Проблемы последнего десятилетия XX века

На пути в Европу

Мартовские выборы 1991 г. принесли победу коммунистам (АПТ), что позволило им сформировать однопартийное правительство. О коалиционном тогда не было и речи. ДП изна­чально отвергала такую возможность в соответствии с принци­пом "все или ничего" и перешла в активную оппозицию. Парла­ментская фракция ДП одержала победу при рассмотрении воп­роса о конституции, отклонив предложение коммунистов под­держать проект, разработанный старым аппаратом. Она насто­яла на принятии Закона об основных конституционных поло­жениях, включив в него статью о департизации государствен­ных органов. Так, согласно статье 6-й политические партии от­делялись от государства, их деятельность запрещалась в воин­ских частях и в учреждениях, министерствах, дипломатиче­ских представительствах за рубежом, прокуратуре, следствен­ных органах и др. Основной текст конституции предполагалось доработать и утвердить новым составом Народного кувенда. После продолжительной дискуссии были определены сроки новых выборов — май —июнь 1992 г.

9 мая 1991 г. премьер-министром стал Фатос Нано, который сохранил в основном состав своего первого (февральского) ка­бинета. Он начинал свою деятельность в обстановке развалива­ющейся экономики. Инфляция достигала 250% в месяц, резко возросла безработица. Программа, с которой Нано выступил в кувенде, предусматривала ряд кардинальных реформ в интере­сах быстрейшего перехода к рыночной экономике. Однако ДП заблокировала деятельность правительства, ведя дело к его от­ставке и в конце концов добилась этого.

В середине мая истекал срок "джентльменского соглаше­ния" АПТ с оппозицией, согласно которому вводился морато­рий на акции протеста, дестабилизирующие положение. Неза­висимые профсоюзы не преминули воспользоваться этим для организации всеобщей забастовки, выдвинув нереализуемые на тот момент требования, среди которых фигурировали увеличение зарплаты на 100% и пенсий, шестичасовой рабочий день и др. Около 300 тыс. рабочих включились в движение. Прави­тельство отказалось пойти на уступки, и тогда начались голо­довки. Р. Алия выступил по национальному радио, призывая приступить к работе. "Положение в стране чрезвычайно тяже­лое, — убеждал он. — Экономическая и политическая жизнь почти что застыла на мертвой точке". Руководитель шахтерско­го стачкома Сами Каричи ответил на это так: "Мы не стремим­ся разрушить страну. Мы хотим только избавиться от комму­нистов".

Правительство Нано подало в отставку. В результате рабо­ты согласительной комиссии, в которой участвовали предста­вители всех (в том числе и непарламентских) партий, 11 июня оформилось коалиционное правительство, или правительство национальной стабильности, во главе с коммунистом Юлы Бу-фи (министр продовольствия в правительстве Нано). Его заме­стителем и одновременно министром экономики стал один из ведущих деятелей ДП, доктор экономических наук Грамоз Пашко. Половину министерских постов (12 из 24) заняла АПТ, 7 — ДП, по 2 — республиканцы и социал-демократы, 1 — аг­рарии.

Формирование правительства и обнародование его про­граммы совпали с проведением очередного съезда АПТ, прохо­дившего с 10 по 13 июня в Тиране. Явное и стремительное паде­ние авторитета партии в народе требовало от ее руководства принятия неординарных решений. Непродолжительная пред­съездовская дискуссия наметила ближайшую перспективу — идейное и организационное преобразование в социалистиче­скую партию европейского образца. А как быть с 50 годами ста-линско-ходжевской азиатчины?

Из триумвирата секретарей ЦК АПТ, руководивших подго­товкой съезда, представление коллективного отчета выпало на долю Джелиля Гьони, слывшего в партийных кругах сторонни­ком политики "твердой руки". По всей вероятности, мнение традиционалиста, выходца из консервативного округа Дибра должно было убедить в необходимости перемен. С этого он и начал: "Политический плюрализм, который вывел на албан­скую сцену политические партии и силы с противоречащими нашей партии идеями и программами, есть объективная дан­ность и неизбежность". Вся ситуация показывала, что рожде­ние новых партий — дело времени. Но студенческое движение этот процесс ускорило. "В условиях политического плюрализ­ма партия, теряющая инициативу, рискует потерять историче­ский шанс на победу", — продолжал Гьони.

Остановившись на завоеваниях социализма (бесплатное образование, гарантированное медицинское обслуживание, социальная справедливость в распределении материальных благ и др.), Дж. Гьони акцентировал внимание на том новом, что партия внесла якобы по собственной инициативе в жизнь албанского общества. Это — принятые в начале 1991 г. законы, способствовавшие переходу к рыночной экономике, опираю­щейся на все виды государственной, коллективной и частной собственности и привлечение иностранных кредитов и фирм. Исходя из климатических условий страны, ее географического положения, наличия запасов полезных ископаемых, приори­тетным направлением экономики признавалось развитие инф­раструктуры промышленности средств потребления, сферы обслуживания вообще и туризма в частности.

Значительное место в отчете ЦК АПТ съезду заняли вопро­сы теории. Жизненность социалистической идеи как таковой признавалась, но ее конкретное воплощение подверглось кри­тике. Оказалось, что была принята не та модель, которая соот­ветствовала условиям Албании. "Экспресс-анализ процессов, развернувшихся в Советском Союзе и в других странах Вос­точной Европы, — утверждал оратор, — свидетельствует о кра­хе модели, ставшей воплощением марксистского идеала социа­лизма", ибо она "открыла дорогу административно-командной, централизованной, бюрократической политике". Произошла идеологизация всех сторон жизни, а абсолютизация тезиса "опоры на свои силы" привела к экономической изоляции от мира, что нанесло ущерб не миру, а Албании.

И в обширном докладе, и в выступлениях делегатов содер­жалась критики отдельных сторон деятельности партии, но по­рочность созданной в стране социально-политической системы в целом осуждению не подверглась, не произошло переосмыс­ления истории АПТ и роли ее бессменного лидера Энвера Ход­жи. К тому времени вернулись из ссылки и тюрем тысячи ос­тавшихся в живых политзаключенных и членов их семей. Но на съезде никто не произнес ни слова об ответственности вождя за репрессии, за физическое уничтожение своих товарищей по партии, не говоря уже о признании его вины за преступления против своего народа. Гьони попытался вывести Ходжу из-под огня критики, подчеркнув значение его личности, определяв­шей развитие албанской политической жизни в течение полу­века. Ошибки были у партии, но не у "товарища Энвера". Это другие абсолютизировали его значение, его идеи и указа­ния, создавая культ личности, против которого только он и бо­ролся. Ход развернувшихся дискуссий показал, что собравшая­ся на съезд партийная элита в своей массе не была готова по­рвать с прошлым.

Члена партии с 40-летним стажем писателя Дритро Аголы, выступившего с резкой критикой партийного руководства, включая и Ходжу, пытались согнать с трибуны. Он призвал присутствующих поразмыслить над тяжелыми ошибками (они же — болезни), без преодоления которых невозможно строи­тельство демократического государства. Во-первых, это систе­ма подавления свободной мысли в условиях созданной Ходжей железной диктатуры (культ партии и культ органов безопасно­сти), вобравшей в свой высший эшелон приспособленцев и карьеристов, чьи интересы не шли дальше обладания виллами и разнообразными привилегиями; во-вторых, это порочная эко­номическая политика, приведшая Албанию к изоляции и вы­толкнувшая ее сейчас нищей попрошайкой собирать милосты­ню; в-третьих, это линия на подавление прав и свобод человека под лозунгами обострения классовой борьбы; в-четвертых, это ущербная внешняя политика, которая под предлогом сохране­ния чистоты идеологии рассорила Албанию со всем миром, ли­шила ее друзей и тем самым выполнила завет Энвера Ходжи жить в бедности и нищете.

Аголы признал, что, как и все члены партии из числа интел­лигенции, он должен нести свою долю ответственности за сло­жившуюся в стране ситуацию. А закончил он свое эмоциональ­ное выступление вопросом, оставшимся без ответа: "Почему же все партии, включая и нашу, не анализируют перспективы развития общества, а думают только о том, чтобы выпрашивать подачки у Европы и Америки"?

Подвергся критике и Р. Алия. В вину ему вменялось то, что, курируя долгие годы вопросы агитации и пропаганды, он за­малчивал недостатки, а также не стремился к обновлению выс­шего эшелона власти, питая сентиментальные чувства к своим старым товарищам. Признавая его заслуги в выработке курса на демократизацию, авторы доклада и выступавшие в прениях ставили ему в вину медлительность в поисках новых путей и да­же то, что выдвинутые им прогрессивные идеи не подкрепля­лись его собственными практическими делами. К чести Алии надо отметить, что в выступлении на съезде он принес покая­ние, проанализировав свою деятельность на посту первого сек­ретаря. Он заявил об ответственности Э. Ходжи за просчеты в выработке политики партии, хотя и с оговоркой, что один чело­век, какого бы масштаба он ни был, не может быть судим за ошибки каждого из членов политбюро или правительства.

Съезд завершился принятием решений, знаменовавших разрыв с прежней линией КПА/АПТ. Изменилось название партии — она стала именоваться Социалистической партией Албании (СП, СПА), символом которой стала красная гвоздика, а не привычные пятиконечные красные звезды и серпы с моло­тами. Исчез сакральный пост генерального, или первого, секре­таря, уступив место нейтральной должности председателя партии. Им стал Фатос Нано. Изменился персональный состав ру­ководства, полностью очистившийся от последователей Ход­жи. Они или сами вышли из партии или были исключены из нее. Характерно, что Д. Аголы, самого решительного критика режима, избрали в состав ЦК, а главному докладчику на съезде Дж. Гьони не досталось никакого руководящего поста вообще.

Относительная легкость устранения "старой гвардии" из общественной жизни страны объяснялась тем, что параллельно процессу обновления развивалась борьба против привилегий партийно-государственной верхушки. В Албании, как и в лю­бой другой "стране победившего социализма", сформирова­лась узкая номенклатурная каста, жившая по коммунистиче­скому принципу: "От каждого по способностям, каждому по потребностям". Способности многих из 34 глав семей, прожи­вавших в правительственном квартале, или "блоке", как назы­вали его в народе, были ниже среднего уровня, а потребно­сти — значительно выше. Они неплохо жили в своем квартале в Тиране и в его "филиалах" в других городах, что гарантирова­лось спецрешением политбюро от 23 марта 1976 г. Они жили в "блоке" семейными кланами. По данным газеты "Зери и попу-лыт", в особняке семейства Ходжи насчитывалось 25 холодиль­ников, 28 цветных телевизоров и магнитофонов. На террито­рии квартала располагались оранжереи, парники и даже ферма на 150 коров породы "джерси", отличающейся не столько высо­кими надоями молока, столько его необыкновенными вкусовы­ми качествами.

В начале 1991 г. состоялось решение о ликвидации "блока" и расселении семейств по обычным городским квартирам. Они покидали номенклатурный рай с неохотой. Особенно упорно сопротивлялись недавние выходцы из рабочего класса и трудо­вого крестьянства, как, например, член политбюро Ленка Чуко, сменившая руководство сельскохозяйственным кооперативом на кресло вершителя кадровой политики АПТ. К 15 июня опе­рация по ликвидации привилегий была завершена, а "блок" от­крыт для посещения всеми желающими. Сначала виллы пре­вратились в коммунальные квартиры, а затем (к концу 1999 г.) уступили место многоэтажным зданиям. Остался только особ­няк Э. Ходжи, используемый для представительских целей.

Скандалы, связанные с ликвидацией привилегий номенкла­турной верхушки, а также весь процесс трудного расставания с наследием "культа личности" Энвера Ходжи серьезно ослож­няли деятельность кабинета Юлы Буфи. Мрачная тень АПТ продолжала падать на СП, несмотря на все попытки отмеже­ваться от нее и начать заниматься конкретным делом. Страна пребывала в тяжелейшем экономическом положении, и все по­литические партии сходились в одном: без привлечения иностранного капитала невозможна модернизация материально-технической базы промышленности и сельского хозяйства, развитие инфраструктуры туризма, насыщение внутреннего рынка продуктами и товарами первой необходимости. Самый популярный лозунг о необходимости интеграции в Европу под­хватили все партии и движения.

13 июня Буфи изложил основы внешней политики кабине­та: стабилизация экономики с помощью Запада; полная инте­грация в Европу; активное участие в СБСЕ, куда Албания была принята полноправным членом на заседании в Берлине 18 ию­ня; развитие многостороннего сотрудничества на Балканах и в Адриатике; углубление всесторонних отношений с Турцией, развитие дружественных отношений с Грецией, Болгарией и Румынией. Премьер акцентировал внимание на особой заинте­ресованности в установлении и поддержании стабильных по­литических отношений с Югославией.

Идеальная модель социально-экономического и политиче­ского развития Албании виделась в достижении ею среднеев­ропейского уровня развития. Но методы достижения этой цели не представлялись ясными. Состояние материально-техниче­ской базы промышленности, транспорта и сельского хозяйства свидетельствовало о застарелом и глубоком кризисе, ввергнув­шем албанский народ в нищету. За часто появлявшимися во всех органах печати призывами к цивилизованным методам приобщения к общеевропейскому интеграционному процессу скрывался вполне определенно подтекст: а подготовлен ли к этому среднестатистический житель Албании культурно и пси­хологически, если он на протяжении 45 лет был вынужден жить в условиях интеллектуальной и экономической дегра­дации?

Правительство рассчитывало на нормализацию положения в стране при условии отказа трудящихся от забастовок и де­монстраций, наносивших ущерб народному хозяйству. Но унаследованный от прежнего правительства бюджетный дефи­цит в 3,2 млрд леков и дефицит платежного баланса в сумме около 400 млн долл. продолжали увеличиваться. Летом 1991 г. сообщалось, что в портах и на пограничных пунктах застрева­ли значительные объемы продовольствия (сахар, масло, рис, мука, маргарин). Расстроенная транспортная система не справ­лялась с перевозками. Иностранные партнеры, не чувствуя уверенности в том, что товары доходят до потребителя, притор­маживали поставки. Из-за нехватки транспорта и горючего ос­танавливались лишенные сырья фабрики и заводы, а одновре­менно росла и социальная напряженность.

Зыбкость относительной стабилизации внутреннего поло­жения в Албании вызывала обоснованную тревогу на Западе. Балканский регион в целом не только не успокоился после по­трясений 1989— 1990 гг., но оказался на грани нового взрыва. Нарастал процесс дезинтеграции Югославии, обострилось по­ложение в Косово, где в результате отмены автономного стату­са края и введения прямого правления Белграда стали созда­ваться параллельные сербским албанские органы власти. В Ал­банию зачастили зарубежные политики.

Вслед за министрами иностранных дел Италии М. Де Мике-лисом и ФРГ Г.-Ф. Геншером Тирану посетил 22 июня с одно­дневным визитом госсекретарь США Дж. Бейкер, который вос­пользовался своим пребыванием в албанской столице, чтобы обозначить принципы взаимоотношений Запада со странами Восточной Европы. Он несколько поумерил надежды албанцев на получение безвозмездной помощи под декларации о готов­ности немедленно перейти к рыночным отношениям. Проведе­ние радикальных реформ в социальной и экономической обла­стях, широкая демократизация, создание условий для возмож­но полного развития рыночных отношений, строительство пра­вового государства — таковы предварительные условия плодо­творного сотрудничества для включения Албании в европей­ское пространство, о которых говорил Бейкер на многотысяч­ном митинге на площади Скандербега и на заседании Народно­го кувенда. Албания должна наверстать упущенное за долгие годы изоляции, и в этом Запад готов оказать содействие.

В Албании Бейкер встретил фантастический прием, как он сам его охарактеризовал. Он был удостоен звания почетного гражданина Тираны, его имя присвоили одной из улиц в Эльба-сане. Несмотря на легкое разочарование обещанием мизерной суммы американской единовременной помощи — 6 млн долл., — пресса оценила его визит как еще одно свидетельство поддержки Албании в ее стремлении войти в Европейское со­общество.

Внешнеполитические шаги правительства Буфи продемон­стрировали отход от принципов односторонней ориентации Албании на одну великую державу. В июле состоялись визиты в Тирану государственного министра Франции по гуманитар­ным вопросам Бернара Кушнера, а также ряда государствен­ных деятелей Румынии и Македонии.

Вместе с тем внутреннее положение страны продолжало ос­таваться напряженным. На бумаге — в планах и правительст­венных постановлениях — все выглядело вполне пристойным и осуществимым. Реформирование экономики предполагало ор-' ганизованный (регулируемый) переход от социалистической собственности к частной под жестким контролем государства, определение различных схем и форм приватизации, рассчи­танной на ближайшие 10—12 лет. Только выверенный научный подход, а не сомнительной ценности эксперимент, предостере­гали эксперты в области экономики, позволит избежать скаты­вания к "дикому капитализму" в стадии первоначального нако­пления. Однако на практике все происходило с точностью до наоборот.

Предварительное подведение итогов за 1991 г. засвидетель­ствовало падение производства на 50%. Если Ф. Нано в марте говорил о внешней задолженности в сумме 350 млн долл., то в декабре она составила почти 600 млн. Либерализация цен при­вела к галопирующей инфляции, достигшей 600%.

В стране воцарился правовой произвол. Если суд выносил решение о возвращении собственности, например дома, ее за­конному владельцу, то добиться выселения теперешнего хозяи­на никто не мог ввиду отсутствия соответствующих исполни­тельных структур. Работникам остановившихся в результате нехватки сырья государственных промышленных предприятий полагалось выплачивать за вынужденный простой до 80% зара­ботной платы. Оказалось, что и администрация, и сами рабочие предпочитали получать от государства гроши за ничегонедела-нье, чем налаживать работу. Иждивенческие настроения поощ­рялись самим правительством, которое связывало надежды на оздоровление экономики с получением чрезвычайной (или гу­манитарной) помощи из-за рубежа и с иностранными инвести­циями. Возник и утвердился феномен потребительской психо­логии в обществе в целом. Да и доходы государство получало в основном не от производства, а от торговли. Цивилизованный рынок не складывался, уступив место базарам, толкучкам, ба­рахолкам, подпитываемым контрабандой.

В сельскохозяйственной политике правительство придер­живалось принципа возвращения земли ее прежним владель­цам. Однако многократные укрупнения и разукрупнения сель­скохозяйственных кооперативов, процесс урбанизации, заня­тие обрабатываемых земель под промышленное строительство и дороги создавали трудности при возвращении и разделе зе­мель. К концу 1991 г. официальная статистика зафиксировала завершение раздела земель на 51%. Причем эта средняя цифра складывалась как из показателей округов Эльбасана и Пермети (около 90%), так и Тропой и Гирокастры (соответственно 1,4% и 0%). Новые владельцы сразу же столкнулись с трудностями: де­кларированное властями предоставление банковского кредита на переходный период не обеспечивалось наличными денеж­ными средствами; не хватало посевного материала, удерживае­мого у себя кооперативами, из которых выходили собственни­ки; отсутствовали химические удобрения; механизаторы за­прашивали запредельные суммы за обработку индивидуальных наделов. Многие крестьяне-единоличники вынужденно возвращались к сохе и другим примитивным орудиям производст­ва времен натурального хозяйства.

При разделе кооперативной собственности возникали кол­лизии, связанные с невозможностью справедливого распреде­ления поголовья скота и его просто забивали. На юге страны, на побережье Химары, где оливковые рощи наследовались из по­коления в поколение представителями одной семьи, сплошь и рядом нарушались сложившиеся веками традиции. Обобщест­вленные в 1948 г., они были чисто механически перераспреде­лены в 1991 г. между теми членами кооперативов, которые чис­лились в них в самое последнее время независимо от того, явля­лись ли они собственниками этих деревьев в прошлом.

Культура выращивания оливковых (маслинных) деревьев и изготовления из их плодов масла пришла в Албанию из сосед­них Италии и Греции в незапамятные времена и стала ведущей отраслью сельского хозяйства. В 1953 г. албанское правительст­во приняло постановление о 15-летнем плане развития масли -новодства. С конца 60-х годов увлечение различного рода тру­довыми акциями породило массовые кампании по закладке маслинных насаждений на склонах обращенных к западу и к юго-западу холмов вдоль побережья Адриатического и Иониче­ского морей. Бесконечные полукружья террас, словно по ни­точке засаженные ровными рядами деревьев, поражали вооб­ражение иностранцев, посещавших страну после выхода ее из изоляции. Они удивляли почти так же, как и многочисленные бункеры больших и малых размеров, сооруженные якобы для отражения нападения 6-го американского флота и советского социал-империализма. Осенью 1991 г. на старых и на части но­вых плантаций созрел небывалый урожай. Правительство об­ратилось к населению с призывом помочь его собрать. И тогда начались хищнические набеги неорганизованных толп людей, которые обламывали плодоносящие ветви, нанося непоправи­мый ущерб вековым и совсем еще молодым деревьям.

Всплески насилия и мародерства, наблюдавшиеся всякий раз, когда в стране или отдельной ее части возникали форс-ма­жорные ситуации, способствовали появлению устойчивого де­структивного синдрома. Общество быстро люмпенизирова­лось. Массовая безработица с неизбежностью вела к тому, что активное трудоспособное население или покидало страну, или превращалось в резерв быстро набиравших силу мафиозных структур. Страна погружалась в хаос, и все чаще простые люди начинали ностальгически вспоминать: "А при Энвере был по­рядок, было спокойно".

7 декабря 1991 г. декретом Совмина вводилось по сути дела военное положение. В декрете говорилось, что поскольку силы правопорядка не могут обеспечить охрану складов, магазинов, промышленных и торговых центров, хлебопекарен, электро­станций, водохранилищ и других объектов, то правительство возлагает выполнение этих функций на армию. Декрет стал по­следним актом кабинета Юлы Буфи в цепи мер, которые долж­ны были способствовать выходу страны из кризисной ситуа­ции*. 29 ноября на совещании у президента представителей пя­ти партий, входивших в коалиционное правительство, достигли договоренности о предоставлении кабинету трехмесячного срока на осуществление программы действий. Однако совер­шенно неожиданно для всех Сали Бериша заявил на пресс-кон­ференции, что из-за отказа СП санкционировать досрочные парламентские выборы министрам-членам ДП предписано выйти из состава правительства.

Заместитель премьер-министра и член руководства ДП Гра-моз Пашко, находившийся в Лондоне на церемонии принятия Албании в Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР), выступил с критикой шага Бериши. Правительство должно сохраниться до выборов в прежнем составе, чтобы из­бежать погружения беднейшей страны Европы в состояние ха­оса и анархии, говорил он. Пашко надеялся убедить коллег в правильности своей позиции, предрекая в противном случае раскол в ДП. Правда, впоследствии он признал правильность выхода из правительства, ссылаясь на неуступчивость социали­стов. Но в отношении грядущего раскола в ДП он оказался прав.

б декабря Ю. Буфи подал в отставку, а 19 декабря в газетах появилось сообщение о сформировании нового кабинета ми­нистров во главе с 40-летним инженером Вильсоном Ахмети, занимавшим пост министра продовольствия в предыдущем со­ставе правительства. В кабинет вошли беспартийные интеллек­туалы, и только сам премьер и еще два министра являлись чле­нами СП. Именно принцип беспартийности, а не профессиона­лизм стали критерием при формировании кабинета, получив­шего тем не менее название правительства экспертов. Строго говоря, деловые качества министров имели второстепенное значение, ибо их единственной задачей на зимний период ста­ло обеспечение элементарного порядка в стране в преддверии досрочных парламентских выборов, назначенных на 22 марта 1992 г.

Когда правительственный кризис только начал развивать­ся, министр экономических связей Юлы Чабири предвидел по-

* Последним внешнеполитическим актом правительства Ю. Буфи, а вернее Народного кувенда, стало признание Республики Косова как суверенного и независимого государства, основанного на свободном и полном равенстве со всеми другими народами. Кувенд также признавал временное правительст­во, возглавленное доктором Буяром Букоши.

вторение кошмара голодной зимы 1990/91 г. Политическая не­стабильность могла помешать получению гуманитарной помо­щи (главным образом, из Италии) и дополнительных кредитов. Задерживалось выполнение заранее согласованных поставок: из 150 тыс. т каменного угля, в котором нуждалась страна, к на­чалу декабря было получено по импорту только 80 тыс. Прави­тельству надо срочно продолжить переговоры, сетовал ми­нистр, а его гонят в отставку.

Помощь тем не менее продолжала поступать от Общего рынка и отдельных стран. В первую очередь снабжалось населе­ние северо-восточных районов. Туда направлялись сахар, рас­тительное и животное масло, мука, рис. Бывали дни, когда в пор­ту Дурреса разгружалось до девяти торговых судов. Но не все продовольствие доходило до адресата. Несмотря на жесткий контроль, часть его неизменно оказывалась на черном рынке.

Руководство СП прилагало большие усилия, чтобы убедить и свой народ и особенно Запад в способности вывести страну из кризиса и обеспечить ее нормальное развитие. В "устано­вочных" статьях, появлявшихся в партийной печати, констати­ровался крах монистской (однопартийной) системы тоталитар­ного государства и централизованной экономики. Будущее ви­делось в продвижении Албании по пути полной демократиза­ции, рыночной экономики с последующей интеграцией в евро­пейские структуры. Призыв "Интересы Албании превыше все­го!", появившийся на первой полосе газеты "Зери и популыт" 24 декабря, должен был определить приоритетность общенаци­онального единения над партийными интересами ради дости­жения этих целей.

Однако главный оппонент СП Сали Бериша думал и дейст­вовал иначе, отрицая любое сотрудничество с социалистами. Выходец из той же среды, что и Нано, он признавал только за собой право на эволюцию взглядов, оставаясь по сути дела приверженцем все тех же авторитарных ("большевистских") методов.

ДП прочно захватила лидерство в избирательной кампании, надеясь на поддержку с мест не только от своих партийных структур, но и от органов исполнительной власти. В большинст­ве административных округов она смогла завоевать господ­ствующие позиции. Лишь в Тропое, Кукесе, Скрапари и Грам­ши СП имела абсолютное большинство, но и там наметилось падение ее авторитета. В конце января в городе Тропоя намеча­лась встреча Ф. Нано с его потенциальными избирателями. На­кануне состоялись два митинга — сторонников Нано и против­ников, вышедших с антикоммунистическими лозунгами. В ито­ге лидеру социалистов не удалось даже покинуть машину, так как ее закидали камнями.

Постепенно СП скатывалась на оборонительные позиции. Даже создание в сентябре 1991 г. Коммунистической партии Албании и открытие в январе 1992 г. судебного процесса над 20 представителями старой энверовской гвардии, в числе которых была и Неджмие Ходжа, не убедили общественное мнение в от­сутствии преемственной связи между СП и АПТ. Социалистам не удалось вступить в Социалистический интернационал, окон­чательно открестившись таким образом от коммунистического прошлого. Албанскую нишу на правах ассоциированного члена заняла образовавшаяся в апреле 1991 г. Социал-демократиче­ская партия (СДП), получившая рекомендацию от Социал-де­мократической партии Германии и лично Вилли Брандта. Пред­седателем СДП стал профессор математики Скендер Гьинуши, занимавший пост министра просвещения в одном из последних коммунистических правительств.

Предвыборная кампания выявила преимущество нового ди­намичного стиля ведения агитации, продемонстрированного Беришей. Он, как и в первую свою кампанию, не боялся массо­вой аудитории, обещая в случае победы ДП принять новую кон­ституцию, возродить промышленность, вытащить из нищеты деревню. Повторяя от митинга к митингу утверждение, что только после устранения коммунистов от власти станет воз­можным получение полновесной западной помощи, он развер­нул масштабное шоу на футбольном стадионе в Корче. Посвя­тив значительную часть своего выступления описанию того, как перед албанцами откроются "все двери Европы", он предо­ставил слово американскому послу Уильяму Райерсону, обе­щавшему поддержку новой Албании.

ДП выиграла выборы. По результатам двух туров 22 — 29 марта демократы получили 92 места из 140, социалисты — 38, социал-демократы — 7, республиканцы — 1, Партия прав чело­века — 2.

Многочисленные иностранные наблюдатели не зафиксиро­вали существенных нарушений в ходе голосования, которые могли бы кардинально повлиять на конечный результат.

Так завершился период перехода от монистской (однопар­тийной) к плюралистской (многопартийной) системе, как тогда говорили в Албании. Позже время от декабря 1990 г. до марта 1992 г. назовут годами анархии.

Победа демократии или победа над демократией?

Парламентская фракция ДП, завоевав квалифицированное большинство голосов в Народном кувенде, получила возмож­ность принимать нужные руководству партии решения. Сразу же началась масштабная расчистка поля деятельности для "но­вой политической касты, жаждущей власти", как назвал тогда еще не очень многочисленную группу тесных соратников Сали Бериши публицист и правозащитник Фатос Любонья. Став с юных лет изгоем общества (его родители были репрессирова­ны), он познал на собственной шкуре все тяготы тоталитарного режима и определил смысл происходивших перемен как про­стую смену политических полюсов. В то время слова демократ и демократический еще не были девальвированы, и предполо­жение Любоньи, что их можно будет идентифицировать с по­нятиями, относящимися к коммунистическому прошлому, к пе­ремене знаков, воспринималось с известной долей скепсиса, особенно зарубежными комментаторами.

4 апреля 1992 г. подал в отставку Рамиз Алия, и новым пре­зидентом был избран Сали Бериша. По конституции глава стра­ны должен стоять вне партий. Однако, отказавшись от поста председателя ДП, Бериша не вышел из ее руководства, сохра­нив тем самым в своих руках все бразды правления. Вступив в должность, он поручил формирование правительства инжене­ру-строителю по образованию, специалисту по византийской архитектуре, 53-летнему Александру Мекси, исполнявшему до того функции вице-председателя кувенда. 13 апреля премьер представил кабинет, составленный преимущественно из демо­кратов, с включением двух беспартийных (министры юстиции и промышленности), одного республиканца (министр транс­порта и коммуникаций) и одного социал-демократа (генераль­ный секретарь кабинета министров). Перед новым правитель­ством стояли старые задачи — восстановление приходящей во все больший упадок экономики и достижение социального ми­ра и стабильности.

Политический климат в стране определяли две основные партии — находящаяся у власти ДП и оппозиционная СП. Председателем ДП после "ухода наверх" Бериши стал выпуск­ник Тиранского университета молодой философ — ему едва исполнилось 30 лет — Эдуард Селями. В 1989 г. он вышел из АПТ и вскоре присоединился к возглавленному Беришей дви­жению. Партия пользовалась славой непримиримого врага ста­рой коммунистической системы и заняла нишу справа от цент­ра, к которому с известной долей условности можно отнести небольшие по численности Республиканскую, Аграрную пар­тии и Партию национального единства.

СП являлась самой крупной и самой организованной пар­тией, насчитывающей в конце 1991 г. 100 тыс. человек. В ходе трансформации из АПТ до СП она потеряла около 50 тыс. чле­нов, являясь ведущей оппозиционной партией, и, несмотря на поражение на парламентских выборах, ощущала в себе силы при определенных обстоятельствах бросить вызов демократам. Объективные процессы подталкивали ее в направлении соци­ал-демократии, но партия с таким названием уже существова­ла. На крайнем левом фланге непродолжительное время нахо­дилась созданная в ноябре 1991 г. верными последователями Энвера Ходжи — их так и называли энверистами — Коммуни­стическая партия Албании. На выборах в марте 1992 г. она по­лучила всего 8 тыс. голосов и в июле того же года была распу­щена на основании указа кувенда, запретившего все тоталитар­ные партии и организации.

Демпартия настойчиво ликвидировала следы коммунисти­ческого прошлого. Уничтожение "культовых" памятников, пе­реименование улиц и площадей завершилось еще в "годы анар­хии". В мае 1992 г. в условиях строжайшей тайны в предутрен­них сумерках гробы с телами Энвера Ходжи и 12 других пар­тийных иерархов были извлечены из могил на мемориальном холме, возвышающемся над Тираной, и перезахоронены на обычных кладбищах на окраине города. Говорят, что импорти­рованные из Италии плиты красного мрамора, оставшиеся пос­ле ликвидации могилы вождя, были положены в основу соору­женного в столице памятника британским солдатам, погибшим в годы второй мировой войны.

Идея единения всех здоровых сил нации ради прогресса Албании оказалась узурпированной верхушкой ДП. Принцип коллективности руководства постепенно разрушался, и усво­енный Беришей авторитарный стиль стал создавать реальную опасность подмены коммунистического монизма другим — де­мократическим. В партии, еще не сформировавшейся в полной мере ни идеологически, ни организационно, наметилась эро­зия. При таких обстоятельствах демпартия не могла выступать в качестве консолидирующей силы.

Первым симптомом назревающего раскола стала история с отлучением Грамоза Пашко. До него выходили из партии и дру­гие, но как-то не очень заметно, в частности Неритан Цека, не удовлетворенный тем положением, которое он занимал в пар­тии и теми возможностями, которые перед ними открывались в ее рядах. Пашко покидал партию с громким скандалом. Один из основателей демпартии, разработчик ее экономической программы, он не был включен в состав первого правительства демократов. Ему припомнили публично выраженное несогла­сие с методами провоцирования правительственного кризиса в декабре 1991 г. Человек самолюбивый, Пашко не мог сми­риться с фактическим отстранением от дел и при первом пред­ставившемся случае пошел на открытый разрыв.

25 июня на заседании кувенда, где обсуждалось приветст­венное послание косовскому парламенту, он задал вопрос о причинах неожиданного отъезда в США Азема Хайдари, счи­тавшегося тогда заместителем председателя партии. Он не сог­ласился с официальной версией о том, что тот решил усовер­шенствовать образование, и объяснил его шаг идейными раз­ногласиями с Беришей. Очевидцы скандала вспоминали впос­ледствии, что Пашко был попросту нетрезв. К тому же защита Хайдари, известного своими авантюрными наклонностями и контактами с сомнительными личностями, выглядела по мень­шей мере неубедительно. Пашко сначала исключили из парла­ментской фракции ДП, а затем в середине августа также и из партии вместе с некоторыми другими "раскольниками". За из­гнанными последовали добровольные диссиденты.

В сентябре 1992 г. группа интеллектуалов образовала новую правоцентристскую партию — Партию демократического аль­янса (ПДА), председателем которой стал Неритан Цека. Демо­кратический альянс провозгласил приверженность идеалам со­циального мира и социальной справедливости, национального примирения, эффективных экономических реформ и интегра­ции в ЕС. В манифесте партии просматривалась анонимная критика Бериши. В нем содержался призыв создать в стране политический климат, свободный от риторики и демагогии, утверждалось право граждан на защиту от популистских акций и бесконтрольной власти одной партии.

Партийно-политические разборки проходили на фоне ухудшающегося социально-экономического положения. Летом 1992 г. вновь возникла угроза массового исхода из страны, ко­торую частично удалось ликвидировать в рамках развернув­шейся к тому времени операции "Пеликан" — специальной продовольственной и медицинской программы помощи, орга­низованной итальянским правительством в период с сентября 1991 г. по декабрь 1993 г. На какое-то время ситуацию удалось стабилизировать. Однако к этому времени еще не начали пре­творяться на практике задачи, поставленные в первой прави­тельственной программе реформ, представленной кувенду в апреле 1992 г.

Достижение стабилизации экономики и создание институ­тов, необходимых для функционирования рынка, входили в число долгосрочных целей программы. Ее первоочередными задачами являлись улучшение системы налогообложения и ос­тановка гиперинфляции, которая в то время дошла до наивыс­шей точки. В результате претворения в жизнь этой программы ожидалось сокращение в три раза внутрибюджетного финан­сирования, а также открытие перспектив конвертации лека по отношению к "твердым" валютам. Особо важную роль должны были сыграть банки. Унаследованные от социалистического прошлого и предназначавшиеся изначально для обслуживания интересов централизованной государственной экономики, они подлежали реструктуризации в новых условиях нарождающе­гося рынка, что не представлялось возможным без помощи со­ответствующих международных организаций и без привлече­ния в народное хозяйство иностранных инвестиций.

В последние два года коммунистического режима получен­ные на Западе займы были относительно небольшими. При вступлении на пост премьер-министра Фатос Нано говорил о задолженности по внешнему займу в размере 350 млн долл. В прессу попадали сведения о значительно бблыпих суммах. Но правительственная чехарда и общая неразбериха мешали уста­новлению истины. В общественном мнении сложилось обыч­ное в таких случаях представление, что деньги были разворова­ны. С 1993 г. порядок поступления инвестиций несколько нала­дился благодаря особому статусу, который Албания получила от Международного валютного фонда и Всемирного банка. Значительные средства, превышавшие ежегодный бюджет, по­ступали от уехавших на заработки родственников и от обшир­ной албанской диаспоры.

Государственный контроль за использованием кредитов дал первые положительные результаты, что отразилось на мак­ропоказателях. По данным международных финансовых ин­ститутов, следивших за состоянием экономики Албании, в 1993 г. отмечался рост валового национального продукта на 9,6%, в 1994 г. - на 9,3, в 1995 г. - на 14%. Постоянно снижался уровень инфляции, составив к 1995 г. 6% в год. Под жестким контролем МВФ стабилизировалась национальная валюта.

Крупное промышленное производство продолжало оста­ваться в состоянии застоя. Приватизация коснулась главным образом мелких (в 1991 — 1992 гг.) и средних (в 1992— 1995 гг.) предприятий, находившихся в государственной собственно­сти. Тендеры не объявлялись, и частными владельцами стано­вились люди, связанные с правительственными или партийны­ми (ДП) кругами, что в конечном итоге являлось одним и тем же. Значительные трудности возникали при приватизации зе­мельной собственности в городе и деревне. Не всегда предста­влялось возможным восстановить пропавшие документы, под­тверждавшие право владения. В подобном случае претендент распоряжался недвижимостью де-факто, не являясь собствен­ником в полной мере. Волна реприватизации коснулась и зда­ния Посольства РФ в Тиране: объявился его прежний владелец и арендная плата стала взиматься в его пользу, чем были ослаб­лены финансовые поступления в бюджет Управления диплома­тической службы.

Методы приватизации вызывали большую критику в печа­ти. Они открывали простор коррупции для наживавшихся на взятках государственных чиновников. В оппозиционной печа­ти приватизацию часто называли "примитивизацией", однако в целом сам процесс упорядочения имущественных отношений оценивался положительно.

Все послевоенные албанские правительства возлагали боль­шие надежды на развитие нефтедобывающей промышленно­сти, особенно на разведку на адриатическом шельфе. В 1991 — 1992 гг., когда страна открылась для иностранных ин­весторов, правительство подписало контракты с компаниями "Шелл", "Оксидентал", "Шеврон", АДЖИП. В конце 1993 г. Национальное нефтяное агентство составило даже план капи­таловложений в отрасль. Однако предварительная оценка запа­сов не дала обнадеживающих результатов, и ведущие западные компании ушли из Албании, уступив поле деятельности фран­цузам и хорватам.

С 1992 г. в Албании осуществлялась сельскохозяйственная программа Европейского союза для Восточной Европы. Полу­ченные тогда 15 млн экю пошли на покупку 174 тракторов, пес­тицидов и посевного материала. В дальнейшем относительно небольшие инвестиции вкладывались в агропромбизнес и пе­рерабатывающую промышленность, а также в развитие рыбо­ловства и в переработку морепродуктов.

В период югославского кризиса усилилась помощь Албании со стороны США, которые активно поддерживали президента Беришу, Они стремились заполнить вакуум, образовавшийся в Восточной Европе после ухода оттуда СССР. Используя преи­мущества местонахождения Албании в одной из наиболее важ­ных стратегических точек Восточного Средиземноморья, Бери-ша расширял и укреплял взаимовыгодные отношения с заоке­анским партнером. В январе 1995 г. Тирану посетил специаль­ный представитель президента Клинтона Ричард Холбрук, ко­торый выразил готовность американской администрации ока­зать политическую и экономическую поддержку Албании на пути ее интеграции в европейские структуры, а в перспективе и на вступление в члены НАТО. В бюджете Пентагона были предусмотрены кредиты в размере до 2 млн долл. на приобрете­ние вооружения и обмундирования для албанской армии. На территориях обеих стран регулярно проводились совмест­ные военные учения. Преимущества такого сотрудничества очевидны: предоставление албанских аэродромов для амери­канских самолетов-разведчиков позволило НАТО вести актив­ное наблюдение за территорией Боснии в 1995 г.

Албанию и США сближало то, что обе страны занимали одинаковую позицию в отношении Косова, поддерживая тре­бования по защите прав населения края и предоставления ему широкой автономии и самоуправления в составе Югославии.

Албанское правительство твердо придерживалось принципа уважения существовавших в то время границ на Балканах и от­вергало широкомасштабные силовые методы решения терри­ториальных проблем, применявшиеся Белградом. Это отнюдь не означало, что горячие головы в Албании и Косове, слушая призывы боснийских сербов объединиться с Сербией в одном государстве, не мечтали о том же для албанцев. Словесная ду­эль между Беришей и известным косовским писателем и обще­ственным деятелем Реджепом Чосьей в начале 1993 г. стала то­му подтверждением. С первых шагов Бериши в демократиче­ском движении оба политика были солидарны во взглядах. Говорили, что именно Чосья дал имя газете демпартии — "Ри-линдья демократике" ("Демократическое возрождение"). Но очень скоро их позиции разошлись.

Открытый конфликт вспыхнул после интервью, данного Беришей косовской газете "Буйку" ("Крестьянин") и озаглав­ленного "Идея Великой Албании никогда серьезно не рассмат­ривалась в албанских политических кругах". В ответ на это Чо­сья в открытом письме Берише обвинил его в том, что он прене­брег страданиями находящихся в сербских тюрьмах албанских писателей, историков, ученых, которые "никогда не примирят­ся с границами 1912 г., прошедшими по сердцу албанского на­рода". Бериша ответил столь же эмоциональным открытым письмом. "Косовскую проблему никогда не разрешить на пути терроризма, — подчеркивал Бериша. — Албанское движение в Косове развивается успешно именно потому, что использует цивилизованные и нетеррористические методы... Любое дру­гое решение, навязывающее насилие, только узаконит насилие и агрессию на Балканах и приведет к настоящей трагедии для Балкан и Албании". Албанское правительство выступало за ин­тернационализацию косовского вопроса, за его мирное реше­ние путем двусторонних политических переговоров между Приштиной и Белградом под эгидой международных структур. Оно исходило из того — и Бериша четко обосновал эту пози­цию в заявлении от 4 июня 1993 г., — что положение почти что трех миллионов албанцев на территории экс-Югославии "име­ет общебалканское значение".

Политика демократов в первые два года их нахождения у власти встречала понимание и одобрение на Западе. В частно­сти, Беришу активно поддерживали американцы, считавшие его единственным политиком, способным удержать страну от скатывания к хаосу. Однако внутри страны, в народе, отноше­ние к нему формировалось в зависимости от конкретных ша­гов, предпринимаемых его правительством. Дело в том, что ру­ководство Демократической партии старалось поставить на ключевые посты в государственном аппарате своих людей.

Торжествовал принцип партийной принадлежности, исклю­чавший учет уровня профессионализма, необходимого для за­нятия той или иной должности. В итоге страдало дело и люди, подпадавшие под "запрет на профессию". Применение прин­ципа люстрации в отношении бывших членов АПТ исключило возможность выдвижения толковых специалистов также из нижнего и среднего звеньев, для которых партийная принад­лежность являлась не столько свидетельством приверженности марксистской идеологии, сколько единственным способом ре­ализовать свои профессиональные возможности.

В стремлении искоренить все коммунистическое демокра­ты заходили слишком далеко, направляя разрушительную энергию своих сторонников, например, против таких якобы символов старого режима, как широкомасштабные зеленые на­саждения — результаты массовых молодежных акций.

Свидетели и участники недавних событий не верили в ис­кренность антикоммунизма самого Бериши, который в декабре 1990 г. слишком быстро и радикально сменил политическую ориентацию, перейдя из коммунистического в демократиче­ский лагерь. Все это привело к тому, что после убедительной победы на парламентских выборах демократы провалились на первых же муниципальных, которые выиграли социалисты.

Албанские социалисты изначально придерживались курса на развитие рыночной экономики и на интеграцию в европей­ские структуры, расходясь с демократами, в частности, в отно­шении приватизационных процессов и роли государства. Ли­шенные возможности активно участвовать в строительстве но­вого общества, они ушли в оппозицию режиму. С ними солида­ризировались правые, центристские партии и просто незави­симо мыслящие люди — категория, всегда внушающая опасе­ния правителям, обнаруживающим авторитарные замашки. Характерна в этом отношении судьба Эдуарда Селями, ключе­вой фигуры в окружении президента в 1993— 1994 гг. Бериша не простил ему самостоятельности суждений и обрек его на эмиграцию из страны.

Репрессиям подверглись Рамиз Алия и Фатос Нано, обви­ненные по сути дела в уголовных преступлениях. Не было при­нято во внимание даже то, что именно Алия, прозванный "ал­банским Горбачевым", развернул на 180 градусов страну, покончив с ее внешнеполитической изоляцией и приступив к постепенной коррекции тяжелейших ошибок в области эко- номики.

«Нам просто не хватило времени, — вспоминал Р. Алия в одном из своих интервью в декабре 1999 г. — Мы не смогли полностью реализовать нашу программу, поскольку увязли во множестве субъективных трудностей: реформы столкнулись с молчаливым сопротивлением бюрократии и консерва­торов внутри партии. А мои преемники принялись крушить "коммунизм", понимая под этим разрушение всего построен­ного — и базис и надстройку. Антикоммунисты хотели все на­чать с "нулевой отметки"... Те же, кто начинал реформы, стали жертвами политической мести, многие очутились в тюрьме, а новые авторитеты, как оказалось, прикрывали маской демо­кратии свой средневековый примитивизм». Из всех восточно­европейских лидеров, поставленных временем и обстоятель­ствами перед необходимостью сделать выбор между тотали­тарным прошлым и неизвестным будущим, которое представ­лялось в виде реформированного социализма "с человеческим лицом", Алия стоял ближе всех к Горбачеву и по некоторым личностным характеристикам, и по объективно сыгранной ро­ли. Они действовали в одинаковых режимах ускорения и тор­можения, уступая в самый последний момент, будучи припер­тыми к стенке, когда ситуация грозила перерасти в фазу вы­шедшего из-под контроля взрыва. Однако на этом сходство кончалось.

Масштабы стран и личностей продиктовали свой особый путь развития и разные судьбы для инициаторов реформ. В ию­ле 1994 г. Р. Алию осудили на девять лет тюрьмы за преступле­ния против прав человека — подразумевалось участие в выра­ботке репрессивной идеологии и политики режима Ходжи. Правда, через год его неожиданно освободили. Вместе с ним по той же статье проходил последний коммунистический пре­мьер-министр Адиль Чарчани. Но, учитывая его преклонный возраст и состояние здоровья, пятилетний тюремный срок ему дали условно. За год до этого состоялся суд над Нано, которому вменялись в вину злоупотребления и фальсификация докумен­тов по итальянской гуманитарной помощи (программа "Пели­кан"), а также связи с итальянской мафией, которая персони­фицировалась в лице бывшего лидера социалистов и бывшего премьер-министра Беттино Кракси. Лидера СП приговорили к 12 годам лишения свободы.

Стали совершаться акты насилия против независимых жур­налистов, которые приписывались ШИК — полицейской служ­бе информации (Sherbimi informativ kombetar), унаследовавшей зловещую славу "сигурими" — органов безопасности комму­нистических времен. Политическим изгнанником стал предсе­датель Верховного суда Зеф Брози, высказывавшийся против нарушений прав человека в Албании и поэтому отстраненный от своего поста Беришей.

Авторитарные методы правления порождали недовольство в стране и вели к резкому падению доверия к правительству де­мократов и лично к Берише. Тревожным сигналом для властей стал провал президентского варианта конституции на рефе­рендуме в ноябре 1994 г.

Тогда Албания жила по закону об основных конституцион­ных положениях, принятых в апреле 1991 г. и заменивших со­ответствующие статьи социалистической конституции 1976 г. Принятие конституции явилось одним из условий допущения Албании в Совет Европы, и разработка ее началась сразу же по­сле прихода к власти Демократической партии в 1992 г. Новый текст основного закона государства делался "под Беришу", обеспечивая упрочение режима личной власти. Естественно, что оппозиция подвергла его аргументированной критике. Не­задолго до референдума трое членов Конституционного суда вышли из его состава в знак несогласия с рядом основополага­ющих пунктов проекта. Демократы тем не менее развернули по всей стране шумную кампанию в поддержку самой конститу­ции и лично президента. Бериша был уверен в победе и, когда 6 ноября референдум состоялся и стало ясно, что народ сказал "нет", президент испытал легкое потрясение. Он вынужденно признал поражение, о чем заявил в выступлении по телевиде­нию. В течение пяти дней результаты референдума не объявля­лись. Только угроза со стороны Социалистической партии вы­вести на улицу людей заставила власти обнародовать итоги — около 60% голосовавших высказались против.

Провал референдума по конституции стал точкой отсчета, с которой началось изменение соотношения сил в стране в поль­зу оппозиции. Это явилось также личным поражением Бери-ши, после чего он обязан был бы подать в отставку, но он этого не сделал. На Западе он продолжал еще котироваться. Однако все чаще финансово-экономическая помощь трактовалась в ка­честве поддержки страны в целом, независимо оттого, кто лич­но стоял у власти. Вместе с тем в США стали подыскивать воз­можную альтернативу Берише, в том числе и из рядов социали­стов.

Глава МВФ Мишель Камдесю называл в феврале 1994 г. Албанию страной с самыми высокими темпами роста экономи­ки в Восточной Европе (10% годовых), которая успешно борет­ся с инфляцией. Надежды на то, что положительная динамика сохранится и в будущем, позволили произвести в июле 1995 г. реструктуризацию внешней задолженности, составившей к то­му времени около 500 млн долл.

Вместе с тем ни обнадеживающие макропоказатели, ни внешнее благополучие столицы и прибрежных городов не мог-ли скрыть тот факт, что ситуация в стране оставалась сложной. Достаточно привести перечень экспортных товаров, произво­димых в Албании в 1995 г., чтобы представить себе их качест­венную характеристику: хромовая и железная руды, обувь, текстиль, пиломатериалы, горючее, кожи. Импортировались цемент, сахар, пшеница, цыплята-бройлеры и...бананы. Торго­вый баланс с 1991 по 1995 г. покрывался с дефицитом: 129 459 тыс. долл. в 1991 г., 693 272 тыс. долл. в 1995 г.

Бичом албанской экономики оставался высокий уровень безработицы. Относительно благополучное развитие малого и среднего бизнеса, внутренней торговли, строительных работ не способствовали появлению достаточного числа рабочих мест для трудоспособной части населения, не нашедшей при­менения своим силам после закрытия подавляющего большин­ства крупных предприятий. Молодежь выталкивалась в ком­мерческие (спекулятивные) структуры, попадала в мафиозные группировки. Наиболее благополучным выходом из ситуации стал выезд на сезонную или постоянную работу за границу, главным образом в Грецию, Италию, Германию.

Унаследованный от социализма взгляд на государственную собственность как на ничейную, а поэтому подлежащую откро­венному разворовыванию при попустительстве коррумпиро­ванных чиновников, накладывался на новые якобы рыночные отношения. Сложилась довольно значительная прослойка мо­лодых предпринимателей с низким культурным уровнем и с та­ким же пониманием деловой этики. Для них стремительное обогащение было самоцелью, а уходом от налогообложения они лишали государственный бюджет значительных поступле­ний, переводя их в сферу теневой экономики.

Неприспособленность банковской системы Албании к ус­ловиям рынка стала своего рода экономической бомбой замед­ленного действия. Экономика страны зависела от импорта и от финансовой помощи эмиграции. Возможности капиталовло­жений ограничивались потребностями малого бизнеса, а поэ­тому денежные потоки направлялись в разного рода страховые общества, инвестиционные компании, построенные на пира­мидальных схемах. Обычное для всех постсоциалистических экономик явление приняло в Албании гипертрофированные размеры и привело в середине 1996 г. к острейшему политико-экономическому кризису.

Критика режима Бериши, развернувшаяся в оппозицион­ной печати в начале 1996 г., свидетельствовала, что в намечен­ных на май 1996 г. парламентских выборах ДП не сможет по­вторить успех 1992 г. В ее руководстве появились панические настроения и, пользуясь преимуществами правящей партии, она пошла на ряд серьезных злоупотреблений как в период предвыборной кампании, так и на самих выборах, чтобы обес­печить победу своим кандидатам. Оппозиционным партиям за­прещалось устраивать митинги и собрания в центре столицы и других городов. Околоправительственные органы печати и листовки обвиняли СП в получении денег из Белграда. В резуль­тате ее произвольно лишили финансирования из государствен­ных фондов.

В день выборов 26 мая 1996 г. откровенный нажим и запуги­вания избирателей приняли настолько демонстративный хара­ктер, что СП, социал-демократы и Партия демократического альянса заявили о бойкоте выборов, потребовали аннулирова­ния их результатов и организации нормальной избирательной процедуры. Когда оппозиция попыталась организовать митинг в Тиране, чтобы открыто выдвинуть свои требования, полиция дубинками разогнала демонстрантов, уже вступивших на пло­щадь Скандербега. Тогда же власти заблокировали офисы оп­позиционных партий. Вмешательство европейских стран, при­славших на выборы своих наблюдателей, привело лишь к неко­торой отсрочке голосования и к пересмотру его результатов в 13 избирательных участках. Оппозиция продолжила бойкот и второго тура. В итоге всех манипуляций ДП удалось получить 122 из 140 мест, социалистам досталось 10, Союзу прав челове­ка — 3, республиканцам — 3, восставшему из небытия "Балы комбтар" — 2. Депутаты от левого крыла в знак протеста отка­зались присутствовать на открытии кувенда и на всех последу­ющих его заседаниях.

Оппозиция обратилась к мировому сообществу, добиваясь от него поддержки своих требований об аннулировании фаль­сифицированных выборов и назначении новых на основании заключения комиссии ОБСЕ, отметившей нарушение 32 статей избирательного закона из 79. Европейские структуры вяло про­реагировали на выводы комиссии и на обращения албанской оппозиции. Европарламент принял соответствующую резолю­цию, осуждающую нарушения демократической процедуры в период выборов и акты насилия. Парламентская ассамблея Со­вета Европы ограничилась благими пожеланиями в адрес Бери-ши, предостерегая от повторения "ошибок" впредь, призвала стороны сесть за "круглый стол" переговоров. В Вашингтоне осторожно отнеслись к результатам выборов, высказав опасе­ние, что противостояние Бериши и оппозиции далеко от завер­шения. Проправительственная печать с еще большей энергией поносила оппозицию, а заодно и скандинавских наблюдателей на выборах, называя их почему-то шпионами и чьими-то аген­тами. С легкой руки европейских умиротворителей "последний большевик Европы", как окрестили тогда Беришу оппозицио­неры, уверовал в свои права на силу.

Конфликт был загнан внутрь. Открытое противостояние переросло в некое состояние "холодной войны". Оппозиция не считала легитимным парламент, а власти усилили администра­тивные методы воздействия на особенно активных ее представителей. Откровенно ущемлялись материальные условия их ра­боты в государственных учреждениях, в том числе в учебных заведениях, что било главным образом по интеллектуальной верхушке оппозиции.

Политический кризис углублялся по мере усложнения эко­номической конъюнктуры. Зарубежные эксперты в области экономики переходного периода, отмечая глубокое проникно­вение теневой экономики в правительственные структуры, ха­рактеризовали сложившуюся систему власти в Албании как "клептократию" (от греч. klepto — краду). Ее основу и подпитку финансовыми средствами составляли инвестиционные фонды, построенные на непрозрачных пирамидальных схемах. Колос­сальные проценты, которые обещали выплачивать вкладчикам, сулили быстрое обогащение. Фирмы VEFA, братьев Камбери и некоторые другие владели недвижимой собственностью (по слухам, даже в Италии), супермаркетами на центральных ули­цах крупных албанских городов. Их офисы располагались в престижных домах, а красивый белый пароход с надписью VEFA совершал туристские рейсы в Грецию. Именно эти фон­ды субсидировали грандиозное красочное шоу в Тиране — кон­курс "Мисс Европа" 1996 г.

Впоследствии оппозиционная пресса писала, что "пирами­ды" вложили крупные средства в поддержку ДП на парламент­ских выборах. Может быть, именно поэтому посетившая в ноя­бре 1996 г. Албанию миссия Международного валютного фонда и Всемирного банка обратила внимание на неминуемый крах фондов и призвала правительство Мекси установить жесткий контроль над ними, власти не вняли предупреждениям. Госу­дарство предпочло закрыть глаза на пирамиды, которые снима­ли с него заботы о гражданах, повышавших свое благосостоя­ние самостоятельно, пусть даже сомнительным путем. Ми­нистр финансов Ридван Бозе сделал чисто формальное заявле­ние в духе пожеланий "доноров", но оно произвело обратный эффект. Фирмы, взывая к исключительности албанских усло­вий, стали увеличивать проценты по вкладам. Пропаганда при­несла свои плоды. Все новые люди включались в опасную игру. По некоторым данным, вовлеченной в нее оказалась каждая седьмая семья. Вместе с тем в декабре стали рушиться некото­рые из пирамид, а в первые дни 1997 г. процесс начал приобре­тать обвальный характер.

Сомнительные комбинации финансовых дельцов поглоти­ли не только немалые средства, поступавшие от родственников из-за границы, но и дома, квартиры, даже скот. Оказалось, что люди потеряли в общей сложности более 1,5 млрд долл. Крах пирамид вызвал шок в обществе. На улицу вышли тысячи обма­нутых вкладчиков — жертв финансовых дельцов. Первые массовые выступления разгонялись полицией, что только накаляло обстановку. Осознав опасность складывающейся ситуации, правительство выступило с обещанием частичной компенса­ции потерь. Оппозиция использовала недовольство народа ав­торитарными методами правления Бериши, его пособничест­вом (таковым было общее мнение) деятельности пирамид, кор­рупцией, проникшей во все сферы общества, углублением со­циальных противоречий, безработицей, чтобы выступить со своими требованиями. Она решила опереться на народ. В янва­ре 1997 г. албанская оппозиция сформулировала свои требова­ния, главное из которых предусматривало отставку президента и кабинета министров, а также немедленное создание переход­ного правительства, которое должно было подготовить парла­ментские выборы осенью того же года.

Бериша не собирался отступать. Опираясь на государст­венные силовые структуры и личную охрану, он демонстри­ровал решимость справиться с беспорядками. Но, если в Тира­не это до поры до времени удавалось, то к югу от нее положе­ние становилось неподвластным правительству, приобретая черты народного восстания. Во Влёре, Саранде, Тепелене, Ги-рокастре, Пермети, а вслед за ними и в центральных городах спонтанно создавались "комитеты спасения", ставшие орга­нами самообороны от произвола силовиков Бериши. Возглав­ленные отставными офицерами, уволенными из армии в нача­ле 90-х годов, и гражданскими лицами, они отказывались под­чиняться центральным властям. Бериша предпринял отчаян­ный шаг, настояв 2 марта на объявлении парламентом чрезвы­чайного положения по всей стране. Политические митинги запрещались, вводилась цензура, повлекшая за собой приос­тановку выхода в свет большинства печатных органов. Ночью неизвестные люди обстреляли помещение крупнейшей неза­висимой газеты "Коха ион" ("Наше время"). На следующий день, 3 марта, Бериша добился переизбрания себя президен­том на безальтернативной основе, отдал распоряжение от­крыть воинские склады, чтобы вооружить своих сторонников, и двинул на юг армию. Оружие расхватывалось всеми без раз­бора, в том числе и любителями пострелять. Продвижение во­инских частей застопорилось в самом начале марша: албанцы не захотели стрелять в албанцев. Ситуация в стране полно­стью вышла из-под контроля. Государственная власть рассы­палась, как карточный домик. Тюрьмы на юге пустели. Свобо­ду получили не только политические заключенные, в том чис­ле и отбывавший свой срок в Тепелене Фатос Нано, но и уго­ловники. Юридическая система оказалась парализованной, ибо из 36 судов 15 были разгромлены, а хранившиеся в них де­ла уничтожены.

В стране воцарился хаос. Опустели особняки дипломатиче­ских представительств. Новая волна беженцев хлынула в Гре­цию и Италию. Политическая и экономическая дестабилизация произошла за считанные дни. Овладение легко доставшимся оружием развязало руки многим. "Комитетам спасения" оно помогло диктовать свои условия властям, мародерам — грабить государственное и личное имущество.

Случившееся в Албании могло нарушить хрупкое равнове­сие на Балканах, установившееся в постдейтонский период²*. Пока еще мирное противостояние Милошевича и Объединен­ной демократической оппозиции в Югославии, массовые анти­правительственные выступления в Софии, поражение "гандиз­ма" Ибрахима Руговы в Косове и появление на арене политиче­ской борьбы радикалов — все это могло перерасти в вооружен­ные конфликты. Мировое сообщество предприняло срочные меры по наведению порядка в Албании.

Поиск по сайту: