Аннотация 17 страница. Неожиданно деревни кончились

Неожиданно деревни кончились. На снимке – поле боя. Давнее. Растительность гуще, зеленее. Упавший вертолет лежит на боку, словно гигантское раздавленное насекомое. Брошенные пушки целятся в незримого врага. На всех кадрах только оружие. Людей нет, ни живых, ни мертвых. Даты, названия населенных пунктов, и больше ничего. Дальше две страницы радиомачт. Иные снимки нечеткие.

Потом вдруг групповая фотография. Валландер попытался разглядеть лица девятерых мужчин, стоящих возле чего-то похожего на бункер. Девятеро мужчин, мальчик и коза. Судя по всему, коза забрела в кадр откуда-то справа. Когда фотограф нажал на спуск, один из мужчин пытался ее прогнать. Мальчик глядит прямо на зрителя. Смеется. Семеро мужчин – чернокожие, двое – белые. Чернокожие улыбаются, белые серьезны. Валландер повернул альбом к Марианне Фальк, спросил, знакомы ли ей белые мужчины. Она отрицательно покачала головой. Рядом нечитабельное название места и дата: «Январь 1976 г.». К тому времени Фальк уже давным-давно закончил установку радиомачт. Возможно, он приехал вторично, проверить, стоят ли они как надо. Вернулся в Анголу. Или не уезжал оттуда? Вообще-то он вполне мог оставаться там все четыре года. Хотя о его работе ничего не известно. И никто не знает, на что он живет. Валландер перевернул страницу. Фотографии Луанды. Сделанные месяцем позже, в феврале 1976-го. Кто-то выступает с речью на стадионе. Народ с красными вымпелами. Знамена. Наверно, размахивают ангольскими флагами, подумал комиссар. Отдельные люди Фалька по-прежнему не интересуют. На снимке народные массы. И сделан он с такого расстояния, что человеческие фигуры и лица практически неразличимы. Но по какой-то причине Фальк побывал на стадионе. Может, по случаю национального праздника? Может, народ отмечает недавно завоеванную независимость? Все-таки почему Фальк сделал эти снимки? Некачественные, со слишком большого расстояния. Что он хотел запечатлеть на память?

Следующие несколько страниц занимают фотографии города. «Луанда, апрель 1976 г.». Валландер быстро перевернул их.

И остановился.

Один из снимков выбивался из общего ряда. Очень старый. Черно-белый. Группа серьезных европейцев. Женщины сидят, мужчины стоят. Девятнадцатый век. На заднем плане большой загородный особняк. Черные слуги в белом, некоторые смеются. Однако группа на переднем плане хранит серьезность. Внизу подпись: «Шотландские миссионеры. Ангола, 1894 г.».

Интересно, откуда взялась эта фотография? – подумал комиссар. Сожженный автобус, заброшенное поле боя, женщины, которые скоро останутся без воды, радиомачты – и вдруг миссионеры.

Дальше опять современность, тот период, когда Фальк определенно находился в Анголе. И впервые фото людей крупным планом. В центре снимков. Снято со вспышкой. Сплошь белые. Из-за вспышки глаза у всех красные, как у зверей. Стаканы, бутылки. Марианна Фальк перегнулась через стол, показывая на человека со стаканом в руке. Он окружен молодежью. Все чокаются, что-то кричат фотографу. Но Тиннес Фальк сидит молча. На него-то и показывает Марианна. Он молчалив и серьезен. Худой, в белой рубашке, застегнутой до горла. Остальные – полураздетые, разгоряченные, потные. Валландер опять спросил, не узнаёт ли Марианна кого-нибудь. И снова она покачала головой.

Где-то здесь и тот, чье имя начинается на «К». Фальк остался в Анголе. Его бросила женщина, которую он любит. Или, может, наоборот, он бросил ее? И уехал работать как можно дальше от Швеции. Вероятно, чтобы все забыть. Или чтобы выждать. Какое-то происшествие заставляет его остаться в Анголе. Комиссар перевернул страницу. Тиннес Фальк рядом с белой церковью. Смотрит в объектив. Улыбается. Впервые улыбается. И рубашку на шее расстегнул. Кто жмет на спуск фотоаппарата? Может быть, К.?

Следующая страница. Снова кадр, сделанный самим Фальком. Валландер наклонился, всматриваясь. Впервые лицо, которое повторяется. Мужчина, крупным планом. Высокий, худой, загорелый. Решительный взгляд. Короткая стрижка. Скандинав? Немец? Или русский? Валландер принимается изучать задний план. Снято под открытым небом. Вдали угадываются горные кряжи, поросшие буйной зеленью. А ближе, прямо за спиной незнакомца, какое-то техническое сооружение. Вроде бы даже знакомое. Комиссар выпрямился, еще раз посмотрел на фото – и понял, что это такое. Трансформаторная подстанция. Линии высокого напряжения.

Неожиданно намечается связь, подумал он. Что отсюда следует, я не знаю. Но если этот кадр отснял Фальк, то он сфотографировал кого-то возле силовой подстанции. Похожей на ту, где погибла Соня Хёкберг. Комиссар медленно листал страницы, будто надеялся найти разгадку последних событий. Будто под конец в альбоме обнаружится правдивый отчет о них. Однако дальше он увидел слона. И нескольких львов, дремлющих у дороги. Фальк снимал из автомобиля. Рядом надпись: «Национальный парк Крюгера. Август 1976 г.». Пройдет еще год, прежде чем он вернется в Швецию и будет ждать Марианну у больницы «Саббатберг». Четырехлетнее отсутствие пока не закончилось. Дремлющий лев. Пропавший Фальк. Валландер вспомнил, что парк Крюгера находится в Южной Африке. Запомнил он это потому, что несколько лет назад, когда была убита женщина-риелтор, расследование вывело его на Южную Африку. Он тогда вообще сомневался, что сумеет благополучно раскрыть запутанное дело.

Значит, Фальк покинул Анголу. Сидит в машине, через опущенное окно снимает животных. Целых восемь страниц зверей и птиц. В том числе огромное количество зевающих бегемотов. Памятные кадры туриста. Фотографии у Фалька в большинстве весьма посредственные. Пролистав анималистические сюжеты, Валландер опять останавливается. Фальк вернулся в Анголу. «Луанда, июнь 1976 г.». Снова тот худой господин. С решительным взглядом и стрижкой ежиком. Сидит на скамейке у моря. В кои-то веки Фальк отснял по-настоящему композиционно удачный кадр. И всё. Дальше пустые страницы. Ни вырванных фото, ни зачеркнутых текстов. Последний снимок – мужчина на скамейке, созерцающий океан. На фоне того же городского пейзажа, что и на открытке.

Валландер откинулся на спинку дивана. Марианна Фальк испытующе смотрела на него.

– Я не знаю, о чем, собственно, рассказывают эти фотографии, – сказал он. – Тем не менее, с вашего позволения, на время возьму альбом. Пожалуй, некоторые снимки не мешало бы увеличить.

Марианна Фальк проводила его в переднюю.

– Почему вам важно знать, чем он тогда занимался? Ведь это было так давно.

– Там что-то произошло, – ответил Валландер. – Я не знаю, что именно. Но это повлияло на всю его жизнь.

– Что же это могло быть?

– Не знаю.

– А кто стрелял в его квартире?

– Неизвестно. Мы не знаем ни кто это был, ни что он там делал.

Комиссар надел куртку, на прощание пожал руку Марианне Фальк.

– Если хотите, пришлем расписку, что на время изымаем фотографии.

– Ну что вы, не надо.

Валландер открыл дверь, но Марианна Фальк вдруг сказала:

– Я тут подумала…

Комиссар ждал, глядя на нее. Она медлила, явно испытывая неуверенность.

– Полиции, конечно, требуются факты, – нерешительно продолжала она, – а то, о чем я думаю, мне и самой неясно.

– На данном этапе важным может оказаться что угодно.

– Много лет я жила рядом с Тиннесом. И понятно, считала, что знаю его. Хотя чем он занимался те четыре года, когда начисто пропал из виду, мне было неизвестно. Я просто закрыла на это глаза. Атмосфера в семье была ровная, он прекрасно относился ко мне и к детям, и я не задумывалась о тех годах.

Она вдруг умолкла. Валландер ждал.

– Порой мне казалось, я замужем за фанатиком. За человеком, у которого два лица.

– За фанатиком?

– Иногда он высказывался довольно-таки странно.

– О чем?

– О жизни. О людях. О мире. По сути, обо всем. Мог разразиться резкими обвинениями. Ни к кому не обращаясь. Будто бросал реплики в пустоту.

– И никак не объяснял, в чем дело?

– Я пугалась. И не смела спросить. Его словно бы переполняла ненависть. Правда, кончались эти вспышки так же быстро, как и начинались. Такое впечатление, будто он срывался. А после досадовал сам на себя. Невольно выдавал то, что предпочел бы скрыть.

Валландер задумался:

– Вы уверены, что он сторонился политики?

– Политиков он презирал. И на выборы никогда не ходил.

– А с общественными движениями связь не поддерживал?

– Нет.

– Может, у него был кумир, которым он восхищался?

– Да вроде нет, – сказала Марианна Фальк, но тотчас передумала: – Хотя, пожалуй, он был поклонником Сталина.

Валландер нахмурился:

– Почему?

– Не знаю. Но он не раз повторял, что Сталин обладал неограниченной властью, точнее, захватил ее, чтобы осуществлять безраздельное господство.

– Так он говорил?

– Да.

– И никаких объяснений не давал?

– Нет.

Валландер кивнул:

– Ладно. Если вспомните что-нибудь еще, сразу звоните.

Она обещала. Дверь закрылась.

Комиссар сел в машину. Фотоальбом положил на сиденье рядом. Мужчина на фоне трансформаторной подстанции. Снимок сделан в далекой Анголе двадцать лет назад.

Вдруг именно этот человек прислал открытку? Может, его имя начинается на «К»?

Валландер покачал головой. Ничего не понять.

Движимый безотчетным импульсом, он выехал из города, направился туда, где нашли мертвую Соню Хёкберг. Ни души вокруг. Калитка на замке. Валландер огляделся по сторонам. Бурые поля, поодаль галдящая стая ворон. Тиннес Фальк замертво упал у банкомата. Сам он никак не мог убить Соню. Существуют другие, незримые пока связующие звенья, целая сеть, соединяющая разрозненные события.

Фальку отрезали пальцы, которыми он писал. С целью что-то скрыть? Так же и с Соней Хёкберг. Иного логического объяснения нет. Ее убили, чтобы она не заговорила.

Валландер зябко поежился. День выдался весьма прохладный. Он вернулся в машину, поднял окна. И поехал обратно в Истад. На въезде, неподалеку от круговой развязки, зазвонил мобильник. Комиссар съехал на обочину, остановился. Звонил Мартинссон.

– Мы продолжаем, – сообщил он.

– Ну и как успехи?

– Цифры эти прямо как высоченная глухая стена. Мудин пытается ее одолеть, но что он конкретно предпринимает, не скажу.

– Надо набраться терпения.

– Полагаю, управление оплатит его обед?

– Квитанцию возьми, – сказал Валландер. – Потом отдашь мне.

– Может, все-таки свяжемся с компьютерщиками из министерства? Что мы, собственно, выигрываем, откладывая эту возможность?

Мартинссон, разумеется, прав, подумал Валландер. И все же решил подождать, пусть Роберт Мудин еще поработает.

– Мы свяжемся с ними, – ответил он. – Но попозже.

Скоро комиссар был в управлении. Ирена сообщила, что ему звонила Гертруд. Валландер прошел к себе и сразу же отзвонил. По воскресеньям он иногда навещал ее. Но редко. И постоянно чувствовал угрызения совести. Что ни говори, она пожалела его несносного отца, скрасила ему последние годы жизни. Без нее он бы нипочем не достиг такого почтенного возраста. Но теперь, когда отца не было в живых, разговаривать им было не о чем.

Ответила сестра Гертруд, дама весьма разговорчивая, которая буквально обо всем на свете имела собственное мнение. Валландер коротко попросил к телефону Гертруд. Она сказала, что позовет, и ушла. Ждал он, кажется, целую вечность, но в конце концов в трубке послышался голос Гертруд.

Как выяснилось, ничего не случилось. Комиссар встревожился понапрасну.

– Я просто хотела узнать, как твои дела, – сказала она.

– В общем, хорошо. Только работы по горло.

– Ты давненько не заезжал.

– Знаю. Как освобожусь немного, сразу приеду.

– Можно и опоздать. В мои годы не угадаешь, сколько еще отпущено пожить.

Гертруд было шестьдесят. Но, судя по всему, она переняла повадки его отца. Тот же эмоциональный шантаж.

– Я заеду, – дружески повторил он. – Как только смогу.

Сославшись на важное совещание, комиссар поспешил распрощаться. А потом отправился в кафетерий за кофе. Там сидел Нюберг, пил какой-то особенный, невероятно редкий травяной чай. В виде исключения выглядел он отдохнувшим. Даже причесал волосы, которые обыкновенно торчали в разные стороны.

– Пальцы мы не нашли, – сказал Нюберг. – Хотя искали с собаками. Но прогнали через компьютер отпечатки из квартиры Фалька, которые, скорее всего, принадлежат ему.

– Нарыли что-нибудь?

– В шведских базах данных его нет.

После секундного раздумья Валландер принял решение:

– Проверь их через Интерпол. Кстати, Ангола туда входит?

– Откуда мне знать?

– Я на всякий случай спросил.

Нюберг забрал свою чашку и ушел. Валландер стащил несколько сухариков из личных запасов Мартинссона и вернулся к себе. На часах уже двенадцать. Утро миновало быстро. На столе перед ним лежал фотоальбом. Н-да, как же действовать дальше? Теперь ему известно о Фальке намного больше, нежели всего несколько часов назад. Но эти сведения нисколько не приблизили его хоть к какому-то объяснению загадочной связи Фалька с Соней Хёкберг.

Подвинув к себе телефон, комиссар позвонил Анн-Бритт. Она не отвечала. Ханссона тоже на месте не было. Мартинссон сидел при Роберте Мудине. Он попробовал прикинуть, как бы поступил Рюдберг. На сей раз без особого труда удалось услышать голос друга. Рюдберг призадумался бы. Собрав факты, полицейский должен их обдумать, это очень важно. Валландер водрузил ноги на письменный стол и зажмурил глаза. Снова мысленно перебрал все случившееся. Не сводя внутреннего взора с зеркала заднего вида, которое странным образом уводило все на двадцать лет назад, в Анголу. Раз за разом он анализировал события, причем брал за основу разные отправные точки. Смерть Лундберга. Гибель Сони Хёкберг. А равно и крупный сбой в энергоснабжении.

В конце концов он открыл глаза с тем же ощущением, что и несколькими днями раньше: разгадка где-то здесь, совсем рядом, только он ее не видит.

Звонок телефона вырвал Валландера из размышлений. Ирена сообщила, что внизу ждет Сив Эрикссон. Он вскочил на ноги, пригладил волосы и спустился в холл. В самом деле, очень привлекательная женщина. Он хотел пригласить ее в кабинет, но, увы, у нее не было времени. Сив Эрикссон протянула ему конверт:

– Вот вам обещанный список.

– Надеюсь, он не доставил вам слишком много хлопот.

– Не слишком много, но доставил.

Комиссар предложил выпить по чашечке кофе, однако она отказалась:

– После Тиннеса осталась кой-какая незавершенка, и я пытаюсь разобраться.

– Однако у вас нет полной уверенности, что он не работал над другими проектами?

– Все-таки вряд ли. Последнее время он от многого отказывался. Я знаю, потому что по его просьбе отвечала на запросы.

– Чем вы это объясняли?

– Я думала, ему нужна передышка.

– А раньше такое бывало? Чтобы он отказывался от многих предложений кряду?

– Гм, да нет. Фактически это случилось впервые.

– И он ничего не объяснил?

– Нет.

Вопросов у Валландера больше не было. Сив Эрикссон вышла из управления. У входа ее ожидало такси. Когда шофер открывал ей дверцу, комиссар заметил у него на рукаве траурную повязку.

Вернувшись в кабинет, он вскрыл конверт. Список оказался длинный. Многие из предприятий, для которых Фальк и Сив Эрикссон выполняли те или иные разработки, были ему незнакомы. Но все они располагались в Сконе, за единственным исключением. Одна фирма находилась в Дании и как будто бы производила палубные краны. Впрочем, среди множества неведомых предприятий попадались и знакомые, в том числе несколько банков. Однако ни «Сюдкрафт», ни иные энергетические компании в списке не значились. Валландер отложил бумагу в сторону, задумался.

Тиннеса Фалька нашли мертвым возле банкомата. Вечером он вышел на прогулку. Его видела женщина с собакой. Фальк остановился у банкомата, запросил выписку из счета, но деньги не снимал. А потом рухнул замертво. Комиссару вдруг показалось, будто он что-то упустил. Может, это не инфаркт и не нападение? Но что тогда?

После некоторого раздумья он позвонил в истадскую контору Северного банка. Несколько раз, когда менял старую машину на новую, ему пришлось брать в банке кредит. Тогда-то он и познакомился с одним из тамошних консультантов по фамилии Винберг и сейчас попросил его к телефону. Но, услышав от телефонистки, что Винберг занят, поблагодарил и положил трубку. Решил наведаться туда лично. Винберг беседовал с клиентом. Кивнул Валландеру, жестом предложил присесть и подождать.

Через пять минут Винберг освободился.

– Я вас ждал, – сказал он. – Пора менять машину?

Валландер не переставал удивляться, что в банке работают такие молодые люди. Первый раз, когда брал кредит, он задавал себе вопрос, достиг ли Винберг, лично выдававший разрешение на кредит, возраста, в каком получают водительские права.

– Я совсем по другому поводу. По службе. Машина пока подождет.

Улыбка Винберга погасла. Он явно встревожился:

– В банке что-то случилось?

– Если бы случилось, я пошел бы к вашему начальству. Мне нужна информация. О ваших банкоматах.

– Из соображений безопасности я, понятно, могу сказать не очень много.

Выражается Винберг так же, как я, деревянным языком, подумал комиссар.

– Вопросы у меня технического характера. Первый – совсем простой. Часто ли банкомат ошибается, регистрируя снятие денег со счета или выдавая выписку?

– Крайне редко. Но статистики у меня под рукой нет.

– Как я понимаю, «крайне редко» означает, что, по большому счету, ошибок не бывает никогда?

Винберг кивнул:

– Я тоже так понимаю.

– А к примеру, с обозначением времени на выписке ошибки не случаются?

– Никогда не слыхал. Теоретически это возможно. Но вряд ли бывает часто. При операциях с деньгами, разумеется, необходим максимум надежности.

– Стало быть, на банкоматы можно положиться?

– У вас что-то стряслось?

– Нет. Просто мне требовался ответ на эти вопросы.

Винберг выдвинул один из ящиков стола. Достал шуточный рисунок: банкомат не спеша заглатывает человека.

– На самом деле все не так плохо, – улыбнулся он. – Но рисунок хороший. А банковские компьютеры, конечно, столь же уязвимы, как и все прочие.

Опять, подумал Валландер. Опять эти разговоры насчет уязвимости. Он рассмотрел рисунок и согласился: вправду остроумно.

– У вас в банке есть клиент по имени Тиннес Фальк. Мне нужна информация обо всех операциях с его счетом за последний год. Включая снятие денег через банкоматы.

– В этом случае вам таки придется поговорить с моим начальством. Я не вправе разглашать секретную информацию.

– К кому нужно обратиться?

– Лучше всего к Мартину Ольссону. Он сидит этажом выше.

– Вы не могли бы выяснить, свободен он сейчас или нет?

Винберг исчез. Валландер представил себе долгую, утомительную бюрократическую процедуру, которую ему надо выдержать во что бы то ни стало.

Но на втором этаже, куда его проводил Винберг, ожидал на удивление молодой начальник, который тотчас обещал помочь. Требуется только одно: официальный запрос полиции. Когда же Валландер сообщил, что владелец счета скончался, Ольссон предложил и другой вариант: пусть запрос сделает вдова.

– Он был разведен, – сказал комиссар.

– Достаточно запроса полиции, – повторил Мартин Ольссон. – Я прослежу, чтобы все было сделано быстро. Обещаю.

Валландер поблагодарил и спустился к Винбергу. У него возник еще один вопрос:

– Вы можете проверить, абонировал ли Тиннес Фальк банковскую ячейку?

– Вообще-то я не знаю, разрешено это или нет, – с сомнением произнес Винберг.

– Ваш начальник дал добро, – солгал Валландер.

Винберг вышел, но очень скоро вернулся и сказал:

– Ячейки на имя Тиннеса Фалька у нас нет.

Валландер встал. Потом опять сел. Раз уж он в банке, можно обсудить и кредит на новую машину, которую очень скоро придется покупать.

– Давайте прямо сейчас поговорим насчет машины. Вы правы. Тачку пора менять.

– Сколько вам нужно?

Валландер быстро прикинул в уме. Долгов у него нет.

– Сто тысяч, – сказал он. – Если можно.

– Без проблем, – ответил Винберг, доставая бланк.

В половине второго все было улажено. Винберг сам подписал бумагу на предоставление кредита, визы начальства ему не требовалось. Валландер вышел из банка с сомнительным ощущением, что в одночасье разбогател. Проходя мимо книжного магазина на площади, вспомнил, что там лежит книга о реставрации мебели, которую нужно было забрать еще несколько дней назад. А еще вспомнил, что в бумажнике пусто. Повернул, зашагал к банкомату возле почты и стал в очередь. Перед ним было четыре человека. Женщина с детской коляской, две молоденькие девушки и пожилой господин. Рассеянно наблюдая, как женщина вставила карточку, получила деньги, а затем выписку из счета, Валландер мысленно вернулся к Тиннесу Фальку. Банкомат меж тем выдал девушкам сотню крон и выписку, которую они принялись оживленно обсуждать. Пожилой господин глянул по сторонам и только после этого сунул карточку в прорезь и набрал свой ПИН-код. Получил пятьсот крон, а выписку не глядя пихнул в карман. Пришел черед Валландера. Он снял тысячу и внимательно прочел выписку. Как будто бы все правильно. И суммы, и дата, и час. Скомкав бумажку, он бросил ее в урну и вдруг замер. Вспомнил о сбое в подаче тока, погрузившем во тьму чуть не половину Сконе. Кто-то прекрасно знал слабые точки в энергоснабжении. Техника совершенствуется, однако слабые места все равно существуют. Хрупкие звенья, где разнообразные потоки, которые воспринимаются как нечто вполне естественное, могут резко застопориться. На память пришел чертеж, найденный возле фальковского компьютера. Он попал туда не случайно. И реле, найденное в морге, тоже не случайность.

Эти выводы не содержали ничего нового. Только на сей раз он полностью осознал то, о чем прежде лишь смутно догадывался.

В случившемся вообще не было случайностей. Чертеж лежал на столе, потому что Тиннес Фальк им пользовался. В свою очередь не случайность и то, что Соня Хёкберг убита именно на силовой подстанции.

Это своего рода жертвоприношение, думал он. В тайной комнате Тиннеса Фалька находился алтарь. С портретом Фалька вместо иконы. Соню Хёкберг не просто убили. В известном смысле ее еще и принесли в жертву. Чтобы подчеркнуть уязвимость и слабое место. На Сконе набросили черный покров – и все остановилось.

При мысли об этом он поежился. Ощущение, что и сам он, и его коллеги по-прежнему топчутся в пустоте, резко усилилось.

Комиссар наблюдал за людьми, подходившими к банкомату. Раз можно парализовать энергоснабжение, то наверняка можно парализовать и банкоматы, подумалось ему. И бог его знает, что еще можно остановить, перенаправить или отключить. Пункты управления полетами и железнодорожные стрелки, водопроводы и электросети. Все это под угрозой сбоя. При одном условии: преступник должен знать слабое место, где уязвимость становится реальной аварией.

Он пошел прочь. Позабыв про книжный магазин. Вернулся в управление. Ирена хотела что-то сказать, но комиссар только рукой махнул: дескать, потом. В кабинете бросил куртку на посетительское кресло и, садясь, придвинул к себе блокнот. За несколько минут снова проанализировал все события. На сей раз с совершенно других позиций. Вдруг обнаружится какое-нибудь указание на то, что под всем этим кроется некий изощренный, тщательно спланированный саботаж? Вдруг саботаж и есть искомая подоплека? Опять ему вспомнился давний эпизод с задержанием Фалька, выпустившего на волю норок. Может, и тут таится нечто много большее? Может, это была репетиция, подготовка к каким-то грядущим акциям?

Отбросив ручку и откинувшись на спинку кресла, он отнюдь не был уверен, что отыскал зацепку, которая сдвинет расследование с мертвой точки. Впрочем, по крайней мере такая возможность достаточно реальна. Хотя убийство Лундберга в эту схему совершенно никак не вписывается. А началось-то все именно с него. Может, события вышли из-под контроля? Стали развиваться не по плану? И пришлось срочно принимать меры? Мы уже сейчас предполагаем, что Соню Хёкберг убили затем, чтобы она не выдала какую-то информацию. Но зачем у трупа Фалька отрезали пальцы? Опять-таки в стремлении что-то скрыть.

Правда, есть и другая возможность, внезапно подумал он. Если Соню Хёкберг действительно принесли в жертву, то не исключено, что и отрезанные пальцы связаны с неким ритуалом.

Валландер вновь перебрал все события. И попробовал пойти еще дальше. Что, если убийство Лундберга не связано с последующими происшествиями? Что, если смерть таксиста, по сути, была ошибкой?

Еще полчаса размышлений – и он опять приуныл. Не надо спешить с выводами. Картина не складывалась.

Тем не менее он как будто бы немножко продвинулся вперед. Уяснил себе, что возможностей трактовки событий и их взаимосвязей гораздо больше, чем ему представлялось до сих пор.

Валландер встал, собираясь наведаться в туалет, когда в дверь постучали. Анн-Бритт.

Она сразу перешла к делу:

– Ты оказался прав. У Сони Хёкберг был парень.

– Как его зовут?

– Имя-то я знаю, а вот где он находится – нет.

– Почему?

– Похоже, он исчез.

Валландер посмотрел на нее и опять сел.

Было без четверти три пополудни.

Впоследствии Валландер неизменно будет считать, что в тот день, слушая Анн-Бритт, допустил ошибку, одну из самых серьезных в своей жизни. Когда она рассказала, что у Сони Хёкберг все ж таки был парень, он должен был сразу смекнуть, что в этой истории есть странность и что Анн-Бритт раскопала не всю правду, а только половину. А полуправды, как известно, имеют тенденцию оборачиваться полным враньем. Словом, он не заметил того, что должен был увидеть. Заметил совсем другое, след, верный лишь отчасти.

За эту ошибку заплачено дорогой ценой. В мрачные минуты Валландер думал, что она послужила одной из причин гибели человека. А могла бы вообще привести к катастрофе, которой, к счастью, не случилось.

Утром в понедельник 13 октября Анн-Бритт задумала выяснить все касательно парня, который, вероятно, был-таки у Сони Хёкберг. И для начала решила еще раз потолковать с Эвой Перссон. Прокуратура и ведомство по делам несовершеннолетних по сию пору пребывали в сомнениях, где именно следует находиться девчонке, пока идет дознание. Предварительно сошлись на том, что она будет сидеть дома под охраной. Определенную роль тут сыграл инцидент в управлении, к несчастью заснятый фоторепортером. Кое-кто наверняка бы поднял жуткий крик, если бы Эву Перссон оставили под арестом в полицейском управлении или иной кутузке. Потому-то Анн-Бритт беседовала с девчонкой у нее дома. Она разъяснила Эве (та казалась менее холодной и враждебной), что, рассказав все начистоту, она сама абсолютно ничем не рискует. Но Эва упрямо твердила, что ей ничего такого не известно. Про Калле Рюсса, с которым Соня раньше встречалась, она уже рассказала, а больше, мол, ни о ком знать не знает. Анн-Бритт по-прежнему сомневалась в искренности Эвы. Однако ничего не добилась и прекратила допрос. А перед уходом немного поговорила с Эвиной матерью наедине. На кухне, при закрытых дверях. Мамаша еле шептала, будто начисто потеряла голос, и Анн-Бритт предположила, что девчонка подслушивает под дверью. Ни о каком парне старшая Перссон тоже не слыхала. Однако винила Соню Хёкберг буквально во всем. Это она убила беднягу таксиста. Ее дочь не виновата. Мало того, еще и стала жертвой этого жестокого полицейского по имени Валландер.

Анн-Бритт не сдержалась, оборвала разговор и ушла, мысленно представляя себе перекрестный допрос, который дочурка наверняка учинила своей мамаше: «О чем вы шушукались на кухне?»

От Перссонов Анн-Бритт поехала прямиком в скобяной магазин, где работал Калле Рюсс. Они вышли в подсобку и, стоя среди мешков с гвоздями и бензопил, поговорили о случившемся. Не в пример Эве Перссон, Калле Рюсс отвечал на все вопросы открыто, не виляя. У нее сложилось впечатление, что он до сих пор влюблен в Соню, хотя их роман закончился год с лишним назад. Калле тосковал по ней, горевал по поводу ее смерти и был здорово напуган. Правда, с тех пор как они расстались, он мало что знал о жизни Сони. Хоть Истад и небольшой город, со знакомыми сталкиваешься не так уж часто. Вдобавок по выходным Калле Рюсс обычно ездил в Мальмё. Там жила его новая подружка.

– По-моему, есть один парень, – вдруг сказал он, – с которым тусовалась Соня.

О сопернике Калле Рюсс знал очень мало, фактически только, что зовут парня Юнас, а живет он один, в особняке на Снаппханегатан. Номер дома Калле назвать не мог, хотя и сказал, что это вроде бы на углу Фришюттегатан, по левой стороне, считая от центра. На какие средства Юнас Лан-даль существовал и чем занимался, он понятия не имел.

Анн-Бритт сразу же поехала туда. Первый дом на левой стороне оказался красивой современной виллой. Она вошла в калитку, позвонила. Хотя дом с первого же взгляда произвел на нее впечатление заброшенного. Откуда взялось это ощущение, Анн-Бритт объяснить не могла. Дверь никто не открыл. Она позвонила несколько раз, потом обошла вокруг дома. Постучала у черного хода, заглянула в окна. А когда снова очутилась у фасада, увидела возле калитки мужчину в халате и сапогах. Странное зрелище – холодное осеннее утро, а он вышел на улицу в халате. Незнакомец пояснил, что живет в доме напротив, а вышел потому, что заметил ее. Засим он представился: Ингве. Просто Ингве, без фамилии.

– Там никого нет, – решительно сообщил он. – Парнишка и тот куда-то пропал.

Поиск по сайту: