Лефортово

еня поместили в Лефортовский следственный политизолятор. Так начался следственный процесс по моему делу. Анну Красину, которая яв­лялась главным свидетелем обвинения, пригласи­ли на очную ставку только через 50 дней. Она была очень подавлена и не могла смотреть мне в глаза, - вероятно, чувствовала себя виновной в том, что согласилась участвовать в этой гнусной клевете, со­чиненной КГБ. Искреннее сострадание и жалость к ней наполнили мое сердце, и я сам сделал шаг ей навстречу, сказав:

- Дорогая сестра Анна, у тебя сегодня есть воз­можность сказать всю правду. Пусть ты, поддавшись влиянию КГБ, этим спектаклем предала меня, я на тебя не обижаюсь и прощаю тебя. Но прошу тебя: с этого момента говори только правду, и тогда я помо­люсь о тебе Богу, и Он тоже простит тебя. А если ты

не сделаешь этого сегодня, то придет день, когда ты ответишь за свои ложные слова перед Господом.

По тому, как вспыхнуло ее лицо, было видно, что слово истины ее сильно коснулось, и я видел, что она хотела говорить по-другому, хотела сказать правду. Это понял и Колесников, который уже не раз обли­вался холодным потом и вытирал лоб. Но он понимал также, что, если эта процедура провалится, то ему не сдобровать перед его хозяевами из КГБ. Очная став­ка обязательно должна состояться. Красину долго подготавливали к этой встрече и обрабатывали, ведь она была главным винтиком в этом деле; что они ей наобещали или чем грозили, - не знаю. А если теперь вдруг всё сорвётся, что тогда будет с его работой, ка­рьерой? Колесников, коммунист, давал клятву пар­тии и обещание сотруднику КГБ. Дьявол за плечами внушал ему, наверное, эти жуткие мысли, и потому он обрушил на несчастную Красину шквал речей, и бедная птичка забилась в лапах коршуна-стервятни­ка. Она не смогла сказать правду.

В Лефортово ко мне в одиночную камеру (удо­стоился чести иметь отдельный кабинет) подсадили осужденного, который меня насторожил. Он зада­вал слишком много вопросов, говорил заученными фразами, несвойственными для обычного урки. Хотя они и бывают очень умными, но что-то в нем насто­раживало. Я внутренне чувствовал, что этот новосел имеет прямое отношение ко мне.

Однажды ночью, когда Бог отнял у меня сон, я мо­лился и вдруг услышал, как мой сокамерник произ­нес во сне:

- Федотов неблагонадежен для Советской власти, и от него надо избавиться...

Так чудесно Бог открыл мне тайный замысел вла-

стей: ко мне в камеру подсадили «наседку», чтобы в разговорах выяснить мои мнения, настроение и ин­формировать об этом службы КГБ. Но этот их план потерпел неудачу. Ничего, кроме того, что он греш­ник и, если не покается, то погибнет, мой сокамерник не услышал. А на всякие каверзные вопросы о моем мнении насчет советской власти он получал один и тот же ответ: всякая власть от Бога.

Поняв свой провал, власти решили продолжать процесс не как политический, а как уголовный. Меня посадили в специальный бокс машины - не воронка, где обычно возят арестованных, а переоборудованной легковой машины, возившей прежде молоко, на бор­ту у нее и было написано: «Молоко». Меня привезли в Институт судебной экспертизы им. Сербского для медицинского обследования. Сопровождавший меня надзиратель (именно он принёс мне однажды 13-й том Собрания сочинений Льва Толстого), не подумав, приоткрыл шторку, чтобы видеть Москву, которую я, как московский житель, хорошо знал. Когда въехали на территорию института, шофер, выйдя из кабины и увидев открытую шторку, из-за которой была видна решетка, стал кричать на надзирателя:

- Ты что, так и ехал?! Что скажет шеф?! Это же специальная машина, он не должен знать, куда его привезли, это очень важно!

Но Богу угодно было раскрыть их замысел. Слу­шая крик шофера, я подумал, что воистину отношусь сейчас к сливкам общества, поэтому и везут меня не в «воронке», а на машине-молоковозе, - едет по городу обычная цистерна-молоковозка, и никто не догадает­ся, что внутри она переделана и там, вместо молока, человек сидит.

В тюрьме Бог открывал мне, что со мной будет, что

меня ждёт. Обычно это бывало во сне, как об этом сказано в Библии: «Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз: во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе. Тогда Он открывает у человека ухо и запечат­левает Свое наставление...» (Иов 33:14-16).

Поиск по сайту: