Глава 13. «Пятница, восемь часов вечера, кабинет прорицаний на первом этаже

Глава 10

«Пятница, восемь часов вечера, кабинет прорицаний на первом этаже. Д.М.» - вот и все, что было написано на маленьком клочке пергамента, который ей принес благородный, черный, как ночь филин. Всем своим видом он напомнил Гермионе своего хозяина, такой же гордый и надменный. Он позволил ей отвязать письмо, но, когда она хотела погладить его, грозно ухнул, сверкнув желтыми глазищами, и, расправив свои могучие крылья, сорвался с узкого карниза и улетел прочь. Гермиона проводила его глазами и, захлопнув створки окна, развернула лист пергамента, прочла всего одну строчку, написанную угловатым разборчивым подчерком, и тупо уставилась в пустоту. Мерлин, на что она подписалась?! На частные занятия с Малфоем! И не просто занятия, а уроки оклюменции! Чем она думала, когда просила его об этом? Кажется, она тогда вообще не думала. Он сказал, что сообщит ей о месте и времени занятий, и она ждала этого почти целую неделю. С содроганием замирала, когда видела его в коридорах школы и на совместных занятиях, почти забывала, как дышать, когда ловила на себе его странные взгляды. Гермиона списывала все это на банальный страх, но теперь, когда держала в руках эту записку, она понимала, что через два дня ей предстоит полностью открыться перед своим пусть и бывшим, но врагом. И вот сейчас ей действительно завладел страх, и даже какая-то неконтролируемая паника.
Гермиона метнулась к письменному столу и, схватив перо, написала на обратной стороне пергамента всего два слова: «Я передумала». Она перечитала свой ответ раз двадцать, после чего, рьяно смяла бумажку и кинула ее в камин. Жаркие языки пламени в одну секунду уничтожили ее и продолжили гореть, как ни в чем не бывало. Гермиона опустилась на диван и заставила себя успокоиться. В последнее время она стала слишком эмоциональной и вспыльчивой, ей это совершенно не шло, и нужно было избавляться от этих новых черт своего характера. Гермиона встала и подошла к окну. Был вечер, и сумерки стремительно опускались на землю, скрывая за своей темнотой, изъяны этого мира. Она должна будет также скрыть все свои недостатки, страхи и секреты от ненавистного слизеринца и не позволить ему увидеть хоть что-нибудь стоящее на задворках своего разума. Она пойдет, и она покажет ему, что ничем не хуже его самого и остальных чистокровных снобов. Гермиона улыбнулась своему отражению в окне, которое уже начало проступать в неясной вечерней темноте и, взяв волшебную палочку с прикроватной тумбочки, отправилась на ужин.
Откуда ей было знать, что Драко Малфой в это же самое время метался в своей комнате, ругая себя за необдуманное решение позаниматься оклюменцией с грязнокровкой. Он не находил себе места, отчетливо понимая, что никогда уже не будет относиться к Грейнджер, как раньше, что никогда уже не сможет ненавидеть ее, как все предыдущие пять лет, что никогда уже он сам не будет таким, как прежде. Что-то кардинально поменялось в нем, что-то безвозвратно ушло и с треском сломалось, заставляя его по-другому посмотреть на этот мир и другими мерками померить все окружающее его. Он не знал, когда и как это случилось, но он точно знал, что Грейнджер сыграла в этом не последнюю роль. Он презирал ее за это и в то же время был благодарен за возможность видеть то, чего не видел раньше и чувствовать то, чего не чувствовал прежде. Драко знал, что на это у него есть немного времени, точнее почти совсем нет. Но все же эту малую толику чего-то нового и неизведанного, выпавшего на его долю, он никому не собирался отдавать и, раздираемый сомнениями своего вероломного решения, он искренне верил, что поступил правильно.

* * *
Гермиона сидела на парте в кабинете прорицаний, который больше походил на лес, чем на класс для занятий. Она пришла сюда ровно в восемь, но Малфоя не было, и она принялась ждать его. Прошло минут десять, но слизеринец так и не появился. Может он передумал? Или просто посмеялся над ней, сделав вид, что согласился учить ее? Гермиона соскользнула с парты и подошла к книжному шкафу, достала первую попавшуюся книгу и прочла название: «Звезды, и их роль в прорицаниях». Она улыбнулась, ведь это был кабинет Флоренца, а кентавры всю жизнь живут по звездам. Гермиона открыла книгу посередине и стала читать. Это был сущий бред, как ей показалось, и она вернула книгу на место. В этот момент дверь распахнулась, и Малфой вошел в кабинет. Он окинул Гермиону ничего не выражающим взглядом и сухо бросил:
- Привет.
- Привет, - ответила она и вновь ощутила знакомое чувство страха, но сразу же попыталась взять себя в руки.
- Ты не передумала? – спросил Малфой и сел на ту же парту, на которой несколько минут назад сидела Гермиона.
- Нет, - четко и слишком быстро ответила она.
- Ну, хорошо. Но сначала я хотел бы спросить, - он сделал паузу, и внимательно посмотрел на нее, она кивнула, и он продолжил, - зачем тебе это?
- Я хочу уметь защищать свой разум от проникновений извне, - ответила Гермиона и, подумав пару секунд, добавила, - потому что за последние две недели я несколько раз замечала, что кто-то копается в моей голове, - она посмотрела слизеринцу прямо в глаза и увидела в них отчетливое удивление.
- Ты серьезно? Но кто и зачем? – спросил он и, спрыгнув с парты, пошел в сторону Гермионы и остановился в паре метров от нее.
- Откуда я знаю? – ответила она вопросом на вопрос, - но хочу узнать и хочу уметь защитить себя, и поэтому обратилась к тебе. Но только не спрашивай откуда я узнала о том, что ты владеешь оклюменцией, - попросила Гермиона и сложила руки на груди.
- Черт с тобой, - ответил Малфой, и усмешка тронула его губы, - начнем? – спросил он.
- Да, пожалуй, - проговорила Гермиона, стараясь унять дрожь в своем голосе, он заметил это и вдруг сказал:
- Не бойся. Это, конечно, неприятно, но если ты действительно хочешь научиться, придется потерпеть, - он отошел от нее на несколько шагов и достал палочку из кармана мантии. Гермиона кивнула и тоже полезла за своим оружием.
- Приготовься, Грейнджер, - проговорил Малфой и поднял палочку, - Легилименс, - он смотрел ей прямо в глаза, а Гермионе казалось, что в душу. Из его палочки вырвался темный луч и полетел в ее сторону. Еще секунда, и серебряные глаза растворились. Она оказалась в большой светлой комнате, празднично украшенной и с огромным длинным столом, заставленным всякими вкусностями. Она увидела себя со стороны – маленькая девочка лет пяти с большими и счастливыми карими глазами сидит на высоком стуле и хлопает в ладоши. Рядом с ней стоит красивая молодая женщина и протягивает ей голубого плюшевого зайца, который больше, чем сама Гермиона. Она звонко смеется и смотрит в объектив фотоаппарата, которым ее фотографирует отец. В яркой вспышке вдруг появляется большая площадь, полная детей, и Гермиона стоит среди них с огромным букетом цветов в руках, и белоснежными бантами в каштановых волосах. Внезапно картинка пропадает, и она открывает глаза, вновь обнаруживая себя в кабинете прорицаний.
- Грейнджер, ты должна защищаться, - произнес совсем рядом голос Драко Малфоя, возвращая ее в настоящее, - ты можешь использовать защитные и блокирующие заклинания. Ты сама должна выгнать меня из своего разума и не позволить мне зайти дальше безобидных детских воспоминаний, - терпеливо объяснил Малфой.
- Да, - ответила Гермиона, - давай еще раз.
- На счет три. Раз, два, три… легилименс, - и снова темный луч врывается в ее открытое сознание, и она вскрывает странное письмо с зеленым вензелем на грязно-желтой бумаге. Она читает его и с непониманием смотрит на строгую высокую женщину, которая что-то объясняет ее испуганным родителям. Ровные черные строчки растворяются, и их сменяет необычная яркая улица с множеством магазинов и лавочек, она почти бежит по ней, в восторге рассматривая витрины и вывески. В следующий миг Гермиона оказывается в большом зале, полном народу, и она на ватных ногах подходит к кривому табурету, а та самая строгая женщина одевает ей на голову устрашающего вида шляпу, и та, подумав пару минут, отправляет ее на гриффиндор. Аплодисменты красно-золотого факультета стихают, и огромный зал с сотнями свечей исчезает за секунду, выбрасывая Гермиону на шесть лет вперед.
- Грейнджер, ты слышала, что я сказал? – спросил Малфой и опустил палочку, давая ей время прийти в себя.
- Да, но у меня не получается, - воскликнула Гермиона и устало оперлась о парту позади себя.
- Конечно, потому что ты даже не пытаешься, - проговорил слизеринец и зло сверкнул на нее своими серебряными глазами.
- Можно подумать у тебя все с первого раза получилось, - буркнула Гермиона.
- Сейчас речь не обо мне, Грейнджер, - бросил Малфой и добавил, - у меня нет времени возиться с тобой. Я уже говорил, будешь тупить, пойдешь учиться к кому-нибудь другому.
Гермиона нахмурилась, но ничего не ответила.
- Ладно, хватит для первого раза. Попробуй тренироваться сама, очищай свое сознание перед сном, - сказал Малфой, вспоминая советы и наставления своего учителя.
- Давай попробуем еще раз, - попросила Гермиона и отошла от парты, на которую облокачивалась.
- Ладно, последний раз, - согласился слизеринец, и на этот раз просто взмахнул палочкой без всяких предупреждений, использовав невербальное заклятие.
Конечно, она не ожидала, поэтому в следующую секунду оказалась в одной из кабинок туалета плаксы Миртл и с ужасом разглядывала шерсть на своих руках. Картинка начала расплываться от слез в ее глазах и пропала совсем, перенося Гермиону в запретный лес. Она держала за поводок огромного гиппогрифа и почти не дышала, пытаясь спрятаться в редкой листве многовековых деревьев. В следующий момент она оказалась в высоком зале со стройными рядами стеллажей, заставленных прозрачными пыльными шариками. Гермиона держала в руках волшебную палочку, как и все ее друзья, что стояли спина к спине плотным кольцом, готовые отражать атаку пожирателей смерти, которые направляли на них свои палочки. Прямо напротив нее стоял Люциус Малфой и что-то говорил Гарри приторно слащавым голосом, но она не могла понять что, как завороженная глядя в его серые глаза. В следующую секунду она увидела перед собой зеленую траву, что служила полом в этом странном кабинете и поняла, что стоит на коленях. Гермиона подняла голову и встретилась глазами с внимательным взглядом слизеринца. Точно такие же серые глаза, как в ее воспоминаниях минуту назад. Или не такие? Малфой молча смотрел на нее, и она никак не могла понять, что выражает его лицо.
- Всегда знал, что ты и Поттер замешаны в загадочном исчезновении этого гиппогрифа, - наконец заговорил он.
Гермиона ничего не ответила и поднялась с колен, отряхивая юбку. Малфой снова замолчал и посмотрел на наручные часы. Он хотел сказать ей что-нибудь обидное и неприятное на счет ее превращения в кошку, или какую-нибудь гадость по поводу ее неспособности к оклюменции, но слова почему-то застряли в горле. Гермиона тем временем убрала свою палочку, что на его взгляд было неосмотрительно рядом с ним. Или она уже настолько доверяла ему? С чего бы это? Она медленно подошла к нему и, остановившись на расстоянии пары шагов, тихо сказала:
- Сын не в ответе за отца, - карие глаза ласкали своей теплотой и нежностью, она смотрела на него ни за что не осуждая и даже пыталась оправдать его. Его! Мерлин, мир сошел с ума! Он только что видел не самые приятные моменты ее жизни и даже такие моменты, о которых лучше никому не знать, он видел, как его собственный отец поднимал палочку на ее лучшего друга и на нее саму. А она говорила ему, что он не в ответе. Бред какой-то. Или это просто и есть то новое, что вмешалось в его жизнь вместе с такой необычной и неординарной Грейнджер?
- Я приду в следующую пятницу, - проговорила она, заставляя его вынырнуть из собственных невеселых мыслей, и пошла в сторону двери.
- Во вторник, - сказал он и не нашел в себе сил, чтобы обернуться.
- Что? – не поняла она.
- Во вторник. Я не смогу в пятницу, - объяснил Малфой.
- Хорошо, - ответила Грейнджер, и он почувствовал, как она улыбнулась, - пока, - тихо добавила она и неслышно скрылась за дверью.
- Пока, - ответил он в тишину опустевшего без нее класса, и почему-то ему вдруг вспомнилась щекастая веселая девчонка с плюшевым зайцем в руках. Он улыбнулся, а сердце защемило так, что захотелось кричать. Наверное, сейчас он отдал бы все, что у него было, лишь бы стать свободным от своих оков и иметь возможность делать все, что захочется. Но у него ничего не было – это раз, и он до ужаса страшился своих желаний – это два.

Поиск по сайту: