Торжественная ода в творчестве М. В. Ломоносова

«Ода… на взятие Хотина 1739 года»

Вопросы:

1. Какое событие вызывает восторг автора в «хотинской» оде?

2. Как описывается это событие?

3. Как метафорически (эмблематически) изображается битва?

4. С помощью каких эмблематических образов изображено российское государство?

5. Какие исторические персонаж выступают в этой оде в роли экспертов?

6. Какие мифологические персонажи дают свою оценку событию?

7. Как изображена природа в «хотинской» оде? Какую функцию выполняют здесь природные объекты?

8. Как изображен в оде монарх?

9. Какие символические персонажи вводятся в одический контекст?

10. Как строится композиция оды?

«Ода на день восшествия на Всероссийский престол… Елизаветы Петровны 1747 года»

Вопросы:

1. Определите основную тему оды.

2. Кто её главный герой?

3. Что означает здесь «тишина»?

4. Как «работает» в оде иерархический принцип?

5. Как изображено в этой оде российское государство? Каков его пространственный охват?

6. Какую функцию выполняет в этой оде пространство российской империи?

7. Как изображает автор предысторию елизаветинского правления?

8. Какие надежды связывает Ломоносов с правлением Елизаветы Петровны?

Торжественная ода – условное повествование о политическом событии; она стремится не просто описать его, а выявить его глубинный, сущностный смысл, связать его с исторической жизнью государства. При таком подходе всякое событие помещается в рамки представлений о государстве и исторической его жизни вообще.

Смысловым центром торжественной оды является образ монарха (адресат). Механизм барочной риторики позволяет совмещать символы государственной власти и христианства. Семантическое переосмысление отвечало концепции имперской власти, восходящей к теократической теории средневекового христианства, согласно которой царь есть «земной бог». Предпосылки сакрализации монарха: перенесение на московского царя функций византийского василевса и усвоение царём функций главы церкви. В похвальную топику преобразуется библейская образность. Конструирование образа монарха на основании риторической модели приводило к созданию некоего нормативного идеала и изображению деятельности царей как деяний героев. Отсюда сближение монарха с языческими богами, библейскими персонажами и историческими фигурами.

Возглавляемое монархом государство изображается как земной рай. Идеальное состояние государства – тишина, являющаяся метафорой мира и гармонии. Преобразующая деятельность монарха изображается в условном одическом мире как изменение состояния вод: исходное хаотическое состояние государства описывается как буря на море, являющаяся следствием утраченного контакта с небесами (Бог в гневе заливает землю водами, устаивает потоп). Монарх пересекает море на корабле (корабль – метафора государственной мащины), успокаивает бурю и восстанавливает контакт с небесами (небеса щедро преклоняются и отражаются в спокойных водах).

С темой величия русского государства в панегирическую поэзию входит грандиозный географический образ России. Складывается так называемая «империальная формула» («от – до»). Движение в пространстве России – героическое странствие, служба, освоение земли и открытие сокровищ с помощью просвещения и науки. Это сакральное знание, доступное мудрецу (философу и поэту) и монарху.

Панегирическая топика включает также образ «славы», не знающей пределов, разлетающейся во все концы вселенной. Слава – аллегорический персонаж школьной драматургии, она перната и крылата.

Ещё один топос – мотив невыразимого. Поэты постоянно сетуют на своё неумение выразить всю силу лирического чувства, которое они испытывают по отношению к воспеваемым им героям и событиям. И тогда в помощники они призывают великих поэтов античности. Мотив невыразимого сочетается с топосом «худоумного» автора.

Позиция автора по отношению к адресату определялась в панегирической оде феодально-корпоративными условиями творчества, а также риторикой, устанавливающей иерархию коммуникативных ситуаций.

Восторг – риторическая фигура, типичная для оды Ломоносова. Можно рассматривать восторг как тему, как описание особого состояния одического поэта: он является носителем лирического волнения, находится в состоянии аффекта; это состояние позволяет ему «парить», то есть мысленно преодолевать пространство, время, одновременно присутствовать в разных местах. Именно так подходит к восторгу Г. Гуковский. Но можно, как Л. Пумпянский, видеть в восторге рациональную природу, «восторженный разум».

Панегирические оды приобретали черты политической программы. В рамках панегирической поэзии была выдвинута идея просвещения, которая переросла у Ломоносова в идею научно-промышленного прогресса страны.

Ломоносовская ода ориентирована на придворную эмблематическую культуру. Предметом од Ломоносова является не «мир значений», высших смыслов (идей), но и не реальность (хотя ода обычно отнесена к конкретнгму случаю). Ломоносов всегда изображает мир реалий, который уже идеологически оформлен, расчленён и представлен, «репрезентирован» в эмблематической придворной культуре. Для ломоносовской оды промежуточным между реалией и текстом репрезентативным рядом будет, как и для немецких поэтов 17 века, фейерверк, балет, церемониал или любое зримое (изображённое) эмблематическое действо. Колыбелью эмблематики для германских стран стала сначала католическая Вена, а затем Версаль[1].

Ода была прерогативой Академии наук, которая начинает играть всё более активную роль в организации придворного торжества. В 1734 году вышла в свет «Ода торжественная о сдаче города Гданска» Тредиаковского и его же «Рассуждение об оде вообще». В заголовке официально заявлялся статус автора (секретарь Академии наук); ода вышла с посвящением Бирону и с переводом текста на немецкий язык, сделанный Юнкером. Немецкий – рабочий язык Академии с 1734 г. Ода связана с одой Буало на взятие Намюра.

Хотинская ода Ломоносова и приложенное к ней «Письмо о правилах российского стихотворства» были полемически направлены против трактатов Тредиаковского и его оды на сдачу Гданска: в одних моментах Ломоносов спорит с Тредиаковским, в других – соглашается с ним. Хотинская ода написана по образцу оды немецкого поэта Гюнтера на мир с Портою 1718 года: именно эту оду Гюнтера Готшед приводит как образец немецкой пиндарической оды. В общем европейском контексте и ода на взятие Намюра Буало, и ода Гюнтера относятся к единому направлению. В это направление вписывается как Тредиаковский, так и Ломоносов.

В 1731 г. был учреждён Сухопутный шляхетный корпус – военное учебное заведение, воспитанниками которого могли стать лишь члены дворянских семей. Воспитанники Корпуса отказались от оды, тем самым отказавшись от «восторга». Произведения этой группы не просто не несли в заглавии слово «ода», но ориентировались на то, чтобы одой не быть (по жанру они определялись как «песнь» или «стихи»). Свои произведения воспитанники Корпуса описывают как выражение искренного чувства, причём выражение естественное (в отличие от академиков). Оде они противопоставили прямой контакт с императрицей – «припадать к ногам». Это соответствовало тому факту, что ученики «Рыцарской академии» на самом деле довольно активно были вовлечены в придворную жизнь. Отказ от «восторга» – отказ от профессиональной похвалы. Восторг, таким образом, стал указанием на строго определённую корпорацию. Ода предполагает непрямое обращение к императрице (посредник – двор, который «приносит» монарху желания подданных).

Таким образом, мы имеем дело с жанровым воплощением различного статуса двух корпораций. Академия и Корпус находились в разном отношении к императрице. Ученики корпуса были связаны с Анной присягой, а академики-иностранцы были подданными других государей. В первом случае служба была бескорыстной, во втором за неё платилось жалованье.

Жанр торжественной оды имеет непосредственное отношение и к искусству барокко, и к искусству классицизма. Сумароков обозначает кризис одической поэтики Ломоносова. Его «Оды вздорные» являются пародийной репликой на хвалебный стих Ломоносова и одновременно метатекстом, программным высказыванием, содержащим антинорму. Сумароков утрирует ломоносовские вольности, обнажая его поэтическую технику. Таким образом ставится под сомнение панегиризм как таковой, ораторское действие кажется поэтической ошибкой, а витиеватые речи теряют своё остроумие. Поэтический код Ломоносова выставляется на посмешище. С ещё более фундаментальной критикой Сумароков выступает в тексте, который направлен против ломоносовской концепции остроумия, несущей ответственность за всю его «развращённую» поэтику. В трактате «О разности между пылким и острым разумом» он умаляет значение концепции остроумия (с этой концепцией Сумароков связывает пылкий и быстрый разум), отличающегося от настоящего острого разума. Лишь острый разум может быть проницательным, тогда как быстрота способна породить лишь бессмыслицу. Остроумие Сумарокова – чисто рациональная инстанция, далёкая от комбинаторики эпохи барокко. Поэтому ломоносовское остроумие как поэтическая способность к воображению, к нахождению и изобретению соответствий может быть отброшено как бред. По Сумарокову, слово должно употребляться в одном, первичном, денотативном значении. Приёмы, порождающие коннотативные, вторичные значения, следует исключить из употребления. Слово у Сумарокова является «научным термином, имеющим точный и вполне конкретный смысл, оно прикреплено к одному строго определённому понятию». Поэтические приёмы, которые советует употреблять Сумароков, подчиняются вкусу, естественности, простоте и правилу избежания всякого «риторизма». Такая стратегия сокращает разрыв между поэтическим языком и разговорным. Самым продуктивным оказывается средний стиль, простой слог. Возникает лёгкое стихотворство и средние жанры, а также переработка высоких жанров, проявляющаяся, например, в смеси разных стилей в одах Державина.

Литература

1. Алексеева Н.Ю. Русская ода. Развитие одической формы в XVII – XVIII веках. СПб., 2005.

2. Погосян Е. А. Восторг русской оды и решение темы поэта в русском панегирике 1730-1762 гг. Диссертация на соискание степени доктора философии по русской литературе. Тарту, 1977.

3. Л. В. Пумпянский. К истории русского классицизма (Поэтика Ломоносова) // Контекст – 1982. Литературно-теоретические исследования. М., 1983. С. 303-331.

4. Тынянов Ю. Н. Ода как ораторский жанр // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 227-253.

Поиск по сайту: