Глава 28. Только после пяти я наконец закрыла глаза

Только после пяти я наконец закрыла глаза. Сон затянул и уволок меня в черный глубокий водоворот - прямо в сновидение.

Вокруг меня было темно. Повсюду стояли косые деревца, но мертвые. Все они были мертвые - я ощущала это.

Что-то затрещало, справа - что-то большое, прущее сквозь деревья, и повеяло ужасом. Я побежала, вскинув руки, чтобы прикрыть лицо от сухих сучьев, зацепилась ногой за корень и растянулась. Руку пронзило острой болью. Шла кровь. Она лилась вниз по руке, но я не могла найти рану.

Эта тварь приближалась. Я слышала, как от выстрелов ломаются сухие ветви. Она не отступала, она преследовала меня. Я побежала и бежала, бежала, а мертвые деревья тянулись во все стороны, и спасения не было.

Типичный сон погони, подумала я и в этот самый момент поняла, что я во сне, и тогда сон преобразился в новый сон. Ричард стоял, завернутый в одну простыню, и протягивал мне загорелую мускулистую руку. Я подалась к нему навстречу, и наши пальцы сплелись, его губ коснулась улыбка, и сон разлетелся. Я проснулась.

Я проснулась и замигала от солнечного пятна, упавшего на кровать. Но разбудил меня не свет - кто-то легонько стучал в мою дверь.

- Эдуард велел вставать.

Я не сразу узнала голос Бернардо. И без Фрейда понятно значение последнего сна - Ричард в простыне. Надо мне быть поосторожнее с Бернардо. Стыдно, но это так.

Я села в кровати и крикнула в сторону двери:

- Который час?

- Уже десять.

- Ладно, иду.

Но что-то я не расслышала удаляющихся шагов. Либо дверь надежнее, чем кажется, либо Бернардо движется тихо. Если бы здесь был только Эдуард, я бы натянула джинсы и просторную футболку и пошла бы пить кофе. Но в доме был народ, и все мужчины.

Я сумела проникнуть в ванную и одеться, никого в коридоре не встретив. Оделась я в темно-синие джинсы, синюю тенниску, белые носки и мои любимые черные кроссовки. Обычно я не беру пистолетов, пока не выхожу в большой страшный мир, но в доме Эдуарда большой страшный мир жил в соседней комнате, и потому я сунула "файрстар" во внутреннюю кобуру штанов под правой рукой. Причесанная, умытая и вооруженная, я пошла на запах бекона.

В маленькой, тесной и белой кухне все приборы были черные, и контраст, пожалуй, ощущался слишком резко, особенно при первом утреннем впечатлении. А на белом деревянном столике стоял еще один букет полевых цветов. Снова Донна постаралась, но, честно говоря, тут я была с ней согласна. Хоть как-то нужно было создать уют на кухне.

Во всяком случае, присутствие двоих мужчин за столом не придавало комфорта обстановке. Олаф побрился так, что от всего волосяного покрова оставил одну только черную линию бровей. Вырядился он в черную майку и черные брюки. Туфель не было видно, но я могла поспорить, что они цветовой гаммы не нарушают. Еще он прихватил с собой черную наплечную кобуру с большим автоматическим пистолетом какой-то системы - я не узнала марку - и нож с черной рукоятью в черных ножнах под левой рукой.

Наплечная кобура колется, если надевать ее поверх майки, ну и пусть - не мои проблемы.

Бернардо был одет в белую футболку с короткими рукавами и черные джинсы. Верхний слой волос он стянул с боков на макушку под большой пестрый берет. Вся остальная часть черной шевелюры спадала на плечи и резко оттеняла на фоне белой рубашки. Сзади на правом бедре у него висела десятимиллиметровая "беретта". Ножа я на нем не видела, но он точно был.

Эдуард стоял у плиты, раскладывая омлет со сковородки на две тарелки. Он тоже был в черных джинсах и ковбойских сапогах, в такой же белой рубашке, как и вчера.

- Ух ты, ребята, мне что, идти переодеваться?

Они все посмотрели на меня, даже Олаф.

- Вполне приличная на тебе одежда, - ответил Эдуард.

Он отнес тарелки к столу и поставил перед пустыми стульями. В центре стола, возле цветов, стояла тарелка с беконом.

- Но несоответствующая, - сказала я.

Эдуард и Бернардо улыбнулись, Олаф - нет. Вот удивительно-то.

- Вы все вроде как в униформе.

- Пожалуй, - сказал Эдуард и сел на один из свободных стульев. Я заняла второй.

- Надо было меня предупредить насчет формы одежды.

- Мы не нарочно так оделись, - сказал Бернардо.

Я кивнула:

- И потому так забавно и вышло.

- Я не пойду переодеваться, - заявил Олаф.

- Никто и не предлагал, - ответила я. - Я просто поделилась своими впечатлениями. - В яичнице были какие-то зеленые и красные кусочки. - А это что такое?

- Зеленый перец, чили и кубики ветчины, - ответил Эдуард.

- Господи, Эдуард, зачем?

Я люблю яйца в таком виде, как их создал Бог, - без ничего.

Повернув омлет вилкой, я потянулась за беконом. Половина его была еле обжарена, другая половина - до хруста. Я взяла зажаренный кусок.

И у Олафа на тарелке бекон был с корочкой. Ну-ну.

Я произнесла над едой молитву. Эдуард продолжал есть, но остальные замялись, чувствуя себя неуютно с полным ртом. Всегда забавно произносить молитву в компании людей, которые этого не делают. Такое сконфуженное молчание и лихорадочная мысль: то ли жевать, то ли перестать. Я договорила слова молитвы и взяла кусок бекона. Вкусно.

- Каков план игры на сегодня? - спросила я.

- Вы еще дела не дочитали, - сказал Эдуард.

Бернардо застонал.

- Я думаю, это напрасная трата времени, - сказал Олаф. - Мы их прочли. Не верю, что она найдет что-нибудь новое.

- Она уже нашла, - ответил Эдуард.

Олаф повернулся к нему, задержав вилку с беконом на полпути ко рту:

- Ты о чем?

Эдуард рассказал.

- Это пустяк, - заявил Олаф.

- Это больше, чем ты сделал, - спокойно ответил Эдуард.

- Если я такая обуза в этой работе, то, может, мне уехать?

- Если не сработаешься с Анитой, то, наверное, придется.

Олаф уставился на него.

- Ты предпочитаешь для поддержки ее, а не меня? - удивленно спросил он.

- Да.

- Я ее могу сломать о колено, - произнес Олаф.

Удивление сменялось гневом. Боюсь, что у Олафа почти все эмоции переходят в гнев.

- Может быть, - согласился Эдуард. - Но не думаю, что она тебе предоставит шанс.

Я подняла руку:

- Эдуард, не превращай это в состязание.

Олаф неторопливо повернулся ко мне и медленно и очень отчетливо произнес:

- Я с бабами не состязаюсь.

- Боишься проиграть? - спросила я и тут же пожалела. Минута удовлетворения не стоила выражения на его лице, когда он поднялся со стула. Я пригнулась к столу и вытащила "файрстар", направив его под столом в сторону Олафа.

Он стоял, нависая надо мной, как древесный ствол из мышц.

- Эдуард все утро рассказывал мне о тебе. Пытался убедить, что тебя стоит слушать. - Он мотнул головой. - Ты ведьма, а я нет. Тварь, за которой мы охотимся, может обладать магией, и нам нужен твой опыт. Пусть это все и правда, но терпеть от тебя оскорблений я не стану.

- Ты прав, - сказала я. - Прошу прощения. Это была глупая шутка.

Он заморгал:

- Ты извиняешься?

- Да. В тех редких, редчайших случаях, когда я не права, я могу извиниться.

Эдуард пристально глядел на меня через стол.

- В чем дело? - спросила я.

Он только покачал головой:

- Ни в чем.

- Ненависть Олафа к женщинам ослабляет его, а я стараюсь не смеяться над слабостями других людей.

Эдуард закрыл глаза и покачал головой:

- Никак ты не можешь оставить это без ответа.

- Я не инвалид! - вспыхнул Олаф.

- Твоя бессознательная и непримиримая ненависть ослепляет тебя, когда дело касается причины ненависти. Копы вышибли меня с осмотра места преступления, потому что вчерашний главный коп оказался христианским правым экстремистом и счел меня дьявольским отродьем. Он предпочитает, чтобы больше погибло людей, чем воспользоваться моей помощью в раскрытии дела и обойтись меньшими жертвами. Его ненависть ко мне берет верх над желанием расправиться с монстрами.

Олаф все еще стоял, но напряжение в нем ослабло. Вроде бы он действительно меня слушал.

- У тебя ненависть к женщинам сильнее желания поймать монстра?

Он посмотрел на меня, и впервые его взгляд не был злобен. Он был задумчив.

- Эдуард позвал меня, потому что я в своем деле лучший. И я никогда не бросал работы, пока дичь не была убита.

- А если нужен мой опыт в противоестественном, чтобы убить этого монстра, ты сможешь с этим смириться?

- Мне это не нравится.

- Это я знаю, но я спросила не о том. Можешь ли ты согласиться с тем, что мои знания помогут тебе убить монстра? Можешь принять мою помощь, если так будет лучше для дела?

- Не знаю, - ответил он.

По крайней мере он был честен, даже рассудителен. Начало положено.

- Вопрос в том, Олаф, что тебе дороже: успешное убийство дичи - или ненависть к женщинам?

Слышно было, как застыли Эдуард и Бернардо. Комната будто затаила дыхание.

- Дороже всего - убить.

Я кивнула.

- Отлично. И спасибо.

Он покачал головой:

- Если я принимаю твою помощь, это еще не значит, что я считаю, будто ты мне ровня.

- Вполне согласна.

Кто-то пнул меня ногой под столом. Наверное, Эдуард. Но мы с Олафом кивнули друг другу, правда, без улыбок, но заключив перемирие. Если он сможет справиться со своей ненавистью, а я - со своими приколами, перемирие может продлиться достаточно долго, чтобы мы раскрыли дело. Я сумела вложить "файрстар" в кобуру незаметно для Олафа, что подтвердило невысокое мнение о нем. Эдуард заметил, и Бернардо, по-моему, тоже. Так какая же у него специальность? Что толку в нем, если он не знает, где находятся пистолеты?

Поиск по сайту: