Аннотация 7 страница. – Вообще-то я искал туалет, и никто меня не остановил

– Вообще-то я искал туалет, и никто меня не остановил.

– Чего вы хотите?

– Я думал, вы прокомментируете снимок. Дадите мне интервью.

– Вы все равно не напечатаете то, что я скажу.

– Почем вы знаете?

Может, сказать ему, чтобы уходил? – прикинул Валландер. Хотя, пожалуй, тут есть один шанс.

– Я хочу, чтобы при этом кто-нибудь присутствовал. Как слушатель.

– Как свидетель? – по-прежнему с улыбкой уточнил Тёрнгрен.

– У меня печальный опыт общения с журналистами.

– Пожалуйста. Можете пригласить хоть десяток свидетелей.

Валландер взглянул на часы. Двадцать пять восьмого.

– Могу уделить вам полчаса. Не больше.

– Когда?

– Прямо сейчас.

Они вошли в холл. Ирена сообщила, что Мартинссон уже на месте. Валландер попросил Тёрнгрена подождать, а сам направился к Мартинссону. Тот сидел за компьютером. Валландер коротко обрисовал ситуацию.

– Может, прихватить диктофон?

– Достаточно твоего присутствия. И постарайся запомнить, что я скажу.

Мартинссон вдруг засомневался:

– Ты не знаешь, о чем он собирается спрашивать?

– Нет. Но я знаю, что случилось.

– Ты только не кипятись.

Валландер удивленно посмотрел на него:

– У меня что, есть привычка высказываться не по делу?

– Срываешься иной раз.

Мартинссон прав, крыть нечем.

– Я это учту. Пошли.

Они устроились в небольшой комнате для совещаний. Тернгрен поставил на стол диктофон. Мартинссон сел в сторонке.

– Вчера вечером я говорил с матерью Эвы Перссон, – начал Тернгрен. – Они решили привлечь вас к суду.

– За что?

– За жестокое обращение. Что вы на это скажете?

– Ни о каком жестоком обращении не было и речи.

– У них на сей счет другое мнение. К тому же есть моя фотография.

– Хотите знать, что произошло?

– С удовольствием послушаю вашу версию.

– Это не версия. Это правда.

– Слова против слов.

Валландер со злостью осознал всю безнадежность своей затеи. Но на попятную идти поздно. И он рассказал, как было дело. Эва Перссон неожиданно набросилась с кулаками на свою мать. Он попробовал унять девчонку, да где там, как с цепи сорвалась. Тогда он и дал ей затрещину.

– И мать, и дочь утверждают, что было иначе.

– Но произошло все именно так.

– Девочка била родную мать? Трудно поверить.

– Эва Перссон созналась в убийстве. Ситуация была стрессовая. В таких обстоятельствах случаются весьма неожиданные вещи.

– Вчера Эва Перссон сказала мне, что ее принудили сознаться.

Валландер и Мартинссон воззрились друг на друга.

– Принудили?

– Так она сказала.

– И кто же ее принудил?

– Те, кто вел допрос.

Мартинссон не выдержал.

– Это уж чересчур, черт побери! – возмутился он. – Принудительными методами мы на допросах не пользуемся.

– Так сказала Эва Перссон. Она отказалась от всех своих показаний. И утверждает, что невиновна.

Валландер пристально смотрел на Мартинссона. Тот молчал. Сам комиссар вдруг совершенно успокоился:

– Дознание еще отнюдь не закончено. Эва Перссон связана с преступлением. И ее отказ от показаний ничего в деле не меняет.

– То есть, по-вашему, она лжет?

– Этот вопрос я оставлю без ответа.

– Почему?

– Потому что дело не закрыто и я не вправе разглашать тайны следствия.

– Но вы утверждаете, что она лжет?

– Я этого не говорил. Я только рассказал, как все было.

Валландер уже видел перед собой газетные заголовки. Однако не сомневался, что действует правильно. Сколько бы Эва Перссон и ее мамаша ни хитрили, это их не спасет. Даже если вечерняя газета напечатает в их поддержку тенденциозные сентиментальные репортажи.

– Девочка очень юная, – сказал Тёрнгрен. – Она заявляет, что в эти трагические события ее втянула старшая подруга. Вам не кажется, что это наиболее вероятно? Что Эва Перссон говорит правду?

Валландер быстро прикинул, не стоит ли сообщить правду о Соне Хёкберг. Случившееся с нею пока не предано огласке. Нет, нельзя. Тем не менее это давало ему преимущество.

– Что значит «наиболее вероятно»? – спросил он.

– Что все действительно было так, как говорит Эва Перссон. Что в эту историю ее втянула старшая подруга.

– Убийство Лундберга расследуете не вы и не ваша газета. Расследованием занимаемся мы. Разумеется, никто не может помешать вам делать собственные выводы и выносить суждения. Однако реальность, возможно, окажется совсем не похожей на ваши представления. Хотя вы, понятно, не отведете ей в газете так много места.

Валландер хлопнул ладонями по столу в знак того, что интервью закончено.

– Спасибо, что уделили мне время, – сказал Тёрнгрен и убрал диктофон.

– Мартинссон вас проводит. – Валландер встал.

Не подав газетчику руки, он вышел из комнаты. Сходил за почтой и все это время пытался проанализировать свой разговор с Тёрнгреном. Не упустил ли он чего? Может, что-то надо было сформулировать иначе? С почтой под мышкой он заглянул в кафетерий, налил себе кофе и направился в кабинет. Разговор с Тёрнгреном, пожалуй, прошел хорошо. Хотя, конечно, неизвестно, как интервью будет выглядеть в газете. Потом ему вспомнился врач, с которым он встречался накануне. Разыскав в ящике свои заметки, Валландер позвонил в Лунд, в судмедэкспертизу. К счастью, нужный человек был на месте, и он коротко информировал его о визите Энандера. Прозектор выслушал сообщение и все записал, пообещав связаться с Валландером, если новая информация каким-то образом отразится на уже проведенной судебно-медицинской экспертизе. На этом они закончили разговор.

В восемь Валландер встал: пора на совещание. Все уже собрались, в том числе Лиза Хольгерссон и прокурор Леннарт Викторссон. При виде прокурора Валландер ощутил всплеск адреналина. Многие наверняка бы пали духом, оказавшись на развороте вечерней газеты. И комиссар тоже испытал приступ слабости, вчера, когда ушел домой. Сейчас он был в боевом настроении, сел на обычное место и немедля взял слово:

– Как всем известно, вчера вечерняя газета напечатала фото Эвы Перссон, сделанное сразу после того, как я дал ей затрещину. И что бы там ни говорили сама Эва и ее мать, я вмешался, когда девчонка принялась бить свою мамашу по лицу. Чтобы привести Эву в чувство, я ее стукнул. И не особенно сильно. Но она потеряла равновесие и упала со стула. Так я и сказал журналисту, который тогда пробрался в управление и сделал этот снимок. Я встретился с ним нынче утром. В присутствии Мартинссона.

Он умолк, обвел глазами собравшихся. Лиза Хольгерссон как будто бы недовольна. Должно быть, сама хотела высказаться по этому поводу.

– Мне сообщили, что касательно данного инцидента будет назначено внутреннее расследование. Я согласен, – продолжал комиссар. – А теперь, думаю, надо обсудить более срочные дела: убийство Лундберга и случившееся с Соней Хёкберг.

Едва он замолчал, слово перехватила Лиза Хольгерссон. Выражение ее лица Валландеру не понравилось. Он не мог отделаться от ощущения, что она его предала.

– В нынешних обстоятельствах ты, естественно, не сможешь впредь допрашивать Эву Перссон, – сказала она.

Валландер кивнул:

– Даже мне это понятно.

Вообще-то я должен был сказать кое-что другое, подумал он. Что первоочередная обязанность шефа полиции – поддерживать своих сотрудников. Не вслепую, не любой ценой. Но когда полицейский говорит одно, а подозреваемый – другое. Ей же, видимо, удобнее опираться на ложь, а не на неудобную правду.

Викторссон поднял руку, нарушив ход его мыслей.

– Я, разумеется, буду тщательно следить за внутренним расследованием. Что же до Эвы Перссон, то, возможно, нам стоит отнестись к ее новым показаниям со всей серьезностью. Не исключено, что все было именно так, как она говорит, и преступление задумала и осуществила Соня Хёкберг, в одиночку.

Валландер не поверил своим ушам. Обвел взглядом стол, ища поддержки у коллег. Ханссон в клетчатой фланелевой рубашке сидел с отсутствующим видом, думая о своем. Мартинссон потирал подбородок, Анн-Бритт съежилась на стуле. Глаз никто не поднимал. И все-таки он решил, что они на его стороне.

– Эва Перссон лжет, – сказал он. – Правдивы ее первоначальные показания. И мы сумеем это доказать. Если постараемся.

Викторссон открыл было рот, хотел что-то добавить. Но Валландер не дал ему вмешаться. Он не был уверен, что всем известно то, о чем накануне вечером ему сообщила Анн-Бритт, и потому сказал:

– Соню Хёкберг убили. Судмедэксперты обнаружили на затылке трупа повреждения, свидетельствующие о сильном ударе. Возможно, этот удар и стал причиной смерти. Во всяком случае, она потеряла сознание, совсем или почти. А затем ее бросили под напряжение. Словом, не подлежит сомнению, что Соня Хёкберг была убита.

Он не ошибся: практически для всех это явилось полной неожиданностью.

– Хочу подчеркнуть, что речь идет о предварительном заключении, – продолжал Валландер. – Возможно, экспертиза выявит еще больше. Но и это уже много.

Собравшиеся молчали. Он чувствовал, что командование перешло к нему. Фото в газете раздражало его и придавало энергии. Но хуже всего, что Лиза Хольгерссон откровенно ему не доверяла.

Он еще раз детально подытожил факты:

– Юхан Лундберг убит в своем такси. На первый взгляд убийство с целью грабежа, задуманное и осуществленное второпях. Юные преступницы утверждают, что нуждались в деньгах. Правда, не для чего-то определенного. После нападения на шофера ни та ни другая не делают попыток скрыться. Мы их задерживаем, и почти сразу же обе сознаются в содеянном. Показания их совпадают, однако заметного раскаяния девицы не обнаруживают. Орудия убийства мы опять-таки нашли. Затем Соня Хёкберг убегает. Видимо, поступок был чисто импульсивный. Тринадцать часов спустя ее находят убитой на одной из трансформаторных подстанций «Сюдкрафта». Нам необходимо установить, как она туда попала. Почему ее убили, мы тоже не знаем. Одновременно происходит кое-что весьма примечательное: Эва Перссон отказывается от своих показаний. Теперь она все валит на Соню Хёкберг. И проверить новые ее показания невозможно, поскольку Соня Хёкберг мертва. Возникает вопрос: как об этом узнала Эва Перссон? Ведь вывод о том, что она об этом узнала, напрашивается сам собой. Однако информацию о гибели Сони гласности не предавали. Пока что ею располагает очень ограниченный круг людей, который был еще меньше вчера, когда Эва Перссон изменила показания.

Валландер умолк. В комнате повисла настороженная тишина: он поставил самые важные вопросы.

– Что делала Соня Хёкберг, улизнув из управления, – вот с чем надо разобраться, – сказал Ханссон.

– Нам известно, что до подстанции она добиралась не пешком, – заметил Валландер. – Хотя на сто процентов доказать это невозможно. Тем не менее будем считать, что она приехала на машине.

– А мы не слишком торопимся? – вставил Викторссон. – Ведь не исключено, что она была уже мертва, когда оказалась на подстанции.

– Простите, я еще не закончил, – сказал комиссар. – Но такую возможность, конечно, нельзя сбрасывать со счетов.

– Есть аргументы против?

– Нет.

– Но ведь тогда наиболее вероятно, что Хёкберг была уже мертва, когда ее отвезли на подстанцию, разве нет? Как можно объяснить, что она отправилась туда добровольно?

– Она знала человека, который ее отвез.

Викторссон покачал головой:

– Зачем ехать на расположенную в чистом поле подстанцию «Сюдкрафта»? Вдобавок под дождем? Разве это не доказывает, что убили ее предположительно в другом месте?

– Мне кажется, вы слишком торопитесь, – сказал Валландер. – Мы стараемся выявить все возможные варианты. Не выбирая. До поры до времени.

– Кто ее отвез? – вставил Мартинссон. – Выяснив это, мы узнаем, кто убийца. Но вопрос «почему» останется открытым.

– Ты тоже опережаешь события. Я думаю вот о чем, – сказал Валландер. – Эва Перссон, скорей всего, узнала о смерти Сони Хёкберг от самого убийцы. Или от того, кто знал, что произошло. – Он посмотрел на Лизу Хольгерссон. – Иными словами, Эва Перссон – ключ ко всему. Девчонка несовершеннолетняя, вдобавок лживая. Необходимо как следует прижать ее к стенке. Я хочу знать, откуда ей известно, что Сони Хёкберг нет в живых. – Он встал. – Поскольку же допрашивать ее будет кто-то из коллег, я пока займусь другими делами.

С этими словами комиссар вышел из комнаты, очень довольный собой. Конечно, уход по-детски демонстративный. Но если он не ошибается, сей поступок возымеет эффект. Допрашивать Эву Перссон наверняка поручат Анн-Бритт. А она знает, о чем нужно спрашивать. Ее инструктировать не нужно. Валландер взял куртку. Сам он тем временем попробует разобраться в другой проблеме, которая не дает ему покоя. В дальнейшем, как он надеялся, они сумеют с двух сторон подобраться к убийце Сони Хёкберг. Перед тем как покинуть кабинет, он вытащил из папки две фотографии и сунул в карман.

Выйдя из управления, комиссар не спеша зашагал к центру города. Есть в этой истории какая-то странность, которая все время его тревожила. Почему Соня была убита? Да еще так, что чуть не половина Сконе осталась без света? Вправду ли это случайность?

Он пересек Рыночную площадь, двинулся вниз по Хамнгатан. Ресторан, где Соня Хёкберг и Эва Перссон пили пиво, еще не открылся. Валландер заглянул в окно. Внутри кто-то был. Причем кто-то знакомый. Он постучал по стеклу. Человек за стойкой бара продолжал заниматься своим делом. Валландер постучал громче. Человек посмотрел на окно. Валландер помахал рукой, и он подошел ближе. А узнав комиссара, заулыбался и отпер дверь.

– Еще и девяти нет, – сказал он. – А тебе уже пиццу подавай?

– Вроде того. От чашечки кофе я бы не отказался. Мне надо с тобой поговорить.

Иштван Кечкеметь приехал в Швецию из Венгрии в 1956-м. За долгие годы он держал в Истаде разные рестораны. И когда Валландеру было некогда готовить обед, он ходил к Иштвану. Тот, правда, иной раз страдал излишней словоохотливостью, но Валландер ему симпатизировал. К тому же Иштван знал про его диабет.

В зале Иштван был один, но из кухни доносился стук: кто-то отбивал мясо. Откроются они только в одиннадцать. Валландер сел за столик в глубине зала. Дожидаясь, пока Иштван принесет кофе, он прикидывал, где девчонки в тот вечер сидели и пили пиво, прежде чем заказали такси. Иштван поставил на стол две чашки кофе.

– Редко заходишь. А если появляешься, то когда закрыто. Стало быть, нужна тебе не еда, а кое-что другое. – Иштван со вздохом развел руками. – Всем требуется помощь Иштвана. То из спортивных обществ звонят, то из благотворительных организаций. То человек, надумавший открыть кладбище для животных. Всем требуются пожертвования. И все обращаются к Иштвану. А взамен обещают рекламу. Но как рекламировать пиццерию на собачьем кладбище? – Он опять вздохнул. – Может, и тебе пожертвование требуется? Может, Иштван должен материально поддержать шведскую полицию?

– С меня вполне хватит, если ты ответишь на несколько вопросов, – сказал Валландер. – В прошлую среду ты был здесь?

– Я всегда здесь. Но с прошлой среды много воды утекло.

Валландер выложил на стол фотографии. В зале царил полумрак.

– Взгляни. Узнаёшь их?

Иштван отошел с фотографиями к барной стойке. Долго всматривался в снимки, потом вернулся за столик.

– Кажется, узнаю.

– Ты слышал об убийстве таксиста?

– Жуткое дело. Уму непостижимо. Вдобавок молоденькие такие. – И тут до Иштвана дошло: – Так это они и есть?

– Да. И в тот вечер они были здесь. Постарайся вспомнить, это очень важно. Где они сидели? Одни или с кем-то еще?

Валландер видел, что Иштван искренне желает помочь, напрягает память, и терпеливо ждал. Иштван взял фотографии и начал расхаживать по залу. Медленно, раздумчиво. Вспоминает своих посетителей, сообразил комиссар. На его месте я бы поступил точно так же. Главное, чтобы память не подвела.

Иштван остановился. У столика возле окна. Валландер встал, подошел к нему.

– По-моему, они сидели здесь.

– Ты уверен?

– Вполне.

– Кто где сидел?

Иштван заколебался. Валландер ждал. Иштван обошел вокруг столика, один раз, потом второй. И, словно меню, положил на скатерть фотографии Сони Хёкберг и Эвы Перссон.

– Ты уверен?

– Да.

Валландер видел, что Иштван морщит лоб, пытаясь вспомнить.

– Тем вечером мне бросилось в глаза что-то еще… – сказал он. – А запомнил я их потому, что усомнился, вправду ли одной из них исполнилось восемнадцать.

– Ей до восемнадцати далеко, – сказал Валландер. – Но это неважно, забудь.

Иштван кликнул некую Лайлу. Из кухни вперевалку притопала необъятная блондинка, буфетчица.

– Сядь сюда. – Иштван указал на стул, где сидела Эва Перссон.

– В чем дело-то? – полюбопытствовала Лайла.

Она говорила на сконском диалекте, и даже Валландер с трудом ее понял.

– Просто посиди, и всё, – сказал Иштван.

Валландер ждал. Иштван старался что-то вспомнить.

– Тем вечером мне бросилось в глаза что-то еще… – повторил он.

В конце концов он вспомнил и велел Лайле пересесть на другой стул.

– Они поменялись местами. Точно.

Лайла вернулась на кухню. Валландер сел на то место, где в начале вечера сидела Соня Хёкберг. Оттуда он видел стену и окно, выходящее на улицу. Зал ресторана был у него за спиной. Пересев, он оказался прямо напротив входной двери. А поскольку колонна и шпалера, отгораживающая отдельный кабинет, закрывали ресторан, ему был виден только один столик. На двоих.

– Вон за тем столиком никто не сидел? Может, кто-то пришел приблизительно в то время, когда девчонки поменялись местами?

Иштван задумался.

– А ведь верно. Пришел какой-то парень и сел там. Только я не помню, появился ли он как раз тогда, когда девчонки поменялись местами.

Валландер аж задохнулся:

– Ты можешь его описать? Знаешь, кто он такой?

– Раньше я никогда его не видел. Но описать могу, это нетрудно.

– Почему?

– Потому что он косоглазый.

Валландер не понял:

– В каком смысле?

– Китаец. Во всяком случае, азиат.

Комиссар задумался: он явно на подступах к чему-то важному

– Парень остался в ресторане, когда девчонки уехали?

– Да. Этак час еще просидел.

– Они как-то общались друг с другом?

– Не знаю. Я не заметил. Может, и общались.

– Не помнишь, как он расплатился по счету?

– По-моему, кредитной картой. Но я не уверен.

– Ладно, – сказал Валландер. – Счет можешь поискать?

– Я его уже отослал. Если не ошибаюсь, карта была от «Америкэн экспресс».

– Тогда давай поищем твою копию, – решил Валландер.

Кофе остыл. Он почувствовал, что не может усидеть на месте. Соня Хёкберг заметила кого-то в окно, думал он. И поменялась с Эвой местами, чтобы видеть его. А был это азиат.

– Что ты, собственно, ищешь? – спросил Иштван.

– Для начала пытаюсь понять, что произошло, – ответил Валландер. – Дальше я пока не продвинулся.

Попрощавшись с Иштваном, комиссар вышел из ресторана.

Косоглазый парень, думал он.

Внезапно его вновь охватило беспокойство. Он ускорил шаг. В самом деле, надо спешить.

К управлению Валландер подошел, с трудом переводя дух. Он знал, что как раз сейчас Анн-Бритт допрашивает Эву Перссон, потому и торопился. Надо непременно сообщить ей результаты визита к Иштвану и получить ответ на возникшие вопросы. Ирена вручила ему пачку записок насчет телефонных звонков, он не глядя сунул их в карман и позвонил в допросную, где Анн-Бритт работала с Эвой Перссон.

– Я уже заканчиваю, – сказала Анн-Бритт.

– Нет, погоди, – возразил комиссар. – Добавились кой-какие вопросы. Сделай перерыв. Я сейчас подойду.

Она поняла, что дело важное, и обещала выйти в коридор. Валландер нетерпеливо ждал, наконец она вышла. Без предисловий он рассказал про ресторан, про то, что девчонки менялись местами, и про парня, сидевшего за единственным столиком, который могла видеть Соня Хёкберг. Когда комиссар закончил, Анн-Бритт посмотрела на него с сомнением:

– Азиат?

– Да.

– Думаешь, это действительно важно?

– Соня Хёкберг пересела. Хотела видеть его глаза. Это наверняка что-то значит.

Анн-Бритт пожала плечами:

– Ладно, я с ней потолкую. Но о чем, собственно, надо спросить?

– Почему они поменялись местами? И когда? Внимательно следи, не врет ли девчонка. И еще: обратила ли она внимание на парня, сидевшего у нее за спиной?

– По ее виду очень трудно делать какие-либо выводы.

– Она настаивает на своей версии?

– Да. И молотком, и ножом Лундберга ударила Соня. Эва Перссон ни о чем заранее не знала.

– Чем она объясняет, что первоначально дала признательные показания?

– Говорит, боялась Сони.

– Почему?

– Тут она молчит.

– А она вправду боялась?

– Нет. Это ложь.

– Как Эва реагировала на сообщение о смерти Сони Хёкберг?

– Она замолчала. Но молчание было какое-то фальшивое. Плохо сыгранное. По-моему, она испытывала замешательство.

– То есть Эва ничего не знала?

– Похоже на то.

Анн-Бритт пора было вернуться к допросу. Она встала. Но в дверях обернулась:

– Мать наняла ей адвоката. Его зовут Клас Харриссон. Он уже подготовил иск против тебя.

Это имя Валландер слышал впервые.

– Молодой, честолюбивый адвокат из Мальмё, – добавила Анн-Бритт. – Он совершенно уверен в победе.

На миг комиссара охватила огромная усталость. Но уже в следующую секунду вернулась злость. Ощущение незаслуженной обиды.

– Ты выудила из нее что-нибудь такое, чего мы до сих пор не знали?

– Откровенно говоря, Эва Перссон кажется мне глуповатой. Она крепко держится за свои показания. За последнюю их версию. Ничего в них не меняет. Твердит одно и то же как заведенная.

Валландер покачал головой.

– Причины убийства Лундберга лежат глубже, – сказал он. – Я уверен.

– Надеюсь, ты прав. И дело вовсе не в том, что им понадобились деньги и ради этого они убили первого попавшегося человека.

Анн-Бритт вернулась к Эве Перссон, Валландер пошел к себе. Попробовал разыскать Мартинссона, но безуспешно. Ханссона тоже на месте не оказалось. Потом просмотрел Иренины записки. В основном звонили журналисты, но одно сообщение было от бывшей жены Тиннеса Фалька. Этот листок комиссар отложил в сторону, набрал номер Ирены, попросил ни с кем его не соединять. Через справочную выяснил телефон представительства «Америкэн экспресс». Позвонил, объяснил свое дело, и его соединили с некой Анитой. Она сказала, что для контроля должна перезвонить ему сама, так полагается. Валландер положил трубку, стал ждать. И только через несколько минут сообразил, что велел Ирене ни с кем его не соединять. Чертыхнулся и снова позвонил в «Америкэн экспресс». На сей раз контрольный звонок благополучно состоялся. Валландер изложил Аните свое дело и сообщил необходимые данные.

– Вы понимаете, что на это потребуется время? – спросила она.

– Главное, вы поймите, что дело крайне важное.

– Я постараюсь помочь.

Разговор закончился. Затем комиссар позвонил в автосервис. Мастер снял трубку лишь через минуту-другую. Услышав, во что обойдется ремонт, Валландер просто онемел. Но, как заверил мастер, машина уже завтра будет на ходу. Дорого стоят запчасти, а не работа. Валландер обещал забрать машину завтра, в двенадцать.

Некоторое время он праздно сидел за столом. Мысленно он был в допросной, где Анн-Бритт беседовала с Эвой Перссон. Ужасно досадно, что ему туда нельзя. Анн-Бритт порой недостает твердости, когда нужно прижать допрашиваемого к стенке. Нет, все-таки с ним обошлись несправедливо. И Лиза Хольгерссон откровенно выказала ему недоверие. Этого он ей не простит. Чтобы скоротать время ожидания, комиссар набрал номер жены Тиннеса Фалька. Она ответила почти сразу же.

– Мое имя Валландер. А вы Марианна Фальк?

– Как хорошо, что вы позвонили. Я ждала.

Голос у нее был звучный, приятный. Точь-в-точь как у Моны, подумал Валландер, и что-то вроде печали на миг сжало сердце.

– Доктор Энандер связался с вами? – спросила она.

– Да, я с ним говорил.

– Тогда вам известно, что Тиннес умер не от инфаркта.

– Пожалуй, вывод довольно рискованный.

– Почему? На него кто-то напал.

Она говорила очень уверенно. Валландер заметил, что ему стало интересно:

– Такое впечатление, будто вас это не удивляет.

– Что именно?

– Что с ним случилась беда. Что на него кто-то напал.

– Я и в самом деле не удивляюсь. Врагов у Тиннеса было предостаточно.

Валландер придвинул к себе блокнот и ручку. Очки он надел еще раньше.

– Каких врагов?

– Я не знаю. Но он всегда чего-то опасался.

Комиссар порылся в памяти, вспоминая подробности мартинссоновского отчета.

– Он ведь был консультантом по компьютерным технологиям?

– Да.

– Работа как будто бы неопасная?

– Смотря чем занимаешься.

– А чем занимался Фальк?

– Не знаю.

– Не знаете?

– Нет.

– И тем не менее думаете, что на него напали?

– Я хорошо знала своего мужа. Хоть мы и не смогли жить вместе. В последние годы он чего-то опасался.

– Но не говорил почему?

– Тиннес никогда понапрасну не болтал.

– Вы сказали, у него были враги.

– Это его собственные слова.

– Какие враги?

Она ответила не сразу:

– Я понимаю, вам странно, что я не могу сказать ничего конкретного. Хотя мы много лет прожили вместе и имеем двоих детей.

– Словом «враг» так просто не бросаются.

– Тиннес много разъезжал. По всему миру. Постоянно. Каких людей он встречал, я понятия не имею. Иногда он возвращался домой веселый. А иногда выходил из самолета в Стурупе встревоженный.

– Но ведь он, наверно, говорил что-то еще? Почему у него были враги? И какие именно?

– Он был скуп на слова. Но я же видела. Его беспокойство.

Валландер начал подозревать, что нервы у собеседницы на пределе.

– Вы хотели сообщить что-то еще?

– Он умер не от инфаркта. И я хочу, чтобы полиция расследовала, что именно произошло.

– Я записал все, что вы рассказали, – помолчав, ответил Валландер. – Мы свяжемся с вами, если будет нужно.

– Надеюсь, вы установите, что произошло. Мы с Тиннесом были в разводе. Но я по-прежнему любила его.

Положив трубку, Валландер рассеянно подумал: а вдруг и Мона по-прежнему любит его? Хотя и вышла за другого. Да нет, вряд ли. Интересно, любила ли Мона его вообще? Он раздраженно отбросил мысли о Моне, задумался о том, что сказала Марианна Фальк. Беспокоилась она, похоже, совершенно искренне. Но сказанное фактически ничего не проясняло. Кто такой Тиннес Фальк, до сих пор толком непонятно. Он отыскал отчет Мартинссона и позвонил в Лунд судмедэкспертам, невольно прислушиваясь к шагам в коридоре – не идет ли Анн-Бритт. На самом деле его интересовали прежде всего итоги допроса Эвы Перссон. Тиннес Фальк скончался от инфаркта. И то, что встревоженной жене мерещились вокруг покойного какие-то мифические враги, ничего не меняло. Он еще раз поговорил с патологоанатомом, который производил вскрытие, сообщил ему о разговоре с женой Тиннеса Фалька.

– Инфаркт нередко случается ни с того ни с сего, – сказал патологоанатом. – И Фальк скончался именно от инфаркта. Так показало вскрытие. И что бы ты ни говорил, раньше и сейчас, данного факта это не упраздняет.

– А травма головы?

– Он получил ее, ударившись об асфальт.

Валландер поблагодарил и положил трубку. На миг его что-то кольнуло. Марианна Фальк была уверена, что Тиннес Фальк чего-то опасался.

Потом он захлопнул папку с мартинссоновским отчетом. Нет у него времени ломать голову над людскими домыслами.

Сходил в кафетерий, налил себе кофе. На часах без малого полдвенадцатого. Мартинссона и Ханссона на месте по-прежнему нет, и никто не знает, где они. Валландер вернулся в кабинет. Еще раз перебрал Иренины записки. Анита, то бишь «Америкэн экспресс», пока молчит. Он подошел к окну, посмотрел на водонапорную башню. Там шумно ссорились вороны. Снова и снова он с тревогой думал об отъезде Стена Видена и не мог отделаться от ощущения, будто оказался последним в забеге, который не рассчитывал выиграть, но и последним быть тоже не хотел. Мысль была туманная. Однако он понимал, что его тревожит. Чувство, что время мчится прочь.

– Не может так продолжаться! – воскликнул он. – Вскоре должно что-то произойти.

– Ты с кем разговариваешь?

Валландер обернулся. На пороге стоял Мартинссон. Как из-под земли вырос. Во всем управлении он один ходит совершенно бесшумно.

– Сам с собой, – твердо произнес Валландер. – С тобой так не бывает?

– Если верить моей жене, я разговариваю во сне. Это ведь одно и то же?

– Ты чего хотел?

– Я проверил по нашим базам всех, кто имеет ключи от подстанции. Никто из них у нас не числится.

– Мы на это и не надеялись.

– Я попытался прикинуть, почему калитку взломали, – продолжал Мартинссон. – По-моему, тут есть только две возможности. Либо у взломщика не было ключа от калитки. Либо он хотел создать видимость чего-то такого, что нам пока непонятно.

– И что бы это могло быть?

– Почем я знаю? Хулиганство. Вандализм.

Валландер покачал головой:

– Стальную дверь отперли ключами. Насколько я могу судить, есть, пожалуй, еще один вариант: калитку взломал один человек, а стальную дверь отпер другой.

Поиск по сайту: