Барс Маукол

Жарким полднем по очень пыльной степной дороге неторопливой походкой шёл молодой барс-оборотень. Рубаха на нем была хоть и шёлковая, но уже подранная в нескольких местах. Штаны были хоть и кожаные, но с пузырями на коленях. Взгляд у молодца был рассеянный и скучающий, зато шаг бодрый и пружинистый. На поясе у путника висел одинокий тесак, а может и ятаган, так сразу и не разберёшь. Барс представлялся Мауклом, а проще – Майком, и по проезжей дороге предпочитал путешествовать в человеческом облике. Кто утверждает, что охотиться лучше в зверином обличье, тот ничего не понимает в охоте, - полагал Майк.

Вот впереди стали различимы клубы пыли, а значит, навстречу движется путник, а может и целый караван. Нет, все же не караван. Если приглядеться, то всего одна тележка, которую толкает тип в широкой соломенной шляпе. Кто там под шляпой, разглядеть не удаётся. «Неизвестность требует осторожности» - таково было жизненное кредо Майка. Поэтому походку свою барс укротил и сделал шаркающей и дерганной. Из кармана достал повязку с бурыми разводами и обмотал вокруг головы.

Дождавшись, когда тележка приблизится, Майк завопил как на базаре:

- О, почтеннейший, помогите ветерану, лишившемуся здоровья в боях за родину!

Обладатель соломенной шляпы споткнулся от неожиданности и выронил оглобли. Под шляпой обнаружился пожилой плотный бобр. Грозно шевеля усами, он набросился на Майка:

- Что ты орёшь, как резанный, прямо в ухо! А если бы я тележку опрокинул! Орут тут, понимаешь ли, - бурчал бобр, потихоньку остывая, - ты, что ли здоровье потерявший? По тебе так не скажешь – бродяга и бродяга…

- Вы не сомневайтесь, почтенный! Проявите милосердие, умираю от голода. Последствия жестоких ран не дают мне обернуться, чтобы поймать даже маленькую мышку.

- Ну ты, бедняга, - бобр расчувствовался, - на-ка тебе хлебца да рыбки. Рыбка, правда, немного того-с. Господа храмовники от неё нос воротили. А что вы хотите – трое суток по такой жаре до ближайшего водоёма. А ты бери, бери, она ещё ничего, хоть и попахивает.

- Спасибо, добрый путник! Теперь я знаю, что мы не напрасно проливали свою кровь! - на щеке барса сверкнула настоящая слеза.

Бобр тоже засопел смущённо:

- Ты, это, чего скажу, ветеран… в Храм иди! Там ветеранам почёт и уважение, и бесплатный прокорм. Если ты уже не боец по ранению, то может и храмовником станешь. Да ты туда, наверное, и направляешься, как я сразу не додумался, вот голова соломенная! Удачной дороги тебе, благочестивый воин. И да пребудет с тобою Великий Крис!

Путники разошлись.

Майк вновь шёл бодрым шагом, покусывая на ходу бутерброд с селёдкой. Вполне приемлемо. А голодный желудок ещё и не такое переварит. Про храм Криса он слышал уже давно, но пока не решил, стоит ли туда соваться.

Надо признать, что Майк хоть и выглядел взрослым оборотнем, очень мало понимал в ликантропской жизни.

Однажды фермер из Пограничья, то есть из тех человеческих земель, что граничат с ликантропскими, обнаружил на берегу довольно бурной речки, несущей свои воды с южных гор, молодого лика. Оборотень был в человечьем облике, но без одежды, мокр, весь в ушибах и ссадинах, с разодранным боком, и практически без сознания. Фермер проявил удивительную доброту – не прошёл мимо, не вызвал шерифа, а взял бедолагу к себе в дом, чтобы тот немного оклемался. Фермеру все было предельно ясно. Молодой барс на охоте оступился и упал в реку. Поскольку кошки плавают плохо, то успел перекинуться человеком, но горная речка его не выпустила, а протащила по всем своим каменьям и выплюнула в предгорьях. Хорошо, хоть жив остался.

Спасённый, по-звериному быстро, пришёл в себя. Пару деньков отлежался в сарае в виде огромной кошки невиданной здесь расцветки – пушистый белый мех с золотыми пятнами. Красив был, зверюга! Фермер даже предложил ему наняться в бродячий цирк, но паренёк проявил редкое здравомыслие:

- Если моя шкура столь уникальна, то я постараюсь пореже ее надевать, чтобы не дать ей сменить владельца.

И тут же признался фермеру, что какой-то из ударов по голове лишил его памяти настолько всеобъемлюще, что он не может вспомнить ни папу с мамой, ни злополучную охоту, ничего! Фермер сначала испугался – не кольценосец ли? Ходят среди людей легенды о беспамятных чудовищах, несущих бессмысленное и беспощадное разрушение, высасывающих жизнь из самой сути человеческой. Но найдёныш пока что кровь не сосал, рушить ничего не собирался, а наоборот, предложил наняться рабочим на ферму. Фермер ещё раз обалдел: где это видано, чтобы лики работали? Потом согласился, потому что на земле рабочие руки лишними не бывают, а этот барс молод и здоров.

Но не прижился Майк на ферме. И от работы не отлынивал, а все у него выходило криво и косо, без сноровки. Зато женский пол был от Майка без ума, и даже жена хозяина начала благосклонно поглядывать. А Майку это нравилось – ласковым котиком подойти поближе, глаза золотые, томные. Мужская работа ему не давалась, зато женщины сами ему предлагали кусочек повкуснее, одеяло помягче, работу полегче. На ферме народу немного – всего полтора десятка вместе с детьми и женщинами, потому майкову повадку быстро заметили, и мужики совсем было собрались уже намять бока незадачливому ухажёру. Майк, кошачьим своим чутьём уловив, что становится жарко, бежал с фермы, прихватив хозяйскую одежонку, которая ему глянулась, да оружие, да припасы.

Устремился он в сторону ликантропских земель, где по рассказам жили такие же, как он. Первые дни всего боялся – а вдруг поймают? Но потом осмелел, да и повезло – не заблудился, не угодил в лапы клановым охотникам, а выбрался на большую дорогу. А большая дорога – она для всех. Трактиров на дороге не было, зато встречались караван-сараи. Видно, был у Майка талант вызывать сочувствие, так что увечного лика не гнали, а давали несложную работёнку, а за это подкармливали. Крал Майк осторожно, только если его не заподозрить было, потому пойман ни разу не был. Так и путешествовал, вполне довольный миром и собой.

К вечеру Майка догнал небольшой караван. По дороге катилась настоящая повозка, сопровождаемая верховыми. Впереди ехал храмовник-вьорлинг.

Только рыси позволяли себе столь вызывающее поведение, как верховая езда. Ликантропские ортодоксы и законники утверждали, что использование лошадей противоречит заповеди Великого Криса: «Ни одно живое существо не должно владеть другим живым существом». Вьорлингсы возражали, что, наверное, Божественный Сокол говорил о разумных, и что это очевидно каждому, имеющему голову на плечах. И если бы вьорлингсы ездили на иппах и таврах, то претензии были бы оправданы, а простых лошадей и быков запреты не касаются. Вы ещё скажите, что их убивать нельзя! Здесь спор обычно переходил в другую плоскость, поскольку Великий Крис по доброте душевной второй заповедью запретил ликам убивать друг друга. Эта заповедь нарушалась постоянно от времен Криса и по сегодняшний день. О ней старались не упоминать всуе. Зато храмовники щедро включали это обвинение в смертные приговоры, поскольку не найти взрослого ликантропа, который бы в своей жизни никого не убил.

Завидев кавалькаду, Майк подался к обочине. Хоть он и размышлял уже, где бы ему заночевать, но храмовники обладают слишком большой властью, чтобы рядом с ними чувствовать себя безопасно. Однако не обошлось. Храмовник остановил лошадь рядом с Майком:

- Бобр сказал, что ты направляешься в Храм. Пойдёшь с нами.

Майк проклял настырного бобра вместе с его вонючей селёдкой. И ответил:

- Слишком велика честь для меня, ваше священство. Да и не поспеть мне, увечному, за вами.

Храмовник нахмурился:

- Полезай на козлы и не рыпайся. Я с тобой на привале поговорю.

Майк тоскливо оглянулся: «Похоже, влип. Бежать уже поздно, и страшно, потому что догонят и убьют», и полез на место рядом с кучером.

Ехали недолго, благо солнце уже клонилось к закату. Вскоре храмовник свернул на малую тропку, ведущую к купе деревьев. Под их сенью обнаружилось старое кострище и следы стоянки. Майк заметил, как храмовник усмехнулся, переведя взгляд с деревьев на него.

Предводитель соскочил с лошади, которую тут же увели рассёдлывать и поить. Свита его засуетилась, разворачивая лагерь, а сам вьорлинг удобно устроился на сухом пне и поманил Майка к себе:

- Ну, котёнок, иди сюда.

Майк мрачно встал перед ним.

- Имя?

- Маукол, Ваше священство.

- Не валяй дурака. Твоё полное имя и клан. Или ты изгнанник? Говорил, что ветеран? Где воевал? В каких частях? Молчишь? Отвечать! - храмовник все повышал голос, и последние слова он прокричал Майку в лицо.

- Ты лжец и шпион, - не дождавшись ответа, зло сплюнул вьорлинг, - и к утру твой труп украсит ближайшее дерево. Но сначала ты расскажешь, кто тебя послал!

Если вначале Майк просто оцепенел от страха, то сейчас от полной безысходности он уперся. Было в нем такое качество. Даже когда его брали с поличным, он ни в чем не сознавался, и иногда это выручало. Терять было уже нечего, и он заорал в ответ:

- Не шпион! Я правду говорю! Контузия у меня, головой ударился, потому и не помню ничего!

- Врёшь, что ветеран! У нас и войн-то не было последние годы, вот разве что с эльфами до союза.

- Не вру! Может и с эльфами, не помню я! Может я в плену был, пытали меня, памяти лишили! А вы сразу – шпион, повесить! А я кровь проливал! - Майка несло, он уже искренне чувствовал себя обиженным, несправедливо пострадавшим.

- Пытали, говоришь? А ну-ка, снимите с него рубаху.

Майка крепко взяли сзади за локти.

- Пустите, я сам, - хмуро проворчал он, и потянул рубаху через голову, - Ну?

- А действительно, парень, крепко тебе досталось, - через некоторое время подал голос один из стражей.

Майк заметил, что храмовник вот уже некоторое время размышляет о чем-то своём. Настроение вьорлинга ощутимо изменилось, и во взгляде появился некий интерес:

- Значит, эльфы пытали? - вкрадчиво поинтересовался он.

Майк осторожно кивнул. Он ещё не понял, что в его словах зацепило храмовника, но чувствовал, что сейчас лучше не спорить.

- Ну, ладно, одевайся. Завтра с тобой ещё кое-кто побеседует, тогда и решим.

Майк понял, что сегодня верёвка его не дождётся, и приободрился.

Ночью он внезапно пробудился от того, что земля ощутимо подрагивает. Со стороны дороги был слышан размеренный топот сотен ног, звякало железо, изредка раздавались резкие голоса. Майк приподнялся на локте и заметил храмовника, который, стоя спиной к костру, напряжённо всматривался в сторону дороги. На движение Майка он обернулся.

- Что там? – прошептал Майк

- Не твоё дело, котёнок. Спи, или хотя бы замри, чтобы я не отвлекался на тебя до утра.

Майк обиженно отвернулся. … А по дороге все шли и шли отряды, и казалось конца и края им не будет, печатая шаг неотвратимо и угрожающе, как бьёт прибой штормового моря. «Интересно, откуда я знаю о море?», - подумал Майк, засыпая под мерную поступь.

Утром дорога была пуста в обе стороны до горизонта.

Поиск по сайту: