Образование Народной Республики 2 страница

По всей видимости, в тот период руководство КПА действи­тельно стремилось к созданию широкой предвыборной плат­формы, к завоеванию на свою сторону симпатий широких сло­ев общества. Этим объяснялось личное и конфиденциональное обращение к Фану Ноли, направленное 27 августа 1945 г. Сейфулом Малешовой, с приглашением хотя бы временно посе­тить Албанию в преддверии выборов. "Энвер Ходжа, я и все правительство убеждены, что Ваш приезд в Албанию будет для нее большим благом, — писал он. — Таким образом не только Ваша прошлая патриотическая деятельность найдет достойное завершение, но и наша страна получит в нынешней ситуации большую моральную и политическую помощь... Мы все с не­терпением ждем Вашего Слова". Епископ, занятый делами сво­ей епархии, не приехал. Но он выступил со словами благослове­ния и поддержки вскоре провозглашенной Народной респуб­лики Албании и правительства Э. Ходжи.

В сентябре 1945 г. на очередном заседании Национально-ос­вободительного совета состоялось рассмотрение и принятие ряда документов, которые регламентировали порядок выборов в Учредительную ассамблею. Предусматривались всеобщие равные и тайные выборы, в которых могли участвовать все гра­ждане Албании, достигшие 18-летнего возраста. Лишались пра­ва избирать и быть избранными бывшие министры и другие чи­новники, находившиеся на службе у оккупантов, военные пре­ступники, враги народа и другие лица, лишенные гражданских прав по суду. Утвержденный на этом же заседании закон об Уч­редительной ассамблее наделял этот орган правом окончатель­ного выбора формы государственного устройства и предусмат­ривал утверждение им конституции.

На заседании впервые выступила оппозиционная группа во главе с членом Национально-освободительного совета и мини­стром образования Дьердем Кокоши, оформившаяся в феврале 1945 г. и преобразованная осенью того же года в Демократиче­ский союз. Видный юрист, либеральный демократ по убежде­ниям, профессор Кокоши поддержал НОФ и во многом способ­ствовал тому, чтобы патриотически настроенная интеллиген­ция вступала в его ряды. Поддерживая общедемократическую платформу Демократического фронта, Кокоши высказывал не­согласие с претензиями на гегемонию КПА, считая, что Э. Ход­жа, будучи премьер-министром, должен оставить пост гене­рального секретаря партии. Он выступил с критикой избира­тельного закона, назвав его антидемократическим, и вышел из фронта, так как осознал несоответствие его обнародованной программы с конкретной политикой коммунистического руко­водства.

Состоявшиеся 2 декабря 1945 г. выборы в Учредительное собрание принесли полную победу Демократическому фронту: в голосовании приняло участие 90,2% всех граждан, зарегист­рированных в избирательных списках, а подавляющее боль­шинство голосов — 91,1% — завоевали кандидаты Демократи­ческого фронта.

Однако результаты выборов не отражали ни подлинной расстановки сил в стране, ни настроений избирателей. Демо­кратический фронт не являлся союзом единомышленников. Он, по определению, должен был состоять из различных пар­тий и общественных организаций, объединенных общей зада­чей восстановления разрушенной войной экономики и строи­тельства нового справедливого общества. Но представление о том, каким должно стать это новое общество, еще не сложи­лось. Провозглашенный накануне выборов лозунг "Фронт без ограничений" свел в его рядах людей, готовых строить социа­лизм советского (сталинского) типа, и сторонников несостояв­шейся модели, условно говоря, буржуазно-демократической республики 1924 г. Последний вариант имел право на сущест­вование хотя бы потому, что в Албании жили участники тех со­бытий. Правда, их было очень мало и они, за исключением С. Малешовы, не имели солидного политического веса в обще­стве. Независимые, а также близкие им по духу депутаты, про­шедшие по списку Демократического фронта, образовали не­большую, но довольно активную фракцию в парламенте.

Весьма своеобразным стало участие в выборах населения Северной Албании, которая (включая Шкодру) все еще остава­лась на военном положении. Поэтому ни о каких свободных де­мократических выборах там не могло быть и речи. Отряды Му-харрема Байрактари, Джема Гостивари и других почти беспре­пятственно переходили по горным тропам из Албании в Юго­славию и обратно, совершали террористические акты против представителей власти. Население было терроризировано, но именно поэтому оно чаще всего отказывалось помогать вла­стям, опасаясь мести.

Неспокойное положение на севере вынуждало централь­ное правительство идти на непопулярные меры. В частности, там органы власти укомплектовывались не из числа местных жителей, а из участников партизанского движения юга. Во вре­мя выборов контроль за порядком иногда превращался в пря­мое давление на избирателей: им выдавались пронумерован­ные шары, по которым можно было проследить, за кого голосу­ет тот или иной человек. Встречались случаи, когда пришедшая на выборы деревня коллективно отказывалась голосовать, ибо кандидат (будь он хоть трижды героем освобождения) находил­ся на низшей ступени родовой иерархии. За него отказывались голосовать такие же бедняки, как и он сам, только потому, что обычаи гор увековечили традицию посылать "во власть", в дан-но м случае в парламент, представителей знати. Впервые полу­чив демократические права, местное население с настойчиво­стью, отличавшей этих темных и забитых горцев, действовало в ущерб себе, не понимая этого. Весь уклад прежней жизни, вошедшие в кровь и плоть людей нормы обычного права (законы гор) тянули вспять.

"Северная проблема" еще ждала своего разрешения. Прав­да, несмотря на все трудности, которые эта проблема создавала для новой власти в 1945 г., существенного влияния на общую обстановку в стране она не оказывала. Даже по свидетельствам пристрастных западных журналистов, выборы стали доказа­тельством всенародной поддержки Демократического фронта, как об этом сообщала, приводя конкретные имена и фамилии, албанская печать.

Открывшаяся 11 января 1946 г. Учредительная (конституци­онная) ассамблея провозгласила Албанию народной республи­кой, утвердив де-юре то, что было установлено де-факто в годы войны. Получили официальное одобрение законодательные акты, принятые Национально-освободительным советом после конгресса в Пермети. 12 января состоялось избрание президи­ума Учредительной ассамблеи, председателем которого стал Омер Нишани. Оппозиция в лице депутата Ризы Дани предста­вила свои предложения по составу президиума, но при тайном голосовании они не прошли.

Временное демократическое правительство представило собравшимся депутатам проект конституции республики. Пос­ле дискуссии заседание было прервано на два месяца. В итоге всенародного обсуждения и учета замечаний 14 марта 1946 г. ассамблея утвердила Конституцию Народной Республики Албании (НРА) и приняла решение о своем преобразовании в Народный кувенд (собрание).

Конституция определила общие принципы народовластия, структуру законодательных и исполнительных органов. Приз­навались три вида собственности: государственная, коопера­тивная и частная. Но если отношение государства к государст­венной и кооперативной собственности уложилось в одну строчку в статьях 9 и 10 (первая пользовалась особой защитой, а вторая особой заботой и поддержкой), то существование ча­стной собственности, с одной стороны, гарантировалось зако­ном (в том случае частная инициатива и наследственные пра­ва), но, с другой стороны, определялись условия экспроприа­ции и национализации, "если этого требуют общественные ин­тересы"; запрещались монополии, тресты и картели и т.п. Госу­дарство провозглашалось безусловным владельцем недр, лесов, вод. Демократические права и свободы граждан, в частности и свобода совести, гарантировались конституцией, устанавлива­лось равенство всех граждан республики независимо от их на­циональности, расы, пола или вероисповедания. Определяя об­щественное и политическое устройство Албании, конституция исходила из принципов, характерных для государства народной демократии. Ввиду отсутствия собственного опыта албан­ские разработчики конституции опирались на текст Основного закона Югославии от 31 января 1946 г.

18 марта 1946 г. Народный кувенд поручил Э. Ходже сфор­мировать правительство, которое и было утверждено через че­тыре дня. С минимальными изменениями оно повторило состав Временного демократического правительства, сформирован­ного в Берате в октябре 1944 г.

Борьба за международное признание

Проведение свободных выборов в Учредительное собрание, определившее форму государственного устройства, и все пос­ледующие акты — принятие конституции и сформирование правительства — являлись теми непременными условиями, от выполнения которых зависело дипломатическое признание Албании великими державами. Поэтому главные усилия в об­ласти внешней политики правительство НРА направляло на то, чтобы утвердить себя на международной арене.

На заключительном этапе войны контакты между албан­ским освободительным движением и тремя ведущими держа­вами антигитлеровской коалиции поддерживались через нахо­дившиеся в Албании военные миссии связи, которые после ос­вобождения страны от немецко-фашистской оккупации полу­чили статус постоянных военных представительств при Вре­менном демократическом правительстве. В октябре—декабре

1944 г. и в январе 1945 г. Временное демократическое прави­тельство обращалось к СССР, США и Великобритании с прось­бой о его признании в качестве единственного правительства Албании. Британское правительство, поддерживая связи с аль­тернативными освободительными (или псевдоосвободительны­ми) группами внутри страны и за ее пределами, отказывалось от этого шага. Советский Союз, связанный обязательством действовать согласованно со своими союзниками в деле помо­щи освобожденным народам, не мог пойти на установление дипломатических отношений в одностороннем порядке. 30 октября 1945 г. советское правительство направило ноту на имя посла США в Москве А. Гарримана, в которой указало на желательность установления дипломатических отношений и выразило готовность вместе с США и Великобританией одно­временно признать Временное демократическое правительст-во Албании. Союзники согласились с этим.

Первой страной, признавшей правительство НРА в мае

1945 г., стала Югославия. Вслед за ней в октябре — ноябре ее примеру последовали Польша, Болгария и Чехословакия.

10 ноября того же года глава новой советской военной миссии, прибывшей в Албанию в июле 1945 г., полковник СВ. Соколов от имени правительства СССР передал в Министерство ино­странных дел Албании ноту о признании новой албанской администрации в качестве законного правительства. 11 января 1946 г. первый советский посланник Д.С. Чувахин вручил вери­тельные грамоты председателю президиума Народного кувен-да Омеру Нишани, а в декабре дипломатические отношения были установлены в полном объеме.

Позиция англо-американских союзников отличалась зна­чительными колебаниями. В январе 1945 г. США и Великобри­тания отозвали свои военные миссии, находившиеся при руко­водстве генштаба и Генсовета НОФ, чтобы заменить их новы­ми, задачей которых должна была стать подготовка почвы для дальнейшего развития отношений. В марте 1945 г. в Тирану прибыла новая британская миссия, а в мае — дипломатическая миссия госдепартамента США.

12 ноября 1945 г., почти одновременно с вручением албан­скому правительству советской ноты, направили аналогичные документы и англо-американские союзники. Общим для них являлось пожелание получить от албанских властей гарантии, что выборы 2 декабря будут проведены демократическим пу­тем при условии беспрепятственного допуска на них предста­вителей печати. Американская нота к тому же настаивала на признании албанским правительством юридической силы за всеми договорами и соглашениями, заключенными между США и Албанией до 7 апреля 1939 г. Требование о допущении прессы было удовлетворено, но в отношении договорных обя­зательств албанское правительство настаивало на формуле, принятой конгрессом в Пермети, а именно на безусловном пе­ресмотре всех международных соглашений и сохранении толь­ко тех из них, которые не нарушают суверенитет Албании. Албанская сторона выражала готовность совместно обсудить конкретное содержание этих документов и оставить те, кото­рые учитывали бы интересы обеих стран. Начавшиеся летом 1946 г. переговоры не увенчались успехом. К тому же в стране шли судебные процессы, на которых разоблачались антинарод­ные заговоры, связи албанских путчистов и саботажников с ан­гло-американской разведкой. В набиравшем силу противостоя­нии между Востоком и Западом рутинные албано-американ­ские переговоры оказались обреченными на провал, и в ноябре 1946 г. американская миссия покинула Тирану.

Аналогичная судьба постигла албано-британские отноше­ния. Причиной несостоявшегося установления дипломатиче­ских отношений между обеими странами стали не только упо­мянутые выше политические процессы, но и небезызвестный инцидент в проливе Корфу в октябре 1946 г. Тогда два британ­ских миноносца подорвались на минах в албанских территори­альных водах, что повлекло за собой человеческие жертвы. Албанское правительство отрицало свою ответственность за происшедшее, и Великобритания обратилась в ООН с жалобой. Международный суд в Гааге признал Албанию виновной, что, как выяснилось впоследствии, не было лишено оснований, и своим решением от 10 декабря 1949 г. обязал ее выплатить зна­чительную денежную компенсацию. После отказа Албании вы­полнить постановление суда британское правительство блоки­ровало золото "Банка Албании", хранившееся в Риме и попав­шее в конце войны в Лондон. Дипломатический представитель Великобритании так и не появился в Тиране, безуспешно до­жидаясь в Италии окончания спора.

Негативное отношение англо-американских союзников к политическим и социально-экономическим процессам, начав­шимся в Албании, стало непреодолимым препятствием на пути принятия Албании в члены ООН. 4 января 1945 г. Временное демократическое правительство обратилось в подготовитель­ный комитет ООН с заявлением о допущении Албании к уча­стию в учредительной конференции ООН в Сан-Франциско, ссылаясь на то, что борьба албанского народа против итало-фа­шистских оккупантов неоднократно встречала признание в официальных декларациях союзников. В поддержку этого тре­бования выступил епископ Фан Ноли, обратившийся 17 февра­ля 1945 г. с личным посланием к президенту США Ф. Рузвельту. Создалась парадоксальная ситуация, которую западные со­юзники использовали в качестве формального предлога, чтобы не допустить Албанию на конференцию в Сан-Франциско. Условием приглашения на конференцию являлось подписание Декларации Объединенных Наций в Вашингтоне 1 января 1942 г. или позднейшее присоединение к ней и объявление вой­ны странам "оси" до 1 марта 1945 г. Но Албания формально не объявляла войну ни фашистской Италии, ни гитлеровской Гер­мании, хотя и боролась против них с 1939 по 1945 г. Усилению антиалбанской аргументации способствовала также поддерж­ка западными державами позиции греческого правительства, резко возражавшего против допущения Албании в ООН и про­тив ее дипломатического признания на том основании, что она якобы находилась в состоянии войны с Грецией со времени итало-греческой войны 1940—1941 гг. Поэтому объяснима та горечь, с которой звучали слова передовой статьи газеты "Башкими" от 10 марта 1945 г., специально посвященной кон­ференции в Сан-Франциско: "Мы с величайшим сожалением констатируем, что Албания не приглашена присоединиться к Декларации Объединенных Наций и принять участие в конференции. И как же нам не сожалеть, когда другие страны, кото­рые не сделали ни одного выстрела, не понесли ни единой жер­твы в борьбе против фашизма и нацизма, приглашены в Сан-Франциско... Туда приглашены Турция, Саудовская Аравия, Либерия и другие, которые выжидали, пока шла война против фашистского чудовища, и не приглашена Албания, испепелен­ная за ту героическую борьбу,которую вели ее сыновья".

Враждебная пропаганда, писала в те дни "Правда", пытает­ся воспрепятствовать участию ряда стран в конференции в Сан-Франциско. К таким странам относится и маленькое ал­банское государство, народ которого принес больше жертв, чем некоторые другие страны, приглашенные в Сан-Франци­ско. "Надеемся, что эта несправедливость будет в скором вре­мени исправлена", — заключала газета. Но этого не произош­ло. Лишь позднее, в связи с подписанием мирного договора с Италией, после долгой и упорной борьбы за признание прав Албании, которую вели Советский Союз, Польша и Югосла­вия, она получила в феврале 1947 г. статус "присоединившейся державы", а принятие ее в члены ООН произошло только че­рез десять лет после создания этой организации — 14 декабря 1955 г.

Албания не смогла принять полноправное участие в рабо­тах Парижской мирной конференции 1946 г., где обсуждался вопрос о мирном договоре с Италией, несмотря на общеизвест­ный факт, который ранее признавался также правительствами Англии и США, что Албания являлась одной из первых жертв итало-фашистской агрессии. Предоставленное ей право сове­щательного голоса албанская делегация использовала для изло­жения обстоятельной аргументации по всем вопросам, касав­шимся интересов Албании. Глава правительства Э. Ходжа при­вел конкретные факты об ущербе, нанесенном Албании италь­янской оккупацией. Однако, несмотря на очевидное, британ­ский представитель попытался провести предложение о лише­нии Албании прав на репарации. Когда же это не удалось, пред­ставители англо-американского блока постарались свести их к минимуму. Сумма репараций составила 5 млн американских долларов. Для сравнения: Италия должна была выплатить Эфи­опии 25 млн долл., Греции — 105, Югославии — 125.

Греческая делегация использовала трибуну мирной конфе­ренции для того, чтобы предъявить ряд территориальных пре­тензий к Албании: на Южную Албанию (так называемый Се­верный Эпир) и о-в Сазани (Сасено). Причем в поддержку этих притязаний выступили все политические партии Греции, вклю­чая и оппозиционные. 31 июля 1946 г. в адрес советской делега­ции поступило соответствующее письмо от ЭАМ (Националь­но-освободительный фронт), которое подписал от имени компартии Греции член политбюро ЦК Д. Парцалидис. 21 сентября того же года официальная греческая делегация прибегла к от­кровенному шантажу конференции, сделав заявление о сохра­нении оговорок в отношении территориальной целостности Албании до тех пор, "пока вопрос о Северном Эпире не будет разрешен в соответствии со справедливостью". Урегулирова­ние этой проблемы, говорилось далее в заявлении, — "будет со­действовать восстановлению дружественных отношений меж­ду обеими соседними странами".

Требования Греции не встретили поддержки даже наибо­лее активных ее сторонников. Однако начавшаяся летом 1946 г. гражданская война в Греции вновь вынесла албано-греческие отношения на газетные полосы. В условиях нараставшей в ми­ре напряженности, вызванной "холодной войной", Албании пришлось защищаться от многочисленных провокационных нападок в связи с искусственно раздутым "греческим вопро­сом". Англо-американское большинство в ООН поддержало жалобу на Албанию со стороны афинских властей, обвиняв­ших ее (наряду с Болгарией и Югославией) во вмешательстве во внутренние дела Греции.

Нарастание международной напряженности вокруг Алба­нии объективно способствовало сплочению всех сил народа против внешней угрозы. Но это обстоятельство имело и отри­цательные последствия, позволив правящей верхушке КПА объединить образы врага внешнего и врага внутреннего ради удержания страны в состоянии чрезвычайного положения.

Выбор социалистической альтернативы

Строительство нового общества происходило в условиях не­развитой гражданской и экономической структуры государст­ва, опыт независимого существования которого исчислялся двумя десятками лет авторитарного режима. Шесть лет итало-немецкой оккупации ввергли страну в состояние разрухи. Но­вому правительству НРА предстояло решить тяжелейшую зада­чу не просто восстановления экономики, но строительства на­родного хозяйства на совершенно новых основах, имея перед собой пример Советского Союза. Интерпретаторами этого опыта выступали югославские коммунисты. Большинство чле­нов тогдашнего руководства КПЮ и югославского правитель­ства неоднократно посещали Советский Союз, а маршал Тито не только длительное время жил в Москве, но и находился в дружеских отношениях, как тогда считалось, с "самим" Стали­ным. Поэтому ни один митинг, ни одно собрание в Албании не обходилось без скандирования "Сталин — Энвер — Тито!"

Наивный революционно-романтический задор народных масс, характерный для первых месяцев после освобождения, постепенно ослабевал под надором суровой житейской прозы. Вдруг оказывалось, что конкретные действия центральной вла­сти очень часто отклонялись от официально провозглашенных лозунгов. Причем не в направлении либерально-демократиче­ских свобод, а в противоположную сторону — сторону строи­тельства тоталитарной модели советского (сталинского) образ­ца. Причины таких метаморфоз коренились в разногласиях относительно генеральной линии КПА, существовавших в ее руководстве. На это накладывался вопрос о власти, вернее о борьбе за власть в партийной верхушке.

После бератского пленума пошатнулся авторитет Э. Ходжи, что не могло не привести к обострению соперничества. Ходжа лишился своих ближайших соратников — Рамадан Читаку и Лири Гега выпали из руководящей обоймы, заработав сомни­тельную славу политических авантюристов. Был убит друг и главный советник Ходжи Миладин Попович, а на его место пришел другой, чуждый ему по духу представитель ЦК КПЮ Велимир Стойнич. Пришел не один, потянув за собой вереницу гражданских и военных советников. Э. Ходжа спасся тем, что, во-первых, беспрекословно "сдал" своих и признал все ошиб­ки, а, во-вторых, его гонители не нашли соответствующей об­стоятельствам замены. Альтернативы ему тогда не существова­ло, и он прекрасно это понимал.

На первые роли в партии вышел оргсекретарь ЦК КПА Ко-чи Дзодзе, который к тому же занимал пост министра внутрен­них дел. В отличие от Ходжи, которому партийная пропаганда создавала авторитет теоретика марксизма-ленинизма, Дзодзе был практиком. Даже при чисто внешнем сравнении выигры­вал Ходжа. Обаятельный, высокого роста, прекрасно говоря­щий публичный политик, он подавлял невзрачного крепыша, не отличавшегося красноречием и поэтому державшегося в те­ни. Дзодзе хорошо ладил как с югославами, так и с советскими товарищами, отличался исполнительностью и трудолюбием. К тому же его сильным козырем являлось пролетарское проис­хождение, чем могли похвастаться лишь немногие руководите­ли. Его амбиции не простирались дальше роли "серого кардина­ла", чего нельзя сказать о Нако Спиру.

Член политбюро, человек решительный и честолюбивый, Спиру, по всей вероятности, претендовал на самую высокую должность в партии, о чем свидетельствует его позиция на бе-ратском пленуме. Реальная расстановка сил в 1945 г. заставила его изменить тактику. Спиру включился в подковерную борьбу за влияние на Ходжу и параллельно старался зарекомендовать себя с деловой и идейно-политической сторон. Но ему мешало социальное происхождение, ибо ой ушел в борьбу и револю­цию из богатой семьи, а также отсутствие надежной поддерж­ки со стороны югославских советников. Такой представляется сейчас тогдашняя расстановка сил на самом верху партии и го­сударства, когда принимались поистине судьбоносные реше­ния о выборе пути.

Все выступали за социалистический выбор, но в определе­нии сроков и методов перехода к этой конечной цели движения наметились разногласия. Победивший на раннем этапе обще­демократический подход, весьма убедительно отстаивавшийся С. Малешовой, начал подвергаться критике. Сначала в узком кругу товарищей по политбюро.

Первое после выборов в Учредительную ассамблею заседа­ние политбюро (6— 10 декабря 1945 г.) было посвящено "новой ситуации, которая обязывает нас пересмотреть нашу линию", и констатировало преобладающее влияние оппортунистических тенденций. Далее шло подробное перечисление признаков оп­портунизма в политике Фронта: народ не нацелили на система­тическую борьбу против реакции, которая воспользовалась этим и восстановила свои позиции; создали сильную оппози­цию в ассамблее, допустив формирование коалиции между буржуазией, католической церковью и реакционной интелли­генцией; не занимались созданием государственного и коопе­ративного секторов, и поэтому оппортунизм в отношении част­ного сектора привел к анархии в нашей экономике; не ориенти­ровали народ на осознание опасности англо-американской по­литики в связи с вопросом о признании правительства и не го­ворили о Советском Союзе как о нашем подлинном союзнике. Заключение гласило: "Под влиянием этой оппортунистической тенденции мы не сориентировались должным образом на здо­ровое братство с Югославией, что является необходимым усло­вием существования народно-демократической Албании. Это позволило нашей буржуазии надеяться на возможность ориен­тации наших экономических отношений на Запад и, в первую очередь, на Италию".

Только три с половиной месяца понадобилось руководству КПА для осознания неприемлемости курса на общедемократи­ческие преобразования и пять дней для выявления виновника. "Тон этой оппортунистической тенденции нашей линии, — го­ворилось в резолюции, — задал товарищ Сейфула Малешова. Считая его самым зрелым и самым подготовленным, Бюро вполне естественно попало под его влияние". Документ подпи­сали все семь членов политбюро, включая и самого "оппорту­ниста". Правда, в самой последней фразе сообщалось, что все члены Бюро согласны с вышесказанным, "за исключением то­варища Сейфулы Малешовы, который возражает".

Это было начало конца одного из самых замечательных об­щественно-политических деятелей Албании XX в., значение которого еще только предстоит оценить должным образом. Участник революции 1924 г., секретарь епископа Фана Ноли, ставшего его старшим другом, С. Малешова верил в тот социа­лизм, который означал для него воплощение идеи социальной справедливости. В годы эмиграции в Советском Союзе он стал главой организационный комиссии по созданию Московской коммунистической группы. Он жил в СССР в годы нэпа, и, мо­жет быть, воспоминания о тех методах оживления экономики и натолкнули его на поиски компромиссных решений в тяжелой ситуации, в которой оказалась послевоенная Албания. К тому же и из трудов советских теоретиков он читал (а некоторые да­же переводил), что весьма симптоматично, работы Н.И. Буха­рина.

Звездным часом для С. Малешовы стало возвращение в 1943 г. в Албанию. В газете "Башкими" он вел колонку, отклика­ясь на злобу дня. Кроме того, он публиковал в ней статьи по во­просам текущей политики, собранные и изданные отдельной брошюрой в 1945 г. Что такое демократия вообще и народная демократия в частности, каковы принципы экономической по­литики в новой Албании и особенности коллективизации — вот те актуальные проблемы, о которых писал и говорил С. Мале­шова. Но особенно впечатляет в его работах выделение тех приоритетных направлений, следование которым могло бы вы­вести, по его мнению, страну на путь прогресса. Так, в услови­ях полной разрухи хозяйства, всеобщей неграмотности населе­ния, левацких перегибов и тлеющей гражданской войны он из­дает в 1945 г. работу "Роль культуры в нынешней Албании". Об­ращение к опыту западноевропейской демократии, к идеям и практике народных фронтов во Франции и Испании позволило ему поставить вопрос об албанской интеллигенции как носи­тельнице культуры в широком понимании этого слова и о ее ро­ли в обществе. "Проблема культуры тесно увязана со всеми проблемами нашей страны, со всеми чаяниями албанского на­рода, с его борьбой за свободу и прогресс, — писал он. — Этим определяется роль культуры в современной Албании. Все силы культуры — техника, наука, искусство, литература — должны быть поставлены на службу отечеству ради выполнения вели­ких исторических задач, стоящих перед албанским народом".

Тогда же, в 1945 г., вышел в свет первый и последний при­жизненный сборник стихов С. Малешовы, изданный под его литературным псевдонимом Ляме Кодра²*. Он начал свой твор-

²* В 1998 г. в Тиране вышел трехтомник произведений С. Малешовы, подгото­вленный к печати Мехметом Гежулы: Lame Kodra. Vepra letrare. Tirane.

ческий путь в 20-е годы и был замечен М. Горьким, благожела­тельно отозвавшимся о нем в речи на 1-м съезде советских пи­сателей в 1934 г. В Албании его называли мятежным поэтом, по­этом революции. Самыми популярными в народе стали патрио­тические стихи "Как я люблю Албанию", "Клич Драгобии" и другие, включавшиеся в школьные учебники. Даже в качестве исходного материала для переводов он брал иногда произведе­ния, пронизанные революционно-бунтарским духом, как, на­пример, "Интернационал" Э. Потье, "Песня о Буревестнике" и "Песня о Соколе" М. Горького.

С. Малешова много и с удовольствием переводил. Из его бо­гатого литературного наследства хотелось бы выделить то, что можно объединить названием "русский цикл". Правда, многое утеряно. Известно, например, что он много переводил А.С. Пушкина, но найдено только стихотворение "Анчар", опубликованное в 1937 г. Более всего сохранилось переводов Н.А. Некрасова, в том числе поэма "Кому на Руси жить хоро­шо" и впервые опубликованные в 1998 г. "Тройка", "Памяти Добролюбова", "Поэт и гражданин", "Дедушка Мазай и зай­цы", "Железная дорога" и др.

Поиск по сайту: