Аннотация 22 страница. – Она хотела остаться в Риге

– Почему?

– Она хотела остаться в Риге. А я хотел, чтобы она переехала сюда. Планы строил. Загородный дом. Собака. Другая жизнь.

– Может, планы были чересчур грандиозные, – задумчиво сказала она. – Приходится расплачиваться.

У Валландера возникло ощущение, что он сказал слишком много. Выдал себя. А может, и Мону, и Байбу. Но женщина, сидевшая чуть наискось от него, внушала большое доверие.

Потом она рассказала о себе. И ее история, в сущности, не очень-то отличалась от его собственной. Два неудачных брака, в каждом по ребенку. Прямо она не говорила, однако Валландер догадывался, что первый муж бил ее, нечасто, но достаточно, чтобы в конце концов стало невыносимо. Второй ее муж был аргентинец. Весьма эмоционально и не без самоиронии она рассказывала, как страсть поначалу вела ее правильным путем, а затем сбила с панталыку.

– Два года назад он исчез, – закончила она свою повесть. – Дал о себе знать из Барселоны, где сидел на мели, без денег. Я ему помогла, чтобы он по крайней мере сумел добраться до Аргентины. И вот уж целый год он молчит. Дочка, понятно, спрашивает.

– Сколько лет твоим детям?

– Александре – девятнадцать, Тобиасу – двадцать один.

В половине двенадцатого они расплатились. Валландер хотел рассчитаться за обоих, но Эльвира не позволила.

– Завтра пятница, – сказал он, когда они вышли на улицу.

– Вообще-то я никогда не бывала в Истаде.

Валландер думал попросить разрешения позвонить ей. Но все изменилось. Он толком не мог разобраться в собственных чувствах, однако ж она вроде как не нашла в нем особых изъянов. Пока что этого более чем достаточно.

– У меня есть машина, – сказала она. – Или могу приехать поездом. Если тебе удобно.

– Вообще-то я занят сложным расследованием. Однако даже полицейским не мешает отдохнуть.

Эльвира Линдфельдт жила в пригороде, в районе, застроенном виллами, в направлении Егерсру. Валландер предложил отвезти ее домой. Но она решила немного пройтись, а потом взять такси.

– Я люблю долгие прогулки и терпеть не могу бегать.

– Я тоже, – поддакнул Валландер. Но о причине, о своем диабете, не заикнулся.

На прощание они пожали друг другу руки.

– Было очень приятно познакомиться, – сказала она.

– Да, – ответил Валландер, – очень приятно.

Он провожал ее взглядом, пока она не исчезла за углом гостиницы. Потом сел в машину и поехал домой, в Истад. По дороге остановился, поискал в бардачке кассету. Нашел записи Юсси Бьёрлинга. И дальше ехал под музыку. Когда миновал съезд на Шернсунд, где обретался на своей ферме Стен Виден, подумал, что зависть, прежде донимавшая его, изрядно ослабела.

В половине первого он припарковался на Мариягатан. Поднялся в квартиру, сел на диван. Давненько на душе не было так радостно, как нынче вечером. Последний раз он испытывал сходные чувства, когда всерьез понял, что Байба отвечает ему взаимностью.

Немного спустя Валландер лег спать и заснул сразу, даже не вспомнив о расследовании.

Впервые отложил его на потом.

Утром в пятницу комиссар прибыл в управление полный неукротимой энергии. И первым делом снял наблюдение с Апельбергсгатан. Но дом на Руннерстрёмсторг оставил по-прежнему под надзором. Потом заглянул в кабинет Мартинссона – никого. Ханссон тоже пока не появился. Зато в коридоре ему встретилась Анн-Бритт. Выглядела она еще более усталой и приунывшей, чем обычно. Надо бы ее приободрить, однако в голову лезли сплошь фальшивые банальности.

– Телефонная книжка, – сказала она. – Ну, которую Соня Хёкберг обычно носила в сумке. Она так и не нашлась.

– А она точно была?

– Эва Перссон подтвердила. Маленькая черная книжка, перехваченная резинкой.

– Тогда можно считать, что тот, кто убил Соню и выбросил ее сумку, забрал книжку себе.

– Скорей всего, так.

– Любопытно, какие телефоны были там записаны. Какие имена.

Анн-Бритт пожала плечами. Валландер пристально посмотрел на нее:

– Как твои дела?

– Идут, – ответила она. – Только вот зачастую хуже, чем заслуживаешь.

Она вошла в свой кабинет и закрыла дверь. Валландер с минуту постоял в сомнениях. Потом все-таки постучал. Услышав ее голос, открыл дверь и вошел.

– Надо поговорить, – сказал он.

– Знаю. Извини, пожалуйста.

– За что? Ты сама сказала: зачастую дела идут хуже, чем заслуживаешь.

Он сел в посетительское кресло. В кабинете, как всегда, царил идеальный порядок.

– Надо как следует разобраться с этим изнасилованием, – продолжал комиссар. – Кстати, я еще не беседовал с матерью Сони Хёкберг.

– Она сложный человек, – сказала Анн-Бритт. – Горюет по дочери, конечно. И вместе с тем мне кажется, она боялась ее.

– Почему?

– Просто у меня такое ощущение. Я не знаю.

– А ее братишка? Эрик?

– Эмиль. Крепкий паренек. Хотя, разумеется, и для него случившееся – серьезная травма.

– В половине девятого у меня встреча с Викторссоном, – сказал Валландер. – А потом я, пожалуй, съезжу к ним. Полагаю, она уже вернулась из Хёэра?

– Они готовятся к похоронам. Все это сущий кошмар.

Валландер встал:

– Скажи, если захочешь поговорить.

Она покачала головой:

– Не сейчас.

В дверях комиссар обернулся:

– А что, собственно, будет с Эвой Перссон?

– Не знаю.

– Даже если виновной признают Соню Хёкберг, ее жизнь все равно испорчена.

Анн-Бритт поморщилась:

– Не уверена, что ты прав. По-моему, Эва Перссон из тех, кому все как с гуся вода. Как можно быть такой, для меня загадка.

Валландер призадумался над ее словами. Кой-чего он не понял, ну да ладно, после разберется.

– Ты Мартинссона не видела?

– Я встретила его, когда пришла.

– В кабинете его нет.

– Он у Лизы.

– Разве она приходит в такую рань?

– Они договорились заранее.

Что-то в ее голосе заставило Валландера насторожиться. Она с сомнением взглянула на него, потом сделала знак вернуться в кабинет и закрыть дверь.

– По какому же поводу?

– Иной раз ты меня удивляешь. Ведь все видишь и все слышишь. Ты опытный полицейский и знаешь, как мотивировать коллег. Но вместе с тем словно бы совсем слепой.

Валландера будто ударили под дых. Он молчал, ожидая продолжения.

– Ты всегда хорошо отзываешься о Мартинссоне. Он, мол, идет по твоим стопам. Вы успешно сотрудничаете.

– Я постоянно опасаюсь, как бы он не ушел в отставку.

– Он не уйдет.

– Мне он часто говорит об отставке. А ведь он в самом деле хороший специалист.

Анн-Бритт посмотрела на него в упор.

– Мне бы не стоило этого говорить. Но я скажу. Ты чересчур ему доверяешь.

– О чем ты?

– Он интригует у тебя за спиной. Как по-твоему, зачем он у Лизы торчит? Обсуждают, не пора ли тут кое-что обновить. Иными словами, не пора ли тебе уступить дорогу Мартинссону.

Валландер ушам своим не поверил:

– И каким же образом он интригует у меня за спиной?

Она сердито швырнула на стол нож для бумаги:

– Я тоже не сразу заметила. Но Мартинссон вправду интригует. Хитрый ловкач. Ходит к Лизе и жалуется на то, как ты ведешь расследование.

– Он считает, что я веду его неправильно?

– Так прямо он не говорит. Выражает легкое недовольство. Слабое руководство, странные приоритеты. Вдобавок он сразу побежал к Лизе и доложил, что ты думаешь привлечь на подмогу Роберта Мудина.

Валландер изумился:

– Я просто поверить не могу.

– А надо. Только надеюсь, ты понимаешь, что все это строго между нами.

Валландер кивнул. Боль под ложечкой усилилась.

– По-моему, тебе следует все это знать. Вот.

Валландер посмотрел на нее:

– Может, ты и сама думаешь так же?

– Я бы сказала. Напрямик. Без обиняков.

– А Ханссон? Нюберг?

– Я говорю о Мартинссоне. И больше ни о ком. Он рвется на трон.

– Но он же все время уверял, что даже не знает, хватит ли у него сил продолжать службу?

– Ты часто повторяешь, что надо смотреть вглубь, под поверхность, искать подоплеку. А Мартинссона всегда воспринимал поверхностно. Я заглянула поглубже. И увиденное мне не нравится.

Валландера словно парализовало. Утренняя радость исчезла без следа. Внутри нарастало бешенство.

– Я припру его к стенке, – сказал он. – Припру к стенке прямо сейчас.

– Вряд ли это разумно.

– А как прикажешь дальше работать с таким человеком?

– Не знаю. Но момент неподходящий. Начнешь разборку сейчас, только дашь ему новые козыри. Ты, мол, неуравновешен. И пощечина, которую ты влепил Эве Перссон, отнюдь не случайность.

– Вероятно, тебе известно и о том, что Лиза собирается отстранить меня от расследования?

– Это не Лиза, – с горечью сказала Анн-Бритт. – Это Мартинссон предложил.

– Откуда ты знаешь?

– У него есть слабое место. Он доверяет мне. Думает, я с ним заодно. Хотя я сказала ему, чтобы он прекратил копать под тебя.

Валландер встал с кресла.

– Ты все-таки повремени с разборкой, – повторила она. – Взгляни с другой стороны: раз я тебе об этом рассказала, у тебя есть преимущество. Вот и воспользуйся им в нужный момент.

Тут она права, подумал комиссар.

Он прошел прямиком к себе в кабинет. К возмущению примешивалась печаль. Пожалуй, он бы поверил, если бы речь шла о ком-то другом. Не о Мартинссоне. Только не о Мартинссоне.

От размышлений его оторвал телефонный звонок. Удивленный прокурор спрашивал, где он застрял. Валландер пошел в ту часть здания, где размещалась прокуратура. Лишь бы не встретить Мартинссона. Но тот явно уже сидел с Робертом Мудином на Руннерстрёмсторг.

Разговор с Викторссоном продолжался недолго. Валландер отключил все мысли о том, что рассказала Анн-Бритт, и коротко, четко доложил о ходе расследования: что удалось выяснить, по каким направлениям намерены действовать дальше. Викторссон задал несколько лаконичных вопросов. Но в целом никаких замечаний не высказал.

– Насколько я понимаю, прямых подозреваемых нет?

– Да.

– Что, собственно говоря, вы рассчитываете обнаружить в компьютере Фалька?

– Не знаю. Но, судя по всему, там кроется, по меньшей мере, некий мотив.

– Фальк занимался противозаконной деятельностью?

– Да нет.

Викторссон потер лоб:

– А вы вообще достаточно разбираетесь в таких вещах? Может, стоит подключить экспертов из Стокгольма?

– У нас работает местный эксперт. Но Стокгольм мы непременно информируем, это решено.

– Информируйте, и как можно скорее. Иначе ворчать начнут. Кстати, что у вас там за местный эксперт?

– Его зовут Роберт Мудин.

– Ну и как? Он знает свое дело?

– Лучше большинства.

Валландер сообразил, что вот только что совершил серьезную ошибку. Надо было сказать Викторссону все как есть. Что Роберт Мудин отсидел за хакерство. Но теперь уже поздно. Выбор сделан: он взял под защиту расследование, а не себя самого. Шагнул в западню, которая чревата для него личной катастрофой. Теперь-то ему уж точно не миновать отстранения от работы. А Мартинссон получит на руки полный комплект козырей и уничтожит его.

– Вы, конечно, в курсе, что ведется внутреннее расследование того прискорбного инцидента в комнате для допросов, – вдруг сказал Викторссон. – Есть заявление на имя инспектора по юридическим вопросам и судебный иск.

– Фотография извращает обстоятельства, – ответил Валландер. – Я защищал мамашу. Что бы она ни говорила.

Викторссон промолчал.

Кто мне верит? – подумал Валландер. Только я сам?

В девять комиссар вышел из управления, сел в машину и поехал прямиком к Хёкбергам. Без звонка, не предупредив о своем визите. Главное – убраться подальше из коридоров, где есть риск встретить Мартинссона. Рано или поздно это произойдет. Но пока рановато. Нет уверенности, что он сумеет сдержаться.

Валландер только-только вылез из машины, как в кармане зажужжал мобильник. Звонила Сив Эрикссон.

– Надеюсь, не помешала? – сказала она.

– Нет-нет.

– Я позвонила, потому что мне нужно с вами поговорить.

– В данный момент я вообще-то занят.

– Дело срочное.

Валландер вдруг сообразил, что она взволнована. Крепче прижал трубку к уху и отвернулся от ветра.

– Что-то случилось?

– Это не телефонный разговор. Лучше вам приехать.

Похоже, дело серьезное. Комиссар обещал приехать. С матерью Сони Хёкберг можно потолковать попозже. Он снова поехал в центр, припарковался на Лурендрейяргренд. Дул порывистый восточный ветер, холодало. Валландер нажал кнопку домофона. Дверь открылась. Сив Эрикссон ждала его. Он сразу заметил, что она напугана. Когда в гостиной пыталась закурить, руки у нее дрожали.

– Что случилось? – спросил Валландер.

Сигарета наконец раскурилась. Сив Эрикссон сделала затяжку и тотчас затушила сигарету.

– Вчера, – начала она, – я ездила к маме, в Симрисхамн. Засиделась там и осталась ночевать. Приехала сегодня утром и обнаружила…

Она оборвала фразу и стремительно вскочила с дивана. Валландер следом за ней прошел в кабинет. Она кивнула на компьютер:

– Я хотела взяться за работу, включила компьютер – и ничего. Сперва я подумала, что монитор выключен из розетки. А потом поняла.

Она жестом показала на экран.

– Простите, не понял.

– Кто-то стер все программы, все файлы. Жесткий диск пуст. Мало того… – Она подошла к шкафу, открыла дверцы. – Дискеты исчезли. Ничего не осталось. Ничего. Второй жесткий диск тоже пропал.

Валландер задумался:

– Может, вы не закрыли окно? На входной двери повреждений не заметили?

– Нет. Я все проверила.

– Ключи есть только у вас?

Она помедлила с ответом:

– И да, и нет. У Тиннеса были запасные ключи.

– Почему?

– Вдруг что случится. А я буду в отъезде. Но он никогда ими не пользовался.

Валландер кивнул. Он понимал ее испуг и волнение. Кто-то воспользовался ключами, чтобы проникнуть в квартиру. А человека, у которого эти ключи хранились, нет в живых.

– Где Фальк их хранил?

– Он говорил, что будет держать их в квартире на Апельбергсгатан.

Валландер опять кивнул. Вспомнил человека, который стрелял в него. А потом исчез.

Пожалуй, теперь ясно, что он искал в той квартире?

Запасные ключи Сив Эрикссон.

Впервые с начала расследования Валландеру показалось, будто он отчетливо видит взаимосвязь. Осмотрев входную дверь и окна, он убедился, что Сив Эрикссон не ошиблась. Тот, кто очистил ее компьютер, проник сюда, отперев дверь ключами. Комиссар рискнул сделать и еще один вывод: каким-то образом Сив Эрикссон тоже держали под наблюдением. Ведь завладевший ключами человек дождался удобного случая, чтобы нанести удар. Перед Валландером вновь проступили контуры тени, которая проскочила мимо него после выстрела в квартире Фалька. И вновь вспомнились слова Анн-Бритт, что ему надо быть осторожным. Его опять охватила тревога.

Они вернулись в гостиную. Сив Эрикссон по-прежнему нервничала, закуривала сигарету за сигаретой и тотчас тушила. Валландер решил пока не вызывать Нюберга. Сперва надо кое-что выяснить. Он сел на диван прямо напротив нее:

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет. Все это совершенно непонятно.

– Компьютеры у вас наверняка дорогие. Но вора они не интересовали. Он хотел добраться до их содержимого.

– Все пропало, – повторила она. – Абсолютно ничего не осталось. Все, чем я зарабатывала на жизнь, пропало. И запасной жесткий диск, я про него говорила, с копиями всех материалов, тоже исчез.

– Пароль у вас был? Для защиты от такой вот ситуации?

– Конечно был.

– Выходит, вор его знал?

– Каким-то образом он сумел его обойти.

– Значит, воришка не простой, а такой, что разбирается в компьютерах.

Она сообразила, куда он клонит и чему ищет объяснение:

– До этого я додуматься не успела. Слишком нервничала.

– Вполне естественно. Какой у вас был пароль?

– «Пирожок». Так меня звали в детстве.

– Кто-нибудь его знал?

– Нет.

– Даже Тиннес Фальк?

– Даже он.

– Вы уверены?

– Да.

– Вы нигде его не записывали?

Она подумала, потом сказала:

– На бумаге я его не записывала. Совершенно точно.

Валландер догадывался, что это может оказаться весьма и весьма важным, и осторожно продолжал:

– Кому было известно ваше детское прозвище?

– Маме. Но она почти в маразме.

– А еще кому?

– У меня есть подруга в Австрии. Она знает это прозвище.

– Вы с ней переписывались?

– Да. Но в последние годы перешли на электронную почту.

– И вы подписывали мейлы детским прозвищем?

– Да.

Валландер задумался.

– Я не знаю, как это делается, – сказал он. – Но предполагаю, что письма сохраняются в компьютере.

– Верно.

– Кто-то, имевший доступ к компьютеру, мог найти письма и увидеть ваше прозвище. А значит, мог и догадаться, что это пароль.

– Нет, это невозможно! Сперва надо узнать код, только тогда можно войти в компьютер и прочесть письма. Не наоборот.

– Именно это меня и тревожит. Раз кто-то влез в ваш компьютер и стер всю информацию.

Она упрямо покачала головой:

– С какой целью?

– На этот вопрос можете ответить только вы сами. И как вы понимаете, он очень важен. Что в вашем компьютере могло заинтересовать кого-то?

– Я никогда не работала с секретными материалами.

– И все-таки подумайте хорошенько.

– Да я и так знаю.

Валландер ждал, меж тем как Сив Эрикссон явно напрягала память.

– Нет, не было у меня ничего такого, – наконец сказала она.

– Может, там все-таки были материалы щекотливого свойства, просто вы не отдавали себе в этом отчета?

– Какого рода материалы?

– Вопрос не ко мне.

Помолчав, она ответила твердо и решительно:

– Я всегда ценила в жизни порядок. Это касается и моего компьютера. Я постоянно очищала его от лишней информации. И повторяю: с особо продвинутыми задачами не работала.

Минуту-другую Валландер размышлял, потом продолжил:

– Давайте потолкуем о Тиннесе Фальке. Вы с ним сотрудничали. Хотя нередко выполняли и разные задачи. Он никогда не пользовался вашим компьютером?

– С какой стати?

– Этот вопрос нельзя не задать. Фальк мог пользоваться здешним компьютером без вашего ведома? Ключи-то у него были, что ни говори.

– Я бы заметила.

– По каким признакам?

– По всяким. Не знаю только, достаточно ли вы технически подкованы, чтобы понять.

– Я подкован слабовато. Но для нас главное, что Фальк был подкован блестяще. Вы же сами говорили. Вдруг он просто не оставлял следов? Ведь все дело в том, кто ловчее – отслеживающий или заметающий следы.

– Но зачем бы он стал это делать?

– Может, хотел что-то спрятать. Как кукушка, которая подкладывает свои яйца в чужие гнезда.

– Зачем?

– У нас нет ответа. Однако ж кто-то мог подумать, что он поступил именно так. И теперь, когда Тиннес Фальк мертв, решил проверить, нет ли в вашем компьютере скрытой информации, какую вы рано или поздно сумеете обнаружить.

– Кому же это понадобилось?

– Вот и я думаю – кому?

Скорей всего, так и было, размышлял Валландер. Иного логического объяснения попросту нет. Фальк мертв. И по неведомой нам, но вполне определенной причине теперь устроена большая чистка. Что-то необходимо скрыть любой ценой.

Мысленно он повторил последнюю фразу. Что-то необходимо скрыть любой ценой. Вот в чем суть, вот в чем главный узел. Если удастся его распутать, все станет ясно.

Комиссар догадывался, что время не ждет.

– Фальк никогда не говорил с вами о цифре двадцать?

– А с какой бы стати?

– Прошу вас, ответьте: да или нет?

– Нет, насколько я помню.

Валландер набрал номер Нюберга, однако тот не ответил. Тогда он позвонил Ирене и попросил разыскать криминалиста.

Сив Эрикссон проводила его в переднюю.

– Сюда приедут криминалисты. Будьте добры, ничего в кабинете не трогайте. Возможно, там есть отпечатки пальцев.

– Не знаю, что теперь делать, – растерянно сказала она. – Все пропало. Вся работа разом исчезла.

Утешить ее Валландер не мог. И снова ему вспомнились слова Эрика Хёкберга насчет уязвимости.

– Вы не знаете, Тиннес Фальк был религиозен? – спросил он.

На ее лице отразилось неподдельное удивление:

– Даже намеков никаких не слыхала.

Вопросов у Валландера не осталось. Он обещал позвонить. Вышел на улицу, постоял. Прежде всего надо бы связаться с Мартинссоном. Но как быть? Выждать, как советовала Анн-Бритт? Или выложить ему все сразу? На миг комиссара захлестнула огромная усталость. Такое предательство! И свалилось как снег на голову. До сих пор не верится, что это правда. Хотя в глубине души он знал, что так и есть.

Время только-только близилось к одиннадцати. Ладно, разговор с Мартинссоном можно пока отложить. Глядишь, негодование остынет, и суждения станут трезвее, объективнее. Сейчас лучше навестить семейство Хёкберг. Попутно он вспомнил еще одно дело, о котором забыл, а связано оно было с первым его визитом к Хёкбергам. Заехал в видеопрокат, где намедни поцеловал замок. На сей раз ему повезло, он получил-таки кассету с тем фильмом, где играл Аль Пачино. Поехал дальше и вскоре припарковал машину возле дома Хёкбергов. Входная дверь открылась, прежде чем он нажал кнопку звонка.

– Я видел, как ты подъехал, – сказал Эрик Хёкберг. – Первый раз час назад, но тогда ты сразу опять отчалил.

– Кое-что случилось, надо было разобраться.

Они вошли в дом, объятый тишиной.

– Вообще-то я хотел поговорить с твоей женой.

– Она наверху. Отдыхает. Или плачет. Или то и другое разом.

Лицо у Эрика Хёкберга посерело от усталости, глаза были красные, воспаленные.

– Сынишка опять ходит в школу. И так оно лучше.

– Мы все еще не знаем, кто убил Соню, – сказал Валландер, – но очень надеемся схватить убийцу.

– Я считал себя противником смертной казни. Но теперь уже сомневаюсь. Обещай, что этот мерзавец и близко ко мне не подойдет. Иначе я не ручаюсь за последствия.

Валландер обещал. Эрик Хёкберг пошел наверх. Комиссар в ожидании прохаживался по гостиной. Среди гнетущей тишины. Минут через пятнадцать послышались шаги. Вернулся Эрик Хёкберг. Один.

– Она очень устала. Но сейчас спустится.

– Извини, разговор не терпит отлагательства.

– Да мы понимаем.

Оба молча ждали. Внезапно она возникла на пороге, вся в черном, босая. Рядом с мужем совсем маленькая. Валландер пожал ей руку, извинился за беспокойство. Она пошатнулась, села. Чем-то похожа на Анетту Фредман, подумал Валландер. Еще одна мать, потерявшая ребенка. Сколько же раз он находился в такой вот ситуации, вынужденный задавать вопросы, бередить мучительные раны.

Нынешняя же ситуация была вообще хуже некуда. Мало того что Соня погибла. Ему придется расспрашивать об акте насилия, который, возможно, произошел гораздо раньше.

Как бы поделикатнее начать? – думал он и в конце концов сказал:

– Чтобы поймать преступника, отнявшего у Сони жизнь, мы должны обратиться к прошлому. Есть одно событие, о котором мне необходимо узнать побольше. И вероятно, только вы можете рассказать, что, собственно, случилось.

Хёкберги внимательно смотрели на него.

– Давайте вернемся на три года назад. В девяносто четвертый или девяносто пятый. Вы не припомните, не случилось ли тогда с Соней что-нибудь необычное?

Женщина в черном говорила едва внятно. Валландеру пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, скажем, она пришла домой и выглядела так, будто с ней что стряслось. Была в синяках…

– Однажды она сломала стопу.

– Ушибла, – поправил Эрик Хёкберг. – Не сломала, а ушибла.

– Я имею в виду скорее синяки на лице или теле.

– Моя дочь ни перед кем в этом доме нагишом не появлялась! – неожиданно объявила Рут Хёкберг.

– Или, может, она была возбуждена. Либо подавлена.

– У нее вообще резко менялось настроение.

– Значит, ничего особенного вы не припоминаете?

– Не понимаю, почему ты задаешь такие вопросы.

– Он должен, – сказал Эрик Хёкберг. – Это его работа.

Мысленно Валландер поблагодарил его.

– Я не помню, чтобы она когда-нибудь приходила домой в синяках.

Комиссару стало невмоготу топтаться на одном месте:

– Мы располагаем сведениями, указывающими на то, что в означенное время Соня была изнасилована. Но в полицию она не заявила.

Рут Хёкберг вздрогнула:

– Это неправда!

– Она не говорила об этом?

– Что ее якобы изнасиловали? Никогда! – Рут беспомощно рассмеялась. – Кто смеет утверждать такое? Это ложь! Чистейшая ложь!

У Валландера возникло ощущение, что она все-таки что-то знала. Или догадывалась. Слишком уж резко возражала.

– Тем не менее многое говорит за то, что насилие действительно имело место.

– Кто смеет утверждать такое? Кто клевещет на Соню?

– К сожалению, этого я сообщить не могу.

– Почему? – резко бросил Эрик Хёкберг.

Видимо, накопившаяся ярость внезапно выплеснулась наружу.

– Тайна следствия.

– Что это значит?

– До поры до времени мы обязаны защищать своих информантов.

– А кто защитит мою дочь?! – выкрикнула Рут Хёкберг. – Она умерла. Ее никто не защитит!

Похоже, разговор выходит из-под контроля, подумал Валландер. Зря я не поручил это Анн-Бритт. Эрик Хёкберг успокаивал жену, она расплакалась. Н-да, сущий кошмар.

Немного погодя он все же сумел продолжить свои вопросы:

– Стало быть, она никогда не говорила, что ее изнасиловали?

– Никогда.

– И никто из вас не замечал в ней ничего необычного?

– Да разве ее поймешь?

– Вот как?

– Она была очень самостоятельная. Часто сердилась. Хотя, наверно, это свойственно всем тинейджерам.

– Сердилась на вас?

– Большей частью на младшего брата.

Валландер вспомнил свою единственную беседу с Соней. Она тогда жаловалась на брата, который вечно рылся в ее вещах.

– Давайте вернемся в те годы, девяносто четвертый и девяносто пятый, – сказал он. – Она приехала из Англии. Вы ничего не замечали? В смысле, ничего внезапного, неожиданного?

Эрик Хёкберг вскочил так стремительно, что даже стул опрокинул:

– Однажды вечером она пришла домой с разбитым лицом, рот и нос в крови. Было это в феврале девяносто пятого. Мы спросили, что случилось, но Соня отвечать отказалась. Одежда у нее была перепачкана, сама она явно испытывала шок. Мы так и не узнали, что произошло. Позднее она сказала, что упала и расшиблась. Теперь-то я понимаю, она лгала. Да, теперь, когда ты говоришь, что ее изнасиловали, я понимаю. Так чего ради мы-то сейчас врем, изворачиваемся?

Женщина в черном опять заплакала, пытаясь сквозь слезы что-то сказать. Валландер не мог разобрать слов. Эрик Хёкберг прошел в свой кабинет, сделав комиссару знак следовать за ним.

– От нее ты сейчас больше ничего не добьешься.

– Оставшиеся вопросы я могу задать тебе.

– Вам известно, кто ее изнасиловал?

– Нет.

– Но вы кого-то подозреваете?

– Да. Однако имя я назвать не могу.

– Это он убил ее?

– Вряд ли. Однако выяснение данного обстоятельства поможет нам понять случившееся.

Эрик Хёкберг помолчал, потом сказал:

– Был конец февраля. Шел снег. К вечеру все кругом побелело. А она шла домой, обливаясь кровью. Наутро в снегу виднелся кровавый след. – Казалось, им вдруг овладела та же беспомощность, что и женщиной в черном, которая сидела в гостиной и плакала. – Я хочу, чтобы вы поймали этого негодяя. Он должен понести наказание.

– Мы сделаем все возможное, – ответил Валландер. – Мы поймаем преступника, но нам нужна помощь.

– Ты должен понять ее, – сказал Хёкберг. – Она потеряла дочь. И для нее невыносимо думать, что еще раньше Соня стала жертвой такого ужасного надругательства.

Конечно, Валландер вполне ее понимал.

– Итак, конец февраля девяносто пятого года. Ты еще что-нибудь помнишь? Парень у нее тогда был?

– Мы никогда понятия не имели, чем она занималась.

– Ну, может, к дому подъезжали машины? Может, ты видел ее с каким-нибудь мужчиной?

Глаза Хёкберга опасно сверкнули.

– С мужчиной? Ты только что говорил о парне!

– Для меня это одно и то же.

– Значит, над ней надругался взрослый мужчина?

– Я же сказал, что не вправе отвечать на твои вопросы, – вздохнул Валландер.

Хёкберг махнул рукой:

– Я сообщил все, что знаю. А теперь мне надо вернуться к жене.

– Перед уходом я бы хотел еще разок взглянуть на Сонину комнату.

– Там все как раньше. Без изменений.

Хёкберг исчез в гостиной. Валландер поднялся наверх. В комнате Сони у него опять возникло то же ощущение, что и в первый раз. Эта комната принадлежала ребенку, а не почти взрослой девушке. Он открыл дверцу гардероба. Афиша на месте. «Адвокат дьявола». Кто же этот дьявол? – подумал он. Тиннес Фальк повесил вместо иконы собственный портрет. А на дверце Сонина гардероба пришпилен дьявол. Однако Валландер никогда не слыхал, чтобы истадские юнцы увлекались сатанизмом.

Он закрыл дверцу. Смотреть больше не на что. Собрался уходить, и тут на пороге появился мальчик:

Поиск по сайту: