Особенности творческой личности

Нельзя не согласиться с мнением В.И. Петрушина, что особенности личности группируются вокруг пяти «Т»: таланта, творчества, трудолюбия, терпения, требовательности.

Творческую личность отличает жадность к жизненным впечатлениям, стремление все увидеть, услышать, прочувствовать и понять.

Весь мир в его красках, звуках, осязаемых, видимых, слышимых, жизненные судьбы, страсти и настроения, высокие думы, грустные и веселые мысли – вот то множество жизненных впечатлений художника, которое вдруг принимает специфические музыкальные звуковые формы. «Кто может проникнуть в тайну сочинения музыки? – говорил К. Дебюсси. – Шум моря, изгиб какой-то линии горизонта, ветер в листве, крик птицы откладывают в нас разнообразные впечатления. И вдруг, ни в малейшей степени не спрашивая нашего согласия, одно их этих воспоминаний изливается из нас и выражается языком музыки».

Об Артуре Рубинштейне Я.И. Зак сказал: «… Он человек удивительно богатого и многогранного внутреннего мира. Многое повидавший, познавший на своем долгом артистическом веку. Как это он сказал в одном из данных им интервью? «Важно ничего не потерять в жизни. Чувствовать природу. Видеть солнце. Путешествовать. Любить.» Вот уж кто никогда не принадлежал к «мономаньякам» фортепианной клавиатуры! Зато какова личность, а? Ум, фантазия, живость поэтического видения, художественный кругозор… Ведь всем этим накладывается совершенно особый отпечаток на творческие деяния музыканта-исполнителя».

Д.Д. Шостакович говорил, что и созидательный труд народа, и ужасы войны, и выход человека в космос – ничто не прошло для него как композитора бесследно, нашло отражение в творчестве: «Жизнь и искусство неотделимы друг от друга. Их взаимосвязь в чем-то сродни природе: одно вытекает из другого. Но главным объектом искусства по-прежнему остается человек, его духовный мир, его идеи, мечты, стремления. Поиск художника в этом направлении не имеет пределов. Художник может показать миллионам людей то, что делается в душе одного человека, и одному человеку открыть то, чем наполнена душа всего человечества. Для искусства это равные величины».

Особая острота наблюдательности является качеством, обязательно присущим каждому подлинному художнику. Благодаря утонченному чутью к образности художник обращает внимание на то, мимо чего обычный человек проходит ежедневно, не замечая. Тысячи жителей Лондона видели туман, ежедневно поднимающийся с Темзы. Он был обычен, обыден и привычно воспринимался как «серый». Но художник Моне обычный, ежедневно виденный всеми серый туман увидел бурым, клубящимся, светящимся яркими красками.

А. Толстой писал о творческой личности: «Сквозь глаза, уши, кожу вливается в него окружающая жизнь и оставляет в нем след, как птица, пробежавшая по песку».

Известный в прошлом музыкант Всеволод Буюкли постоянно напоминал ученикам, что научить подлинно художественной игре, в сущности, невозможно, что к этому ученик должен прийти сам, путем развития своего воображения, ума и сердца. «А потому, - говорил Буюкли, - развивайте себя философией, чтением, путешествием, природой, общением с людьми, и вы начнете осмысленно играть».

Я. Мильштейн вспоминает о К.Н. Игумнове: «Константин Николаевич придавал огромное значение голосу художественной совести и всячески поощрял в своих учениках интерес к общей культуре. Нередко беседовал с ними о литературе, театре, живописи. Его вкусы в области смежных искусств в основном определялись все теми же критериями художественном простоты и искренности. … С интересом следил он за всем новым, появившимся в литературе и живописи. Много читал, постоянно бывал на художественных выставках. Трогательно любил природу, которая всегда пробуждала в нем творческую фантазию. Вспоминаются его прогулки с учениками по Подмосковью, которое он знал великолепно, - село Коломенское, Звенигород, Архангельское, Алабино, Мураново… Часто бывал он также на юге в горах, жил в Теберде, в Красной Поляне, в различных местах Грузии и Армении. Он словно перерождался, бродя по горным тропам вблизи величественных снежных вершин и живописных перевалах Кавказа».

Эту же мысль находим в высказывании Г.Г. Нейгауза: «… чем глубже интеллект, чем шире эмоциональные связи и ассоциации, тем ярче индивидуальность художника, тем большую радость приносит он людям и тем легче свершается его техника, потому что он твердо знает, чего хочет».

Любовью к труду была проникнута жизнь К.Н. Игумнова. Занимался он очень много. Чаще всего оставался недоволен своими выступлениями. Ему всегда казалось, что он не смог осуществить всего задуманного. Никогда он не успокаивался на достигнутом.

По свидетельству друзей, Ф.И. Шаляпин ночи напролет проводил за работой.

«Обычно думают, - говорил сам артист, - что Шаляпин, мол, все делает стихийно… Но никто не знает, сколько сил и духовного напряжения я отдаю созданию образа».

В. Буюкли работал по 7-8, а иногда и по 10-12 часов в день. Когда его спрашивали, не слишком ли это много, он отвечал: «…все дело в степени одержимости, которая совершенно изменяет точку зрения на труд. Вы помните Освальда из ибсеновских «Привидений»? Это художник по призванию, жестоко бичующий поденщиков жизни, которые так тяготятся трудом, как каким-то ярмом жизни, и «жизнь на чужой счет, ничего не делая» – их всеобщая мечта… Мы, художники, наоборот: не только не тяготимся трудом, но не можем жить без него потому, что мы - одержимые… в созидании, в творчестве весь смысл, вся радость нашей жизни».

Вот одно из высказывающий Я. Мильштейна о Святославе Рихтере: «Он – прирожденный пианист: он не мудрит, не выдумывает; он не боится дерзать; он не ищет во что бы то ни стало красивого и законченного, а ищет живого. Он творит за роялем непосредственно, как творит природа, он играет всем своим существом. И в этом, как мне кажется, главный секрет его мощного и захватывающего воздействия на слушателей».

Трудности и неудачи, встречавшиеся на пути к достижению характерной выразительности, не смущали С. Рихтера. Он откровенно сознается: «Неудача никогда меня не обескураживает. Я не бросаю вещь, если она не получилась у меня на концерте так, как мне хотелось; я продолжаю работать над нею и играю ее до тех пор, пока она не получится».

С. Рихтер сказал как-то по поводу «Чередующихся терций» К. Дебюсси: «До чего же трудно играть эту прелюдию… Это что-то вроде «Feux follets». Мучаюсь, мучаюсь – и все не так выходит как хочется!»

Строгость С. Рихтера, его «нежелание» идти на какие-либо компромиссы сказываются не только на репертуаре, но и в том, как известный музыкант относится к своим концертам. Для него не существовало концертов важных и не важных. Где бы он ни играл, всегда предъявлял к себе как артисту максимальные требования. Воля его непреклонна, она притягивает слушателей, воодушевляет, возвышает их.

«Как хорошо было бы, если бы молодежь наша могла… мерить себя строгим судом, каким мерили себя большие мастера…! – пишет в статье, посвященной памяти Рахманинова, Мариэтта Шагинян. – Тогда она, быть может, яснее почувствовала бы, какая это долгая и трудная дорога, нескончаемая – ни в одном возрасте, обязательная до последних дней жизни, - дорога самосовершенствования подлинного художника…».

Поиск по сайту: