Аннотация 14 страница. Он бесшумно исчез тем же путем, каким явился

Он бесшумно исчез тем же путем, каким явился.

Утром в воскресенье 12 октября Валландер проснулся в девять. Спал он всего-навсего шесть часов, однако чувствовал себя вполне отдохнувшим. Прежде чем идти в управление, полчасика погулял. Дождя не было – чудесный погожий осенний день. Потеплело: плюс девять градусов. В четверть одиннадцатого комиссар вошел в управление и для начала заглянул в дежурную часть, спросил, как прошла ночь. Если не считать, что в церковь Девы Марии проникли воры, а сработавшая сигнализация обратила их в бегство, то все было на редкость спокойно. Патрули в штатском, дежурившие на Апельбергсгатан и Руннерстрёмсторг, опять же ничего особенного не заметили.

Валландер поинтересовался, кто из его коллег уже на месте.

– Мартинссон здесь. Ханссон за кем-то поехал. Анн-Бритт я пока не видел.

– Я тоже здесь, – послышалось за спиной. Валландер обернулся, а Анн-Бритт продолжала: – Я что-то упустила?

– Нет, – ответил комиссар. – Пошли ко мне.

– Сейчас. Куртку сниму и приду.

Валландер сказал дежурному, что надо послать машину в Лёдеруп и к двенадцати доставить сюда Роберта Myдина, объяснил дорогу и добавил:

– Машина должна быть гражданская. Это важно.

Он прошел к себе, а через несколько минут появилась Анн-Бритт. Выглядела она менее усталой, чем в последние дни. Надо бы спросить, как дела у нее дома, но, по обыкновению, он не был уверен, уместно ли задавать такие вопросы. Вместо этого сообщил, что Ханссон поехал за свидетельницей. И рассказал про парнишку из Лёдерупа, который, вероятно, поможет им добраться до содержимого фальковского компьютера.

– Я его помню, – сказала Анн-Бритт.

– По его словам, сюда приезжали ребята из Главного управления. Интересно, почему?

– Надо думать, в Стокгольме занервничали. Шутка ли, шведский гражданин сидит себе дома за компьютером и читает секреты американского министерства обороны.

– Странно, что я ничегошеньки не слыхал.

– Может, в отпуске был?

– И все-таки странно.

– Мне кажется, важные события мимо тебя не проходят.

Валландер вспомнил вчерашнее ощущение, что Ханссон что-то от него утаил, и хотел было спросить, но раздумал. Он не питал иллюзий. Как раз сейчас сопливая девчонка и ее мамаша обвиняют его в жестоком обращении. Обычно полицейские поддерживают друг друга. Но с другой стороны, если коллега сам создает себе проблему, все могут мигом от него отвернуться.

– Значит, ты думаешь, разгадка в этом компьютере? – спросила Анн-Бритт.

– Ничего я не думаю. Просто необходимо выяснить, чем занимался Тиннес Фальк. Похоже, в наши дни люди начинают создавать себе виртуальную личность.

Затем он рассказал о свидетельнице, за которой поехал Ханссон.

– Пожалуй, это первый человек, который хоть что-то видел, – заметила Анн-Бритт.

Она стояла, прислонившись к дверному косяку. Эта привычка появилась у нее недавно. Раньше, заходя к нему, она всегда садилась в кресло.

– Вчера вечером я попыталась поразмыслить. Сидела перед телевизором. Передавали какую-то развлекательную программу. Но сосредоточиться так и не сумела. Хотя мальчики спали.

– А твой муж?

– Бывший муж. Он в Йемене. Кажется. В общем, телевизор я выключила, пошла на кухню, налила себе бокальчик вина. И попробовала обдумать все случившееся. По самой простой схеме. Без лишних подробностей.

– Невыполнимая задача, – вставил Валландер. – Неизвестно ведь, что важно, а что нет.

– Ты сам учил меня пробовать снова и снова, нащупывая, что важно, а что не очень.

– И к чему ты пришла?

– Некоторые вещи можно считать неоспоримыми. Во-первых, не подлежит сомнению, что между Тиннесом Фальком и Соней Хёкберг существует связь. Решающее значение тут имеет электромагнитное реле. Вместе с тем хронология событий указывает на возможность, которой мы не учли.

– А именно?

– Может статься, Тиннес Фальк и Соня Хёкберг прямого касательства друг к другу не имели.

Валландер понял ее мысль. Это в самом деле может быть важно.

– Иначе говоря, по-твоему, они связаны косвенно. Через третье лицо?

– Возможно, мотив кроется совсем в другом месте. Потому что, когда Соня Хёкберг сгорела, Тиннес Фальк был уже мертв. Но тот, кто убил Соню, мог и похитить труп Тиннеса Фалька.

– Все равно мы не знаем, что ищем, – вздохнул Валландер. – Нет у нас связующего мотива. Нет общего знаменателя. Разве что все сидели в темноте, когда вырубилось электричество.

– Случайно или не случайно авария произошла как раз на самой важной трансформаторной подстанции?

Валландер кивнул на карту, пришпиленную к стене:

– Она ближе всего от Истада, откуда и отправилась Соня Хёкберг.

– Но мы ведь однозначно пришли к выводу, что она с кем-то связывалась. И уже этот кто-то отвез ее на подстанцию.

– Возможно, по ее просьбе, – негромко заметил Валландер. – Такой вариант тоже не исключен.

Оба молча смотрели на карту.

– Я вот думаю, не стоит ли начать с Лундберга, с таксиста, – сказала Анн-Бритт.

– Мы что-нибудь на него накопали?

– В наших базах данных он не числится. Кроме того, я побеседовала с его коллегами. И с вдовой. Никто слова дурного о нем не сказал. Водил такси, свободное время посвящал семье. Обыкновенный добропорядочный швед, чья жизнь оборвалась столь трагично. Вчера ночью, когда я размышляла об этом, мне вдруг показалось, что его жизнь прямо-таки чересчур добропорядочна. Ни единого пятнышка. Если не возражаешь, я еще покопаю насчет Лундберга.

– Согласен. Действуй. Нам непременно надо добраться до сути, до ядра, оно же наверняка существует. Дети у Лундберга есть?

– Двое сыновей. Один живет в Мальмё, другой – здесь, в Истаде. Я хотела сегодня повидать его.

– Правильно. Если мы сумеем точно установить, что Лундберг – жертва обыкновенного убийства с целью грабежа, это уже хорошо.

– Совещаться сегодня будем?

– В случае чего я дам знать.

Анн-Бритт ушла. Некоторое время Валландер обдумывал ее соображения. Потом сходил в кафетерий за кофе. На одном из столиков лежала газета. Он прихватил ее с собой в кабинет, рассеянно полистал. Неожиданно кое-что привлекло его внимание. Бюро знакомств с незатейливым названием «Виртуальная встреча» расхваливало себя и свои услуги. Валландер прочел рекламу. А затем без колебаний включил компьютер и составил объявление. Хорошо понимая, что если не сделает этого сейчас, то не сделает никогда. И никто не должен об этом узнать. Он сохранит анонимность сколько захочет. Ответы – если таковые будут – должны приходить на дом, причем без указания отправителя. Объявление комиссар постарался сформулировать как можно проще. «Полицейский, 50 лет, разведен, отец взрослой дочери, желает познакомиться, не ради женитьбы, но ради любви. Подпись: Лабрадор» (Старого Пса он забраковал). Один экземпляр он распечатал, а текст сохранил в компьютере. Отыскал в верхнем ящике стола конверт и марку. Надписал адрес, заклеил. Сунул конверт в карман куртки. А закончив, поневоле признал, что вообще-то здорово разволновался. Ответов он наверняка не получит. Или получит, но такие, какие впору только порвать в клочки. Однако волнение не унималось. Что да, то да.

В дверях появился Ханссон.

– Она здесь, – доложил он. – Альма Хёгстрём, зубной врач на пенсии. Наша свидетельница.

Валландер встал и следом за Ханссоном прошел в одну из небольших комнат для совещаний. Альма Хёгстрём сидела на стуле, на полу рядом с нею лежала овчарка, настороженно наблюдала за происходящим. Комиссар поздоровался. Ему показалось, что ради визита в полицию пенсионерка принарядилась.

– Очень рад, что вы нашли время зайти к нам, – сказал он, – хотя сегодня воскресенье.

Н-да, после стольких лет в полиции он по-прежнему выражается крайне церемонно.

– Если полиции нужна от гражданина информация, он конечно же обязан исполнить свой долг.

Она еще церемоннее, чем я, устало подумал Валландер. Диалог точь-в-точь как в старых фильмах.

Они не торопясь расспросили Альму Хёгстрём о том, что она видела. Вопросы задавал Ханссон, Валландер слушал, делал заметки. Свидетельница оказалась женщиной светлого ума, отвечала четко и ясно. Если была не уверена, так и говорила. А главное, хорошо помнила, в котором часу имел место тот или иной эпизод.

Темный автофургон она видела в половине двенадцатого. А время запомнила потому, что буквально секундой раньше посмотрела на часы.

– Давняя привычка, ~- сокрушенно сказала она. – И совершенно неистребимая. В кресле пациент под наркозом, а за дверью еще куча народу. Время вечно летело слишком быстро.

Ханссон попробовал показать ей фотографии разных автофургонов – вдруг она узнает машину? – и притащил с собой альбом, собственноручно составленный несколько лет назад, даже с приложением цветовой палитры из магазина красок. Теперь все это есть в соответствующих базах данных. Но Ханссон, как и Валландер, с трудом отказывался от давних привычек.

Потихоньку-полегоньку выяснили, что предположительно это был «мерседес». То ли черный, то ли темно-синий.

На номер она не обратила внимания. И не заметила, сидел ли кто-нибудь впереди. Зато видела какую-то тень за фургоном.

– Вообще-то ее заметила не я. А Честный, собака моя. Он навострил уши и уставился на машину.

– Тень, понятно, описать трудно, – сказал Ханссон. – Но может, вы все-таки что-нибудь вспомните? Например, кто это был – мужчина или женщина?

Альма Хёгстрём надолго задумалась, потом наконец ответила:

– Тень точно была не в юбке. И мне показалось, это мужчина. Хотя я, конечно, не уверена.

– Может, вы что-нибудь слышали? – вмешался Валландер. – Звуки какие-нибудь?

– Нет. Помнится, как раз тогда по шоссе проехало несколько автомобилей.

– А что произошло дальше? – спросил Ханссон.

– Мы продолжили прогулку. Обычным маршрутом.

Ханссон разложил на столе план города, и она показала свой маршрут.

– Значит, на обратном пути вы еще раз прошли мимо торгового центра? И фургона там уже не было?

– Да, не было.

– В котором часу вы там оказались?

– Приблизительно минут десять первого.

– Откуда вы знаете?

– Домой мы вернулись в двадцать пять первого. А от торгового центра до моего дома примерно пятнадцать минут ходу.

Она показала на карте свой дом. Валландер и Ханссон согласились с ней. Насчет времени она не ошибается.

– Однако тела на асфальте вы не увидели? – сказал Ханссон. – И собака не занервничала?

– Нет.

Ханссон обернулся к Валландеру:

– Странно как-то, а?

– Тело держали в морозильнике, – сказал комиссар. – Вероятно, поэтому запаха не было. Можно спросить у Нюберга. Или у кого-нибудь из кинологов.

– А я рада, что ничего не видела, – решительно объявила Альма Хёгстрём. – Подумать страшно: ездят тут всякие с трупами среди ночи.

Ханссон спросил, не видала ли она возле банкомата других людей. Но кроме нее, никого там не было.

Дальше разговор пошел о ее предшествующих встречах с Тиннесом Фальком.

Валландер с ходу спросил:

– Вы знали, что мужчину, которого регулярно видели, гуляя с собакой, звали Фальк?

Ответ его удивил:

– В свое время он приходил ко мне на прием. Зубы у него были здоровые, и приходил он редко. Но у меня хорошая память на лица и имена.

– Стало быть, вечерами он имел привычку прогуливаться? – спросил Ханссон.

– Я встречала его несколько раз в неделю.

– Одного? Или за компанию с кем-нибудь?

– Он всегда гулял в одиночестве.

– Вы разговаривали друг с другом?

– Раз-другой я поздоровалась. Но он не выказал желания пообщаться.

Ханссон исчерпал свои вопросы, посмотрел на Валландера, и тот взял инициативу в свои руки:

– Последнее время вы не замечали за ним ничего особенного?

– Что вы имеете в виду?

Валландер и сам толком не знал, как поставить вопрос.

– Он казался испуганным? Оглядывался по сторонам?

Альма Хёгстрём опять надолго задумалась:

– Пожалуй, я бы сказала наоборот.

– В каком смысле?

– В смысле испуга. По моему впечатлению, последнее время он был в хорошем настроении и полон энергии. Раньше, как мне казалось, он двигался тяжеловесно, даже как-то уныло.

Валландер наморщил лоб:

– Вы уверены?

– Как можно быть уверенным в том, что происходит в душе другого человека? Я говорю только о своих впечатлениях.

Валландер кивнул.

– Ну что ж, – сказал он, – большое вам спасибо. Возможно, мы снова свяжемся с вами. А если вспомните еще что-нибудь, не откажите в любезности, сразу же сообщите. Мы будем чрезвычайно признательны.

Ханссон пошел проводить свидетельницу. Валландер остался. Он размышлял о том, что она сказала напоследок. Итак, незадолго до смерти Тиннес Фальк был как будто в весьма хорошем расположении духа. Валландер покачал головой. Ничего не стыкуется, наоборот, разваливается.

Вернулся Ханссон:

– Я не ослышался? Собаку вправду зовут Честный?

– Да.

– Ну и имечко!

– Почему? Честный пес. Я слыхал клички и похуже.

– Да разве можно называть пса Честным?

– Как видишь, можно. И ничего противозаконного тут нет.

Ханссон покачал головой.

– Черный или темно-синий «мерс»-фургон, – помолчав, сказал он. – Полагаю, надо искать среди машин, которые числятся в угоне.

Валландер кивнул:

– И потолкуй с кем-нибудь из кинологов насчет запаха. Так или иначе теперь нам точно известно время. А в нынешних обстоятельствах это уже немало.

Валландер вернулся к себе. Было без четверти двенадцать. Он позвонил Мартинссону, рассказал о ночных событиях. Мартинссон слушал, не говоря ни слова. Комиссар начал злиться, но взял себя в руки и попросил Мартинссона поехать на Руннерстрёмсторг встретить Роберта Мудина. Ключи Валландер передаст ему внизу, в холле.

– Пожалуй, будет небесполезно посмотреть, как мастер одолевает защиту, – заметил Мартинссон.

– Повторяю: всю ответственность я беру на себя, – сказал Валландер. – Но я не хочу, чтобы Роберт был там один.

Мартинссон сразу учуял в голосе Валландера легкую иронию и перешел к обороне:

– Не каждый может, как ты, плюнуть на служебные инструкции.

– Знаю, – нетерпеливо ответил Валландер. – Ты, разумеется, прав. И все-таки я не пойду за разрешением ни к прокурору, ни к Лизе.

Мартинссон отправился на Руннерстрёмсторг. А Валландер вдруг почувствовал, что проголодался. День выдался погожий, и он пешочком прогулялся до иштвановской пиццерии, где и пообедал. У Иштвана было полно работы, так что ни о Фу Чжэне, ни о поддельной карточке поговорить не удалось. На обратном пути Валландер зашел на почту и отправил письмо в бюро знакомств, а затем двинул в управление, нисколько не сомневаясь, что никаких ответов не будет.

Едва он вошел в кабинет, как зазвонил телефон. Нюберг. Комиссар спустился этажом ниже и, войдя в кабинет криминалиста, сразу увидел у него на столе молоток и нож – орудия убийства Лундберга.

– Сегодня аккурат сравнялось сорок лет, как я служу в полиции, – проворчал Нюберг. – И сей нелепый юбилей, разумеется, пришелся на воскресенье.

– Раз ты так устал, взял бы да подал в отставку прямо сейчас! – в сердцах бросил Валландер. Он сам удивился: раньше он никогда не вымещал на Нюберге свое дурное настроение. Напротив, в общении с криминалистом, который был мастером своего дела, но отличался взрывным темпераментом, неизменно соблюдал осторожность.

Впрочем, Нюберг как будто бы не обиделся. Только с любопытством посмотрел на него:

– Мне казалось, перепадам настроений тут подвержен один я.

– Извини, я не хотел, – пробормотал Валландер.

Нюберг вспылил:

– Не хотел! Черт побери, не понимаю, почему люди так боятся выпустить пар?! Вдобавок ты прав. Я ведь только и делаю, что брюзжу.

– В конце концов, пожалуй, ничего другого и не остается, – тихо сказал Валландер.

Нюберг раздраженно придвинул к себе пластиковый пакет с ножом.

– Я получил заключение по отпечаткам пальцев. На ноже их оставили два человека.

Валландер тотчас заинтересовался:

– Эва Перссон и Соня Хёкберг?

– Совершенно верно.

– Значит, возможно, Перссон в этом пункте не лжет?

– Возможно.

– Ты полагаешь, стало быть, что насильственные действия осуществила Хёкберг?

– Ничего я не полагаю. Говорю, как есть: это возможно.

– А как насчет молотка?

– На нем только отпечатки Хёкберг. Других нет.

Валландер кивнул:

– Так, с этим ясно.

– Ясно и кое-что еще, – продолжал Нюберг, перебирая бумаги на столе. – Иной раз судебные медики способны превзойти самих себя. С почти стопроцентной вероятностью они сумели установить, что сначала в ход был пущен молоток, а затем – нож.

– Не наоборот?

– Нет. И не одновременно.

– Как же они ухитрились это установить?

– Я примерно могу себе представить. Но ты вряд ли поймешь мои объяснения.

– Выходит, Хёкберг могла поменять оружие?

– По крайней мере, я думаю, так оно и было. Нож, видимо, находился у Эвы Перссон в сумке. И когда он понадобился Хёкберг, она его получила.

– Прямо как в операционной, – мрачно сказал Валландер. – Хирургу подают нужный инструмент.

Некоторое время оба молчали, размышляя о зловещем сравнении. Затем Нюберг нарушил молчание:

– И еще одно. Не шла у меня из головы та сумка. Ну, которую нашли возле подстанции. Лежала она совершенно не на месте.

Валландер ждал продолжения. Хотя Нюберг в первую очередь умелый и дотошный криминалист, иной раз он выдвигал весьма неожиданные умозаключения.

– В общем, я съездил туда. Взял с собой сумку и попробовал бросить ее к забору, с разных позиций. Но безуспешно.

– Почему?

– Ты помнишь, как выглядит территория? Мачты высокого напряжения, колючая проволока, высокие бетонные опоры. Сумка все время где-нибудь застревала. Из двадцати пяти попыток удалась только одна.

– Значит, сумку специально отнесли к забору?

– Возможно. Только вот зачем?

– Естественно предположить, что сумку подбросили нарочно, чтобы ее нашли. Но может быть, не сразу.

– Выходит, расчет был на то, чтобы и труп опознали, но не сразу?

– Я тоже пришел к такому выводу. Но затем обратил внимание на весьма любопытный факт. Место, где лежала сумка, очень хорошо освещено. Один из тамошних прожекторов направлен аккурат туда.

Валландер уже сообразил, куда клонит Нюберг, но не стал его перебивать.

– Так вот, по-моему, сумка лежала там потому, что кто-то, стоя на свету, осматривал ее содержимое.

– И возможно, что-то нашел?

– Не исключено. Однако ж делать выводы – задача не моя, а твоя.

Валландер встал.

– Ну что ж, – сказал он. – Вполне возможно, ты прав.

Валландер поднялся по лестнице, заглянул к Анн-Бритт. Она сидела, склонившись над кипой документов.

– Будь добра, – попросил он, – свяжись с матерью Сони Хёкберг и узнай, известно ли ей, что Соня обычно носила с собой в сумке.

Он рассказал ей о разговоре с Нюбергом. Анн-Бритт кивнула и принялась искать телефон.

Комиссар не стал дожидаться. Его одолевало беспокойство, и он пошел к себе. Сколько же миль он отмерил по здешним коридорам за все эти годы? Из кабинета донесся телефонный звонок, и он ускорил шаги. Звонил Мартинссон:

– Думаю, тебе пора приехать сюда.

– Зачем?

– Роберт Мудин вправду сущий виртуоз.

– Что произошло?

– То, на что мы надеялись. Файлы открылись.

Валландер положил трубку.

Наконец-то дело идет к прорыву, думал он. Пришлось подождать. Но не зря.

Он взял куртку и вышел из управления.

Было без четверти два. Воскресенье, 12 октября.

Часть II
Глухая стена

Картер проснулся на рассвете, оттого что кондиционер вдруг отключился. Неподвижно лежа под простыней, он вслушивался в темноту. Стрекотали цикады. Где-то поодаль лаяла собака. Опять перебой с электричеством. Такое случалось в Луанде чуть не каждую ночь. Бандиты Савимби постоянно искали возможность устроить сбой в столичной энергосети. И кондиционеры тогда не работали. Картер не шевелясь лежал под простыней. Через считаные минуты в комнате будет нечем дышать. Вопрос в том, хватит ли у него сил встать, сойти вниз, в помещение под кухней, и запустить генератор. И вообще неизвестно, что хуже: шум от генератора или невыносимая жара, мало-помалу наполнявшая спальню.

Он повернул голову, взглянул на часы. Четверть шестого. Снаружи доносился храп одного из ночных охранников. Наверняка это Жозе. Впрочем, пока второй охранник, Роберту, не спит, опасаться особо нечего. Картер подвинул голову, привычно почувствовал под подушкой рукоять пистолета. Помимо ночной охраны и забора это, по сути, единственный залог безопасности. Если кто-нибудь из нетерпеливых грабителей, что прячутся во мраке, решится напасть. Он прекрасно понимал, что они попытаются до него добраться. Белый человек, состоятельный. В такой нищей, разоренной стране, как Ангола, преступность, естественно, цветет пышным цветом. Будь он одним из голодранцев, наверняка бы сам пошел на грабеж.

Нежданно-негаданно кондиционер снова заработал. Иной раз перебои были непродолжительны. Когда случались не по милости бандитов, а из-за технических неполадок. Линии-то старые. Проложенные португальцами еще в колониальные времена. Черт его знает, сколько лет прошло с тех пор без текущего ремонта.

Картер без сна лежал в темноте. Думал о том, что скоро ему стукнет шестьдесят. При той жизни, какую он вел, даже удивительно, что он достиг такого солидного возраста. А жизнь у него была бурная, переменчивая – и опасная.

Он откинул простыню, дуновение прохлады тронуло кожу. Просыпаться на рассвете он не любил. Часы перед восходом солнца – самые незащищенные. Остаешься наедине с темнотой и собственными воспоминаниями. Начинаешь взвинчиваться, возмущаться обидами и несправедливостями. Лишь мысленно сосредоточившись на грядущем отмщении, он успокаивался. Но к тому времени проходило несколько часов. Солнце поднималось над горизонтом. Ночная охрана затевала разговор, а вскоре доносился скрежет висячего замка, когда Селина отпирала дверь, входила на кухню и принималась готовить ему завтрак.

Он снова накинул на себя простыню. В носу защекотало – ну вот, не хватало только зачихать. Ненавистная штука. Собственные аллергии вызывали у него отвращение, были слабостью, которая достойна лишь презрения. В том числе и потому, что чихал он к месту и не к месту. Случалось, чиханье вынуждало его прервать доклад, поскольку говорить было невозможно.

Порой его донимала зудящая сыпь. Порой слезились глаза.

Картер натянул простыню поверх рта. И на сей раз вышел победителем. Чихать расхотелось. Перед внутренним взором потянулись минувшие годы. Множество событий, в результате которых он оказался здесь, в этом доме, в ангольской столице Луанде.

Больше тридцати лет назад он, молодой экономист, начал работать в Вашингтоне, в Международном банке реконструкции и развития. В ту пору его преисполняла вера в возможности Банка улучшить мир. Или хотя бы сделать его справедливее. Большие кредиты, в которых нуждались бедные страны и которые отдельные государства и частные банки в одиночку выделить не могли, стали поводом к созданию означенного Международного банка, учрежденного на конференции в Бреттон-Вудс. И хотя многие из его друзей по Калифорнийскому университету считали, что он ошибается и разумного разрешения мировых экономических проблем от Банка реконструкции и развития ожидать не приходится, Картер не отступил от своего выбора. Радикализма ему, как и другим его сверстникам, было не занимать. Вместе со всеми он ходил на демонстрации, в том числе и против войны во Вьетнаме. Однако никогда не верил, что гражданское неповиновение само по себе способно изменить мир к лучшему. Не верил и в малочисленные и слишком ограниченные социалистические партии. И пришел к выводу, что действовать надо в пределах существующих структур. Хочешь подорвать власть – держись к ней поближе.

Вдобавок у него был секрет. Именно поэтому он оставил Колумбийский университет в Нью-Йорке и перебрался в Калифорнию. Целый год он отслужил во Вьетнаме. В боевом подразделении, которое почти все время дислоцировалось под Анкхе, у стратегически важной дороги западнее Куинёна. За этот год он убил не одного вражеского солдата и вполне отдавал себе отчет, что ничуть об этом не сожалеет. Меж тем как сослуживцы напропалую увлекались наркотиками, он твердо соблюдал воинскую дисциплину. И непоколебимо верил, что уцелеет, ни в коем случае не вернется за океан в пластиковом мешке. Вот тогда-то, душными ночами, патрулируя в джунглях, он пришел к вышеупомянутому выводу: хочешь подорвать власть – держись к ней поближе, будь на ее стороне. И сейчас, когда он, дожидаясь рассвета, лежал в своей ангольской постели, его порой захлестывало то же ощущение. Что он опять в жаркой духоте джунглей и что тогда, тридцать лет назад, выбор был сделан правильно.

Вовремя смекнув, что скоро освободится пост представителя Банка в Анголе, Картер немедля освоил португальский. Карьерный взлет был скорым и головокружительным. Начальство оценило его потенциал. И хотя многие из претендентов превосходили его квалификацией или, по крайней мере, были специалистами более широкого профиля, желанный пост шефа ангольского представительства безоговорочно отдали ему.

Так он впервые оказался в Африке. Всерьез ступил на землю бедной, разоренной страны Южного полушария. Год солдатской службы во Вьетнаме он вообще в расчет не принимал. Там он был врагом, нежеланным пришельцем. В Анголе его ждали. На первых порах он только слушал, смотрел, учился, поражаясь оптимизму и достоинству, какие наперекор всему жили среди ужасающей нищеты.

Минуло почти два года, пока он понял, что то, чем занимается Банк, в корне ошибочно. Вместо того чтобы поддерживать страну на пути к независимости, облегчать восстановление разрушенной войной экономики, Банк, по сути, лишь способствовал обогащению богачей. Картер заметил, что, занимая пост, дающий власть, постоянно видит вокруг себя людей льстивых и вкрадчивых. За радикальными разглагольствованиями скрывались коррупция, трусость и плохо замаскированное своекорыстие. Конечно, были и другие люди – независимые интеллектуалы, кое-кто из министров, – которые тоже все это видели. Но сила была не на их стороне. И кроме того, никто их не слушал.

В конце концов ему стало невмоготу. Он пытался объяснить начальству ошибочность стратегии Банка. Только его не слушали, хотя он снова и снова ездил за океан и старался убедить руководство в своей правоте. Написал огромное количество докладных записок. Ответом неизменно было благодушное безразличие. Во время одного из таких визитов в Вашингтон он впервые почувствовал, что на него начинают смотреть косо, как на обузу, как на нежелательную персону. Однажды вечером, встретившись в джорджтаунском ресторанчике со своим старшим наставником, финансовым аналитиком по фамилии Уитфилд, который опекал его с университетских времен и помог получить пост в Анголе, Картер напрямик спросил: «Я в самом деле стал неудобен? Неужели вправду никто не понимает, что я прав, а Банк ошибается?» Уитфилд резонно ответил, что вопрос поставлен неверно. Прав Картер или нет, значения не имеет. Банк определил свою политику. И будет ее осуществлять независимо от того, ошибочна она или нет.

Следующей ночью Картер снова вылетел в Луанду. И во время перелета, пока сидел в удобном кресле салона первого класса, в его мозгу зрело очень важное решение.

Не одну ночь он затем провел без сна, но в итоге составил себе четкое представление о том, чего, собственно, хочет.

Вот тогда-то он и встретил человека, который убедил его, что он прав.

Впоследствии Картер думал, что важные моменты в жизни всегда представляют собой странную комбинацию осознанных решений и случайностей. Женщины, которых он любил, появлялись на его пути весьма необычным образом. И покидали его точно так же.

Знаменательная встреча произошла в Луанде мартовским вечером в середине семидесятых. В разгар периода бессонницы, когда Картер искал выход из своей дилеммы. В тот вечер его одолевало беспокойство, и он решил пойти в ресторанчик, расположенный неподалеку от набережной. В этот ресторанчик, под названием «Метрополь», он ходил потому, что практически не опасался встретить там кого-либо из служащих Банка, да и вообще людей из ангольской элиты. В «Метрополе» он чувствовал себя спокойно. Посетитель за соседним столиком, плохо говоривший по-португальски, никак не мог объясниться с официантом, который не владел английским, и Картер пришел на помощь.

Они разговорились. Собеседник оказался шведом, а в Луанду был приглашен как консультант проекта, связанного с модернизацией крайне отсталого государственного телевидения. Сказать по правде, Картер так и не сумел разобраться, чем этот человек заинтересовал его. Обычно он держал всех на расстоянии. Но почему-то случайный знакомый сразу же привлек его внимание. По натуре Картер был подозрителен и новых людей обычно встречал враждебно.

Уже после нескольких реплик Картер понял, что человек за соседним столиком, вскоре пересевший к нему, весьма умен. Не какой-нибудь там ограниченный технарь с узким кругом интересов, а начитанный интеллектуал, хорошо знакомый и с колониальной историей Анголы, и с нынешней сложной политической ситуацией в стране.

Шведа звали Тиннес Фальк. Свое имя он назвал на прощание, когда они далеко за полночь уходили из ресторана. Остальные посетители давно разошлись, только одинокий официант клевал носом за стойкой. На улице обоих дожидались машины. Фальк жил в гостинице «Луанда», и они условились встретиться снова завтра же вечером.

Поиск по сайту: