Пятнадцать лет диктатуры Зогу 1 страница

Внутренняя и внешняя политика республики

В результате победы контрреволюционных сил 24 декабря 1924 г. восстанавливалось правительство Ильяза Вриони, находившееся у власти всего две недели — с 27 мая по 10 июня 1924 г. Но тогда, в декабре ни правительства, ни парламента, ни регентства не существовало. Вся полнота государственной и военной власти находилась в руках "полковника Зогу, главно­командующего операций". Первыми его шагами стала чистка государственного аппарата и подавление оппозиции. Пришед­шие с ним из Югославии вооруженные отряды со рвением при­ступили к выполнению чисто полицейских функций. Реальную угрозу себе Зогу ожидал от Байрама Цурри, не сложившего оружия и ушедшего со своим отрядом на север страны в горы Драгобии. Там один из самых популярных народных героев 29 марта 1925 г. нашел смерть от выследивших его агентов быв­шего соратника по Народной партии*. Незадолго до этого, 2 марта, в Бари (Италия) был убит Луидь Гуракучи — ближай­ший соратник Фана Ноли.

6 января 1925 г. кабинет Ильяза Вриони уступил место ново­му — с Ахметом Зогу в качестве премьер-министра и министра внутренних дел. В новый кабинет вошли ближайшие соратни­ки Зогу — Кочо Котта, министр народного хозяйства, и Мюфид Либохова, получивший портфели министра юстиции, финан­сов и заместителя министра иностранных дел. Другие мини­стерства временно упразднялись. Таким образом возник любо­пытный феномен — правительство из трех министров.

15 января в Тиране собрались сохранившие верность Зогу парламентарии. Через шесть дней на сессии собрания, назван­ного учредительным, была торжественно провозглашена рес­публика и образована комиссия для выработки конституции

* В 1952 г. расположенный недалеко от места гибели Байрама Цурри поселок городского типа Кольгецай (в прошлом деревня) получил его имя и стал адми­нистративным центром округа Тропоя.

"под президента". Первые ее статьи депутаты утвердили уже через 10 дней после начала заседаний, что дало основание для избрания Ахмета Зогу президентом, который одновременно являлся премьер-министром, министром иностранных дел и главнокомандующим армии. Он стал самым молодым прези­дентом Европы: ему исполнилось тогда 30 лет.

Зогу стремился как можно скорее добиться признания за­конности своего возвращения во власть европейскими прави­тельствами и в первую очередь соседних с Албанией госу­дарств — Италии и Югославии. Уже 3 января 1925 г. он встре­тился в Дурресе с итальянским посланником маркизом Карло Дураццо. Заклеймив "большевистское правительство" Фана Ноли, Зогу выразил надежду на установление нормальных ди­пломатических отношений с Италией, которой он обещал пре­доставить существенные преимущества в экономической обла­сти. Президент сообщил о намерении ликвидировать армию как таковую (нет внешних врагов), а для поддержания внутрен­него порядка свести все вооруженные силы в один корпус хо­рошо обученной и дисциплинированной жандармерии числен­ностью около 3500 человек. "Кто знает Зогу, как я его знаю, — писал Дураццо в Рим Муссолини в отчете о результатах своей беседы, — тот не поверит на слово ни одному его обещанию". А обещал он под конец встречи, что постарается освободиться от своих обязательств перед Белградом... Муссолини оператив­но отреагировал, сообщив о намерении не спешить с признани­ем и не опережать других.

Тем временем в Югославии, которая пребывала в состоя­нии урегулирования своих весьма непростых отношений с Ита­лией, крепла надежда на взаимопонимание также и в албан­ском вопросе. В середине января 1925 г. король Александр по пути из Парижа в Белград остановился в Венеции, где разгова­ривал с итальянским посланником в Югославии Алессандро Бодреро. Он изложил (для передачи Муссолини) принципы по­литики своего правительства в отношении некоторых интере­сующих Италию проблем: а) ориентация на близкие взаимоот­ношения с Италией; б) тяготение в сторону Эгейского моря ("Он с улыбкой намекнул на Салоники", — записал Бодреро); в) демонстрация перед Европой хороших итало-югославских отношений. Что касается Албании, то король, признавая италь­янские интересы в этой стране, намекнул, что она может пере­метнуться на сторону Великобритании. Муссолини и без этого предупреждения подозревал Зогу в пробританских симпатиях: слишком активно выступал в роли "отца-опекуна" Албании британский посланник Эйре. Вероятно поэтому итальянская дипломатия довольно быстро откликнулась на предложение ал­банской стороны о признании.

22 января председатель кабинета министров и министр ино­странных дел Албании Ахмет Зогу обратился к председателю кабинета министров и министру иностранных дел Италии Бе-нито Муссолини с официальным письмом. Он заверял в своем желании установить в стране правление, соответствующее тре­бованиям современности и обеспечивающее период длитель­ной политической стабильности, а также выразил надежду на моральную поддержку итальянского правительства, "которое так много сделало для укрепления албанской независимости". 26 января Муссолини ответил согласием признать правительст­во Зогу и обещал ему дружественное содействие со стороны Италии. Правда, тут же он посоветовал своему специальному представителю Уго Соле, направленному в Албанию для нала­живания итало-албанских связей (он находился там с 16 января по 25 февраля), занять осторожную позицию в отношении но­вого правительства. Предстояла серьезная борьба за нефтяные концессии, а по сути дела за влияние в Албании между Итали­ей и Англией, при этом Зогу поддерживал последнюю.

Зогу в спешном порядке выстраивал структуру государст­венной власти, учитывая ошибки прежних правительств. 2 мар­та была принята в окончательном варианте конституция, под­тверждавшая введение республиканской формы правления. Она устанавливала двухпалатную систему: сенат в составе 18 сенаторов, 6 из которых назначались президентом, а 12 из­бирались сроком на 6 лет, и палата депутатов, избиравшаяся на 3 года двухстепенным голосованием.

16 марта президент опубликовал декрет о выборах в парла­мент. Выборы принесли полную победу сторонникам Зогу, тем более что никаких легальных политических партий и группиро­вок не существовало, а в условиях террора, наступившего пос­ле контрреволюционного переворота, никакие оппозиционно настроенные политические деятели не рисковали выставлять свои кандидатуры.

Новый парламент собрался 1 июня 1925 г. Первое его засе­дание носило парадный характер, так как все необходимые за­конодательные мероприятия, направленные на упрочение вла­сти Зогу, были к тому времени в основном осуществлены. В конце того же месяца он созвал съезд байрактаров, поддерж­кой которых рассчитывал пользоваться и впредь. 26 июня око­ло 350 байрактаров из Шкодры, Косова и Дибры, одетых в кра­сочные национальные костюмы, вооруженные старинными пистолями и кинжалами, прошли нестройной колонной перед принимавшим этот парад президентом республики. Начавший­ся дождь не помешал торжественной церемонии: они дали ему "бесу" — клятву верности. Байрактарам гарантировались пра­ва, принадлежавшие им испокон веков на основе "законов гор", присвоены звания офицеров запаса и установлено посто­янное жалованье. Другой вооруженной опорой режима стали отряды жандармерии и милиции, приобретавшие профессио­нальные навыки под руководством британских инструкторов.

На создание и содержание аппарата подавления направля­лись большие средства, а субсидирование иных, менее важных, с точки зрения правящей верхушки, статей сокращалось. Так, например, уменьшился объем денежных средств, предназна­ченных на развитие школьного обучения, — и это при почти поголовной неграмотности населения. Результатом стало со­кращение числа школ, а в тех, которые сохранились, учителя месяцами не получали зарплату. "Ваше превосходительство, — писали президенту Зогу в декабре 1926 г. учителя города Кор­чи — вот уже четыре месяца мы стучимся во все двери, но, к со­жалению, везде нас встречают угрюмые лица, и никто не дает нам ни капли надежды. Вы, который как никто другой знает це­ну просвещения и высоко уважает миссию учителя, не должны пройти мимо этой нашей горячей просьбы, Вам адресованной". Однако понимания нужд образования не произошло.

Основной заботой Зогу стало упрочение личной власти, а она достигалась в том числе и укреплением позиций феода­лов, с помощью которых он победил. В государственном бюд­жете 1926/27 г. 75% его доходной части выделялось на содержа­ние вооруженных сил и госаппарата, и только 25% на развитие экономики, общественных работ, образование, культуру и т.п. Президент тратил на свои нужды гораздо больше, чем выделя­лось на здравоохранение, образование и сельское хозяйство вместе взятые.

После всех социально-политических потрясений, обрушив­шихся на Албанию по окончании первой мировой войны и формального обретения независимости, в стране, где вся эко­номика держалась на сельском хозяйстве, воцарился хаос именно в аграрном секторе и прежде всего в сфере земельных отношений. То стихийное перераспределение земель, которое происходило за счет государственных (в недалеком прошлом османского государства и султанской семьи) земель, а также заброшенных или в силу разных обстоятельств отобранных владений частных лиц, стало вновь подвергаться пересмотру после реставрации Зогу. В основу лег закон 1923 г. о поселении иммигрантов из соседних государств, главным образом из Югославии, на земельных участках, выделяемых из государст­венного фонда. Феодалы, торговцы, высшие гражданские и во­енные чиновники регистрировались в качестве крестьян-им­мигрантов и получали бесплатные наделы, в то время как перед действительно обездоленными земледельцами вырастали не­преодолимые препятствия.

Ничего и говорить, что не претерпела значительных изме­нений система налогообложения, существовавшая еще во вре­мена Османской империи. По-прежнему, сохранялись десяти­на, налоги на скот, пастбища, воду и т.п.

Положение в сельском хозяйстве оставалось в рамках внут­ренних проблем экономики. В то же время развитие добываю­щей промышленности и упорядочение финансов находились в непосредственной зависимости от помощи извне, а это в свою очередь ставило вопрос о выборе покровителя. Зогу пытался лавировать между претендентами на монопольное влияние в Албании. Югославия, с помощью которой он вернул себе власть, скоро оказалась оттесненной двумя более сильными со­перниками — Италией и Великобританией. Она же получила утешительную награду: в июле 1925 г. состоялась передача ей монастыря св. Наума на берегу Охридского озера и часть тер­ритории Вермоша на границе с Черногорией.

После реставрации режима Зогу вновь встал на повестку дня вопрос о нефтяных концессиях. Договор марта 1921 г. о пе­редаче Англо-персидской компании преимущественного права на разведку и добычу нефти не был ратифицирован парламен­том. Тогда проявили интерес другие иностранные компании: Франко-албанский синдикат, американские "Синклер" и "Стандард ойл", итальянские "Селеница" и "Ферровие делло стато" (Железнодорожная компания итальянского государст­ва). В 1923 г. Зогу, который еще не решил для себя, кого выгод­нее было бы ему поддерживать, попытался поставить вопрос о пересмотре условий соглашения с Англо-персидской компани­ей. Но Эйре от имени своего правительства оказал такое давле­ние, которое, как писал один из итальянских дипломатов, "на­много перехлестывало границы того, что могло позволить себе иностранное представительство в отношении суверенного го­сударства". Последовавшие за этим политические бури не дали сделать окончательный выбор.

В конце января 1925 г. расстановка сил прояснилась: Зогу поддерживал англичан, а на стороне итальянских претенден­тов находились тогдашний второй человек в государстве Мюфид Либохова и его брат Экрем, занимавший пост албан­ского посланника в Риме. Эйре приманивал албанцев обеща­нием поддержать в Лиге йаций выделение стабилизационного займа на сумму в 3 млн ф. ст. Тогда Муссолини лично включил­ся в борьбу, предложив Соле "нейтрализовать англичан", пре­тендующих на монополизацию нефтяных концессий. В ход по­шли ультимативные требования, подкрепленные, в отличие от англичан, не абстрактными хлопотами перед Лигой наций о займе Албании, а выделением вполне конкретной суммы лично Зогу.

Когда в начале февраля 1925 г. возникла угроза ратифика­ции договора с Англо-персидской компанией, Муссолини дал указание Соле довести до сведения Зогу, что подобный шаг бу­дет расценен как враждебный по отношению к Италии и к тому же посягающий на экономическую независимость Албании. Итальянскому послу в Лондоне П. Томази делла Торретте пред­лагалось воздействовать непосредственно на министра ино­странных дел О, Чемберлена, чтобы тот умерил пыл своего под­чиненного. Демарши не достигли желаемого успеха: в Албанию прибыла группа британских предпринимателей, получивших предварительное одобрение со стороны албанского правитель­ства на строительство портовых сооружений, мостов, трамвай­ных и железнодорожных линий.

Муссолини прибегает к последнему аргументу. "Чтобы дать доказательства моих дружественных чувств по отношению к Албании, — пишет он Соле 22 февраля, — и моего живейшего желания помочь ей по мере моих возможностей, я решил... пре­доставить заем в 1 млн золотых франков, чтобы обеспечить Ах' мету Зогу ту независимость, которая так необходима ему для ведения дел". По всей вероятности, Сола увидел в намерениях своего шефа признаки альтруизма, и поэтому выступил со встречным предложением, расписав его по пунктам: 1) албан­ское правительство разрывает договор с британской группой; 2) Италия немедленно переводит Зогу 500 000 золотых франков ("безвозвратно, повторяю, безвозвратно"); 3) одновременно ал­банское правительство делает некий благожелательный жест "в нашу сторону". И тогда ровно через две недели можно перевес­ти оставшиеся полмиллиона в тот же адрес и на тех же условиях. Сола смог переломить ситуацию. Группа предпринимате­лей отбыла ни с чем. Забегая вперед, необходимо сказать, что после ухода англичан никто не взял на себя ведение тех работ, которые они собирались сделать. Трамвайных линий ни в од­ном городе Албании нет до сих пор, первая железная дорога вступила в строй только в 1947 г.

Развивая успех, итальянские эмиссары приступили к пере­говорам с Мюфидом Либоховой, занимавшим в то время пост министра финансов, об учреждении банка Албании и получе­нии нефтяных концессий. Правда, Сола весьма скептически относился к перспективам развития нефтедобывающей про­мышленности Албании. Все говорят о нефтяных богатствах этой страны, все туда стремятся, но "тем не менее нельзя ис­ключить, что все стали жертвами миража, ложных научных представлений", — не без основания делился он своими сомне­ниями с Муссолини, полагая, что надо вкладывать деньги в раз­ведку месторождений хотя бы для того, чтобы подстраховаться от англичан. Албанскому направлению придавалось большое значение в итальянской внешней политике. Об этом свидетельствовал тот факт, что в конце марта 1925 г. в Министерстве иностранных дел Италии был создан подчинявшийся непосредственно Мус­солини специальный албанский отдел во главе с директором Общего отдела министерства Винченцо Лояконо. Весьма дели-катной, а поэтому и тайной стороной его деятельности стало оказание материальной помощи политическим противникам Зогу. Щедрые субсидии на себя и детей, обучавшихся в коллед­жах, получал Мустафа Круя. Оплачивалась деятельность главы ирредентистского Косовского революционного комитета Хаса-на Приштины. В справке МИД о нем говорится как об "агенте по Албании большевистского центра в Вене и друге Габриэле Д'Аннунцио". Сам Хасан Приштина не скрывал собственной двойной "подчиненности" и, получая от итальянского прави­тельства субсидии на свою деятельность, просил вручать их тайно, "чтобы избежать случайной дискредитации в глазах дру­зей, не унизить свое достоинство и репутацию революционе­ра"²*. Субсидирование "на всякий случай" оппозиции Зогу со­ставляло лишь часть задач албанского отдела. Основные усилия направлялись на подготовку военно-политического договора с Албанией, в который предполагалось включить секретные ста­тьи о военном сотрудничестве и экономическую конвенцию.

Тогда идеи политического союза и экономической конвен­ции не удалось реализовать на практике, хотя сотрудничество в военной области было оформлено секретным албано-итальян­ским договором, датированным 26 августа 1926 г. Он предусма­тривал введение итальянских войск в намеченные итальянским генштабом пункты на территории Албании в случае возникно­вения угрозы последней; осуществление руководства албан­ской армией итальянским генштабом; автоматическое объявле­ние Албанией войны любому балканскому государству, кото­рое окажется в состоянии войны с Италией; обещание албан­ской стороны не заключать ни с одним другим государством военного или союзного договора без согласия Италии. Сущест­вовала также договоренность, что в случае войны с Югослави­ей (и, естественно, победы над ней) будут приняты во внимание территориальные претензии Албании.

Политика "открытых дверей", проводившаяся правительст­вом Зогу, казалось, предоставляла одинаково широкие возмож-

²* После разгрома революции 1924 г. Али Кельцюра и Бахри Омари нащли убе­жище в Италии и получали денежную помощь от министерства внутренних дел Италии. Впоследствии они стали лидерами созданной в годы второй ми­ровой войны националистической организации "Балы комбтар" ("Нацио­нальный фронт").

ности всем соперничавшим в Албании державам. Однако при­знание лишь за Италией ее особых интересов делало ее шансы на выигрыш более предпочтительными. После того как Англо­персидская компания потеряла право на монопольное приоб­ретение нефтяных концессий, заявки на разведку и эксплуата­цию нефтяных месторождений подали в течение 1925—1926 гг. пять других иностранных компаний. Это были: итальянские АИПА (Azienda Italiana Petroli Albania) и СИМСА (Societa Italiana Miniere di Selenizza), американские "Стандард ойл" и "Генри Раштон", а также Франко-албанский синдикат. Италь­янские компании получили право на добычу угля в Мемалиае, немецкая — на разведку пиритов, хромитов и марганца в пре­фектуре Мирдита, Сербо-албанский (югославский) банк — на разведку нефти в Пуке и т.д.

Исход борьбы за Албанию решило создание двух акционер­ных объединений, поставивших ее под полный финансовый и экономический контроль Италии — Национального банка Ал­бании ("Банкальба") и СВЕА (Societa per lo sviluppo economico dell'Albania — Общество по экономическому развитию Алба­нии).

Вопрос о создании национального банка поднимался уже в первые годы после окончания первой мировой войны и восста­новления независимости Албании^ Нестабильная обстановка в стране, часто меняющиеся правительства, хозяйственный ха­ос — все это не внушало доверия потенциальным инвесторам. Только выдвижение группировки Зогу на первый план общест­венно-политической жизни создало реальную субъективную предпосылку для внедрения в страну путем овладения ключе­вой финансово-экономической опорой. На первых порах Зогу отдавал предпочтение Великобритании. Английская группа предпринимателей, приезжавшая в феврале 1925 г., имела бо­лее обширные планы, чем строительство мостов и прокладка в небольших по площади албанских городах трамвайных линий. Ее главной целью было получение от албанского правительства лицензии на основание банка. Тогда Сола с помощью братьев Либохова смог нейтрализовать англичан несмотря на то, что за спиной одной из заинтересованных в сделке компаний просма­тривалась тень известного нефтяного магната Базиля Захарова. Инициатива перешла к итальянским финансовым группам, ибо к тому времени у них накопился некоторый примечательный опыт общения с Зогу. В ноябре 1923 г. Зогу получил "задаток" за продажу итальянской компании "Ферровие делло стато" принадлежавшего ему леса в районе Мати за круглую сумму в 1 млн 700 тыс. лир. Тогда ему выплатили только 700 тыс. лир, а остальные буквально накануне подписания 12 марта 1925 г. соглашения о нефтяной концессии с вышеупомянутой компанией. По всей вероятности, вырученные за продажу леса день­ги убедили Зогу сделать следующий шаг в сторону Италии.

15 марта 1925 г. министр финансов Мюфид Либохова и Ма-рио Альберта, представлявший рекомендованную итальянским правительством финансовую группу, подписали конвенцию об учреждении Национального банка Албании, ставшего извест­ным под названием "Банкальба", и о выделении албанскому правительству займа на производство общественных работ. После утверждения конвенции обеими палатами албанского парламента банк конституировался 2 сентября того же года как акционерное общество с постоянным местопребыванием в Ри­ме. Филиалы создавались в Тиране, Дурресе, Шкодре, Влёре и Корче, причем тиранский офис считался главным.

Известие о подписании конвенции дало уверенность мар­кизу Дураццо утверждать в письме Муссолини, что отныне Италии "обеспечено решающее преобладание в экономиче­ской, а поэтому и в политической жизни этой страны". Сам ду­че поспешил известить об этом лично короля Виктора Эмману­ила III, выразив уверенность в том, что овладение Албанией становится реальностью. Правда, Зогу оценил происшедшее иначе. "Я никогда не дамся в руки Италии", — заверил он Эйр-са. И действительно, тогда еще не очень ясно вырисовывался окончательный выбор. "Албания — это служанка-госпожа двух хозяев с неким любовником, маячащим в отдалении", — так охарактеризовал ее положение в начале 1926 г. итальянский де­легат в Лиге наций Витторио Шалойя. Несколько фривольный образ в целом правильно отражал сложившиеся к тому време­ни отношения между этой страной и тремя соперничавшими за нее державами (Великобритания, Италия и Югославия).

Распределение акций банка свидетельствовало о намере­нии итальянских финансистов, за которыми стояло правитель­ство, направлять финансово-экономическую политику албан­ского государства. Впоследствии, в 1937 г., М. Альберти издал трехтомник под характерным названием "Война денег" ("La guerra delle monete"), где описал все перипетии напряженной борьбы за контрольный пакет акций. В итоге итальянская фи­нансовая группа получила блокирующий пакет акций — 26% капитала банка. Но так как ей принадлежали все учредитель­ные акции, она получила право распоряжаться почти 38% акти­вов. Итальянское присутствие усиливалось тремя частными ак­ционерами (19% акций). Все другие иностранные банки (юго­славские, швейцарские, бельгийские) располагали 25% акций. С албанской стороны держателями 30% акций стали братья Эк-рем и Нуредин Влёра, а также Айет Либохова, единственный из албанцев, кто вошел в административный совет банка, состав­ленный преимущественно из итальянцев. В последний момент в него был включен в качестве советника Стефано Цурани, но­минальный представитель албанского правительства, а по сути дела наблюдатель, не оказывавший никакого влияния на поли­тику банка. Албанские держатели акций довольно скоро отка­зались от своей доли, перепродав свои ценные бумаги итальян­ским банкам.

Банк получил исключительное право на эмиссию банкнот и чеканку металлических денег. В обращение поступили бумаж­ные и металлические (золотые и серебряные) албанские фран­ки, а также новая монета — лек. Пять леков приравнивались од­ному франку. По всей видимости, над развитием и упорядоче­нием албанской финансовой системы работали весьма квали­фицированные итальянские специалисты, что позволило пре­вратить албанский франк в одну из самых надежных валют Европы межвоенного периода. Он всегда имел стопроцентное золотое покрытие и никогда не подвергался опасности обесце­нения, как это случилось с английским фунтом в 1931 г., аме­риканским долларом — в 1933 г. и швейцарским франком — в 1936 г.

В концепцию банка как главного кредитора албанского го­сударства изначально закладывалась идея учреждения акцио­нерного Общества по экономическому развитию Албании (СВЕА) с основным капиталом в 15 млн итальянских лир через месяц после начала функционирования самого банка. На самом деле оно было создано 25 апреля 1925 г., до того как сам банк прошел утверждение по всей бюрократической цепочке. СВЕА должно было предоставить кредит албанскому правительству в размере 50 млн золотых франков траншами от 7,5 до 12,5 млн золотых франков в течение пяти лет. Условием предоставления кредита являлось его направление на так называемые общест­венные работы, т.е. на прокладку автострад и железнодорож­ных линий, осушение болот, развитие сельского хозяйства, обустройство портов. Предусматривалось привлечение специ­алистов и квалифицированной рабочей силы из Италии, но не более 50% от общего числа занятых в проектах, если в самой Ал­бании таковых будет недоставать.

Создание банка и СВЕА сопровождалось многочисленными финансовыми махинациями, в которых оказались замешанны­ми ближайшие сподвижники Зогу. В коррупции и в "заимство­ваниях" из государственной казны был уличен министр финан­сов Мюфид Либохова, вынужденный подать в отставку. Расс­ледование в парламенте всех обстоятельств аферы выявило но­вые злоупотребления со стороны высшего чиновничества, но "своевременное" самоубийство М. Либоховы остановило даль­нейшие разоблачения. Сам Зогу, убедившись в устранении с политической арены своего эвентуального соперника, не проявил заинтересованности в доведении дела до конца; К тому же именно с этого времени началось его быстрое личное обогаще­ние. Небогатый, обремененный многочисленной родней чело­век в начале своей карьеры, он постепенно превратился в круп­ного помещика, владельца обширных земельных угодий а так­же вилл в Тиране, Дурресе и Широке.

1926 год стал решающим для итальянской политики в Алба­нии. Победа Италии в "нефтяной войне" 1925 г., подписание се­рии финансово-экономических соглашений, заключение сек­ретного военного договора обеспечили прочную базу дальней­шей экспансии.

В начале февраля 1926 г. в Албанию прибыл новый итальян­ский посланник — барон Помпео Алоизи, получивший самые широкие полномочия в ведении албанских дел. Перед отъездом его принял Муссолини, который дал следующие директивы: "По экономическим вопросам производить сильное давление на Ахмета Зогу. Всякий раз, когда он попытается избежать при­нятия на себя экономических обязательств, необходимо заста­вить его принять и выполнить их. В политических вопросах аб­солютное воздержание, потому что у меня нет ни малейшего к нему доверия. Давать широковещательные заверения в друж­бе, но избегать до времени ангажироваться политически".

Вето с ведения политических переговоров было снято в ию­не 1926 г. Зогу обратился с очередной просьбой к итальянскому правительству о займе — 1,5 млн золотых франков на реорга­низацию жандармерии. Муссолини выразил принципиальное согласие, но обусловил предоставление новых кредитов подпи­санием политического договора. Переговоры велись долго и трудно. В какой-то момент возникли опасения срыва из-за воз­можного вмешательства англичан или югославов. Итальянско­му послу в Лондоне маркизу делла Торретте поручалось добить­ся подтверждения в Форин оффис преимущественных интере­сов Италии в Адриатике. Чемберлен прямо не высказался, зая­вив, что у Великобритании нет других интересов в Албании, кроме поддержания мира. И только 30 сентября 1925 г. на встрече с Муссолини в Ливорно он заверил его в безусловной лояльности английского правительства в отношении итальян­ской политики в Албании и в бассейне Адриатики и даже обе­щал отозвать посланника У. О'Рейли, вызывавшего нарекания итальянской стороны. Собеседники единодушно заклеймили Зогу, его двуличие и интриги, при помощи которых он пытался поссорить Великобританию и Италию.

Итало-английское согласие лишило Зогу возможности ма­невра. Он продолжал выторговывать более выгодные экономи­ческие условия взамен на политический союз, но было очевид­но, что до бесконечности переговоры не могли продолжаться. Муссолини был непреклонен. "Если с Зогу ничего не получит­ся", — направил он 25 октября 1926 г. инструкцию Алоизи, — то нужно будет обрушиться на него, сметя его полностью. Необ­ходимо только постоянно иметь в виду, что на настоящий мо­мент Зогу является тем единственным человеком, который при помощи кулака может управлять Албанией". Случай помог убе­диться в этом. 30 ноября на севере страны вспыхнуло антизоги-стское восстание, поддержанное Югославией. С жестокостью подавленное правительственными войсками, оно тем не менее напугало Зогу своей внезапностью и размахом. Он сделал окончательный выбор.

27 ноября 1926 г. в Тиране итальянский посланник Алоизи и министр иностранных дел Албании Хюсен Вриони подписали договор "О дружбе и безопасности", который получил впослед­ствии название 1-го Тиранского пакта. Статья 1 договора кон­статировала, что нарушение политического, юридического и территориального статус-кво Албании противоречит политиче­ским интересам договаривающихся сторон. В статье 2 фикси­ровались обоюдные обязательства не подписывать политиче­ские и военные соглашения, наносящие ущерб интересам дру­гой стороны. Договор заключался сроком на пять лет, подлежал ратификации в парламентах обоих государств и регистрации в Лиге наций.

Итало-албанский договор вызвал бурную и разноречивую реакцию в Европе. Официальная британская оценка была в це­лом положительной, свидетельствуя о надеждах Форин оффис на укрепление позиций англо-итальянского альянса на Балка­нах в противовес Франции и ее союзникам. Во французских дипломатических кругах обращалось внимание на то, что дого­вор заключен между государствами разной весовой категории и поэтому сильно напоминает пакт о протекторате. Негативной с самого начала была реакция правительства и общественности Югославии.

Поиск по сайту: