Глава двадцать третья. Мы прибыли. Каратели своего народа, убийцы собственных душ

Львов.

Мы прибыли. Каратели своего народа, убийцы собственных душ. Тяжелый рюкзак и плохое настроение, твердая земля под ногами, для которой мы- чужие. Мы, кто будет убивать коренных жителей. Поступают сообщения о дезертирстве, бегстве и недисциплинированности, что усугубляет наше положение. Но мне безразлично это все: я не хочу убивать. Я не могу.

Наши лагеря, размещенные в пригороде в местных детских лагерях, не изобилуют продуктами и хорошим расположением. До границы фронта считанные километры. В тишине ночи слышны канонады взрывов и тысячи гильз разлетаются в стороны от мертвых тел. Мы живем в обычном старом деревянной домике на окраине этого лагеря. Полуразрушенные деревянные стены и перекрытия, покрытые дешевыми обоями и пахнущей краской далеких времен, растрескавшийся потолок и искореженные веками окна. Пол, лакированный под советский образец, уже давно потерял первозданный блеск, а пара кроватей с выпрыгнувшими пружинами пришли в негодность. Здесь мы жили неделю под испепеляющими взглядами старших командиров, под гнетом собственных дум. Когда ночью проводился артобстрел, небо, обагренное розовыми отсветами взрывов, переливалось лазурью на горизонте. Словно завороженный ты мог наблюдать эти картины живой материи часами, но нас загоняли внутрь домиков. Мы жили впятером: я- старший по званию, Станислав, Иван, Борислав и Питер. Все они молоды и хотят жить. Питер был самый молодой и самый безбашенный. Я ненавидел его. Не знаю почему. Он глуп и молод, не понимает законы жизни. Он один из нас хотел воевать. Воевать впустую. Воевать за вакуум. Воевать ни за что. Но у него своя война. Питер- националист. Никчемные лозунги и бесцельная пропаганда.

Целую неделю мы учились по уставу, учились стрелять, учились уничтожать. Но нас не научили жить. Спираль войны, закручивающая в себя судьбы тысяч людей, затягивала все дальше и дальше. Я был командиром роты, наверное, потому что был самым старшим да и образование было. Другие, совсем мальчишки, первый раз державшие дуло ружей, тряслись на полигоне. Я знал, что если они и попадут в жерло сражения, то обязательно будут уничтожены, как яйца на завтрак. Мы- пушечное мясо. Но мы и управляем этими пушками. Наводили на цель из гранатометов и других орудий. Страшно представить как десятки тел, разрываемые муками боли, превращаются в пепел войны. Но, ведь, мы- люди, а не фениксы, у нас нет шанса возродиться и пройти жизненный путь сызнова. Нет. Мы смертны и это наш путь, предначертанный судьбой.

Я сумел связаться с Ритой, она в порядке, снимает репортаж об ополченцах, там много ее знакомых, говорит, что в безопасности. Мне страшно за нее. Пусть бережет себя. Сказала, что уедет сразу, как снимет сюжет вместе с родителями.

Завтра мы выезжаем на фронт. Зеленые мальчишки и зрелые офицеры будут делать одно и то же: калечить и умерщвлять тысячи людей, своих сограждан.

Прощай, совесть; прощай, свободная душа.

Поиск по сайту: