Особенности 7 страница

Стиль Евнапия несколько риторичен. Вместе с тем ему нельзя отказать в меткости характеристик, в силе беспощадного разоблачения язв современного ему общества.

*

Младшим современником и продолжателем Евнапия был Олимпиодор (V в.), уроженец города Фив в Египте. Грек по национальности, язычник-«эллин» по религии, Олимпиодор всю свою жизнь посвятил литературным занятиям. Он был писателем, поэтом, историком и пользовался большой известностью у себя на родине.

Посетив Афины, он близко познакомился с афинской философской школой и многими прославленными философами своего времени. Часть жизни Олимпиодор провел в Западной Римской империи, побывал в Риме, который произвел на него, как и на Аммиана, неизгладимое впечатление роскошными дворцами патрициев, великолепными термами императоров и другими общественными зданиями.

Впечатление о «Вечном городе» было столь велико, что Олимпиодору казалось, будто каждый из больших домов Рима — это средних размеров город — ипподром, форумы, храмы, фонтаны, бани: «Дом — это город; в столице же тысячи городов» 113.

На Западе Олимпиодор вплотную столкнулся с варварским миром, возможно, наблюдал жизнь вестготов в Италии и Южной Галлии, был близок к окружению некоторых варварских вождей.

Олимпиодор много путешествовал, несколько раз совершал дальние морские поездки. В 412 г. с дипломатической миссией в составе византийского посольства он посетил гуннов, обитавших в то время на северо-{143}западном побережье Черного моря. Рассказ об этом посольстве — одно из самых ранних упоминаний о гуннских племенах в Европе 114.

В 421 г. он вернулся на родину и приступил к созданию своего исторического сочинения. Его слава писателя была столь велика, что достигла пределов Нубии, населенной племенами влеммиев. Они пригласили Олимпиодора побывать в их стране и описать ее. Родившийся в результате этой поездки рассказ Олимпиодора о чудесных оазисах Ливийской пустыни, о городах влеммиев и смарагдовых (изумрудных) копях, откуда египетские фараоны веками черпали запасы этих драгоценных камней, представляет одно из самых занимательных описаний древней Нубии, сохранившихся в византийской литературе. Олимпиодор побывал также в новой столице Римской империи — Константинополе, где, возможно, и закончил свой исторический труд.

Труд этот полностью не сохранился и известен лишь в эксцерптах патриарха Фотия. «История» Олимпиодора (‛Ιστορικο λόγοι) состояла из 22 книг и охватывала всего лишь 18 лет истории Римской империи — с 407 по 425 г. Фотий, хотя и сильно сократил сочинение Олимпиодора, включил в свои выписки не только важнейшие исторические факты, но передал взгляды и мысли автора 115.

Сам Фотий довольно суров в оценке произведения Олимпиодора. Поклоннику цветистого и изысканного стиля древних авторов, Фотию претит прежде всего простонародный язык этого историка. «Язык у него ясный, но невыразительный и лишенный силы, причем автор склонен к избитому просторечию» 116, пишет Фотий об Олимпиодоре.

Суждения Фотия о «народном» стиле Олимпиодора, видимо, в известной степени справедливы: у него уже намечается отход от несколько искусственного и подражательного стиля некоторых византийских авторов раннего времени и появляются зачатки новой, народной манеры изложения, навеянной, скорее всего, близким соприкосновением с варварским миром. Возможно, что этот «народный» стиль и составлял основное своеобразие труда Олимпиодора 117. Историческое сочинение Олимпиодора касается главным образом событий, развертывавшихся в Западной римской империи; восточной половине государства уделяется относительно мало внимания.

Олимпиодор вводит читателя в атмосферу напряженной борьбы «римской» и «проварварской» партий в Западной Римской империи. Политические симпатии самого автора на стороне той партии, которая проводит политику союза с молодыми варварскими королевствами и могущественными вождями варварских дружин.

Главные герои сочинения Олимпиодора — знаменитый полководец-варвар Стилихон (ок. 365—408 гг.) и Галла Плацидия (ум. 450), дочь Феодосия I, первым мужем которой был вестготский король Атаульф.

Олимпиодор сумел передать живые черты гордой и умной Галлы Плацидии, женщины с тяжелой и сложной судьбой, родственницы семи императоров, оставившей заметный след в истории Западной Римской импе-{144}рии. Он искренне симпатизирует Галле, преклоняется перед силой ее ума и характера, оправдывает ее политику союза с варварскими королями 118. Друзья Плацидии — его друзья.

Не меньше симпатий у Олимпиодора вызывает Стилихон 119. Его казнь по приказу императора Гонория, спровоцированную сторонниками «римской» партии, историк расценивает как роковую ошибку.

Многие факты из жизни Западной Римской империи описаны Олимпиодором как очевидцем, например бракосочетание Галлы Плацидии с Атаульфом в Нарбонне, жизнь императорского двора в Равенне.

Труд Олимпиодора, продолжению которого, возможно, помешала смерть автора, обрывается сообщением о воцарении сына Галлы Плацидии Валентиниана III.

Оставаясь в известной степени «римским патриотом» и поклонником греко-римской цивилизации, воспринимая мир сквозь призму римской миродержавности, Олимпиодор вместе с тем одним из первых византийских писателей понял, что без участия варваров империя «не в состоянии победить варварство» 120. Он показал, что грозные враги империи заслуживают уже не только ненависти и презрения высокомерных римлян — их военная сила достойна уважения, а помощь их становится необходимой.

*

Среди писателей V в. самым ярым защитником традиций Римской империи и языческой религии был историк Зосим. Политические и философско-религиозные воззрения языческой оппозиции, выступавшей против христианизации империи, отражены в труде Зосима с предельной полнотой и бескомпромиссностью. Его литературное творчество проникнуто ностальгией по великому прошлому Рима, симпатией к уходящему прекрасному миру олимпийских богов, живых и близких его душе, и презрением к жалкому настоящему, ненавистью к христианству и варварам. Плодовитый писатель, автор огромного исторического сочинения, Зосим не получил признания у современников. Его имя с глубокой антипатией упоминается преимущественно его идейными противниками — христианскими писателями.

О жизни Зосима известны только те скудные сведения, которые он сам сообщает в своем труде. Историк жил во второй половине V в. в Константинополе, где занимал высокие должности в финансовом управлении Византийского государства: был комитом и экс-адвокатом фиска.

Труд Зосима, известный под названием «Новая история», был создан в правление императора Анастасия (491—518), точнее — около 498 г., и появился в свет уже после смерти автора. В этом обширном произведении, написанном четким и ясным языком, освещается история Римского государства со времени воцарения Августа до 410 г. Однако до 270 г. повествование носит очень суммарный и компилятивный характер, лишь период с 270 по 410 г. излагается более подробно. {145}

Источники, использованные Зосимом для освещения событий более раннего времени, известны мало: в описании событий IV—V вв. он опирался главным образом на труды Евнапия и Олимпиодора.

Центральная тема «Новой истории» — упадок Римской империи. Эта проблема трактуется в первую очередь в историко-философском и политическом аспектах. Историк стремится проследить длительный путь Рима от величия к упадку, от покорения мира к потере былых владений под ударами варварских полчищ.

Зосим считает себя последователем Полибия. Но «в то время как Полибий описал, как римляне в короткое время создали империю, я намерен показать, как они в столь же короткий срок потеряли ее из-за своих преступлений» 121.

Зосим ставит и трактует этот вопрос с позиций мрачного фатализма и мистицизма. Выдвигая идеи исторической причинности, казуальности, он, по сути дела, все сводит к действию мистических, потусторонних сил. Ни возвышение Римской империи, ни ее падение, по Зосиму, отнюдь не зависели от самостоятельных и сознательных действий людей. Они были предначертаны судьбой, движением звезд и выражали волю божества. Однако величие и падение народов, государств и отдельных лиц находятся в прямой зависимости от нравственности людей. Верховное божество возвышает народы или низвергает в бездну в награду за их добрые дела или в наказание за дурные. Отсюда вывод: падение Римской империи — наказание богов за преступления римлян, и в первую очередь за самую тяжкую их вину — забвение эллино-римской религии предков 122.

Идея судьбы, рока играет в исторической и философской концепции Зосима первостепенную роль. По воле судьбы совершались все сколь-либо значительные события в истории.

Исходя из этой концепции, Зосим делит историю Рима на два основных периода. Время до императора Константина I, когда языческие боги покровительствовали Римскому государству и ниспосылали ему победы и процветание, было счастливым для римлян. Христианский император Константин способствовал, прежде всего своей религиозной политикой и пренебрежением к обычаям предков, ослаблению государства 123.

Упадок Римской империи еще больше усилился при другом христианском императоре — Феодосии I. Зосим не жалеет красок, чтобы изобразить в самом мрачном свете положение дел при этом императоре 124. Особенно тяжелые последствия для Римской державы, с точки зрения Зосима, имела религиозная политика Феодосия 125.

Враждебное отношение Зосима к христианской религии облекается в форму обличений дурных правителей, и прежде всего христианских императоров — Константина I и Феодосия I. Этим «заблудшим» правителям противопоставляется идеальный государь Юлиан.

Языческие верования Зосима отличались, однако, от религиозной доктрины Юлиана. Зосим, видимо, был далек от мистического синкретизма неоплатоников. Ему было ближе традиционное язычество, с его пантеоном бессмертных олимпийских богов и соблюдением языческих обря-{146}дов. Быть может, именно поэтому Зосим умалчивает о религиозных реформах Юлиана 126. Религиозные расхождения не мешают, тем не менее, Зосиму необычайно высоко чтить Юлиана и считать, что трагическая смерть императора явилась самым тяжким ударом для римлян с момента возникновения Римского государства 127.

По своим политическим взглядам Зосим принадлежал к той прослойке римской интеллигенции, которая разделяла идеи старой, оппозиционной к правительству христианских императоров языческой аристократии. Его симпатии к сенату 128 и прославление тех времен, когда тот пользовался большой властью, вряд ли смогут свидетельствовать о республиканском образе мыслей. Для Зосима сенат — не реальный претендент на власть в империи, а скорее символ великого прошлого Рима, носитель его культурных традиций 129. Нигде в сочинении Зосима нет даже намека на какую-либо позитивную программу языческой оппозиции: призыва к государственному перевороту, смене власти, запрещению, христианства.

Но к своим политическим и религиозным противникам Зосим непримирим. Особенно резким нападкам, после неугодных ему императоров, он подвергает придворную клику, а также ненавистный ему христианский клир — как высшее духовенство, так и монашество 130, причем огонь его критики направлен на нравственные пороки христианского духовенства; догматическая сторона христианского вероучения его не интересует.

Вместе с тем было бы неверно видеть в историко-философской концепции «Новой истории» лишь мрачные, пессимистические стороны. Констатируя неуклонный упадок Рима, Зосим верит в будущее нового Рима — Константинополя. И хотя Константинополь при Зосиме был уже христианским центром, где публичные поклонения языческим богам строго преследовались, историк все же надеялся, что он станет не только великим, но богохранимым городом 131, и языческие боги, переселясь в него, возьмут под свою защиту эту новую столицу Римской державы.

Второй ведущей темой произведения Зосима была борьба римского и варварского миров. Трактовка этой темы вытекала из его общей концепции всемирно-исторического процесса: поражения римлян от варваров — кара богов за вероотступничество. Вся «Новая история» Зосима проникнута антиварварскими и проримскими настроениями. Варвары, по Зосиму, принесли империи неисчислимые беды; тяжкая вина падает на тех императоров, которые вели в отношении варварских народов опрометчивую и недальновидную политику. Одни, например Константин, пренебрегали варварской опасностью и ослабили границы империи 132, другие, вроде Феодосия, безрассудно доверяли варварским народам и опирались на варваров-федератов 133. Не менее пагубно для Рима было и участие варваров в гражданских войнах, сотрясавших империю 134. Лишь {147} один император Юлиан проводил мудрую политику: он не доверял варварам и вел с ними непримиримую борьбу 135.

Тем не менее, несмотря на антиварварскую тенденцию, известия Зосима о варварских племенах, особенно о готах и гуннах, имеют немалую ценность.

Зосим уделяет значительное внимание классовой борьбе и народным восстаниям своего времени. Его сообщения о поддержке народными массами варваров, вторгавшихся в империю, перекликаются с известиями его предшественников. Особенно ценно указание Зосима на то, что во время осады Рима вестготами Алариха из города бежало множество рабов и присоединилось к войску варваров 136. Немаловажны и сведения Зосима, относящиеся к гражданской и военной администрации Римской империи 137.

В научной литературе неоднократно отмечались, однако, фактические ошибки, встречающиеся у Зосима, прежде всего неточности в цифрах, датах событий, в географических названиях, титулатуре политических деятелей 138.

Для мировоззрения Зосима характерна вера в предзнаменования, оракулы, сны. Его сочинение пестрит сообщениями о всевозможных предсказаниях. Именно поэтому в науке за Зосимом закрепилась репутация писателя, философия истории которого базируется на ребяческом суеверии 139. Все творчество Зосима проникнуто духом глубокого субъективизма и служения одной идее. Поклонник духовных ценностей древнего Рима, Зосим горестно оплакивает оскверненное заблуждениями фанатиков-христиан и злодеяниями варваров уходящее, но милое его сердцу римское общество.

«Новая история» Зосима была не особенно удачной попыткой изложить римскую историю в духе идей языческой оппозиции. Она знаменует собой последний взлет языческой исторической апологетики. Однако эта апологетика, видимо, прозвучала не слишком убедительно. Для этого у автора явно не хватало таланта, который помог бы привлечь симпатии читателей к уже умирающему античному миру.

Прокопий Кесарийский

Наиболее выдающимся византийским историком VI в., бесспорно, является Прокопий Кесарийский. В научной литературе Прокопию повезло: ни об одном из византийских авторов раннего периода не было столько написано, как о нем. Огромный и непреходящий интерес к Прокопию как его современников, так и историков объясняется прежде всего тем, что исторические труды Прокопия — это поистине энциклопедия самых разнообразных сведений по истории, этнографии, демографии, культуре ранней Византии и окружающего ее мира. Исследователей привлекает, волнует, отталкивает и вновь притягивает сенсационная слава «Тайной истории» Прокопия, загадочная и завораживающая личность самого исто-{148}рика, способного создать это единственное в своем роде произведение в мировой исторической литературе. Действительно, в своих официальных трудах Прокопий прославляет правление императора Юстиниана и его жены Феодоры, подвиги его полководцев, безмерно восхваляет всю внутреннюю и внешнюю политику Византийской империи в VI в. В «Тайной истории», наоборот, дается абсолютно противоположная оценка всех действий Юстиниана, Феодоры и их клевретов, беспощадно разоблачаются самые темные стороны их правления. Кто же был этот писатель, решившийся в эпоху тиранического правления Юстиниана наряду с панегириками в честь правителей создать тайный памфлет, выносящий обвинительный вердикт их царствованию? Кто он — низкий лицемер и клеветник, из личной мести чернящий своих покровителей, или мужественный человек, мыслящий ученый, под страхом смерти не побоявшийся написать чудовищную правду об этих самодержцах? Эти вопросы долго волновали исследователей. Ключ к их разгадке надо искать в самой социальной и политической борьбе той эпохи. Жизнь и творчество Прокопия проливают свет на причины подобной двойственности и глубокой противоречивости его сочинений.

Сведения о жизни Прокопия содержатся как в его собственных трудах, так и произведениях других современных ему и более поздних писателей — Евагрия, Агафия Миринейского, Иоанна Епифанийского, Менандра и Феофилакта Симокатты.

Прокопий родился в Кесарии Палестинской в конце V или в самом начале VI в. (вероятнее всего, между 490 и 507 гг.). Он был сирийским греком, выросшим в той среде, где скрещивались греческие и восточные культурные влияния. О родителях и родственниках будущего писателя ничего не известно. Во всяком случае, он происходил из знатной, достаточно состоятельной семьи и получил превосходное образование. Прокопий был не только прекрасным знатоком греческого языка, но, по всей вероятности, владел — конечно, в разной степени — латынью, сирийским, готским, персидским, еврейским и армянским языками 140. Позднейшие писатели называют его ритором и софистом, подчеркивая тем самым, что он обладал основательными знаниями по риторике и философии. Много занимался Прокопий и юриспруденцией, высоко ценившейся в его время. Познания в юриспруденции открыли ему дорогу к придворной и дипломатической карьере.

Прокопий сам рассказывает о том, как он поднимался по служебной лестнице. В 527 г., еще молодым человеком, он стал секретарем известного полководца Велисария, а в 533 г., во время африканского похода, получил уже звание советника по юридическим делам своего прославленного патрона.

В качестве советника Велисария Прокопий получил возможность сопровождать во всех главных походах этого военачальника, посетить многие страны, быть в курсе важнейших политических событий, познакомиться с выдающимися государственными деятелями своего времени 141. С 527 по 531 г. он сопровождал Велисария в походе против персов, причем не только участвовал в осадах и сражениях, но и объездил многие {149} области Востока. Он хорошо знал Сирию и Месопотамию, побывал в районе Тавра, в области Понта, Каппадокии и других местах 142.

В 533 г. Прокопий отправился с Велисарием в Северную Африку и принял участие в войне против вандалов. Всю африканскую кампанию Велисария Прокопий описывает необычайно талантливо, как бы на одном дыхании, сжато, точно, зримо. Он не обременяет читателя длинными речами героев и скучными дидактическими отступлениями. Действие развивается стремительно и динамично 143.

Крушение королевства вандалов произвело на Прокопия ошеломляющее впечатление. «Потомок Гейзериха в четвертом поколении и его царство, изобилующее богатством и военной силой, были уничтожены в короткое время пятью тысячами пришельцев, не имевших даже места, куда пристать» 144. События в Северной Африке порождали у историка грустные мысли об изменчивости людских судеб. И в прошлом и будущем, размышляет писатель, совершалось и будет совершаться множество дел вопреки надеждам и ожиданиям, пока судьба людей будет оставаться такой же непрочной 145.

Мысль о тщете всего земного и превратностях судьбы проходит лейтмотивом и в описании торжественного триумфа, устроенного в Константинополе Юстинианом в честь победы над вандалами. Со времен Тита и Траяна, по словам Прокопия, империя не знала такого великолепного триумфа, какого удостоился Велисарий. Победитель совершил торжественное шествие от дворца до ипподрома, ослепляя народ блеском захваченных в виде добычи сокровищ вандалов и необычайной красотой пленников. Золотые царские троны и колесницы, бесчисленные драгоценные украшения, золотые кубки, роскошные царские одежды, множество золота и серебра — все эти богатства, некогда награбленные вандалами в Риме, теперь украшали шествие триумфатора. Среди пленных была королевская семья и многие знатные вандалы. Король Гелимер шел за победителем, одетый в пурпурную царскую одежду. Когда процессия достигла ипподрома и Гелимер увидел восседавших на высоком троне императора и императрицу, окруженных толпой народа, он не заплакал, не издал стона, но непрестанно повторял слова Екклесиаста: «Суета сует и всяческая суета!» 146 Неизвестно, присутствовал ли сам Прокопий при столь красочно описанном им триумфе Велисария: после отъезда главнокомандующего из Северной Африки он остался там в качестве советника правителя завоеванной провинции.

Пребывание в Северной Африке с 533 по 536 г. поможет Прокопию позднее описать в своих сочинениях ее природу, население, экономику, политику и культуру, воссоздать яркую картину политической и социальной борьбы, заговоры временщиков, восстания солдат, народных масс, туземных племен, острые религиозные столкновения ариан и сторонников православия.

Не менее активное участие Прокопий принял также и в войне с остготами в Италии. Он обнаруживает прекрасную осведомленность не только о ходе военных действий, но и внутреннем положении византийской ар-{150}мии, о постоянных и все обостряющихся разногласиях в среде высших командиров. В декабре 536 г., когда византийские войска овладели древней столицей Римской империи, вместе с Велисарием в Рим вступил и Прокопий. «Вечный город» произвел на него огромное впечатление, он тщательно изучил не только его укрепления, но и памятники старины и произведения искусства. Годы, проведенные историком в Италии, позволили Прокопию собрать огромный и ценнейший материал о жизни римско-италийского общества в период византийского завоевания Апеннинского полуострова, а также о внутреннем политическом устройстве Остготского королевства, о военной тактике и методах борьбы готов против армии Велисария, о быте, культуре и нравах пришельцев. Плодом вдумчивых личных наблюдений явились три книги «Войн Юстиниана с готами» — вершина исторического творчества Прокопия.

В 540 г. победитель готов Велисарий был срочно вызван в столицу, куда вслед за ним отправился и Прокопий. Когда весной 541 г. Велисарий был направлен на Восток, где Византия терпела тяжелые поражения от персов, вместе с ним едет и Прокопий. Именно тогда, видимо, им был собран тот необычайный по богатству и красочности материал, который он использовал затем при описании похода персидского шаха Хосрова в 540 г. от Евфрата до берегов Средиземного моря и захвата персами столицы Сирии — Антиохии 147.

Весну 542 г. Прокопий, возвратившись, видимо, по каким-то делам в столицу, провел в Константинополе, где пережил страшное бедствие — чуму, которая свирепствовала в Византии четыре месяца. Картина чумы в Константинополе, нарисованная Прокопием, потрясает жуткими подробностями гибели в муках тысяч людей 148.

В 544 г. византийское правительство отправляет Велисария в Италию против восставших во главе с Тотилой остготов; через некоторое время туда же едет и Прокопий.

Вторичное пребывание в Италии, где византийская армия терпела неудачи, видимо, принесло немало испытаний и самому историку, но вместе с тем чрезвычайно обогатило его жизненный опыт: в «Готской войне» Прокопий проявляет особую зоркость в понимании расстановки классовых сил в Италии и причин неудач византийской армии 149.

Последний этап готской войны, завершившийся разгромом Тотилы, освещен Прокопием с такой же полнотой и объективностью, как и предшествовавшие события. Однако сам Прокопий уже не был очевидцем последних лет этой войны. Вместе с Велисарием он вернулся в столицу и всерьез занялся созданием исторического труда.

Сведения о последних годах жизни Прокопия очень скудны. Отход Велисария от активной военной и политической деятельности, естественно, сказался и на положении при дворе самого Прокопия.

Трудно сказать, когда именно в тревогах военной и суете придворной жизни, среди политических интриг и борьбы за карьеру в душе советника Велисария окрепло желание описать виденное, сохранить пережитое в памяти потомков. Скорее всего, уже в военные годы, в перерывах между {151} сражениями и дипломатическими переговорами, в походных палатках и на бивуаках в далеких странах Прокопий вел дневник, куда записывал свои впечатления, беседы с очевидцами, составлял характеристики выдающихся деятелей и полководцев, с которыми встречался.

Он интересовался всем: природой и диковинными животными стран, куда забрасывала его судьба, бытом и культурой народов, встречавшихся на его пути, преданиями и легендами, рассказывавшимися при свете походных костров. Но особенно привлекали его внимание тайные пружины политических драм, разыгрывавшихся в различных областях империи, секреты дипломатических переговоров при константинопольском дворе. Доверие и высокое покровительство Велисария открывали ему доступ ко многим скрытым от посторонних глаз документам. Не менее сведущ он был и в военных делах, хотя сам, видимо, не стремился к ратным подвигам. Отдавая дань уважения древности, Прокопий всем своим существом тяготел к современности и хотел именно современные события донести во всей полноте до будущих поколений.

К осуществлению своего замысла Прокопий приступил между 543 и 545 гг., когда начал писать «Историю войн Юстиниана». В 550 г. это историческое сочинение в его первой редакции уже увидело свет. Оно принесло автору признание читателей и одобрение двора. Однако слава не могла заглушить в нем чувство глубокой неудовлетворенности. Он, несомненно, понимал лживость официальной концепции, проводимой в его труде, и знал, сколько раз ему приходилось кривить душой, скрывая или искажая истинные причины событий, приукрашивая деятельность сильных мира сего, в первую очередь самого Юстиниана и его полководца Велисария. Все сильнее зрело в нем решение написать такое сочинение, где бы можно было все тайное сделать явным. Плодом этих глубоких раздумий, борения острых политических и личных страстей, партийных симпатий и антипатий явилась «Тайная история». Написанная в том же 550 г., она как бы собрала в единый туго сплетенный клубок все наблюдения автора, весь его трудный жизненный опыт, с предельной откровенностью обнажила его политические настроения, его жизненное кредо.

Но затем лицемерный политик опять взял верх над вдумчивым писателем, и Прокопий через 16 лет после «Тайной истории» создал последний свой труд — трактат «О постройках», прославляющий в неумеренно хвалебных тонах строительную деятельность Юстиниана.

Трактат «О постройках» Прокопия — произведение своеобразное и имеющее огромную познавательную ценность. В нем не только дается доходчивое описание грандиозного гражданского и военного строительства Юстиниана, но и рисуются яркие картины природы многих областей империи — Месопотамии, Сирии, Малой Азии, Балкан, Северной Африки. Особенно интересны описания природы и краткие экскурсы об этнографии и истории Армении, Грузии, Сванетии, Причерноморья, Крыма и готских поселений в Крыму. Этнографический, топографический и топонимический материал, собранный в трактате, поражает своим разнообразием и в целом достоверен. Большую ценность представляют данные трактата о строительной технике, архитектуре и изобразительном искусстве Византии эпохи Юстиниана. Великолепное описание Прокопием храма св. Софии в Константинополе ныне стало классическим 150. {152}

Своим панегириком Прокопий, безусловно, угодил этому деспотичному и тщеславному правителю; возможно, именно за трактат «О постройках» он был назначен на высокий пост префекта города и получил титул illustris.

События последних лет жизни и дата смерти Прокопия до сих пор остаются неизвестными.

Как жизнь, так и творчество Прокопия отмечены трагической и вместе с тем бросающей тень на его нравственный облик двойственностью. В историке уживались как бы два человека, находившиеся в постоянном противоречии друг с другом.

Если сравнить трактат «О постройках» с «Тайной историей», то поражает абсолютно противоположная оценка историком деятельности Юстиниана. В трактате «О постройках» Юстиниан рисуется как добрый гений империи, творец всех великих дел. Он великодушен, милостив, заботится о благе подданных. Его главная цель — охранять империю от нападений врагов 151. В «Тайной истории» Юстиниан предстает как неумолимый тиран, злобный демон Византийского государства, разрушитель империи 152.

Большей объективностью отличается «История войн Юстиниана». Это обширное, насыщенное богатым материалом произведение состояло из восьми книг. Первые две были посвящены войнам Юстиниана с персами на Востоке, следующие две освещали войну с вандалами в Северной Африке, три книги отводились войне с готами в Италии; в последней книге географический принцип нарушался, и излагалась, по словам самого писателя, «пестрая» всеобщая история.

Общий тон повествования в «Истории войн Юстиниана» сдержанный, официальный, без излишней лести в адрес самодержцев, но и без открытых выпадов против них. Героем «Истории войн» является не Юстиниан, а Велисарий, личных симпатий к которому автор не может скрыть.

В «Истории войн Юстиниана» Прокопий всячески подчеркивает свою политическую лояльность. Но внимательное изучение сочинения показывает, что сквозь завесу официального повествования уже здесь пробивается пока еще робкая, но все же критика существующего строя. Подспудно, приглушенно начинает звучать голос второго человека, который живет в Прокопии. Он позволяет себе, хотя и в завуалированной форме, отметить недостатки правления Юстиниана, в целях маскировки вкладывая отдельные оппозиционные замечания в уста явных внешних врагов императора.

Мы не знаем точно, когда и по каким причинам возникло в душе Прокопия желание создать «Тайную историю». Сам он в предисловии к этому труду поясняет, что ставил своей целью сохранить для последующих поколений истину, чтобы тираны будущих времен, имея перед глазами Юстиниана и Феодору, которые понесли возмездие за позорные поступки и развратный образ жизни, опасались отмщения за свои преступления; для тех же, кто когда-либо пострадает от тиранов, будет утешением сознание того, что не они одни подверглись подобным бедствиям 153. {153}

Поиск по сайту: