Глава 47. Мне понадобилась секунда, чтобы глаза привыкли к темноте, но благодаря не зрению, а коже на затылке я почувствовала

Мне понадобилась секунда, чтобы глаза привыкли к темноте, но благодаря не зрению, а коже на затылке я почувствовала, что не все тут хорошо. Я не стала сомневаться в своих ощущениях, а взялась за рукоять браунинга под рубашкой - плевала я на то, что тем самым выдам наличие оружия. Дураки они были бы, если бы подумали, что я пришла без оружия. А байкеры клуба "Лос лобос" уж в этом вопросе точно не дураки.

Ники Бако лежал на стойке с привязанными к лодыжкам руками, и веревки были скручены в подобие рукояти, как на тюке. Окровавленное лицо украсилось синяками, и эти травмы были куда свежее моих.

У меня пистолет оказался в руке, и я скорее почувствовала, чем увидела, как трое моих спутников рассыпались веером, так что мы стали как углы коробки, в каждом из которых оказалось по пистолету. Из своих углов мы взяли под наблюдение конкретный сектор зала, и нравимся мы друг другу или нет, но я твердо знала, что каждый, даже Олаф, за своим сектором проследит. Приятно быть в чем-то уверенной.

В мой сектор попала стойка с лежащим Ники, высокий бородатый мужчина с хвостом волос, переброшенным через плечо, два волка размером с пони и труп мужчины, таращившийся невидящими глазами в зал. Перерезанное горло напоминало орущий красный рот.

Периферийным зрением я заметила, насколько плотно набит зал телами. Энергия висела в воздухе удушающе густо. Услышав шум справа, я сделала три вещи одновременно: выхватила левой рукой "файрстар", наставила его на бородатого и стрельнула глазами в сторону шума. Очень кстати пригодилась моя тренировка в стрельбе левой рукой. Тяжелый скользящий звук повторился из-за стойки. А стойка была в моем секторе зала - мне, так сказать, играть этот мяч. Толпа подалась, как дрожащий прилив, собирающийся нас поглотить. Многих мы могли бы перестрелять, но их тут больше сотни, и если они бросятся все сразу, нам конец.

Страх стянул мне узлом живот, запульсировал в горле. Онемение прошло, смытое приливом адреналина и мускусным запахом волков. В этом тесном и темном зале волков было больше, кроме тех двух, что стояли передо мной. Я их чуяла. Снова стянуло живот, но не от страха. Метки, связывающие меня с Ричардом, с его стаей, снова ожили. Они загорелись возрожденным из искорки пламенем, ожидающим пищи, чтобы расти. Только этого не хватало. Ладно, это потом. Отвлекаться нельзя.

Мужчина с хвостом волос стоял и улыбался. Он был красив грубоватой красотой, тюремной татуированной красотой. Даже в полумраке глаза его мерцали волчьим янтарем, нечеловеческие глаза. Я знала, кто передо мной. Это был их Ульфрик, царь волков. Он стоял отдельно, а остальные волки топтались в стороне, подальше от центра зала, и все равно его сила перекрывала их силу. Она заполняла свободное место в зале, висела в воздухе, наэлектризованная грядущим громом.

Мне даже пришлось проглотить слюну, чтобы заговорить.

- Привет тебе, Ульфрик клана Лос Лобос. Что стряслось?

Он запрокинул голову и захохотал - от души, но смех закончился воем, от которого у меня мурашки по спине поползли.

- Отличный эффект, - сказала я. - Но я пришла сюда официально, по делу о расследовании убийств. Ты наверняка о них слышал.

Он повернул ко мне пугающе светлые глаза.

- Слышал.

- Тогда ты знаешь, что предмет расследования - не твоя стая.

Он небрежно положил руку на Ники, который тут же заскулил, хотя я не думаю, что это было действительно больно.

- Ники - мой варгамор. Если полиция хочет говорить с ним, сначала она должна спросить у меня.

Он улыбнулся настолько, что стали заметны его человечьи зубы. Ульфрик не показывал клыков.

- Прошу прощения. Единственная другая известная нам стая, имеющая варгамора, не требовала сначала обращаться к Ульфрику. Приношу свои извинения за мой недосмотр.

Я не знала, что хочет делать Ульфрик, но надеялась, что он не станет медлить, поскольку долго простоять с пистолетом в каждой руке мне сейчас было бы невозможно. Я тренировалась в стрельбе с левой руки, но все равно она оставалась слабейшей из двух, а от укуса мышцы на ней уже начали мелко дрожать. Или я смогу скоро ее опустить, или она затрясется.

- Если бы ты была из полиции, я бы эти извинения принял. Полиции мы всегда рады помочь. - При этих словах в плотно набитом зале послышались смешки. - Но я здесь ни одного полицейского не вижу.

- Я - Анита Блейк. Я истребительница вампиров и...

- Я знаю, как тебя зовут, - оборвал он меня. - И знаю, кто ты такая.

Последние слова мне не понравились. Они меня насторожили.

- И кто же я?

- Ты - лупа клана Тронос Роке, и ты обратилась за помощью к моему клану, не оказав чести ни мне, ни моей лупе. Ты вошла в мои земли без разрешения. Ты обратилась прямо к моему варгамору, и ты не принесла нам дани.

С каждым словом росла его сила, будто стоишь в теплой воде по шею и знаешь, что, если она сейчас прибудет, ты утонешь.

Зато теперь я поняла правила. Я его оскорбила, и это оскорбление я должна смыть. Я решила попробовать рассудительные оправдания, хотя мало верила в их успех. И правая рука стала уставать. Черт, и левая тоже! Та хреновина за стойкой громоздко шевелилась, и это было слышно. Судя по звуку, она побольше вервольфа.

- Я прилетела сюда по делу полиции. Я появилась в твоих землях не как лупа клана Тронос Роке. Я прибыла в качестве Аниты Блейк, истребительницы, и только.

- Но ты обратилась к моему варгамору.

Он шлепнул Ники по ляжке, и это, кажется, было больно, потому что Ники зажмурился и задергался, стараясь подавить вопль.

- Я только после разговора узнала, что Ники - твой варгамор. Мне никто не говорил, что в этом баре - твое логово. Ты Ульфрик, ты умеешь чуять ложь. И ты знаешь, что я говорю правду.

Он слегка кивнул:

- Ты говоришь правду. - Он посмотрел на карлика на стойке и потрепал его, как треплют по холке собаку, хотя обычно собака не вздрагивает и не пытается отодвинуться. - Но он знал, что он мой варгамор. Ники знал, что ты лупа другого клана. Это было одно время животрепещущей темой - человеческая лупа.

- Лупой часто называют подругу Ульфрика, - сказала я.

Он повернул ко мне взгляд золотистых глаз, и золото казалось ярче в обрамлении черных бровей.

- Ники согласился тебе помочь, но и после этого он не посоветовался со мной и даже не поставил меня в известность. - Он низко зарычал, и мурашки у меня на спине снова встрепенулись. - Я Ульфрик. Я здесь вожак!

Он залепил Ники пощечину, и из носа карлика потекла свежая кровь.

Мне очень хотелось остановить избиение - просто из принципа, но не настолько хотелось, чтобы за это умирать. Так что я стояла и смотрела, как течет кровь у Ники Бако. Мне это не нравилось, но я это допустила. Левую руку начинала сводить судорога. Либо надо было открывать огонь, либо убирать оружие. С вытянутыми так долго руками спина и грудь уже начинали болеть.

- Анита, - сказал Эдуард, и по интонации все было ясно. Он говорил, чтобы я поторопилась.

- Послушай, Ульфрик, я не хочу лезть в разборки чужой стаи. Я только пытаюсь сделать свою работу. Спасти от смерти ни в чем не повинных людей.

- Люди - штука забавная, - сказал он. - Секс и еда прямо в машине. Но человечиху не делают королевой!

Голос его взлетел на последнем слове. Вой толпы эхом ему ответил. Толпа шагнула еще ближе.

- Анита, - повторил Эдуард, и на этот раз в его голосе было предупреждение.

- Я над этим работаю, Эдуард.

- Работай быстрее.

- Ульфрик, ты расист, - заявила я.

- Что? - вытаращился он на меня.

- Я - человек, так что меня можно трахать, можно убивать, но нельзя признать равной себе? Ты расист и волчий шовинист.

- Ты приезжаешь на мою территорию, просишь помощи у моей стаи, не приносишь дани ни мне, ни моей лупе и еще обзываешься?

То ли он подал какой-то экстрасенсорный сигнал, то ли достаточно было его злости, но двое гигантских волков встали и двинулись, крадучись.

Левая рука у меня уже заметно тряслась. Тварь за баром бушевала и, судя по звуку, была здоровенной и свирепой. Левая совсем отказывала, а мне нужны были обе.

- Ты умрешь первым, Ульфрик, - сказала я.

- Чего? - Он вроде засмеялся при этом вопросе.

- Если они на нас кинутся, я тебя застрелю. Что бы после этого ни случилось, ты будешь мертв. И лучше останови своих волков-переростков там, где они сейчас.

- У тебя так трясется рука, что ты вряд ли кого убьешь.

Тут пришел мой черед смеяться.

- Ты думаешь, у меня рука дрожит, потому что меня совесть мучает при мысли тебя пристрелить? Мальчик, ты не на такую напал. Посмотри на мою правую, Ульфрик, - она не дрожит. У меня ходячий труп выкусил кусок левой руки пару дней назад, и она еще плохо работает, но можешь мне поверить - я куда целюсь, туда и попадаю. - Обычно в этом месте я гляжу жертве в глаза в упор, давая знать, что не блефую, но сейчас мне приходилось делить внимание между Ульфриком, его свитой и стойкой бара. - Сколько своих волков готов ты принести в жертву своей уязвленной гордости?

Он смотрел на меня очень пристально, и за хвастовством и гордыней виден был ум. Там, внутри, был кто-то, с кем можно договариваться. Иначе нам бы всем предстояло погибнуть. Не из-за дела, которым мы были заняты, а потому что когда-то я была подругой Ричарда. Глупо умирать из-за такого.

- Дань. Я требую дани от лупы клана Тронос Роке.

- Это в смысле - подарка? - уточнила я.

Он кивнул:

- Если подарок такой, как надо.

Если бы я приехала в Альбукерк с Ричардом и по личному делу, я бы знала, что должна принести дар местной стае. Обычно даром бывает свежеубитая добыча, драгоценности для лупы или что-нибудь мистическое. Смерть, драгоценности, магия. Никаких драгоценностей у меня не было, кроме ожерелья Леоноры, а я не знала, какое оно может оказать действие на кого-то другого. Насколько я знала, может даже и повредить. Так что оно останется у меня.

Я опустила левую руку. Во-первых, она так дергалась, что вряд ли я из этого пистолета могла бы во что-то попасть. Во-вторых, не имеет смысла наводить пистолет, если не собираешься убивать. В-третьих, просто рука заболела.

- Дай мне слово, что, если я поднесу тебе подходящий подарок, мы уйдем целыми и невредимыми.

- Ты поверишь слову рецидивиста, наркоторговца и главаря шайки байкеров?

- Нет. Но я поверю слову Ульфрика клана Сломанного Копья. Ему я поверю.

Существуют правила, и если он нарушит слово Ульфрика, то уронит свою репутацию. И так его позиция недостаточно крепка, если варгамор, хоть и сильный маг, но всего лишь человек, мог бросить вызов его власти. Он не нарушит своего слова, данного перед лицом всей стаи.

- Я, Ульфрик клана Сломанного Копья, даю тебе слово, что вы уйдете целыми и невредимыми, если ваш дар будет достойным.

Последние слова мне не слишком понравились.

- У меня не было времени заехать к "Тиффани" и прихватить подарок для той малышки. И охотиться по дороге из больницы сюда не получилось. Копы не любят, когда стреляют зверей в городе. Мистика сегодня мне мимо кассы.

- Значит, у тебя ничего стоящего нет, - сказал он несколько озадаченно, будто считал, что у меня какой-то подарок с собой есть.

- Дай мне посмотреть, что там за стойкой, и тогда я спрячу пистолеты и принесу дань.

Я попыталась убрать "файрстар", но левая так тряслась, что не получалось поднять полу блузки и сунуть его в штаны. Для этого нужны были две руки. Значит, надо получить возможность убрать в кобуру браунинг.

- Годится, - сказал он. - Монструо, встань, приветствуй нашу гостью.

Оно поднялось над стойкой, тощее и бледное, как восходящий полумесяц, потом показалось лицо. Женское лицо, один глаз неподвижен и сух, как у мумии. Вслед за одним лицом поднималось другое, потом третье... еще и еще - все коричневые и высушенные, как нитка чудовищного бисера, стянутая кусками тел, руками, ногами, толстая черная нить гигантскими стежками собрала все это вместе, а внутри заключалась магия. Оно поднялось до потолка, извиваясь гигантской змеей, таращась на меня. Голов этак сорок я насчитала, потом потеряла счет - или потеряла охоту считать.

Вервольфы отодвинулись, как отходящий прилив. Они боялись этой твари, и я их понимала.

- Твою мать! - послышался вздох Бернардо.

Олаф что-то произнес по-немецки - значит, он не следил за своим сектором зала. Только Эдуард промолчал, занятый своим делом - всегда бдительный. Надо было признать, что даже я, если бы вервольфы захотели на меня броситься, пока эта безумная змея поднималась надо мной, я бы промедлила. Слишком велик был ужас, чтобы осталось место для иных страхов.

Я оторвала взгляд от этой твари, посмотрела на Ники Бако, лежащего на стойке, связанного, окровавленного, с кляпом во рту. Послышался мой очень далекий голос:

- Ай-ай-ай, Ники, какой ты плохой мальчик.

Я заставила себя пошутить, хотя на самом деле мне хотелось приставить пистолет к его башке и снести ее к чертям. Есть вещи, которых никто не делает. Их просто нельзя делать.

- Теперь ты видишь, почему он еще жив, - сказал Ульфрик.

- Слишком силен, чтобы от него избавиться, - ответила я безучастно, будто думала в этот момент о чем-то другом.

- Я его использовал как угрозу. Он накладывал чары на волков, которые неправильно себя вели, и ты видишь, во что он их превращал. И сшивал их в этого Монструо. Но сейчас мои волки больше боятся его, чем меня.

Я только кивала, потому что не могла найти слов. Живые. Они были живые, когда Ники творил свою магию. У меня возникла действительно ужасная мысль. Иногда кажется, что оружие убирать неуместно, но мне нужны были руки для другого. Задрав блузку, я сунула браунинг в кобуру, хотя и не таким плавным движением, как если бы кобура была привычной. Но левой руки у меня сейчас почти не было. Пришлось поднимать блузку правой и очень осторожно засовывать "файрстар" в штаны. Но рука, даже будучи свободной, продолжала непроизвольно дергаться. Здесь я ничего не могла сделать, только ждать, пока само пройдет. Придерживая левую правой, я подошла к монстру.

Встав от него по другую сторону бара, я всмотрелась в одно из сушеных лиц. На нем рот был зашит наглухо, не знаю зачем. Я сделала несколько глубоких очистительных вдохов и почуяла запах трав, но в основном - что-то сухое, вроде дубленой кожи и пыли. Потом я протянула левую руку. Даже с бинтами и мышечными подергиваниями она по-прежнему сохранила в себе силу и была чуткой к магии. Многие для такого ощущения пользуются рукой получше, обычно той, которой не пишешь. Как это устроено у амбидекстров, одинаково пишущих обеими руками, - не знаю.

Из этой штуки выпирала весьма приличная сила, но стойка была широка, и у меня все болело, так что я не могла как следует сосредоточиться и получить ответ на вопрос, который был мне нужен. Опершись правой рукой, я вспрыгнула и села на стойку, потом встала на колени. На уровне моих глаз очутилось лицо - кажется, мужское, точно лицо сушеной мумии со светло-серыми волчьими глазами. Они смотрели на меня, и за ними что-то было. Ходячие мертвецы страха не проявляют. И я знала, что почувствую, еще когда протягивала руку к этому лицу. Сила Ники, как теплое одеяло из червей, поползла по моей коже. Такой неприятной магии я никогда не ощущала - нечистая, будто эта сила начнет разъедать тебе кожу, если не отодвинешься. Вот куда уходила энергия Ники и вот почему, сколько бы он ее ни собрал, ее всегда будет мало. Настолько негативной была магия, настолько пропитанной злом - как наркотик. Для достижения равнозначного эффекта нужно все больше и больше энергии, и все хуже и хуже она действует на заклинателя.

Я запустила собственную магию в это месиво - не придать ему силы, но ощупать. Я почувствовала холодное прикосновение какой-то души, и не успела отодвинуться, как моя сила побежала по этому столбу заключенной плоти, и души запылали у меня под веками холодным белым светом. Никто из его жертв не был мертв, когда Ники с ними это делал. И я не была до конца уверена, что они мертвы сейчас.

Открыв один глаз, я убрала руку. Сила Ники засасывала ее, как невидимый ил. Я вытащила руку с почти слышимым хлопком. Лицо зашевелило высохшим ртом и издало дважды сухой долгий звук.

- Спаси. Спаси.

Я проглотила наплыв тошноты и очень обрадовалась, что пропустила сегодня завтрак. На одном локте и коленях я подползла к Ники.

- Если это сжечь, души освободятся?

Он замотал головой.

- Ты можешь освободить эти души?

Он закивал.

Наверное, если бы на первый вопрос он ответил "да", я бы вытащила браунинг и пристрелила его. Но он мне был нужен, чтобы освободить эти души, и до моего отъезда надо было завершить еще и это дело. Однако сегодня я ничего не могла для них сделать, только уцелеть самой и, как это ни странно, оставить в живых Ники Бако. Такой вот иронический поворот жизни.

Я села на стойку и свесила ноги, прижимая больную руку к груди, ошеломленная огромностью этого зла. Я видала зло в этом мире - но такое было почти сверх возможного. Даже с зрелищем в больнице это было не сравнить. Те трупы ели хотя бы тела, но не души.

- У тебя вид такой, будто тебе явилось привидение, - сказал Ульфрик.

- Ты ближе к истине, чем сам думаешь, - ответила я.

- Где наш дар? - спросил он.

- Где ваша лупа? - ответила я вопросом.

Он погладил по голове волка, лежащего у его ног.

- Вот моя лупа.

- Я не могу поделиться даром с кем-то, кто в обличье зверя, - сказала я.

Он нахмурился, и видно было, что готов рассердиться.

- Ты должна нас почтить.

- Я это и собираюсь сделать.

Я закатала левый рукав блузки. Надо было снять ножны. Я развязала завязки, засунула лезвие, ножны между колен. Чудовище парило надо мной, взирая с любопытством, и это меня отвлекало. Сегодня мне их не спасти, а смотреть просто так мне не хотелось.

- Можешь ты велеть ему выйти?

Ульфрик глянул на меня:

- Боишься?

- Я чувствую души, взывающие о помощи. Это несколько отвлекает.

Он посмотрел на меня, и я увидела, как от его лица отхлынула краска.

- Ты всерьез!

Я улыбнулась, но невесело.

- Ты не знал, что он в эту штуку ловит души?

- Он так говорил, - сказал Ульфрик потише.

- Но ты ему не верил.

Ульфрик пялился на тварь, будто видел ее впервые.

- Кто ж такому поверит?

- Я поверю. - Я пожала плечами, тут же поняла, что не надо было, и добавила: - Но это моя профессия. Так ты не мог бы выслать это прочь?

Он кивнул и что-то быстро сказал по-испански. Тварь сложилась и поползла на руках, ногах, телах, как раздавленная многоножка. Я видела, как она скрылась в люке за стойкой. Когда последний сегмент исчез в дыре, я повернулась к Ульфрику. Он все еще был бледен.

- Бако - единственный, кто может освободить эти души. Не убивай его, пока он этого не сделает.

- Я не собирался его убивать, - ответил вожак.

- Не собирался, пока не поверил, на что он способен. Откуда мне знать, не овладеет ли вдруг тобой праведное возмущение и желание положить конец этому злу. Пожалуйста, не трогай его - или ты навеки обретешь их в таком виде.

Он сглотнул, будто с трудом удерживал съеденный недавно завтрак.

- Я его не убью.

- И хорошо. - Я правой рукой вытащила нож из ножен между колен. - Теперь станьте в кружок, мальчики и девочки, потому что этот фокус я показываю только один раз.

Общее движение - волки подались вперед. Я переглянулась с мальчиками, с которыми пришла. Они не убрали пистолеты, но направили стволы в пол или в потолок. Эдуард наблюдал за волками. Бернардо тоже, хотя и побледнел. А Олаф - за мной. Нет, он мне очень, очень не нравился.

- Я отдаю честь Ульфрику и лупе клана Сломанного Копья. Самый драгоценный из даров приношу я Ульфрику, но, не будучи истинной ликои, я не могу разделить этот дар с лупой в ее теперешней форме. За это я приношу свои самые искренние извинения. Если мне случится сюда вернуться, я подготовлюсь лучше.

Положив клинок на стол, я потянулась и достала из-за стойки чистый стакан - в такие толстые приземистые стаканы хорошо наливать скотч. Трудно было вернуться снова в сидячее положение, но я справилась, держа стакан в руке. Поставив его рядом с собой, я взяла нож, приложила острой стороной к левой руке, над самым запястьем, где бледная кожа была без шрамов. Они начинались чуть выше, где полоснули когти ведьмы-оборотня, слегка искривившие ожог от креста. Я надеялась, что на запястье шрама не останется, а останется - что ж, не первый.

Глубоко вдохнув, я полоснула лезвием по руке. Вздох пробежал по толпе ждущих вервольфов, скулеж вырвался из мохнатых глоток. Я знала, что мои действия вызовут такой эффект, и никак не среагировала на это, глядя только на свою руку и на свежий порез. Кровь показалась не сразу. Сначала была тонкая красная нить, потом выкатилась первая капля, и рана заполнилась кровью, которая потекла струйками по коже. Глубже получилось, чем я рассчитывала, но вышло как надо. Кровь выплескивалась из раны, но я сумела направить ее в стакан, над которым держала руку. Даже не надо было сжимать рану, чтобы ускорить кровотечение. Да, порез оказался намного глубже, чем я хотела.

Ульфрик придвинулся ближе, почти касаясь моих ног. Волчица, которую он представил как лупу, подошла обнюхать мое колено, и он ее стукнул, отмахнул тыльной стороной руки, как собаку, которая забыла свое место. И где эти феминистки, когда они нужны? Она припала на брюхо, скуля по-собачьи, объясняя, что ничего плохого не хотела, поджала хвост.

Больше никто не двинулся вперед. Было ясно, что если не делятся даже с лупой, то лучше не соваться.

Ульфрик все еще прижимался к моим ногам.

- Позволь мне пить из твоей руки.

Он смотрел на мою кровоточащую руку, будто я для него разделась. Его взгляд выражал что-то большее, чем секс, чем голод, и все же в нем было немножко и того, и другого. Я подняла руку, и кровь быстрыми красными ручейками с плеском потекла в стакан. Ульфрик следил за ней, как собака за куском.

Дело в том, что, если позволять лизать кровь прямо из раны, меня это отвлекает. Я связана метками с вервольфом и вампиром. Оба они от крови заводятся. И мысли, которые посещали меня, когда я с кем-то делилась кровью, слишком примитивны и слишком назойливы. Особенно сейчас, когда у меня щиты в дырьях. Я не могла рисковать.

- Достоин ли этот дар? - спросила я.

- Ты знаешь сама, что да, - ответил он с той хрипотцой, которая бывает у мужчин, когда в воздухе запахнет сексом.

- Тогда пей, Ульфрик. Пей. Пусть не пропадает.

Я пододвинула ему стакан с кровью. Он почтительно принял его двумя руками и стал пить. Я видела, как ходит у него кадык, когда он глотал мою кровь. Меня это должно было, наверное, как-то тронуть, но я осталась равнодушной. Снова вернулось оцепенение - далекое и почти уютное чувство. Пошарив под стойкой, я нашла пачку чистых салфеток и прижала к руке. Они тут же стали алыми.

Ульфрик пошел к стае с моей кровью в руках. Волки окружили его, стали трогать, гладить, просить поделиться. Он погрузил пальцы в почти пустой стакан и протянул волкам облизнуть.

Эдуард подошел ко мне. Он ничего не сказал, только помог мне зажать рану - вытащил из-под стойки еще салфеток и чистую тряпку, чтобы завязать. Мы встретились взглядами, и он покачал головой с едва заметной улыбкой.

- Вообще-то за информацию обычно платят деньгами.

- Деньги не интересуют тех, с кем я обычно имею дело.

Ульфрик вернулся ко мне сквозь толпу тянувшихся к нему вервольфов. Рот его был красен, борода намокла от моей крови. Поглядев на меня золотыми глазами, он произнес:

- Если хочешь говорить с Ники, он к твоим услугам.

- Благодарю тебя, Ульфрик.

Я спрыгнула со стойки, и Эдуарду пришлось меня подхватить, чтобы я не упала. Свежая кровопотеря на фоне старой - это было не совсем то, что мне нужно. Я махнула Эдуарду, чтобы он отошел, и он не стал спорить.

Эдуард вытащил у Ники кляп и отступил на шаг. Вервольфы отодвинулись, создав нам иллюзию уединения, хотя я знала, что каждый из них услышит даже наш самый тихий шепот.

- Привет, Ники! - сказала я.

Он только с третьей попытки сумел ответить:

- Анита.

- Я приехала до десяти.

Положив руки на стойку, я оперлась на них подбородком, чтобы ему не пришлось выворачивать голову. От этого движения заболела спина, но почему-то мне хотелось быть на уровне глаз Ники Бако. Импровизированная громоздкая повязка мешала, но я хотела держать руку поднятой вверх. Вблизи вид у Ники был еще хуже. Один глаз полностью закрылся, почернел и налился кровью. Нос вроде бы сломан, и при дыхании из него шли пузыри крови.

- Он слишком рано вернулся в город.

- Это я поняла. Ты очень плохо себя вел, Ники. Разозлить своего Ульфрика, устроить закулисную борьбу за власть, хотя ты всего лишь человек, даже не вервольф, и еще вот эта тварь. Это не вуду. Каким чертом ты это сделал?

- Магия постарше вуду, - ответил он.

- Что за магия?

- Ты вроде хотела говорить о монстре, который убивает невинных людей?

Голос его был сдавленным, полным боли. Вообще-то я противница пыток, но сейчас я не испытывала особой жалости к Ники. Я видела его создание, ощущала страдания его компонентов. Нет, не было у меня к Ники ни капли сочувствия. Никакой пыткой он не искупит то, что он сделал. Во всяком случае, при жизни. Ад может оказаться для Ники Бако очень скверным местом. Я верила, что у божества больше чувства справедливости и иронии, чем у меня.

- О'кей. Так что ты реально знаешь об этой твари?

Он лежал на стойке с привязанными к ногам руками, кровь текла изо рта, и говорил так, будто сидит за удобным письменным столом. Если не считан, время от времени стонов боли, которые несколько портили этот эффект.

- Я ощутил ее, кажется, лет десять тому назад. Ощутил, что она бодрствует.

- В каком смысле?

- Ты же это существо тоже ощутила разумом? - спросил он, и на этот раз я услышала в его голосе страх.

- Ага.

- Поначалу оно было вялым, будто спит или в оковах, давно уже дремлет. И с каждым годом оно становилось сильнее.

- Почему ты не сказал полиции?

- Десять лет назад в полиции не было ни ведьм, ни экстрасенсов. А я уже имел судимости к тому времени. - Он прокашлялся и сплюнул на стойку зуб и сгусток крови. Я непроизвольно подняла голову, и Ники пришлось чуть повернуть шею. - И что я мог им сказать? Что существует эта тварь, этот голос у меня в голове, и он крепчает. Я тогда еще не знал, что она может сделать. И что это вообще такое.

- И что же это?

- Это бог.

Я подняла брови.

- Когда-то его почитали как бога. И он снова хочет поклонения. Он говорит, что богам нужны приношения, чтобы выжить.

- И все это от голоса у тебя в голове?

- Мне эта тварь десять лет что-то шептала. А что ты узнала всего за несколько дней?

Я задумалась. Я знала, что оно убивает ради еды, не ради удовольствия. Хотя наслаждается бойней, это я тоже ощутила. Я знала, что эта тварь боится меня и хочет меня. Боится усиления противной стороны еще одним некромантом и хочет выпить мою силу. И выпила бы, не помешай ей Леонора.

- Почему оно начало убивать сейчас? Через десять лет?

- Не знаю.

- Почему оно одних рубит в куски, а с других сдирает кожу?

- Не знаю.

- Что оно делает с теми частями тела, которые уносит с места убийства?

За эти слова полиция меня не похвалила бы. Я сообщила детали расследования лицу, в расследовании не участвующему. Но я больше хотела получить ответы, чем соблюсти осторожность.

- Не знаю.

Он снова закашлялся, но ничего на сей раз не выплюнул. Отлично. Если бы он продолжал плеваться кровью, я бы встревожилась, нет ли у него внутренних повреждений. Убеждать стаю везти его в больницу мне не хотелось. Вряд ли бы вышло.

- Где оно?

- Я там никогда не был. Но я понимаю: то, что убивало людей, - это не бог. Он сам все еще заключен там, где очнулся. Все убийства совершали его слуги, а не он.

- Что ты говоришь?

- А то, что если ты думаешь, будто сейчас дело плохо, так ты еще ничего не видела. Я его ощущаю во тьме - он лежит как раздутая тварь, наполненная силой. Набравшись силы сполна, эта тварь восстанет, и тогда миру небо с овчинку покажется.

- Почему ты мне это раньше не сказал?

- Ты привела с собой полицию. Если ты меня им выдашь, я покойник. Ты видела, что я делаю. Даже присяжных не надо будет собирать.

Он был прав.

- Когда все это кончится, ты должен будешь разобрать это создание. Ты должен освободить эти души. Согласен?

- Когда снова смогу ходить. Согласен.

Я посмотрела на его ноги и увидела что-то, распирающее штанины. Кость ноги, сложный перелом. Господи Боже мой. Бывают дни, когда камнями можно кидаться во все стороны, и даже не знаешь, откуда начать.

- Есть имя у этого бога?

- Он себя называет Супругом Красной Жены.

- Это наверняка перевод на английский.

- Похоже, он знает то, что знают его жертвы. Когда он пришел ко мне, он говорил по-английски.

- Так что, ты думаешь, он давно там находится.

- Я думаю, он всегда там был.

- В каком смысле - всегда? Вечность или просто очень, очень долго?

- Я не знаю, сколько времени он там.

Ники закрыл здоровый глаз, будто устал.

- Ладно, Ники, о'кей. - Я повернулась к Ульфрику. - Он говорил правду?

Вервольф кивнул:

- Он не лгал.

- Отлично. Благодарю тебя за гостеприимство и, пожалуйста, не убивай его. Он нам может понадобиться в ближайшие дни, чтобы помочь убить эту тварь, не говоря уже о том, чтобы освободить души членов твоей стаи.

- Я его пока бить не буду.

Пожалуй, я приблизилась к желаемому результату: "Конечно, мы его отпустим и проследим, чтобы его больше не трогали".

- Отлично. Будем в контакте.

Когда мы шли к двери, Эдуард не отходил от меня. Руку он мне не предложил, но держался достаточно близко, чтобы подхватить меня, если я оступлюсь. Бернардо уже открыл двери, Олаф только смотрел, как мы идем к выходу. На ступеньках у двери я споткнулась, и Олаф поддержал меня под руку. Я посмотрела ему в глаза и там увидела не почтительность, не уважение, а... голод. Желание такое сильное, что оно перешло в физическую потребность, в голод.

Я высвободила руку, оставив у него на пальцах мазок крови. Эдуард оказался сзади, помогая мне удержаться. Олаф поднес пальцы ко рту и прижал, будто в поцелуе, но делал он то же, что делали вервольфы. Он попробовал мою кровь, и ему понравилось.

Монстры бывают разные, и почти все они жаждут крови. Кто для еды, кто для удовольствия, но ты в любом случае становишься трупом.

Поиск по сайту: