Пятнадцать лет диктатуры Зогу 5 страница

Муссолини согласился со всеми доводами своего зятя, одо­брил план действий, и подготовка агрессии вступила в решающую фазу. Ориентировочный срок "акции" намечался на май следующего, 1939 г. Для итальянской дипломатии задача соот­ветствующей обработки европейского общественного мнения облегчалась тем, что политика кабинета Стоядиновича ориен­тировалась на полное признание исключительных прав Италии в Албании. Его возросший авторитет в Балканской Антанте мог в какой-то мере гарантировать более или менее спокойное от­ношение других членов этой организации к возможным изме­нениям в судьбе Албании.

Во время нарастания международной напряженности в свя­зи с судетским кризисом предчувствия скорой развязки в отно­шении также и Албании оказались настолько сильными, что в Тиране начиная с 25 сентября 1938 г. стали проводиться еже­дневные совещания. Все свидетельствовало о том, что в случае вооруженного конфликта из-за Судет итальянское правитель­ство воспользуется случаем, чтобы оккупировать Влёру, а за­тем и всю страну. Военный министр Аранити обсуждал с выс­шим офицерством меры по приведению в боевую готовность албанской армии в предвидении возможного итальянского вторжения. Однако до всеобщей мобилизации дело не дошло, так как было получено сообщение о Мюнхенском соглашении. Позиция, занятая "миротворцем" Муссолини, а он настойчиво подчеркивал свою решающую роль в урегулировании кризиса невоенными методами, как казалось, отвела от Албании угрозу вооруженного вмешательства, по крайней мере на ближайшее время.

Но и после Мюнхена напряженность в итало-албанских от­ношениях не спала. 13 октября Зеф Середжи, адъютант Зогу, доставил Чиано личное послание короля, содержащее попытку выяснить намерения итальянской стороны. Смысл письма, в изложении Чиано, сводился к следующему: "Теперь Албания находится в руках Италии, которая контролирует все области национальной деятельности. Король верен вам. Народ благода­рен. Почему же вы хотите еще большего?" Чиано постарался успокоить Середжи, а для себя отметил: "Надо поскорее разде­латься с этой Албанией". И уже 13 ноября Муссолини распоря­дился начать дипломатическую и военную подготовку к захва­ту Албании.

30 ноября Муссолини выступил перед большим фашист­ским советом: "Я объявляю вам о ближайших целях фашист­ского динамизма. Подобно тому, как был взят реванш за Адуа, то так же произойдет и с Валоной (итальянское название Влё-ры. — Н.С.). Албания станет итальянской. Я не могу, да и не хо­чу пока говорить вам, когда и каким образом это произойдет. Но это будет". Угрожающий тон заявления вызвал новую волну опасений. Король Зогу, потерпевший неудачу в попытках договориться со своими итальянскими покровителями через по­средников, решил сделать это лично. Под предлогом отдыха на озерах Северной Италии, так необходимого его беременной жене, он отправился в начале декабря 1938 г. в морское путеше­ствие на находившейся в его пользовании итальянской яхте "Иллирия". Сильный шторм принудил его возвратиться в Дур-рес. Так рухнула надежда Зогу на встречу с Муссолини, от ко­торой он многого ожидал.

Тем временем подготовка "акции" продолжалась. В Риме не исключали вероятности дипломатических осложнений, так как в случае оккупации Албании нарушался статус-кво на Балка­нах. Муссолини, уверенный в невмешательстве Франции, Анг­лии и Греции, выражал беспокойство в отношении югослав­ской позиции. Он поручил Чиано переговорить со Стоядинойи-чем и предложить Югославии греческие Салоники и "некото­рое исправление границы с Албанией" в качестве компенсации за согласие на итальянскую оккупацию. Во время бесед Чиано с принцем Павлом и Стоядиновичем в конце января 1939 г. условия двустороннего соглашения уточнялись. Причем в бел­градских кругах отношение к возможной сделке было весьма осторожным. Опасение, что на Балканы ступит нога враждеб­ной по сути своей державы, перевешивало желание получить территориальные приращения. Но 4 февраля кабинет Стояди­новича пал. "С уходом Стоядиновича, — писал Чиано, — юго­славская карта потеряла для нас 90% своего значения. Поэтому дело будет завершено не с Югославией, а без нее и, возможно, против нее". Решение было принято, но внешне политика не претерпела изменений: Югославия, а тем более Албания оста­вались в неведении об истинных планах Италии. Тогдашний по­сланник в Тиране Франческо Якомони получил инструкцию из министерства иностранных дел, рекомендовавшую давать Зогу любые заверения и "мутить воду так, чтобы воспрепятствовать раскрытию наших истинных намерений". Уже 7 февраля ген­штаб итальянской армии определил срок нападения — между 1 и 19 апреля.

С конца марта между Римом и Тираной начался интенсив­ный обмен письмами, в которых обсуждались планы нового итало-албанского союза. 25 марта 1939 г. в Тирану прибыл сек­ретарь канцелярии министра иностранных дел барон Карло де Феррарис с проектом договора, смысл которого сводился к ус­тановлению итальянского протектората над Албанией. Италь­янское правительство настаивало на введении в Албанию сво­их войск, на праве свободного пользования аэродромами, пор­тами, шоссейными дорогами, на отмене таможенных и валют­ных ограничений, на назначении во все албанские министерст­ва итальянских генеральных секретарей, а также на предоставлении албанского гражданства проживавшим в Албании италь­янцам.

Зогу всячески затягивал переговоры, выдвигая контрпред­ложения, которые тут же отвергались Римом. Наконец Муссо­лини в ультимативной форме потребовал согласиться на все итальянские условия. "Пусть Зогу подумает о том, какие дока­зательства моей дружбы он получал за последние тринадцать лет, — инструктировал он Якомони. — Я хотел бы и дальше сле­довать этой линии поведения. Но если это будет сочтено непри­емлемым, то за последствия будут расплачиваться король Зогу и албанский народ". Только безоговорочное согласие устраива­ло агрессоров.

Тем временем в иностранную печать просочились сообще­ния об итало-албанском конфликте, чреватом вооруженным столкновением. Обе стороны официально опровергли эти слу­хи. Когда под давлением британской общественности, обеспо­коенной угрозой возникновения очага агрессии на Балканах, посол в Риме лорд Перт обратился к Чиано с официальным за­просом о намерениях Италии, министр ответил, что речь идет не об оккупации, а о защите итальянских интересов в Албании при сохранении статус-кво и без ущемления ее суверенитета. Это позволило Н. Чемберлену сделать 6 апреля заявление в па­лате общин, что Великобритания не имеет прямой заинтересо­ванности в Албании, но выражает беспокойство, опасаясь воз­никновения угрозы миру. Муссолини немедленно направил Чемберлену телеграмму, в которой заявлял, что "разрешение итало-албанской проблемы будет осуществлено в такой форме, которая не вызовет кризиса ни в англо-итальянских отношени­ях, ни в международной обстановке в целом".

Французское правительство не делало даже таких фор­мальных жестов, которые позволяли себе английские офици­альные лица. Развитие итальянской агрессии в албанском на­правлении на какое-то время отводило угрозу от Франции и ее колоний, и 7 апреля в беседе с английским послом в Париже Э. Фиппсом министр иностранных дел Франции Ж. Бонне за­метил, что Франция была уведомлена заранее о намерениях Муссолини, но никогда не собиралась защищать Албанию си­лой оружия.

Наибольшее беспокойство проявляла югославская дипло­матия. В Белграде знали о положении в Албании, равно как и об ухудшении итало-албанских отношений, из агентурных источ­ников. Посланник Югославии в Риме Б. Христич неоднократно пытался выяснить истинные намерения Италии по официаль­ной линии, но неизменно получал заверения, что в отношении Албании не будет предпринято ничего такого, что могло бы ущемить интересы Югославии.

Албанское правительство до последнего момента надеялось уладить свои отношения с Италией миром. Поэтому, когда 4 ап­реля в Тиране состоялся массовый митинг жителей города, уча­стники которого направили к Зогу делегацию с требованием принять меры по организации обороны, король заявил, что стране не угрожает никакая опасность. В тот же день состоя­лось заседание кабинета министров, принявшее решение от­клонить итальянский проект договора. В срочном порядке была создана специальная комиссия для выработки контрпредло­жений.

На рассвете 5 апреля 1939 г. у албанской королевской четы появился на свет наследник, получивший имя Лека I. Почти од­новременно Зогу узнал об итальянском ультиматуме с требова­нием дать ответ к 12 часам следующего дня. Опасность, навис­шая над Албанией, привела в движение народ, который требо­вал оружия. Король не решился ни на принятие ультиматума, ни на его отклонение, ни на вооружение народа. Он попросил итальянцев продлить срок ответа и стал вывозить свою семью, значительную часть государственной казны и средства, при­надлежавшие Красному Кресту. Следуя примеру короля, нача­ли тайно пробираться к границе с Грецией некоторые минист­ры и другие официальные лица режима. Правительство рас­палось.

Албания осталась беззащитной перед угрозой нападения. Малочисленная армия (2200 кадровых военных и 2000 резерви­стов), даже при условии ее трехкратного увеличения за счет но­вых призывников, не могла оказать эффективного сопротивле­ния агрессору. Так называемый генштаб меньше всего зани­мался проблемами военного строительства, погрязнув в при­дворных интригах и мздоимстве. Не случайно поэтому букваль­но накануне итальянского вторжения потерял свой пост глава этого ведомства генерал Мирдач, обвиненный в предательстве. Его место занял бывший австрийский офицер, подполковник албанского генштаба Кирхнер.

В 4 час. 30 мин. 7 апреля, в страстную пятницу, 35 —40-ты­сячная итальянская армия под командованием генерала Альф-редо Гудзони начала высадку в портах Шенгин, Дуррес, Влёра и Саранда. Чиано лично ознакомился с обстановкой, совершив ранним утром инспекционный полет над районом высадки у Дурреса. "Зеркальное море. Зеленая долина и горы — высокие и величественные, увенчанные коронами из снега", — так вдохновенно он изливал впечатления от увиденного на страни­цах дневника. Дымки выстрелов из окон, цепочка из распла­ставшихся на земле берсальеров, охранявших порт со стороны города, — все это свидетельствовало о сопротивлении, оказан­ном передовым частям. При поддержке орудий, установленных на военных судах, отдельные его очаги удалось подавить, и к 10 часам утра город был занят.

Однако наступления на Тирану в тот же день не последова­ло. Генерал Гудзони принял парламентеров от Зогу, вручивших ему новые албанские предложения (к тому времени сам король бежал на юг и уже приближался к греческой границе), и отло­жил военные операции на 6 часов с тем, чтобы проконсульти­роваться с Муссолини. К тому же оказалось, что моторизован­ные части остались без горючего, по неизвестным причинам не работала связь, не вовремя подходили подкрепления. Некото­рые воинские подразделения даже не были осведомлены о том, против кого и где им предстояло сражаться. Многие солдаты были уверены, что едут на завоевание колоний в Африке, и рас­певали антифранцузские песни, а другие, высаживаясь в Дур-ресе, справлялись, не Абиссиния ли это.

Задержка вызвала негодование Муссолини, приказавшего немедленно продолжить наступление. Гудзони на следующее утро преодолел оставшиеся 30 км и вступил в Тирану в 9 час. 30 мин. того же дня. 9 апреля 1939 г. пали Шкодра и Гирокастра, а 10 апреля оккупация всей страны стала свершившимся фак­том. Сопротивление итало-фашистским захватчикам, оказан­ное отдельными группами военных и гражданских лиц, удалось подавить. В Риме праздновали победу. Однако причины столь легкого успеха раскрыл в мемуарах один из видных дипломатов того времени, Филиппо Анфузо: "Десант в Албании был осуще­ствлен со столь детским дилетантизмом, что, будь у короля Зо­гу хотя бы одна xopoшо обученная пожарная команда, он сбро­сил бы нас в море".

Прибывший 8 апреля в Тирану Чиано приступил к "полити­ческим маневрам", как он сам называл серию мероприятий по юридическому оформлению оккупации. Был создан Времен­ный административный комитет во главе с бывшим министром двора Джафером Юпи. Комитет обратился с прокламацией к албанскому народу, в которой говорилось, что 26 лет существо­вания независимого государства доказали неспособность ал­банцев к самоуправлению. Комитет призвал оказать благоже­лательный прием итальянской армии, которая находится в Ал­бании "как друг", и направил Муссолини верноподданниче­скую телеграмму.

12 апреля на заседании спешно созванной Конституцион­ной ассамблеи рассматривался проект "личной унии" Албании и Италии. Из 159 депутатов этой ассамблеи 68 являлись поме­щиками, 25 - байрактарами, 26 — крупными торговцами, 20 -духовными лицами, 20 — офицерами и представителями интел­лигенции. Но и это собрание верных фашистской Италии лю­дей с неудовольствием встретило проект "личной унии", понимая, что предложение албанской короны Виктору Эммануи­лу III будет означать полную ликвидацию независимости стра­ны. Соглашаясь на капитуляцию перед фашистской Италией, они хотели сделать вид, что произошла простая смена династии при сохранении статуса независимого государства. Поэтому и байрактар Гьон Марка Гьони, и глава францисканцев Андон Харапи, и влиятельный в кругах интеллигенции католический поэт Дьердь Фишта настаивали на том, чтобы корону вручили принцу Савойской династии, а не самому Виктору Эммануи­лу III. Чиано провел серию встреч с депутатами и с обычным для него цинизмом записал в дневнике, что приобрел их согла­сие при помощи конвертов с албанскими франками, которые он на всякий случай захватил с собой. В результате голосование прошло "единодушно и даже с энтузиазмом". Сомнительную честь формирования кабинета ассамблея предоставила Шеф-кету Верляци. Одним из первых актов нового правительства стало решение о выходе из Лиги наций.

15 апреля 1939 г. в Риме состоялось заседание большого фа­шистского совета, одобрившего "личную унию". На следую­щий день делегация албанского марионеточного правительства поднесла Виктору Эммануилу III "корону Скандербега". При­сутствовавший при этой церемонии Чиано нарисовал весьма унылую картину: Верляци голосом уставшего человека сказал что-то приличествующее случаю, а затем неуверенным и ка­ким-то дрожащим голосом произнес ответную речь король. Ал­банцы, подавленные контрастом между величественными зала­ми Квиринала, по которым они прошли, и фигурой маленького человечка, восседавшего на большом позолоченном троне, смо­трели на все это и не понимали, как такое могло случиться.

В течение последующих двух месяцев мероприятия по зака­балению Албании завершились. В конце апреля появилось пра­вительственное постановление об уравнении итальянцев в гра­жданских и политических правах с албанцами. Тогда же офор­милась и таможенная уния. 3 июня специальным соглашением устанавливалось, что впредь "все внешние связи Италии и Ал­бании унифицируются и концентрируются в королевском ми­нистерстве иностранных дел в Риме". Место албанского мини­стерства иностранных дел заняла созданная при МИД Италии комиссия по иностранным делам.

Изменение статуса албанского государства было отражено в новой конституции, "дарованной" Виктором Эммануилом III 3 июня 1939 г. По этой конституции, которая так никогда и не была одобрена ни одним албанским правительственным учре­ждением, Албания считалась монархическим государством, вся полнота законодательной и исполнительной власти принадле­жала итальянскому королю. Бывший итальянский посланник в Албании Франческо Якомони стал королевским наместником. Без его визы не имело силы ни одно постановление албанского совета министров. Государственный флаг Албании сохранялся, но на его темно-красном полотнище появился новый символ — ликторский пучок.

Фашистское правительство оценило рвение своих албан­ских прислужников. Шефкет Верляци, Гьон Марка Гьони, Му-стафа Круя, Вангель Туртули получили титулы сенаторов Ита­лии. Не осталось незамеченным и усердие министра иностран­ных дел Италии. За заслуги по расширению "империи" Виктор Эммануил III наградил Чиано "орденом Благовещения", кото­рый возводил его обладателя в ранг кузена короля Италии. Чиано уверовал в то, что Албания стала чуть ли не личным вла­дением его семьи, и добился того, что один из красивейших го­родов Южной Албании Саранда получил новое имя в честь его жены — Порто-Эдда.

Захват Албании имел серьезные последствия для всей ситу­ации в Европе, давая перевес фашистским государствам. В пра­вящих кругах Великобритании и Франции осознавалась опас­ность, которая таилась в расширении фашистской агрессии. Тем не менее и Чемберлен, и Даладье фактически поддержали итальянскую акцию. Их позиция повлияла на обсуждение ал­банского вопроса в Лиге наций, в секретариат которой посту­пило сразу три документа: письмо албанского временного по­веренного в делах в Париже от 8 апреля, в котором тот от име­ни своего правительства обращался с просьбой о помощи; письмо короля Зогу от 8 апреля аналогичного содержания, в ко­тором, кроме того, обращалось внимание на нарушение Итали­ей Устава Лиги наций; наконец, телеграмма от 13 апреля за под­писью нового премьера Верляци о выходе Албании из Лиги на­ций. Генеральный секретарь лиги Жорж Авеноль дал ход толь­ко последнему документу, а именно обещал Верляци довести содержание его телеграммы до членов Лиги наций.

Представитель СССР И.М. Майский, председательствовав­ший на заседании Совета Лиги 22 мая 1939 г., сделал попытку внести вопрос об итальянской агрессии против Албании в по­вестку дня. Однако его инициатива была отвергнута.

Так в обстановке нараставшего общеевропейского кризиса прекратило существование одно из самых молодых государств Европы.

Глава V Годы войны

В составе "Новой Римской империи"

Оккупация Албании и включение ее в состав так называе­мой Итальянской империи привели к созданию в стране такой общественно-политической структуры, которая копиро­вала в миниатюре основные звенья фашистского режима в са­мой Италии. Прежде всего оккупанты приступили к тотальной фашизации. 2 июня 1939 г. было объявлено о создании албан­ской фашисткой партии, секретарь которой Тефик Мборья во­шел в состав национального совета итальянской фашистской партии. Учащаяся молодежь автоматически включалась в сис­тему "Балилла"*, объединявшую всех детей и молодежь от 8 до 16 лет. Развернули свою деятельность в Албании такие итальян­ские фашистские организации, как "Дополаворо" ("После ра­боты") и "Данте Алигьери", монополизировавшие культурно-просветительную работу среди рабочих и служащих. В рамках итальянской Академии наук сформировался Институт албано-логических исследований, из 33 мест в штате которого 15 зани­мали итальянцы.

Пытаясь играть роль благодетелей Албании, спасших народ от "тягот рабства кровопийцы Зогу", как тогда говорил еще не­давно входивший в ближайшее окружение короля Джафер Юпи, оккупанты предприняли шаги по завоеванию популярно­сти среди населения. Так, командующий экспедиционным кор­пусом генерал Гудзони уже в день вступления войск в Тирану дал информацию в печать, что беднякам столицы будут розда­ны 1000 золотых франков, какое-то количество кукурузы и т.п. Вскоре из аппарата наместничества поступили сведения о на­мерениях осуществить планы масштабных строительных и ме­лиоративных работ, об увеличении числа сельскохозяйствен­ных ферм, призванных снизить уровень безработицы и увели­чить трудовую занятость городского и сельского населения.

* Организация получила название по имени итальянского мальчика, участни­ка борьбы за освобождение Италии в XIX в.

Это привело к определенному затишью в стране и породило в некоторых кругах албанской общественности надежды на воз­можное оздоровление экономики с помощью Италии.

Развернувшееся строительство автомобильных дорог и об­щественных зданий действительно позволило заработать на ку­сок хлеба довольно большому числу неквалифицированных ра­бочих. Вместе с тем буквально хлынувшие в страну итальян­ские колонисты и сезонные рабочие сузили сферу приложения рук для самих албанцев. Так, за период с 8 апреля 1940 г. по 31 октября 1941 г. в Албанию прибыло более 50 тыс. итальян­ских сезонников, из которых в течение этих полутора лет вер­нулись на родину 44 тыс. Итальянцам обеспечивались лучшие по сравнению с албанцами бытовые условия, а также более вы­сокая заработная плата. Если итальянский рабочий получал в среднем 7 — 8 золотых франков в день, то занятый на той же ра­боте албанец — 2 — 4. Албания стала отдушиной также и для итальянских сельскохозяйственных рабочих, занятых на фер­мах, принадлежавших итальянцам. В целом Албания подключи­лась к автарктической системе фашистской Италии, что приве­ло в конечном счете к выкачиванию из страны продовольствен­ных ресурсов.

До недавнего времени принято было считать, что строи­тельные работы в Албании того времени производились в инте­ресах обеспечения захватнических целей фашистской Италии на Балканах. И это действительно так. В Албанию передислоци­ровалась 9-я армия, усиленная авиацией. К концу 1940 г. чис­ленность итальянских войск достигла 100 тыс. И хотя итальян­цы рассчитывали воевать и побеждать только на чужой терри­тории, обеспечение нужд тыла в будущей войне требовало не­малых средств. Шоссейные дороги, прокладывавшиеся в на­правлении греческой и югославской границ, портовые соору­жения в Дурресе, Шенгини и Саранде, военно-морская база во Влёрском заливе и т.д. — все эти объекты вписывались в фор­мулу "превращения Албании в итальянский плацдарм на Балка­нах". Но ряд общественных зданий, сохранившихся до наших дней, служили и служат вполне мирным целям. В Тиране это университет, сооружавшийся как Дворец фаши и корпора­ции²*, отель "Дайти", до середины 90-х годов выполнявший функции центрального и самого престижного отеля страны, особняк наместника, ставший првительственным Домом прие­мов после второй мировой войны, комплекс коттеджей для итальянских военных в Новой Тиране, составивший уже в коммунистические времена ядро заповедного квартала (так назы­ваемый "блок"), заселенного семьями правящей элиты, и т.п.

Необходимость расширять военное производство вызвала повышенный интерес итальянских компаний к добыче страте­гического сырья. Наибольшее значение приобрела эксплуата­ция разведанных незадолго до начала войны месторождений хромовой руды, которую Италия полностью импортировала. Вывозились из Албании бурый уголь, нефть, натуральный би тум, медная руда. Такие крупные финансовые учреждения и промышленные компании, как "Банко д'Италиа", "Банко ди Наполи", "Монтекатини", "Ферровие делло стато", "Сниа вис­коза" и др., уже имели свои филиалы в Албании. Только за один год, прошедший с начала оккупации, число итальянских пред­приятий в стране достигло 140, а к марту 1942 г. — 366.

Относительное спокойствие в стране, установившееся в первые месяцы после оккупации, было обманчивым. Новые хо­зяева осознавали это и принимали меры по пресечению воз­можных беспорядков. Главным репрессивным органом стала созданная декретом наместника Ф. Якомони в июне 1939 г. спе­циальная комиссия под началом командующего королевскими карабинерами в Албании генерала Кристино Агостинуччи. Ко­миссия рассматривала дела участников апрельских боев 1939 г., демонстрантов, саботажников и других "неблагонадежных" лиц. Сотни людей попали в тюрьмы и концлагеря Италии и Албании. Но это не могло остановить патриотов.

Окончилась неудачей попытка итальянских властей разо­ружить население. Соответствующий указ наместника, пред­писывавший в 30-дневный срок сдать оружие, остался без вни­мания. Угроза применить силу в случае неповиновения не мог­ла быть реализована в отношении горных районов. Отряд майо­ра зогистской армии Абаза Купи, оказавшего вооруженное со­противление итальянцам в момент высадки, укрылся в родных местах около Круи. Выжидательной тактики придерживались другие региональные вожди, не примирившиеся с потерей не­зависимости. До поры до времени оставался вне досягаемости оккупационных властей горный район Пезы в Центральной Ал­бании, негласно контролировавшийся братьями Мюслимом и Шюкри Пеза. Резервом антифашистского Сопротивления ста­новились албанцы — участники гражданской войны в Испа­нии, сражавшиеся в рядах XII интернациональной бригады им. Гарибальди, которые после разгрома республики, пройдя через всю Европу, стали возвращаться на родину.

Начало второй мировой войны не отразилось на положении Албании. Муссолини не пошел за Гитлером в сентябре 1939 г., заявив о временной "невовлеченности" в вооруженный кон­фликт. Италия не сочла себя достаточно подготовленной к участию в "большой" войне против западных держав, отдав пред­почтение укреплению своих политико-экономических пози­ций в ранее захваченных странах. Неожиданно быстрый раз­гром Франции гитлеровской Германией зародил опасения в умах римских политиков, что они могут опоздать к разделу Ев­ропы. Буквально за несколько дней до капитуляции Франции Италия объявила ей войну и уже вместе с Германией приняла участие в подписании перемирия. Аппетиты у Муссолини раз­горались, и в повестку дня встали планы агрессивных акций на Балканах.

Летом 1940 г. в итальянском генштабе неоднократно обсуж­дались ситуации, связанные с планами нападения либо на Юго­славию, либо на Грецию. В зависимости от этого велась пропа­ганда и в Албании, которой обещали поддержать ее претензии соответственно в отношении Косова или Чамрии. К осени в ка­честве приоритетного направления атаки было окончательно выбрано греческое.

Муссолини торопился. Опасаясь вмешательства своего партнера по "оси" в балканские дела, он стал готовиться к "прыжку в Грецию". Гитлер, развернувший на полный ход под­готовку к нападению на СССР, не хотел осложнений в тылу. Он рассчитывал на мирное использование ресурсов балкан­ских стран. Именно этим диктовалось, в частности, введение определенного контингента войск в Румынию 10 октября 1940 г. и размещение его на нефтепромыслах и в дельте Дуная. Румыния занимает ключевые позиции на Балканах, говорилось в директиве Гитлера командованию вермахта, и контроль над ней "может обеспечить решающее воздействие на отношения Германии с другими балканскими странами, с Италией и осо­бенно с Советской Россией".

Итальянского союзника не уведомили о готовившейся ак­ции. "Гитлер всегда ставит меня перед свершившимся фак­том, — говорил с возмущением Муссолини графу Чиано 12 ок­тября. — На этот раз я отплачу ему той же монетой: он узнает из газет, что я оккупировал Грецию. Так будет восстановлено равновесие".

14 октября 1940 г. Муссолини вызвал к себе начальника ге­нерального штаба маршала Пьетро Бадольо и начальника глав­ного штаба сухопутных войск генерала Марио Роатта, чтобы сообщить им о "политической необходимости оккупировать Грецию". Военные высказали осторожные возражения против этого, считая кампанию недостаточно подготовленной. Однако их аргументы не были приняты во внимание, и на следующий день в присутствии Чиано, Якомони и командующего итальян­скими войсками в Албании генерала Себастиано Висконти Праски была определена дата начала операции — 26 октября.

Якомони и Висконти Праска в чрезвычайно восторженных выражениях обрисовали политические и военные аспекты на­мечавшейся агрессии. "В Албании ожидают эту акцию с нетер­пением, — говорил Якомони. — Страна полнится волнением и энтузиазмом; даже можно сказать, что в последнее время этот энтузиазм так возрос, что чувствуется разочарование, почему же акция еще не началась". Что касается Греции, то таи царит дух уныния, греки воевать не хотят. В таком же оптимистичном духе было составлено сообщение Висконти Праски о боеготов­ности. Численность итальянских войск он опредилил в 70 тыс. солдат, не считая специальных батальонов. Кроме того, 2500 — 3000 обещало дать албанское правительство. Греки же располагали 30-тысячной армией, а переброска подкреплений по горным дорогам представляла большие трудности.

Характерно, что высокогорные дороги не страшили генера­ла. Он заверил, что 250 км до Афин (после завершения оккупа­ции Эпира) итальянская армия пройдет без особых осложне­ний даже по горным тропинкам, преодолевая двухкилометро­вые перевалы, и завершит операцию в течение двух недель. Никого из присутствующих не смутило такое парадоксальное обстоятельство, что из рассуждений Висконти Праски вытека­ло, будто дороги от албанской границы до Афин были хорошие, а в обратном направлении — от Афин до границы — плохие...

Муссолини был удовлетворен оптимистичными выкладка­ми своего генерала, но потребовал, чтобы это мероприятие внешне носило бы вынужденный характер или, как он выра­зился, нужен предлог, "чтобы запалить фитиль". За этим после­довала молниеносная реакция Чиано.

"Когда Вы хотите, чтобы произошел инцидент?" — задал он вопрос. — "Двадцать четвертого", — последовал ответ. — "Два­дцать четвертого инцидент будет".

Одним из пропагандистских маневров, применявшихся в тот период итальянскими фашистами, стало выдвижение вер­сии о необходимости защиты интересов Албании от греческих посягательств. Албанская фашистская газета "Томори" призы­вала "освободить братьев-чамов", обеспечить "демографиче­ское и экономическое развитие" албанского меньшинства, включив его в состав итальянского королевства.

Акция началась 28 октября 1940 г., на несколько дней позже запланированной даты. Итальянские войска перешли границу со стороны Албании, двигаясь под проливным дождем в двух направлениях — на Янину и Флорину. Авиация, на которую возлагались большие надежды, бездействовала по причине не­настья. И уже на второй день после начала войны наступление захлебнулось. В горах Пинд потерпела поражение дивизия "Джулия". Ее откат до албанской границы и далее оказался столь поспешным и беспорядочным, что около пяти дней глав­нокомандующий не мог наладить с ней связь. Тогда же начали поступать первые сигналы о ненадежности албанских воин­ских частей, участвовавших в военных действиях.

Поиск по сайту: