Образование Народной Республики 4 страница

Одним из вариантов "умного" решения Сталин считал вхо­ждение Албании в состав Югославии через балканскую феде­рацию. Такое объединение возможно хоть завтра, рассуждал он, но его надо подготовить парламентскими постановления­ми. "Лучше начать с политического объединения (т.е. с федера­ции. — Н.С.) и тогда послать войска в Албанию — тогда это не может служить предлогом для нападения, — советовал он. — Если вы устроите объединение через национальные собра­ния — все будет хорошо. Федерация решает все вопросы. Между болгарами и югославами близость в расовом отноше­нии и в бытовом отношении очень велика, и любой поймет это объединение. А албанцы тоже выиграют при федерации, пото­му что будет создана объединенная Албания с почти удвоен­ным населением".

Известно, что к тому времени идея балканской федерации потеряла для Сталина всякую актуальность, но совет насчет "взятия Албании по-умному" и использования Косово в качест­ве приманки был принят белградскими политиками к сведе­нию. В конце марта 1948 г., когда после первого письма Стали­на и Молотова в адрес Тито и Карделя с резкой критикой поли­тики югославского руководства создалась реальная угроза изо­ляции Югославии от складывающегося социалистического ла­геря, С. Златич попытался выбросить албанцам козырную кар­ту. Он конфиденциально сообщил Ходже, что наступило благо­приятное время для передачи Косова Албании и сам Тито соби­рается в Тирану, чтобы закрепить этот акт лично. Сообщение оказалось блефом, но расчет на получение определенных выгод от "тесного союза" с Югославией продолжал, по-видимому, вдохновлять албанское руководство на поддержку этой идеи.

Характерно, что кремлевское руководство не информиро­вало Чувахина о советско-югославских трениях, в том числе и из-за Албании, когда тот вернулся в начале марта в Тирану. Посланник не знал также многих подробностей того, как на­стойчиво и успешно югославы укрепляли свои политические и экономические позиции в стране. 9 марта на первой встрече с Ходжей Чувахин сообщил ему, казалось бы, радостную весть, что советское правительство в соответствии с ранними пожела­ниями албанцев согласилось увеличить число советников и специалистов в их народном хозяйстве. Ходжа весьма сдер­жанно ответил на лестное предложение, сославшись на трудно­сти с претворением в жизнь рекомендаций советников при ми­нистерствах: они должны будут пройти обязательную апроба­цию в возглавлявшейся югославским представителем албано-югославской координационной комиссии, которая к тому вре­мени обрела полуофициальный статус общего экономического правительства. Поэтому, заключил он, албанское правительст­во хотело бы ограничиться приглашением советских специали­стов только на конкретные предприятия, в конкретные отрас­ли. Даже по сухой протокольной записи беседы чувствуется, что Ходжа раздосадован тем, что вынужден выкручиваться из какой-то непонятной ему ситуации. Он чуть ли не открытым текстом говорит Чувахину: да разберитесь вы там в Москве с югославами, кто из вас здесь в Албании главнее, а пока я и по­литбюро будем следовать указаниям из Белграда. Через неде­лю, 16 марта, состоялся еще один разговор Чувахина с Ходжей в присутствии Дзодзе. Албанский лидер информировал послан­ника о разоблачении антипартийной деятельности Нако Спи-ру, сожалел, что не смог его вовремя "раскусить", сообщил, что все материалы о пленуме передал "товарищу Петрову".

Тем временем в течение всего марта 1948 г. в Тиране прохо­дили заседания политбюро, на которых рассматривался вопрос об объединении с Югославией путем прямого союза или в со­ставе болгаро-югославо-албанской федерации. 30 марта было наконец решено считать последнюю неактуальной, а к союзу с Югославией относиться так, как будто он уже есть, но публич­но его не афишировать. И вообще сначала определиться самим, а потом уже информировать "советских".

В конце апреля состоялся обмен письмами между Тито и Ходжей, в которых признавалось некоторое ухудшение отно­шений и выражались надежды на преодоление недоразумений в интересах дальнейшего конструктивного сотрудничества. В середине апреля 1948 г. в Албании была получена наконец ко­пия письма ЦК ВКП(б) от 27 марта с обвинениями КПЮ и ее лидеров в антисоветской линии, оппортунистических ошибках и ревизии важнейших положений марксизма-ленинизма. Но состоявшееся 25 апреля заседание политбюро ЦК КПА про­исходило так, как будто ничего чрезвычайного не случилось. Большинство присутствовавших сошлись на том, что до письма ЦК ВКП(б) они полностью доверяли югославам, а после ознако­мления с ним стали возникать сомнения, все ли было правильно. На пленуме подробно обсуждались проблемы албано-юго­славских отношений, подход к которым признавался несколько идеализированным. Восстанавливали подробности того, как шло обсуждение и принятие решений по вопросам военного сотрудничества (ввод дивизий, унификация армий) и о союзе двух стран. Но в целом югославскую помощь, оказанную Алба­нии, признали "правильной, марксистско-ленинской", решив проанализировать весь объем взаимоотношений за истекший год "в свете письма ВКП(б)".

И, конечно, обескураживающим выглядит письмо Ходжи к Тито от 23 мая. К тому времени все пять восточноевропейских членов Коминформа прислали в ЦК ВКП(б) резолюции в под­держку письма от 27 марта. КПА не входила в Коминформ и, по всей вероятности, от нее такой реакции и не требовалось. Однако шквал обвинений, обрушившийся на руководство КПЮ и на Тито лично, должен был побудить албанское руко­водство сделать свой выбор. Тем не менее в письме Ходжи пос­ле обычных выражений благодарности за помощь, за интерна­ционалистский подход и т.п. следовало: "Мы готовы рассмот­реть все вопросы, касающиеся наших совместных дел и испра­вить всё ошибочное, чтобы наши отношения развивались и впредь на благо наших народов".

Только в конце июня 1948 г. позиция КПА прояснилась окончательно. В Варшаве во время конференции министров иностранных дел социалистических стран Европы по герман­скому вопросу Ходжа попросил Молотова о встрече и в ходе бе­седы с ним заявил, что письмо ЦК ВКП(б) дало возможность ал­банским руководителям понять действительную линию КПЮ в отношении Албании, ибо до этого они были убеждены, что по­литика КПЮ и Тито "соответствует наказанию ЦК ВКП(б)". Об­виняя югославов в стремлении подчинить себе Албанию эконо­мически, Ходжа упомянул о самоубийстве Спиру. Неожиданно Молотов сказал: "У нас сложилось впечатление, что в лице На-ко Спиру Албания потеряла хорошего работника и друга СССР". Застигнутый врасплох Ходжа заговорил что-то о често­любии Спиру, но после нескольких наводящих реплик собесед­ника признался в совершении ошибки в отношении своего бывшего друга, "поддавшись влиянию югославов".

Резолюция Информбюро "О положении в Компартии Юго­славии" была опубликована 28 июня 1948 г., а уже 1 июля албанское правительство объявило об аннулировании догово­ров с Югославией и о высылке из страны югославских советни­ков, число которых к тому времени приближалось к 600.

Выработка политической оценки албано-югославских отно­шений произошла не сразу. Даже после присоединения КПА к резолюции Информбюро прошли месяцы, прежде чем был дан ответ на основные вопросы. Эмоциональное потрясение, вызванное неожиданно возникшим советско-югославским конфликтом, заглушало на первых порах сигналы о возможных изменениях в Албании. Достоверные данные о том, как шла борьба в руководстве партии, почти полностью отсутствуют. А она началась сразу же. Однако только после судебного про­цесса над Кочи Дзодзе в мае — июне 1949 г. его стали именовать заговорщиком, врагом народа и прямым агентом Тито. Но в июле — августе 1948 г. отношение к нему было иным. Все знали, что именно он подписал первый документ о поддержке резолю­ции Информбюро. Были широко известны его симпатии к СССР и хорошие деловые отношения с кремлевским руковод­ством. Являясь оргсекретарем ЦК КПА, он в течение всего 1947 г. консультировался на Старой площади по вопросам пар­тийного строительства, подготовки первого съезда партии, вы­работки устава, кадровой политики, военного строительства. Может быть, именно эта сторона его деятельности привела к победе его сторонников на выборах в областные и районные комитеты КПА 26 августа 1948 г.

Через месяц ЦК аннулировал результаты голосования, ибо выборы "происходили в период существования нездоровой об­становки в партии, когда отсутствовала критика и самокрити­ка, партийные массы не могли свободно решать вопросы и дей­ствовать самостоятельно". Заодно ЦК постановил переизбрать всех секретарей первичных организаций, ибо они "также не выражали воли масс, которыми руководили". Новые выборы накануне проведения первого съезда КПА должны были обес­печить руководству такую расстановку кадров на всех ступе­нях партийной иерархии, которая исключала бы возникнове­ние сомнений у так называемых масс в правильности поворота на 180 градусов.

Основы новой политической линии партии определились на XI пленуме ЦК КПА, продолжавшемся 11 дней — с 13 по 24 сен­тября 1948 г. Обсуждение доклада Э. Ходжи "О положении в партии" проходило в свете писем ЦК ВКП(б) и резолюции Информбюро, а поэтому содержало резкую критику "национа­листической троцкистской группы Тито, предавшей дело марк­сизма-ленинизма и скатившейся на националистические бур­жуазные позиции". В обширной резолюции пленума подчерки­валась решающая роль ВКП(б) в разоблачении Тито, что помог­ло албанским коммунистам осознать пагубность "грубого, вра­ждебного, произвольного и противозаконного" вмешательства югославов во внутренние дела албанской компартии и государ­ства. Тогда же возникла формулировка, ставшая впоследствии трафаретной, согласно которой линия партии всегда была пра­вильной, но ошибались отдельные люди и группы людей.

В данном конкретном случае вина за ошибки возлагалась на представителей ЦК КПЮ и на поддавшихся их влиянию "при­служника буржуазии" Сейфулу Малешову, а также Кочи Дзод-зе и Панди Кристо. При этом как-то сразу забылось, что имен­но Малешова всегда выступал в роли самого резкого критика некомпетентности югославских советников. Дзодзе обвинялся в том, что он, игнорируя генерального секретаря и других чле­нов политбюро, монополизировал власть, а в качестве минист­ра иностранных дел поставил партию под контроль органов безопасности. Полицейская информация подменила револю­ционную бдительность — таков был окончательный вывод.

XI пленум дезавуировал решения II (бератского, 1944 г.) и VIII (февраль —март 1947 г.) пленумов ЦК как сфабрикованных под югославским давлением. Даже то, что Ходжа вынужденно признавал ошибки, которые он якобы не совершал, также спи­сывалось на козни титовцев. В итоге Нако Спиру был признан "жертвой подлых интриг троцкистского националистического югославского руководства" и реабилитирован, а Мехмет Шеху и Лири Белишова восстановлены в качестве кандидатов в чле­ны политбюро. Пост секретаря ЦК по организационным вопро­сам занял Тук Якова "как наиболее подходящий для этой рабо­ты руководитель, вышедший из недр рабочего класса, один из основателей нашей партии и ее славный борец". Кочи Дзодзе остался членом политбюро ЦК, а Панди Кристо — только чле­ном ЦК. Вместо Дзодзе министром внутренних дел некоторое время был Нести Керенджи, но после его ареста в октябре ми­нистерское кресло занял М. Шеху. С этого времени и до своего самоубийства в 1981 г. он руководил силовыми структурами или курировал их по линии ЦК партии.

Пленум принял ряд важных решений: о легализации пар­тии, о возобновлении издания газеты "Зери и популыт", о созы­ве первого съезда партии.

Э. Ходжа смог не только сохранить, но и укрепить свой авторитет в народе. Обсуждение решений пленума совпало с 40-летним юбилеем Ходжи. По всей стране прошли торжест­венные заседания. Из городов и деревень на его имя в ЦК КПА поступали письма и телеграммы, в которых прославлялись его политическая дальнозоркость, верность марксизму-лениниз­му, бесстрашие в борьбе против политики раскола и шантажа, проводившейся троцкистским руководством КПЮ. И все-таки провидцем Ходжа никогда не был. Эмпирик со склонностью к нарциссизму, он позволял использовать свое имя ради претво­рения в жизнь наиболее выгодной в данный момент или пер­спективной чужой идеи и так же легко от нее отказывался в случае неудачи, отдавая свой голос в поддержку диаметрально противоположной точки зрения. Полулегальное положение партии, строгая секретность во всем том, что касалось внутри­партийной борьбы, способствовали сохранению о нем легенды как о герое войны и самом уважаемом лидере.

Первый съезд КПА открылся 8 ноября 1948 г., ровно через семь лет после основания партии, и его заседания продолжа­лись ежедневно в течение двух недель, до 22 ноября. В его рабо­те приняли участие 563 делегата с правом решающего голоса и 299 делегатов с правом совещательного голоса, представлявшие 45 382 членов и кандидатов в члены партии. В повестку дня бы­ли вынесены следующие вопросы: 1. Отчет ЦК КПА и новые за­дачи партии (докладчик Э. Ходжа); 2. О государственном эко­номическом плане (докладчик Г. Нуши); 3. Об организацион­ных вопросах и уставе партии (докладчик Т. Якова); 4. Выборы ЦК и ревизионной комиссии.

Наиболее остро проходило обсуждение поворота в полити­ке партии в связи с коренным изменением характера албано-югославских отношений. Съезд подводил итоги этого мучи­тельного и сложного процесса. На первый взгляд казалось, что осуждение политики югославского руководства и группы Кочи Дзодзе встретило единодушную поддержку. Но только на са­мом съезде, уже после основательной чистки органов мини­стерства внутренних дел, которую провел новый министр М. Шеху со своим свояком и ближайшим помощником Кадри Хазбиу, стала очевидной победа сторонников Э. Ходжи. Стено­граммы съезда не печатались, а поэтому неизвестно, насколько свободно обсуждались внутрипартийные дела.

Из резолюции съезда можно узнать, что Дзодзе и Кристо получили слово, но суть их выступлений не раскрывалась, за исключением того, что они попытались использовать трибуну съезда "для нападок на правильную линию партии, партийного съезда и на партию в целом, последовательно защищая свою троцкистскую линию". Из отчета Чувахина о беседе с Дзодзе накануне открытия съезда известно, что тот советовался с по­сланником, как лучше построить свое покаянное выступление. Он заявил о согласии с решениями партии, о том, что готов рас­сказать о своих контактах с троцкистским руководством КПЮ, начиная с бератского пленума. Со слезами на глазах, как отме­чал Чувахин, Дзодзе говорил об антимарксистской деятельно­сти югославских представителей в Албании и о том, что ему пы­таются приклеить ярлык антисоветчика, но этого никому не удастся сделать.

Как он заблуждался, пытаясь спастись и рассчитывая на пробуждение чувства справедливости у соратников по партии! Вся система взаимоотношений в мировом коммунистическом движении предполагала цепную реакцию предательств, доно­сов и самых фантастических обвинений. КПА не была исключением: Спиру разоблачил "оппортуниста" Малешову, самого его "съел" Дзодзе, которого добил как антисоветчика и юго­славского агента Шеху, покончивший жизнь самоубийством в 1981 г., на что подтолкнул его Ходжа...

В отчетном докладе ЦК КПА, чтение которого Ходжей заня­ло первые три дня съезда, излагалась история партии с момен­та ее основания. Она была поделена на два периода — до берат-ского пленума в ноябре 1944 г. и после него. Относительно пер­вого периода вывод делался вполне определенный: "Ошиба­лись Юмер Дишница и Лири Гега, но не Центральный комитет и не генеральный секретарь". Первого критиковали за компро­мисс в Мукье, вторую — за создание нездоровой обстановки в партии. Что касается содержания генеральной линии партии, то оно не раскрывалось, а делалась отсылка: "Это линия Цент­рального комитета, которую защищали товарищи Энвер Ход­жа и Миладин Попович".

В период после бератского пленума восторжествовали вра­ждебные тезисы ЦК СКЮ, в результате чего оказались подор­ванными единство Центрального комитета и правильная линия партии, нарушен принцип демократического централизма, критика и самокритика служила целям дискредитации людей, поощрялись амбициозность и мания величия, создан культ ге­роев, спасающих партию от вымышленных опасностей, поощ­рялся карьеризм, стали господствовать произвол, военные, пут­чистские и анархистские методы. В докладе Тука Яковы обли­чительный пафос сосредоточился на сфере организационно-партийной работы. Он констатировал (и это положение вошло в резолюцию), что "партия превратилась в полицейский аппа­рат, где господствовал страх перед репрессиями со стороны органов безопасности, во главе которых находился К. Дзодзе". И в докладе, и в резолюции подчеркивалось, что все эти извра­щения стали возможны "из-за низкого идеологического уровня партии".

На съезде приводились примеры произвольной расправы над коммунистами, зачитывались письма безвинно осужден­ных или взятых под подозрение, а поэтому (и из-за этого) по­кончивших жизнь самоубийством. Во всех докладах, каких бы вопросов они ни касались, основное место занимали обвине­ния против югославского руководства и его агентуры в Алба­нии. Так, на съезде в прениях выступили Бедри Спахиу с содо­кладом "О правах и обязанностях члена партии" и Мехмет Ше­ху с сообщением "Органы безопасности — верное и любимое оружие нашей партии и народа". Несмотря на разные назва­ния, смысл обоих выступлений сводился к одному, — отталки­ваясь от "величественного и исторического доклада товарища Энвера", осудить "восточные, деспотичные методы", при помо щи которых фракция Дзодзе проводила свою "троцкистскую антимарксистскую антиалбанскую и антисоветскую поли­тику".

На съезде был обсужден и утвержден Устав партии, а также принято решение о переименовании Коммунистической пар­тии Албании в Албанскую партию труда (АПТ), исходя из ее со­циального состава. Приводились следующие цифры: в стране сельское население составляло подавляющее большинство (90%), причем и сама партия объединяла главным образом кре­стьян (бедняки — 54%, середняки — 13%). Рабочие, в том числе и сельскохозяйственные, составляли 22,6%. Невысоким был и общеобразовательный уровень. Полностью неграмотных на­считывалось больше, чем людей с высшим и незаконченным высшим образованием, — соответственно 548 (1,8%) и 397 (1,4%). Более 80% членов партии имели лишь начальное образо­вание.

Переименование партии имело свою историю. Еще в июле 1947 г., когда Ходжа и Дзодзе находились в Москве, состоялась их беседа с А.А. Ждановым и М.А. Сусловым по всем организа­ционным вопросам, включая и переименование партии. Соот­ветствующая рекомендация была дана Сталиным во время его первого разговора с Ходжей. Когда Жданов спросил, возмож­ны ли возражения против этого, Ходжа заверил, что перемена названия партии будет встречена с пониманием, исключая, как он сказал, отдельных сектантски настроенных коммунистов. Действительно, бывшие партизаны стали протестовать против нового "некоммунистического" названия партии и только тог­да, когда им сказали, что такое пожелание высказал лично това­рищ Сталин, дискуссия прекратилась. Новый оргсекретарь Тук Якова заверил, что переименование партии не означает отказа от коммунистических идеалов. В уставе АПТ конечная цель формулировалась так: «Создание коммунистического общест­ва, в котором будут полностью ликвидированы классовые раз­личия, стерты грани между городом и деревней, достигнут вы­сокий уровень производства, обеспечено претворение в жизнь принципа "от каждого — по способностям, каждому — по по­требностям"».

На съезде избрали новый состав политбюро. В него вошли Э. Ходжа (генеральный секретарь), Т. Якова (секретарь ЦК), М. Шеху (секретарь ЦК), Б. Спахиу (секретарь ЦК), X. Капо, Г. Нуши, Л. Белишова, С. Колека, Б. Балуку. Членами ЦК АПТ Стал 21 человек, а кандидатами в члены ЦК — 10.

Съезд исключил из партии Кочи Дзодзе и Панди Кристо, "как троцкистских элементов, которые сознательно и по-вра­жески действовали против партии и нашего народа". Их уже не называли товарищами, как это было при открытии съезда. Чувахин впоследствии писал в воспоминаниях, что он заметил, как ужесточалась критика по мере приближения заключитель­ной стадии съезда. Выступавшие явно жаждали крови, требуя отдать Дзодзе и Кристо под суд, "покончить с ними раз и навсе­гда". Тогда он решил внести следующее предложение в центр: "Поручить мне встретиться с Ходжей и обратить его внимание на необходимость несколько унять рьяных борцов против груп­пы Дзодзе — Кристо и заняться планами развития экономики страны. Смысл ответа, который я получил немедленно, сводил­ся к тому, чтобы я не вмешивался". В 1998 г. текст этой теле­граммы стал известен: «Вашу оценку работы съезда албанской компартии считаем односторонней и неправильной, а ваши ха­рактеристики действий партийного руководства по разоблаче­нию антипартийной группы Кочи Дзодзе как "туретчины", "азиатчины" и т.п. совершенно неуместными и ошибочными. Ваши предложения о советах Энверу Ходже считаем неприем­лемыми». Подпись под телеграммой "ИНСТАНЦИЯ" — так подписывался Сталин.

За Чувахиным прислали самолет, чтобы доставить его в Москву "для консультаций". Пробыл он там недолго. Получив инструкции от Сталина и Молотова, он вернулся в Тирану, что­бы готовить визит Ходжи в СССР.

Тем временем вовсю шла подготовка показательного суда над группой Дзодзе — Кристо. "Дело" этой группы шло в русле политических процессов, прокатившихся тогда по всем народ­но-демократическим странам Восточной Европы. Но если в большинстве из них разоблачения "агентов Тито" в руководст­ве коммунистических и рабочих партий инспирировались в ос­новном сверху, из Кремля, то в Албании судилище происходи­ло как бы естественно, само собой, по требованию возмущен­ных рядовых коммунистов.

Судебный процесс — с момента ареста и до вынесения при­говора — шел долго, около полугода. 130 дней Дзодзе держали в кандалах, подвергая моральным и физическим пыткам. Он соз­навался в связях с югославами, в каких-то серьезных (и не очень) ошибках, совершенных по незнанию новой для него ра­боты в качестве оргсекретаря ЦК КПА и министра внутренних дел. Клялся, что не монополизировал в своих руках руководст­во Центральным комитетом, что всегда придерживался коллек­тивных методов и во всем консультировался с Ходжей. Дзодзе давал подробные показания и писал объяснительные записки в следственную комиссию. Из тюремной камеры он обращался к Ходже и Чувахину, доказывая несправедливость выдвинутых против него обвинений. 8 апреля 1949 г. он заверил их, что го­тов понести любое наказание за содеянное, но клеветы, прово­каций и ложных обвинений он терпеть не может. Конец письма завершали призывы; "Да здравствует Советский Союз, ВПК(б), Сталин! Да здравствует наш народ и партия во главе с Энвером! За победу социализма и коммунизма!" Предчувствуя расправу, он дважды предпринимал попытку самоубийства.

Генеральный прокурор Бедри Спахиу обвинил Дзодзе в ор­ганизации тотальной слежки за всеми руководителями партии и государства, в поощрении расправ без суда и следствия. Дзод­зе отрицал это. Если и были такие случаи, не уставал повторять он, то только в отношении людей в надежности которых сомне­вался и на которых указывал Команданти (Ходжа). "Грязный троцкист!", — закричал на него Спахиу. Это было одним из по­следних заседаний. 10 июня судья Фредерик Носи зачитал при­говор: Кочи Дзодзе приговаривался к расстрелу, Панди Крис­то — к 20 годам заключения и принудительных работ, Васке Колеци — к 15 годам, Нури Хута — к 10 годам, Ванго Митрой -орги — к 5 годам. Мехмет Шеху хвастался в кругу друзей, что это он лично привел в исполнение приговор в отношении Дзод­зе, а в албано-советских партийных кругах стал ходить стишок:

Жили-были два троцкиста Кочи Дзодзе, Панди Кристо, А теперь почили в бозе Панди Кристо, Кочи Дзодзе

Однако Панди Кристо выжил. Отбыв в тюрьмах и лагерях 15 лет, он попал в ссылку и, дожив до краха коммунистическо­го режима, умер в 1991 г.

"Наша линия - ориентация на СССР"

Разрыв с Югославией и ориентация непосредственно на Совет­ский Союз без сомнительных интерпретаторов универсальной модели истинного социализма, какими были, как оказалось, многочисленные югославские советники, открыли перспекти­вы восстановления и развития народного хозяйства Албании. Проработка решений I съезда КПА/АПТ в ноябре 1948 г. пере­росла в митинговую эйфорию: "Советский Союз и Сталин нас спасли — они нам помогут!" В стране ощущалась катастрофи­ческая нехватка средств и, как говорил в начале марта 1949 г. Чувахину председатель Госплана Спиро Колека, все планы раз­вития строятся на получении кредитов от дружественных стран, а прежде всего, от СССР.

В Москве понимали стратегическую важность Албании как опорного пункта в идеологической борьбе с Тито и, что было на тот момент еще более значимо, в противостоянии с Западом. В Греции шла затяжная гражданская война, которая начинала тяготить Сталина. База переподготовки греческих партизан на территории Югославии закрылась. Они стали пробираться че­рез горные перевалы в нищую Албанию, а за ними потянулись и их семьи. Раскол в компартии Греции, набиравший силу кон­фликт с компартией Югославии, "холодная война" — и на этом тревожном фоне существует где-то в отдалении нуждающаяся в помощи Албания, отрезанная от складывающегося соцлагеря югославской "мертвой зоной". Наземный транзит через ее тер­риторию запрещен, воздушный коридор закрыт.

К тому времени албанское правительство решительно отка­залось от помощи по "плану Маршалла", а в феврале 1949 г. Ал­банию приняли в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), учрежденный за месяц до этого без ее участия. Когда же албан­ские представители побывали в столицах стран — участниц СЭВ, то они стали открыто осуждать политику своего прави­тельства в области внешней торговли. Группа видных практи­ческих работников во главе с председателем горсовета Тираны Юсуфом Кечи высказывала недовольство отсутствием прямых связей со странами Западной Европы. Албания много теряет оттого, что не продает свои товары, в частности нефть, битум и др., непосредственно, утверждали критики, а делает это через Болгарию и Венгрию, которые закупают, к примеру, нефть по низким ценам, а продают эту же нефть в страны Западной Ев­ропы по более высоким.

Для упорядочения албано-советских отношений в конце марта в СССР отправилась албанская партийно-правительст­венная делегация во главе с Э. Ходжей. Неблизкий путь из Дур-реса в Одессу шел по пяти морям в штормовую погоду. Сталин принял замученного морской болезнью Ходжу на второй день после прибытия делегации в Москву в 10 часов вечера. В ходе длившейся более двух часов беседы были согласованы основ­ные принципы торгово-экономических взаимоотношений, за­крепленные конкретными договоренностями в течение после­дующих 20 дней пребывания делегации.

Сталин сделал несколько политических рекомендаций. В частности, он заметил, что деятельность югославских нацио­налистов в Албании имела не только антисоветскую и антиал­банскую направленность, но и "против мусульман". Совершен­но неожиданным был совет атеиста-коммуниста Сталина атеи­сту-коммунисту Ходже учитывать при формировании прави­тельства религиозный фактор и назначить главой правительст­ва мусульманина. Неожиданное предложение, если принять во внимание, что премьер-министром был уже мусульманин — сам Ходжа. Правда, его отец принадлежал к нетрадиционному направлению ислама — бекташизму, как и родители некото­рых других тогдашних партийных и государственных деятелей - Бедри Спахиу, Мюслима Пезы, Местани Уянику и др.³* Ходжа никогда не упоминал об этом совете Сталина.

Были и другие рекомендации Сталина: не торопиться с кол­лективизацией, особенно в горных районах, не отталкивать от себя интеллигенцию. Когда же он узнал, что у буржуазии ото­брали фабрики, магазины и дома, то назидательно заметил, что даже Ленин считал необходимым на определенном этапе сот­рудничество с национальной буржуазией. В качестве положи­тельного опыта Сталин привел политику и практику китайских коммунистов.

Программа экономического развития, намеченная в общих чертах на съезде, предполагала корректировку всех ранее вы­работанных проектов, и она воплотилась в заданиях по двух­летнему плану развития народного хозяйства на 1949—1950 гг, основные направления которого были утверждены съездом. Программа социалистического строительства предусматрива­ла индустриализацию и электрификацию страны, постепенное проведение коллективизации сельского хозяйства и осуществ­ление культурной революции. Однако Албания не располагала соответствующими средствами. Поэтому при разработке двух­летнего плана принимались во внимание те капиталовложения, которые были обещаны Москвой. Излагая главные положения плана при утверждении его на заседании Народного кувенда в июле 1949 г., Э. Ходжа отмечал, что строительство основ соци­ализма в Албании "невозможно без моральной, политической и материальной помощи Советского Союза".

Намечалось расширение производства в легкой, горнодо­бывающей и энергетической отраслях промышленности. В частности, предусматривались строительство текстильного комбината в Тиране, сахарного завода в Малике, небольшой, мощностью 5 тыс. квт, гидроэлектростанции в Селите, модер­низация нефтепромыслов Кучовы и Патоси и др. Советский Союз не только предоставлял кредиты на строительство этих объектов, но и обеспечивал техническую помощь в процессе строительства, в наладке станков и оборудования, брал на се­бя подготовку кадров высшей и средней квалификации. В ча­стности, с началом строительства тиранского текстильного комбината группа албанских техников была послана в Таш­кент, где уже работало предприятие, построенное по анало­гичному проекту.

Поиск по сайту: