежье, но и одного из лучших в истории всей русской журналистики. Тради­цию, на которую намекало его двойное название, — традицию «Современни-

ка» и «Отечественных записок» — журнал с честью поддержал. Редакторы «Современных записок» хорошо отдавали себе отчет в том, что линия полити­ческих и идеологических симпатий не только большинства русской эмиграции, но и большей части ее культурного и читающего меньшинства проходит вправо от их собственной политической линии. Не случайно поэтому, что когда «Со­временные записки» справили свой юбилей выпуском 50-й книги, приветствия и поздравления посыпались на них со всех сторон, из самых широких кругов эмиграции. И В.В.Руднев имел, пожалуй, право утверждать в связи с тем же юбилеем, обозревая в 51-й книге итоги этого юбилея, что «в какой-то мере журнал становится уже органом всего русского Зарубежья».

За первые пять только лет (№№ 1-26) в «Современных записках» по­явились почти все сколько-нибудь известные из проживающих за границей дореволюционных русских писателей, как поэтов, так и прозаиков. Из поэ­тов — Амари (Цетлин), К.Бальмонт (напечатавший также весьма слабую повесть «Белая невеста» и несколько статей на литературные темы), З.Гип­пиус (29 стихотворений и главы из воспоминаний, вошедшие потом в книгу «Живые лица»), С.Маковский, Н.Тэффи¹², В.Ходасевич (10 стихотворений, начиная с 13-й книги), М.Цветаева (ее первые стихотворения, переданные редакции К.Д.Бальмонтом, были напечатаны в первой же книге журнала, до ее переезда за границу; начиная с 6-й книги вещи ее печатались очень часто, они включали пьесу в стихах «Фортуна» и главы из воспоминаний). Из прозаиков — И.Бунин («Митина любовь» и несколько рассказов, а также несколько стихотворений; сотрудничество Бунина началось с 18-й книги журнала), Д.Мережковский (роман «Рождение богов» и «Тайная мудрость Востока»), А.М.Ремизов (повесть «Доля» и несколько рассказов), И.С.Шме­лев (три рассказа), Б.Зайцев (роман «Золотой узор» и рассказы), Алексей Толстой (окончание начатого в «Грядущей России» первого тома романа «Хождение по мукам» — продолжал его Толстой уже в России — и один рассказ), С.Юшкевич (рассказ «Алгебра»), С.Минцдов, Г.Гребенщиков (пер­вый том его «сибирской эпопеи» «Чураевы»), Ф.Степун (роман в письмах «Николай Переслегин»), П.Муратов (рассказы), М.Осоргин (впрочем, чисто беллетристические произведения Осоргина начали печататься в «Современ­ных записках» позже). О напечатанных в «Современных записках» произве­дениях Андрея Белого уже говорилось выше. В «Современных записках» появились также две посмертные пьесы Леонида Андреева («Собачий вальс» и «Самсон в оковах»).

«Молодежь» в первых двадцати шести книгах «Современных записок» почти отсутствовала. Из поэтов младшего поколения были представлены несколькими стихотворениями лишь Н.Берберова, В.Злобин и В.Сирин. Из малоизвестных прозаиков — Иосиф Матусевич, печатавшийся в эти годы в ряде других изданий, преимущественно в Берлине. Но сюда же может быть отнесен и М.А.Адданов — имя, едва ли известное многим ко времени появ­ления его первых беллетристических вещей и вскоре прогремевшее на всю эмиграцию¹³. В «Современных записках» появилась — частью в отрывках — историческая тетралогия Алданова, составившаяся из романов «Девятое тер­мидора», «Чертов мост», «Заговор» и «Святая Елена, маленький остров»¹⁴,

¹² Странным образом участие Тэффи в «Современных записках» ограничилось одним стихотворе­
нием в 1922 году. Рассказы ее в журнале совсем не печатались, хотя отзывы о ее книгах всегда были
самые положительные. Тэффи, очевидно, считалась писательницей «газетной».

¹³ До революции М.Алдановым (псевдоним Марка Александровича Ландау, род. в 1886) была
опубликована книга о Толстом и Ромене Роллане.

¹⁴ Романы эти писались и печатались не в порядке, соответствовавшем их внутренней хронологии.

которые позднее были вдвинуты в огромную серию историко-философских романов о прошлом и настоящем, охватывающих период с 1762 года по наши дни. До самого закрытия «Современных записок» (в 1940 году) почти все новые крупные произведения Алданова печатались в этом журнале.

Широко и разнообразно был поставлен в журнале отдел небеллетристи­ческий. Оставляя в стороне статьи чисто политического характера, статьи сле­дующих авторов на литературные, философские, научные и общепублицисти­ческие темы украшали страницы «Современых записок» в первые пять лет: МААдцанов, КД.Бальмонт, А.Белый, АЛ.Бем, НАБердяев, П.М.Бицилли, П.Г.Виноградов, кн. С.М.Волконский, С.И.Гессен. З.Н.Гиппиус (за своей соб­ственной подписью и как Антон Крайний), М.Л.Гофман, Г.Д.Гурвич, И.В.Ди-онео-Шкловский, Л.П.Карсавин, ААКизеветгер, ААКойранский. ЕД.Кус-кова, АЯЛевинсон, Н.ОЛосский, С.В.Лурье, С.П.Мелыунов, Д.С.Мережков­ский, Н.М.Минский, К.В.Мочульский, П.П.Муратов, барон Б.Э.Нольде, кн. В.А.Оболенский, МА.Осоргин, С.Л.Поляков-Литовцев, М.И.Ростовцев, Ю.Л.Сазонова-Слонимская, кн. Д.П.Святополк-Мирский, М.Л.Слоним, ПАСорокин, ФАСтепун, И.М.Херасков, В.Ф.Ходасевич, М.О.Цетлин, Л.И.Шестов и Б.Ф.Шлёцер. В журнале был также богатый критико-библиогра-фический отдел, в котором принимали участие многие из вышеперечисленных лиц¹⁵. Все пять фактических редакторов журнала, оправдывая формулу на об­ложке, принимали самое близкое участие в журнале (А.И.Гуковский часто под псевдонимом «А. Северов»). Особо отмеченными заслуживают быть серия ис­ториософских статей И.И.Бунакова под заглавием «Пути России», представ­лявшая попытку дать неонародническую философию исторического развития России и в плане проблем перекликавшаяся с евразийством (всего за время существования журнала было напечатано семнадцать длинных очерков), и «внутреннее обозрение» М.В.Вишняка, в первых двенадцати книгах составляв­шее, под названием «На Родине», постоянную рубрику.

В последующие годы «Современные записки», несмотря на вынужден­ное финансовыми соображениями сокращение числа книжек в год¹⁶, продол­жали расти качественно и расширяться в смысле состава сотрудников. Не утеряв ни одного из действительно ценных прежних своих сотрудников в отделе беллетристики (в «Современных записках» увидела свет «Жизнь Ар-сеньева» Бунина, а также несколько романов Шмелева, Зайцева, Алданова и Осоргина, несколько рассказов Ремизова, интереснейшие воспоминания и литературные портреты Цветаевой, «Державин» Ходасевича), журнал из пи­сателей старшего поколения приобрел в качестве сотрудника с 1936 года Вячеслава Иванова (ряд стихотворений, в том числе «Римские сонеты», и статья о Пушкине) и АИ.Куприна (повесть «Жанета»). Но главное расшире­ние литературно-художественного отдела, особенно с начала 30-х годов, про­изошло за счет привлечения «молодежи», того вошедшего в литературу уже в эмиграции поколения, которое не совсем правильно было названо «незаме­ченным». Не говоря о появлении на страницах «Современных записок» почти всех молодых поэтов Зарубежья, во всяком случае парижских, в жур-

¹⁵ В 13-й книге «С.З.», одновременно с первыми стихами В.Ф.Ходасевича, появилось новое, ни до
того, ни после не слыханное имя Аркадия Меримкина, слишком уж смахивавшее на псевдоним.
Подпись эта стояла под статьей «Осмысление звука», о книге Бальмонта «Поэзия как волшебство».
Статья была интересная, дельная и довольно злая. Тайна этого псевдонима никогда не была раскрыта.

¹⁶ Журнал первоначально намечался ежемесячным, но таким он никогда не был. Только в 1921 году
было выпущено шесть книг, потом это число было сведено до пяти, четырех и даже трех книг в год
(с 1931 по 1937 год выходило регулярно по три книги в год, в 1938 и 1939 годах было выпущено всего
по две книги, в 1940 году до крушения Франции успела выйти только одна книга, 70-я). Правда,
книги были большого объема, по 300, 400 и даже 500 страниц.

нале были напечатаны романы и рассказы В.Сирина, Н.Берберовой, Г.Газ-данова, Л.Зурова, В.Яновского, Б.Темирязева, Георгия Пескова и др.

Отдел небеллетристический тоже обогатился к 30-м годам новыми ценны­ми сотрудниками. Среди них в первую голову следует назвать Г.В.Адамовича и В.В.Вейдле (оба начали сотрудничать в «Современных записках» в 1927 году), а также Г.П.Федотова, который вскоре выдвинулся как один из самых блестящих публицистов Зарубежья, — его сравнивали и с Чаадаевым, и с Герценом. Первая статья Федотова в «Современных записках» («На поле Куликовом», опыт ана­лиза блоковского лирического цикла) появилась в 1927 году под тем же псевдо­нимом (Е.Богданов), под которым он до того печатался в евразийских «Верс­тах», но с 1929 года он начал печататься за собственной подписью. Некоторые его статьи вынуждали редакцию делать примечания о несогласии ее с автором, хотя к этому времени в журнале появлялось уже много статей, с которыми большинство редакции едва ли могло согласиться. Значительно увеличилось после 1926 года сотрудничество П.М.Бицилли, бывшего профессора Новорос­сийского университета и специалиста по истории Ренессанса. Хотя он ни идей­но, ни географически (он был профессором университета сначала в Скопле, потом в Софии) не был близок к редакции, им было напечатано с 1925 по 1940 год 30 статей и 75 рецензий (в отношении рецензий это был, кажется, рекорд для «Современных записок», к которому приблизился лишь М.О.Цетлин с 61 рецензией; но Цетлин стоял гораздо ближе к редакции и начал писать в журнале с первого номера). При этом Бицилли писал не только по своей специальности (история и история культуры), но и на литературно-критические и литератур­но-теоретические темы, в частности живо отзываясь на текущие явления зару­бежной литературы, рецензируя новые романы и сборники стихов. Более или менее постоянными сотрудниками журнала стали Г.В.Флоровский (с 1928 года) и В.В.Зеньковский (с 1926 года). В критическом отделе близкое участие прини­мали Д.И.Чижевский (и под своей фамилией, и под псевдонимом «П.Проко­фьев») и Н.К.Кульман. Правда, зато некоторые прежние сотрудники перестали писать в «Современных записках»: М.Л.Слоним, ставший редактором другого эсеровского журнала — «Воля России» (после 1921 года), Л.П.Карсавин, сделав­шийся ярым евразийцем (после 1923 года), Б.Ф.Шлёцер (после 1924 года) и А.Я.Левинсон (после 1925 года; оба ушли во французскую журналистику, хотя могли быть у них и другие резоны), кн. Д.П.Святополк-Мирский (после 1926 года, когда возникли «Версты»), П.П.Муратов (после 1928 года).

Значение «Современных записок» в зарубежной литературе трудно пре­увеличить.

3. «Русская мысль»

Третьим по времени толстым журналом Зарубежья явилась «Русская мысль», начавшая выходить в начале 1921 года в Софии, перенесенная затем в Прагу, а с конца 1922 по конец 1923 года редактировавшаяся в Праге, но печатавшаяся в Берлине и выходившая с пометкой «Прага-Берлин». В отли­чие от «Современных записок», «Русская мысль» была продолжением доре­волюционного русского издания, выходившего под редакцией того же самого П.Б.Струве, благодаря чему сохранялась преемственность. В анонимном, но несомненно написанном самим редактором обращении «К старым и новым читателям» в первом номере софийской «Русской мысли» журнал так форму­лировал свои задачи:

«Революция, которую переживает наша родина, есть столь же гро­мадная, как сама Россия, историческая стихия. Эта темная и сложная

т

стихия далеко еще не сказала своего последнего слова. Она еще только раскрывается в своем историческом смысле...

Поняв, что русская революция есть весьма далекая от завершения разрушающая и творящая стихия, мы должны понять еще и другое. Никакие замыслы и умыслы не могут идти вровень с этой исторической стихией. Не то что они мельче ее, они просто в ней тонут. Все умыслы русской революции ею же самой преодолеваются и посрамляются. Принять революцию — значит понять ее как великую историческую стихию, но это отнюдь не означает принятия замыслов и умыслов людей и людских толп, в ней участвующих...

...мы освобождаем нашу патриотическую страсть от раболепия перед отдельными политическими формулами и лозунгами, от пленения партий­ными программами и платформами... мы свободно отдаемся великому целому — России, в ней самой, в ее величии находя окончательное, непререкаемое мерило всех замыслов и всех решений. Она для нас есть подлинный живой образ, облеченный плотью и кровью... Сейчас, после революции, в русских душах неудержимо зреет тот самый патриотизм и национализм, который мы, казалось, тщетно проповедовали до революции. Сквозь угар коммунистических замыслов и интернационалистических умы­слов, среди несказанных страданий и великой мерзости безбожия и бесче­ловечности, восстает и воскресает Россия.

Осознать и осмыслить в глубочайшем падении это воскресение России, ее векового и в то же время живого образа — вот задача русской мысли и нашего журнала».

Эти мысли П.Б.Струве в дальнейшем развивал в целом ряде принципи­ально-политических статей («Размышления о русской революции», «Истори-ко-политические заметки о современности», «Ошибки и софизмы "истори­ческого" взгляда на революцию», «Познание революции и возрождение духа» и др.). Им был также напечатан ряд некрологов, памяток, литературных заметок и рецензий (в том числе отзыв о «Двенадцати» Александра Блока, обративший на себя внимание самого Блока и выписанный им целиком у себя в дневнике). Ближайшими политическими сотрудниками «Русской мысли» с самого начала были К.И.Зайцев и С.С.Ольденбург (последний давал в каждом номере прекрасно составленные обзоры русской и иностран­ной политической жизни). Близкое участие в журнале принимали также ИАИльин, Г.А.Ландау и евразийцы Г.В.Флоровский и П.Н.Савицкий (пи­савший и под своей фамилией и под псевдонимом «Петроник»). Отдельные статьи на общественно-политические темы за три года существования жур­нала поместили: И.М.Бикерман, Ал.Д.Билимович, кн. Павел Дм. Долгору­ков, Н.В.Долинский, В.Б.Ельяшевич, А.С.Изгоев, Б.П.Кадомцев, К.Кра-марж, П.И.Новгородцев, П.Н.Савицкий, Е.В.Спекторский, Н.С.Тимашев, кн. Г.Н.Трубецкой, А.В.Тыркова, С.Л.Франк, Н.Н.Чебышев, о. Г.Шавель-ский и др. Литературно-критические статьи и рецензии печатали: П.М.Би-цилли, Г.В.Вернадский, А.А.Кизеветтер, С.А.Кречетов, Н.К.Кульман, Л.ИЛьвов, С.К.Маковский, К.В.Мочульский, ЮАНикольский, А.Л.Пого­дин, М.И.Ростовцев, Ю.Л.Сазонова, Г.П.Струве, В.М.Фишер, В.А.Францев, П.М.Ярцев и др. Много внимания журнал уделял воспоминаниям, особенно о недавнем прошлом. Здесь ярко выделились отрывки из петербургского дневника 1919 года З.Н.Гиппиус («Черная книжка») и печатавшиеся из но­мера в номер воспоминания В.В.Шульгина — о гражданской войне («1920 год») и о февральской революции 1917 года («Дни»), которые потом вышли отдельными книгами и были даже переизданы в Советской России. О граж-

данской войне повествовал и И.Г.Савченко в своих «записках офицера» под названием «В красном стане». К мемуарной литературе примыкало в сущ­ности и написанное в полубеллетристической форме, и преподнесенное как «повесть» «Бегство» Ивана Беленихина (псевдоним Н.А.Цурикова) — рассказ о побеге из Советской России на юг. В дореволюционное прошлое перено­сили интереснейшие посмертные «Воспоминания» кн. Е.Н.Трубецкого и «Былые годы» Н.Н.Львова, воскрешавшие детство в Москве и в усадьбе в 70-х годах. Еще дальше в прошлое уводили семейные воспоминания о декаб­ристах кн. С.М.Волконского. Несколько особняком стояли подписанные «От.С.» автобиографические заметки о. Сергия Булгакова.

Литературно-художественный отдел «Русской мысли» был, пожалуй, разнообразнее, но вместе с тем случайнее и разношерстнее, чем в «Совре­менных записках» в те же годы. Беллетристика была представлена приблизи­тельно тем же количеством имен, но в «Современных записках» был боль­ший процент писателей с «именами» и больше крупных вещей (романы Алексея Толстого, Гребенщикова, Алданова, Мережковского, Бориса Зайце­ва, Степуна). Некоторые авторы были общи обоим журналам. Так, в «Рус­ской мысли» были напечатаны повесть Алексея Толстого «Посрамленный Калиостро», «Родник в пустыне» Г.Гребенщикова, два романа С.Р.Минцло-ва, драматический отрывок И.Сургучева. И.А.Бунин дал в первый же номер прекрасный, но старый, еще в России написанный рассказ «Исход», а позже, в 1923 году, семь стихотворений, из которых четыре тоже были написаны еще в России, а три уже во Франции. Довольно слабую повесть на злободневную, «революционную» тему («Опустошенная душа») дал Е.Н.Чириков. Наиболее крупной и значительной беллетристической вещью в «Русской мысли» был печатавшийся в 1923 году и оставшийся незаконченным роман А. Ремизова «Канава». Из более или менее известных до революции писателей были представлены рассказами Александр Кондратьев и Сергей Кречетов-Соколов (оба в свое время были близки к символистским кругам), а также А.М.Федо­ров. Из более молодых, которым предстояло в дальнейшем приобрести неко­торую известность в эмиграции, в «Русской мысли» напечатал несколько своих первых вещей Иван Лукаш.

Стихотворный отдел «Русской мысли» отличался разнообразием и еще большей разнокалиберностью и контрастировал со стихотворным отделом «Современных записок». Тогда как в последних до конца 1923 года мы находим стихотворения всего тринадцати поэтов (не считая перепечаток тех, которые жили в Советской России), в «Русской мысли» представлены были 38 поэтов. Тогда как в «Современных записках» все почти поэты уже были с «именем» (молодые были представлены в эти первые годы В.Сириным, В.Познером и Ниной Берберовой), в «Русской мысли» попадается ряд имен неизвестных тогда и с тех пор канувших в Лету — и часто под стихами весьма слабыми. Из вещей известных поэтов, помимо уже упомянутых семи стихо­творений Бунина, на первом месте следует поставить прекрасный цикл сти­хов о Добровольческой армии, написанных еще в Москве, Марины Цветае­вой. Пятью стихотворениями «Из СПб-ского дневника 19 года» была пред­ставлена Зинаида Гиппиус. Три цикла сонетов («Год в усадьбе», «Лунный водоем» и «Нагарэль») напечатал Сергей Маковский. Из других известных до революции поэтов отметим Александра Кондратьева (цикл стихотворений на темы славянской мифологии и переводы «Из греческой анфологии», а также два стихотворения, навеянных революцией), Любовь Столицу и М.Струве («Памяти Н.С.Гумилева»). Из молодых поэтов, кроме уже широко печатав­шегося в это время В.Сирина, можно назвать как приобретших потом неко-

торую известность Бориса Божнева, Вячеслава Лебедева, кн. Д.А.Шаховского (ныне епископа Иоанна Сан-Францисского), А.Д.Семенова-Тян-Шанского (впоследствии ставшего священником, а тогда недавно только приехавшего из России и напечатавшего в той же «Русской мысли» интересную статью, подписанную буквой «С», о настроениях интеллигенции в России) и Глеба Струве. Несомненные надежды подавал вскоре умерший Алексей Гессен, сын известного петербургского юриста В.М.Гессена. Не лишена была инте­реса написанная еще в Крыму поэма о революции «Спас на крови» Андрея Аллина, в которой чувствовалось сильное влияние Есенина и Клюева. Автор ее, в 1922 году выпустивший в Константинополе, в издании «Цареградского Цеха поэтов» (был, значит, и такой!) книжку стихов «Солнечный итог», потом куда-то исчез. Довольно много было в «Русской мысли» переводов и переложений, из которых можно отметить переводы средневековых француз­ских религиозных легенд М. И. Л от-Бородиной. Особо заслуживает быть от­меченной не обратившая на себя в свое время достаточного внимания по­смертная трагедия в стихах Н.В.Недоброво (1882-1919) на библейскую те­му — «Юдифь» (в том же номере журнала была напечатана большая статья Ю.Л.Сазоновой-Слонимской о Недоброво, который был известен до рево­люции в Петербурге как прекрасный критик и теоретик литературы, но был и интересным поэтом с философским уклоном).

«Русская мысль» выходила еще менее регулярно, чем «Современные записки»: в 1921 году вышло пять номеров, в 1922 — шесть, в 1923 — четыре; номера были по большей части двойные или тройные, некоторые объемом до 500 страниц. Последний номер (книга IX-XII за 1923 год) вышел в начале 1924 года. Издание прекратилось за недостатком средств (к этому времени созданные инфляцией благоприятные условия в Германии перестали суще­ствовать, и русская издательская деятельность, процветавшая в 1921-1923 годах, сразу почти сошла на нет). В 1927 году П.Б.Струве, в то время уже редактировавший ежедневную газету «Возрождение» в Париже, сделал по­пытку возобновить при газете издание «Русской мысли», но ему удалось выпустить всего один небольшой, хотя и интересно составленный, номер. Программное заявление «От редакции» говорило о связи политики и культуры:

«Нет и не может быть для нас враждебного разделения и расхождения между культурой и политикой. Ибо бессильна, не осолена политика "бескультурная ", и столь же бессильна и пресна лишенная государственных мыслей и устремлений "аполитичная "культура. Первая безвкусна; вторая же не живет, а влачит свои дни в рыхлом, безвольном и безмышечном, прозябании. В своих вершинах, в своих высших и ценнейших напряжениях и заострениях быт и государственность, образованность и державность, культура и политика — едино суть».

«Русская мысль» не собиралась заниматься вопросами текущей полити­ки, отсылая для этого своих читателей к «Возрождению». Свою «основную и главную тему» она формулировала так:

«Культура в ее расчлененности, целостности и полноте, культура мировая и культура русская, рассматриваемые с той осложненной и углубленной русской точки зрения, которая теперь стала для нас не только доступна, но и прямо обязательна...»

Конкретной политической программы журнал не выдвигал. В общих выражениях задача эмиграции определялась как служение национальному делу «верой и верностью, личным деланием, личной жертвенностью» в целях

преодоления национальных пороков и грехов и изживания народных болез­ней и слабостей:

«Наша мечта и наше честолюбие — быть верными слугами осмыслен­но-соборного, напряженно-ответственного преодоления этих общих гре­хов, в которых мы, каждый в отдельности и все вместе, повинны...»

Основные статьи в этом единственном парижском выпуске «Русской мысли» принадлежали Д.Д.Гримму (о значении Белого движения), И.А.Ильину (о самобытности русской культуры), В.В.Шульгину (об украинском вопросе) и К.И.Зайцеву («Пушкин как учитель жизни»). Сам П.Б.Струве дал несколько заметок под общим заглавием «Моя записная книжка» (приветствие Б.К.Зайце­ву по случаю 25-летия его литературной деятельности, о Бальзаке как пророке русской революции и о «Верстах»), а также «Материалы для исторической хрестоматии русской мысли», посвященные темам «либерального консервати­зма» и его генеалогии в русском прошлом (начиная с кн. П.А. Вяземского) и евразийству, как оно отразилось в «Тарантасе» rp. B.A.Соллогуба. Эти материа­лы были снабжены интересными комментариями.

Художественный отдел номера был невелик. Беллетристика была пред­ставлена всего одним небольшим рассказом Б.К.Зайцева «Правитель». Поэ­зия — шестью стихотворениями проживавшей в Югославии Е.Журавской, переводом И.И.Тхоржевского из Поля Валери и пятью переводами из Рильке Г.Струве. Недавняя смерть Рильке была отмечена также статьей Г.П.Струве о нем и переводом интересного письма Рильке к одному русскому коррес­понденту¹⁷ о «Митиной любви» Бунина.

4. «Воля России»

Тогда же, когда эсеры затеяли издание «Современных записок» в виде толстого журнала, ими решено было издавать ежедневные газеты. Такими партийными газетами явились «Дни» в Берлине (позднее издание этой газеты было перенесено в Париж) и «Воля России» в Праге. Последняя выходила при ближайшем участии В.М.Зензинова, В.И.Лебедева и О.С.Минора, а из­дателем ее числился старый эмигрант-эсер Е.Е.Лазарев. С начала 1922 года «Воля России» превратилась в еженедельник, а к концу того же года — в выходящий два раза в месяц небольшими тетрадками журнал. При этом она стала органом левого крыла эсеровской партии, имена В.М.Зензинова и О.С.Минора исчезли с обложки, и журнал стал редактироваться В.ИЛебеде-вым, М.Л.Слонимом и В.В.Сухомлиным, при прежнем издателе — Лазареве. С 1924 года к трем прежним редакторам присоединился Е.А.Сталинский, а с 1925 года журнал стал ежемесячным и объявлялся как единственный в эми­грации ежемесячный общественно-политический и литературный журнал. Он продолжал выходить довольно аккуратно до 1932 года.

В отличие от «Современных записок» и «Русской мысли», «Воля Рос­сии» уделяла много внимания и места текущим вопросам политической и экономической жизни как советской, так и международной (в ней принима­ли участие некоторые видные деятели международного социалистического движения, в частности — отчасти в силу своего географического положе­ния — она была связана с левыми кругами в славянских странах и проявляла

¹⁷ Корреспондентом этим был четвертый сын П.Б.Струве, Лев, скончавшийся вскоре после того (в начале 1929 года).

значительный интерес к славянству и его проблемам). На эмигрантском политическом фронте «Воля России» держала равнение налево. Не опускаясь до открытого сменовеховства, оставаясь журналом эмигрантским и испо­ведуя антибольшевизм, «Воля России», как не раз указывалось ее противни­ками, тщательно отмежевывалась не только от «правой» эмиграции, но и от республиканско-демократической, часто зло полемизируя и с «Последними новостями» П.Н.Милюкова, и с «Современными записками» правых эсе­ров — журналом для «Воли России» и слишком умеренным и слишком «академичным». Ни редактировавшие «Волю России» эсеры, ни близкие к ней видные деятели партии, вроде В.М.Чернова (с которым у «Воли России» впоследствии обнаружились, однако, свои разногласия), никакого участия в «Современных записках» не принимали: широкий, вне партии, фронт «Со­временных записок» не включал левое крыло самой партии. Что касается эмиграции, стоявшей правее республиканских демократов П.Н.Милюкова, то она была для руководителей и участников «Воли России» так же не­приемлема, как и большевики. В этом было глубокое отличие «Воли России» от «Современных записок». В последних, с точки зрения их левого собрата, едва ли не всего предосудительнее был уклон в «религиозный идеализм» и участие в качестве постоянных сотрудников таких писателей и мыслителей, как Н.А.Бердяев, Г.П.Федотов, Ф.А.Степун. Отличительной чертой «Воли России» был также ее подчеркнутый интерес к советской литературе, за перипетиями которой журнал внимательно следил, давая отзывы о советских книжных новинках и обзоры советских журналов, перепечатывая советских авторов и откликаясь на советскую внутрилитературную полемику¹⁸. Журнал резко осуждал распространенное в некоторых кругах эмиграции пренебрежи­тельное отношение к советской литературе, свое наиболее заостренное выра­жение получившее в огульно-резких суждениях З.Н.Гиппиус. Отчасти это было отражением общей политической позиции «Воли России», ее ориента­ции на Советскую Россию и ее презрительного отношения к эмиграции как таковой. С этим было связано холодное и даже несколько враждебное от­ношение к зарубежным писателям старшего поколения, особенно к И.А.Бу­нину. Но проявлялось тут и не продиктованное политическими соображе­ниями, и вполне «бескорыстное» тяготение к литературному новаторству, выразившееся поначалу в том, что из писателей, принадлежавших к доэми­грантскому поколению, особенно близкое участие в «Воли России» приняли А.М.Ремизов и М.И.Цветаева, а позднее — в привлечении молодых авторов эмигрантского поколения и в явном предпочтении, отдававшемся им перед более старыми писателями¹⁹. Правда, ни Ремизов, ни Цветаева не ограничи-

¹⁸ В 1927 году литературным событием, недостаточно отмеченным зарубежной критикой, явилась
перепечатка в «Воле России» отрывков из романа Замятина «Мы», не разрешенного в России и
вышедшего только в переводах на иностранные языки, в связи с чем Замятин подвергся гонениям в
СССР. Роман печатался якобы в обратном переводе с чешского, но сличение текста «Воли России»
(правда, неполного) с замятинским показывает, что журнал имел доступ к рукописи и лишь там и
сям, для камуфляжа, вносил изменения. Это, конечно, не означает, что роман печатался с согласия
Замятина.

¹⁹ Из писателей старшего поколения более или менее постоянно печатался в «Воле России»
Бальмонт. До 1925 года на страницах «Воли России» появлялись Борис Зайцев, Ходасевич, Маков­
ский. В 1923-1924 годах печатался там старейшина русской зарубежной литературы, Вас. Ив.
Немирович-Данченко. Совсем не печатались в «Воле России» Бунин, Куприн, Мережковский и
Гиппиус, Шмелев и Алданов. Неучастие некоторых писателей объяснялось несомненно их отрица­
тельным отношением к очень определенной политической линии журнала. С другой стороны, сама
«Воля России» с нескрываемой враждебностью относилась к антибольшевицкой непримиримости
таких писателей, как Бунин, Мережковский и Гиппиус, Шмелев и Алданов. Из «молодых» — вероятно,
по той же причине — не участвовал в «Воле России» В.Сирин-Набоков, но о его вещах журнал
отзывался скорее положительно.

вались сотрудничеством в «Воле России», и тот и другая печатались и в «Со­временных записках» и в других журналах, как направо («Русская мысль»), так и налево («Версты»), но о Цветаевой можно утверждать, что наиболее характерные крупные ее вещи появились именно в «Воле России», как, например, лирическая сатира «Крысолов» и поэмы «Полотёрская» и «По­пытка комнаты» (в «Воле России» были также напечатаны пьесы «Приклю­чение» и «Феникс», этюд о Рильке «Твоя смерть», воспоминания о Брюсове, большая статья о творчестве Наталии Гончаровой и ряд стихотворений). Своей ролью поощрительницы молодой зарубежной литературы «Воля Рос­сии» очень гордилась — и не без некоторого основания. Главная заслуга тут, по-видимому, принадлежала М.Л.Слониму, который был литературным ре­дактором и главным литературным критиком журнала (он проживал сначала в Праге, но в 1928 году переселился в Париж, где основал литературный кружок «Кочевье», о котором еще будет речь дальше). Из больших литера­турных журналов «Воля России» была первым, который более или менее широко открыл свои страницы молодым писателям — как поэтам, так и прозаикам, как «столичным» (т.е. парижским), так и «провинциальным» (главным образом пражским). Некоторые из этих молодых писателей стали впоследствии более или менее постоянными сотрудниками «Современных записок» (когда у последних фактически уже не было конкуренции) и при­обрели общеэмигрантскую известность. Имена других промелькнули подоб­но эфемеридам. Не всегда появление того или иного писателя на страницах «Воли России» было настоящим литературным дебютом — существовали разные более мелкие или специальные издания, где некоторые из ставших впоследствии известными парижских и пражских писателей начинали свою деятельность (например, пражские студенческие журналы «Своими путями» и «Студенческие годы», из которых первый печатал особенно много литера­турного материала и имел много общих с «Волей России» сотрудников), тогда как другие дебютировали в газетах (будущему историку зарубежной литературы придется для выяснения этого вопроса проделать тщательные разыскания, для которых сейчас нет под рукой всего необходимого материа­ла). Но во всяком случае можно сказать, что многие, впоследствии известные парижские поэты, появились на страницах пражской «Воли России» задолго до того, как они нашли себе место в парижских «Современных записках» (например, Вадим Андреев, Борис Божнев, Александр Гингер, Борис По-плавский, Анна Присманова, Юрий Терапиано). Более естественным было появление в «Воле России» молодых пражских поэтов, группировавшихся вокруг созданного в Праге А.Л.Бемом кружка «Скит». Сюда принадлежали Вячеслав Лебедев (который, правда, еще до «Воли России» печатался в «Русской мысли»), Алексей Эйснер, А.Фотинский, К.Ирманцева, Николай Болесцис и др. Уже в 1926 году, когда в «Современных записках» печатались лишь два «новых» поэта (Довид Кнут и Антонин Ладинский), «Воля России» напечатала в двух номерах выборку из стихов молодых парижских поэтов, где было пред­ставлено одиннадцать имен. В 1928 году появилась еще одна такая же выборка, с двумя новыми именами. В 1928 же году были напечатаны в одном номере стихи восьми молодых пражских поэтов, из которых немногие, правда, уцелели в литературе. В 1928 году появился в «Воле России» дальневосточный (харбин­ский) поэт Арсений Несмелов, который еще в 1921 году выпустил книжку стихов во Владивостоке, а в 30-х годах стал печататься в парижских журналах. Здесь следует оговориться, что понятие «молодой писатель», как оно применя­лось в те годы, было очень условно: речь, собственно, шла о тех, кто не успел начать своей литературной деятельности до эмиграции; большая часть их при-

надлежала к родившимся в самом конце XIX или самом начале XX века, но были среди них люди и постарше, в нормальный ход жизни которых втор­глись война и революция. Словом, разделение на «молодых» и «старших» было разделением на писателей с каким-то именем или какой-то известнос­тью в литературной среде до эмиграции и писателей совсем без имени. Поэтому, например, Марина Цветаева относилась к «старшим», а некоторые ее ровесники — к «молодым».

Молодые прозаики появились в «Воле России» еще в 1923-1925 годах (рассказы пражан Семена Долинского и Александра Туринцева — ни тот, ни другой потом не играли сколько-нибудь заметной роли в литературе). В 1925 году была напечатана в трех номерах повесть, подписанная неизвестным именем Юрия Данилова (потом это имя как будто пропало). Между 1926 и 1929 годами появились на страницах «Воли России» рассказы парижан Бро­нислава Сосинского, Гайто Газданова, Вадима Андреева и Надежды Горо­децкой²⁰, а также проживавших в Чехословакии Николая Еленева, Вячеслава Лебедева, Василия Федорова и Алексея Эйснера²¹. В 1928 году в «Воле Рос­сии» печатались обратившие на себя внимание отрывки из вышедшего затем отдельным изданием романа Ивана Болдырева «Мальчики и девочки» — на необычную для зарубежной литературы тему из жизни советской средней школы в первые годы революции. В 1928 же году журнал организовал кон­курс на лучший рассказ из эмигрантской жизни размером не свыше полутора печатных листов. Жюри конкурса должно было состоять из М.А.Осоргина, А.М.Ремизова и М.Л.Слонима, но фактически Ремизов принять участие в работах жюри, как было объявлено позже, не мог. На конкурс было прислано 94 рассказа. Ни один из них не был сочтен достойным первой премии. Вторая премия была присуждена Алексею Эйснеру (Прага) за рассказ «Роман с Европой (Записки художника)». Третья премия была выдана автору расска­за «Жизнь Китаева», проживавшему в Болгарии и скрывшемуся под псевдо­нимом «Н.Борин». Оба эти рассказа были напечатаны в 1929 году в «Воле России». Кроме того, жюри выделило из присланных рассказов еще четыр­надцать и пять из них признало желательным опубликовать. Авторами этих рассказов были М.Мыслинская (Прага), В.Варшавский (Прага), А.Бинецкий (София), Р.Звягинцев (Франция) и В.Федоров (Прага). Из них только двое — Варшавский (его рассказ назывался «Шум шагов Франсуа Виллона») и Федоров — удержались после того на виду в литературе²².

В отличие от «Современных записок», «Воля России» печатала также переводы из современных иностранных писателей (французских, немецких, чешских), и переводы эти как прозаические, так и поэтические, принадлежа­ли иногда тоже молодым зарубежным писателям.

Литературная критика в «Воле России» была представлена главным образом М.Л.Слонимом, который в своих статьях и коротких заметках живо и остро откликался на главнейшие явления советской и зарубежной (а иног­да и иностранной) литературы. Неуловимо окрашивавшее всю публицистику «Воли России» предпочтение советского эмигрантскому присуще было и литературно-критическим статьям Слонима и некоторым другим постоян­ным критикам «Воли России», например Н.Мельниковой-Папоушковой и

²⁰ Наиболее известный из них в дальнейшем, Г.Газданов, появился в «Современных записках»
только в 1931 году. Андреев печатал в «Современных записках» только стихи.

²¹ Из них только Федоров печатал прозу в «Современных записках», но уже значительно позже (в
1936 году).

²² Литературные конкурсы — и стихов, и рассказов — были организованы еще раньше парижским
еженедельником «Звено» (см. ниже). На конкурсе стихов оказалось, между прочим, забраковано
стихотворение Марины Цветаевой.

Д.А.Лутохину. При этом Слоним не раз нападал на эмигрантскую критику как таковую, обвиняя ее в кумовстве, в отсутствии метода, в полном и сознательном пренебрежении к советской литературе, в замалчивании та­лантливых молодых писателей Зарубежья или выдвижении ничтожеств по соображениям личных отношений или политического единомыслия. Неко­торые из этих обвинений были справедливы, но кое-какие из них можно было обратить и против критиков самой «Воли России». (К вопросу об эмигрантской критике мы еще вернемся.) В первые годы существования «Воли России» несколько критических статей напечатал в ней Е.А.Зноско-Боровский, в прошлом сотрудник «Аполлона», известный главным образом как историк театра (в эмиграции им была написана книга о русском театре XX века) и как шахматист. В одной из своих статей он подверг довольно резкой критике молодых парижских поэтов, отмечая их «упадочность» и выделяя только Довида Кнута, которому он предсказывал хорошее будущее, но о котором в ближайшем же будущем дал очень суровый отзыв уже сам литературный редактор и главный критик «Воли России» Марк Слоним. В 1926 году гастролировали в «Воле России» в качестве критиков такие, можно сказать, антиподы, как П.П.Муратов и кн. Д.П.Святополк-Мирский. Мура­тов начал печатать серию статей под названием «Очерки трех литератур», но она осталась неконченной — появились только два очерка: о театре Пиран-делло и о романах Жана Жироду. Святополк-Мирский дал статьи о «Крысо­лове» Цветаевой и о Есенине. Интересные «Заметки о Пушкине» напечатал в 1928 году Ю.Марголин, имя которого впоследствии стало хорошо знакомо русскому читателю как автора жуткого «Путешествия в страну Зэ-Ка». Не­сколько статей на литературно-исторические и литературно-философские темы напечатали ЕА.Ляцкий и И.И.Лапшин. Но, как и в политике, «Воля России» в области литературы особенно много откликалась — и в лице Сло-нима, и в лице таких своих постоянных сотрудников, как В.Г.Архангельский и С.П.Постников, и в отделе литературной хроники, заведенном ею в конце 20-х годов, — на литературную «злобу дня», советскую и эмигрантскую. При этом советской литературе, как сказано, уделялось гораздо больше внимания. Надобно прибавить, что до 1929 года для этого были хорошие основания. Мысль о том, что в 20-е годы советская литература была интереснее, жизнен­нее и достойнее внимания, чем зарубежная, но что к 30-м годам это соотно­шение изменилось в пользу эмигрантской литературы, была высказана таким далеким идейно от «Воли России» и беспристрастным критиком и историком литературы, как А.Л.Бем, который сотрудничал в «Воле России» лишь в самом начале ее существования. С ходом времени правильность этой мысли получила дальнейшее подтверждение. Но не это имел в виду М.Слоним, когда он в запальчивом задоре писал в 1928 году в «Воле России» (№ 7, «Литературный дневник»): «...эмигрантской литературы как целого, живуще­го собственной жизнью, органически растущего и развивающегося, творяще­го свой стиль, создающего свои школы и направления, отличающегося фор­мальным и идейным своеобразием, — такой литературы у нас нет. Хорошо это или дурно, но это неопровержимый факт, и что бы ни говорили Кнуты, Париж остается не столицей, а уездом русской литературы». Проявляя инте­рес к советской литературе, вовсе не нужно было огульно отрицать литера­туру зарубежную. Но само по себе пытливое внимание «Воли России» к тем литературным процессам, которые происходили в России, можно поставить только в заслугу пражскому журналу.

Заслуживает быть также отмеченным тот факт, что в «Воле России» стали выступать в качестве критиков и некоторые молодые писатели, напри-

мер, Г.Газданов, А.Эйснер, Б.Сосинский. Одна из критических статей моло­дых авторов — статья Алексея Эйснера о стихах Бунина («Прозаические стихи») — вызвала много шуму в эмигрантской литературной среде: в крити­ческой оценке Эйснером Бунина как поэта было усмотрено «оскорбление величества». В глазах «Воли России» эта реакция иллюстрировала как нельзя лучше то, что журнал считал главными пороками зарубежной литературы и критики: кумовство, неприкосновенность авторитетов и болезненную обид­чивость писателей. Надо сказать, что, как бы ни относиться по существу к статье Эйснера, написанной в чисто литературной плоскости, «Воля Рос­сии» была в данном случае совершенно права в своей защите критической свободы своего сотрудника.

5. «Благонамеренный»

Версты»

Выходившие в Париже между 1926 и 1928 годами «Версты» называли себя журналом, но фактически оказались ежегодником — их вышло всего три номера. На обложке, помимо уже указанных редакторов (см. стр. 45), ближайшими сотрудниками были обозначены Алексей Ремизов, Марина Цветаева и Лев Шестов. Это «ближайшее участие», несомненно, отражало литературные симпатии и личные отношения самого редактора, Д.П.Свято-полк-Мирского, который в это время был лектором русской литературы в Лондонском университете и сотрудником многих передовых французских и английских литературных журналов («The Criterion», «Echanges»). Как раз в 1926 году он выпустил первый том своей прекрасной двухтомной «Истории русской литературы» на английском языке — лучший сжатый и обобщающий очерк русской литературы с ее зарождения по 1925 год на каком-либо языке. Соредакторами Святополк-Мирского были евразиец П.П.Сувчинский и СЯ.Эфрон, муж Марины Цветаевой, бывший участник Добровольческой армии, впоследствии ставший одним из организаторов «возвращенства» и оказавшийся замешанным в убийстве на швейцарской территории бывшего советского агента Игнатия Рейсса, бежавший в СССР и там, по-видимому, расстрелянный.

Одной из основных идей «Верст» было единство «лучшего» в эмигрант­ской и советской литературе (в этом смысле «Версты» были близки к «Воле России», которую Святополк-Мирский считал лучшим из больших зарубежных журналов), и свою задачу журнал видел в том, чтобы «указывать на это лучшее, направлять на него читательское внимание». Такое задание — говорилось в программном редакционном вступлении — «легче осуществимо со стороны,

чем в России. Здесь мы в условиях более благоприятных и не только потому, что мы свободней, но и потому, что издали мы лучше видим целое и деревья не заслоняют от нас леса. Понять это целое не с точки зрения практической борьбы, а с точки зрения национально-исторической предначертанности — такова главная наша задача».

Первые два номера «Верст» характеризовались перепечатками советских авторов (Бабеля, Андрея Белого, Пастернака, Тынянова, Сельвинского, Ар­тема Веселого). Рука об руку с этим шло пренебрежительное отношение ко многому в зарубежной литературе, и кроме произведений Ремизова и Цве­таевой журнал не дал в своих трех номерах почти никакой художествен­ной зарубежной литературы. Зато и Ремизов и Цветаева были представлены обильно в каждом номере. Первый — отрывками из «Николая Чудотворца» и «России в письменах» и памятками В.В.Розанова (в форме посмертного письма к нему) и Л.М.Добронравова; вторая — «Поэмой Горы», трагедией «Тезей» и двумя длинными стихотворениями. В статейном отделе «Верст» были напечатаны философские и публицистические статьи Н.А.Бердяева, Л.И.Шестова, Л.П.Карсавина, В.Э.Сеземана, АЗ.Штейнберга, кн. Д.П.Свято­полк-Мирского, а также первые две эмигрантские статьи Г.П.Федотова, очутив­шегося за границей только в 1925 году. Статьи эти — «Три столицы» и «Траге­дия интеллигенции» — напечатанные под псевдонимом «Е.Богданов», немед­ленно привлекли к себе внимание как своим содержанием, так и блестящим публицистическим стилем. Кн. Н.С.Трубецкой участвовал в «Верстах» двумя чисто литературными работами: о метрике частушки и о «Хождении за три моря» Афанасия Никитина. В каждом номере «Верст» имелся отдел, озаглав­ленный «Материалы». Здесь в первом номере было перепечатано «Житие про­топопа Аввакума» с небольшим вступительным пояснением Ремизова, а во втором — «Апокалипсис нашего времени» Розанова. «Материалы» третьего номера были посвящены Н.Ф.Федорову, к которому за рубежом вообще был проявлен большой интерес и отголоски влияния которого можно найти у евра­зийцев.

Несмотря на легкий евразийско-сменовеховский душок и на свое презри­тельное отношение к основному потоку зарубежной литературы, «Версты» все же были эмигрантским журналом, и не случайно подчеркивание ими духовной свободы Зарубежья по сравнению с Советской Россией. В самой советской литературе Мирского и «Версты» привлекало именно то, что вскоре оказалось несозвучным партийной линии: Пастернак, Бабель, экспериментаторство Сель­винского. Но не прошло много времени, прежде чем Святополк-Мирский сме­нил вехи и оказался правоверным марксистом и членом британской коммунис­тической партии. Года через два после этого — летом 1932 года — он уехал в СССР. Для знавших его этот поступок представлялся продиктованным каким-то духовным озорством, желанием идти против эмигрантского течения, и ниче­го хорошего для Мирского не сулившим. Первые годы по возвращении Мир­ский довольно много печатался в советских изданиях. Его прекрасное знание западноевропейской, особенно английской, литературы, его ум, критическое чутье и литературный талант не могли не цениться. Им были написаны вступи­тельные статьи к переводам Фидцинга и к сочинениям Баратынского, он уча­ствовал довольно острыми полемическими статьями в томах «Литературного наследства», посвященных Пушкину и XVIII веку, он принял участие в совет­ской полемике вокруг Джойса, выступая с ультралевой позиции, вообще вел себя нередко как plus royaliste que le roi*. В 1935 году коммунистические

* Больший роялист, чем сам король (франц.). — Ред.

критики обрушились на него за то, что он позволил себе критиковать Фадее­ва²³. При этом Мирскому напомнили, что он бывший князь (Мирский был сыном бывшего министра внутренних дел, который «делал весну» накануне революции 1905 года) и «белогвардеец». За Мирского заступился в советской печати Горький. Это было в 1935 году²⁴. А год спустя Мирский был, по-ви­димому, арестован и просидел несколько месяцев в тюрьме. Точных сведе­ний о его судьбе после того не имеется. Есть все основания думать, что он был сослан в Сибирь. По некоторым сведениям, он умер в ссылке²⁵. Статьи Мирского еще появлялись в печати в 1936 и 1937 годах (например, в пуш­кинском томе «Литературного наследства», в сборнике памяти Эдуарда Баг­рицкого). Свидетельством опалы Мирского было то, что в начале 1937 года журнал «Звезда» внезапно и без всяких объяснений прекратил печатание написанной Мирским биографии Пушкина (перед тем как печататься, эта биография усиленно анонсировалась в числе произведений на будущий год). Для внешнего употребления Мирским, вскоре по возвращении в СССР, была написана книжка об английской интеллигенции, к которой он был близок в годы своего пребывания в Англии и которую теперь зло высмеивал и пародировал. Книжка эта была написана по-русски (на английском изда­нии ее обозначен переводчик), но русское издание ее мне неизвестно.

Человек неглупый и одаренный, оставивший, несмотря на свою часто нарочитую парадоксальность, след в зарубежной критике и особенно много содействовавший надлежащему ознакомлению английской и американской публики с русской литературой, Д.П.Святополк-Мирский стал жертвой соб­ственного духовного озорства.

Другие журналы

Наряду с большими литературно-общественными журналами в начале 20-х годов выходило довольно большое количество чисто литературных или просто более легковесных журналов, из которых лишь немногие заслуживают упоминания здесь.

Типичным для берлинского периода зарубежной литературы был лите­ратурно-художественный журнал «Сполохи», выходивший с конца 1921 года по июнь 1923 года и редактировавшийся уже упоминавшимся Александром Дроздовым, сравнительно молодым писателем, до революции совершенно неизвестным, который вскоре после того последовал за Алексеем Толстым в Советскую Россию. В эмиграции Дроздов успел издать около полудюжины книг, большей частью рассказов из эпохи гражданской войны и из жизни беженцев. Написал он и один роман («Девственница», 1922). «Сполохи» выходили как журнал большого формата, иллюстрированный репродукция­ми с картин, и печатали стихи, рассказы, небольшие статьи о литературе и искусстве и довольно случайный подбор рецензий. В числе сотрудников «Сполохов» мы находим имена известные, менее известные и совсем неиз­вестные. Поэзия была представлена Бальмонтом, Буниным, Наталией Кран-

²³ Речь шла о некоторых персонажах повести Фадеева «Разгром». Повесть эту Мирский ставил очень
высоко: на одном литературном собрании в Париже в 1929 году Мирский заявил, что он не променяет
всю «Жизнь Арсеньева» Бунина на несколько строк из «Разгрома» (см. «Воля Росейи», 1929, IV, стр.
123).

²⁴ Об интересных встречах с Мирским в том же году рассказал в журнале «Encounter» (№ 22, июль
1955 г.) известный американский критик Эдмунд Вильсон.

²⁵ Эдмунд Вильсон в упомянутой выше статье приводит свидетельство одного недавнего эмигранта,
якобы сидевшего в одном лагере с Мирским. К сожалению, эти свидетельства «очевидцев» не всегда
надежны. По некоторым сведениям, Мирский одно время редактировал советскую газету в каком-то
сибирском захолустье.

диевской (жена Алексея Толстого), Минским, Оцупом, Л.Столицей, М.Стру­ве, Ходасевичем и из молодых — Л.Гомолицким, впоследствии игравшим роль в литературных кружках в Варшаве, где уже в это время существовала «Таверна поэтов», В.Пиотровским, С.Рафальским, Г.Росимовым, В.Сири-ным и др. Печатались иногда и стихи проживавших в Советской России поэтов: Волошина (какое эмигрантское издание не печатало тогда Волоши­на!), Клычкова, Голлербаха. Появилось в «Сполохах» одно неизданное сти­хотворение Гумилева, посвященное художникам Ларионову и Гончаровой. Под рассказами в «Сполохах» находим подписи Амфитеатрова, Бальмонта, Б.Лазаревского, Минцлова, Сургучева, Алексея Толстого (отрывки из «Дет­ства Никиты», которое до того печаталось в парижском детском журнале «Зеленая палочка», а вскоре — еще до отъезда Толстого в Россию — вышло отдельной книгой), Чирикова, а из младшего поколения — самого Дроздова, Глеба Алексеева, Федора Иванова, В.Амфитеатрова-Кадашева. На страницах «Сполохов» появлялся и А.Ветлугин (псевдоним В.Рындзюна), талантливый и хлесткий журналист, нашумевший своими разоблачениями Белой армии («Авантюристы гражданской войны») и своими циничными автобиографи­ческими признаниями в романе «Записки мерзавца»²⁶. Очерки эмигрантской жизни давал в «Сполохах» Сергей Горный (псевдоним Александра Авдеевича Оцупа), сотрудничавший постоянно в «Руле» в качестве фельетониста. Особо ценных и интересных статей в «Сполохах» не было. Для историка эмигрант­ской литературы некоторый интерес могут представить очерки Глеба Алек­сеева о встречах с писателями старшего поколения. По вопросам искусства писали в «Сполохах» Г.КЛукомский и С.К.Маковский.

Другой журнал большого формата — «Жар-птица» — главное внимание уделял искусству, печатая статьи о современных художниках и сопровождая их хорошо исполненными репродукциями. Журнал печатался в Берлине, но редактировался частью в Париже. Редактором художественного отдела был Г.К.Лукомский, при ближайшем участии в этом отделе А.Я.Левинсона. Жур­нал проявлял большой интерес к современному европейскому искусству. Литературным отделом «Жар-птицы» заведовал А. (Саша) Черный, а одним из ближайших сотрудников была Н.А.Тэффи, имя которой редко попадалось в толстых журналах. Под рассказами и стихами мелькали все те же имена: Бальмонт, Сирин и т.д. Литературного направления у «Жар-птицы» не бы­ло — ударение было скорее на легкости и занимательности материала. Жур­нал просуществовал до 1926 года.

Во второй половине 20-х годов такого же типа и формата журнал, но более популярного пошиба и менее космополитичного в искусстве уклона, выходил в Риге и назывался «Перезвоны». Этот журнал тоже печатал многих зарубежных писателей, особенно из более известных. По сравнению с «Жар-птицей» он носил более провинциальный характер, а литературный материал в нем был случайным.

С 1923 по 1928 год в Париже выходило «Звено» — сначала как ежене­дельная литературно-политическая газета под редакцией М.М.Винавера и П.Н.Милюкова (как бы при «Последних новостях»), потом как журнал, пре­имущественно литературный. В течение нескольких лет «Звено» играло не­малую роль в парижской литературной жизни, объединяя почти всех сколь­ко-нибудь известных писателей старшего и среднего, а потом и младшего поколения и отражая текущие литературные события, чего не могли делать «Современные записки». В журнале в частности хорошо был поставлен ли-

²⁶ О Ветлугине см. в воспоминаниях ДАминадо «Поезд на третьем пути», где приведено целиком любопытное письмо Ветлугина к автору.

тературно-критический отдел, и он следил не только за русской (зарубежной и советской), но и за иностранной литературой. Главным литературным крити­ком «Звена» в его журнальный период стал Г. В.Адамович. Но в нем сотрудни­чали также постоянно в критическом отделе К.В.Мочульский и В.В.Вейдле, а в более ранний период — кн. Д.П.Святополк-Мирский и А.Я.Левинсон. Доволь­но часто печатал интересные статьи на литературные и философские темы не появлявшийся в других изданиях Н.М.Бахтин, позднее преподававший класси­ческую филологию в одном из английских университетов.

Поиск по сайту: