На свободе

а моём лицевом счёту оказалось 180 рублей - заработная плата за десять лет. Этих денег хватило для покупки недорогого костюма в магазине и на билет в Москву, к маме. На руках у меня была только справка об освобождении, а десятилетний труд для родины в общий трудовой стаж не засчитали. Никакой заботы о бывших заключенных государство не проявляло. Так, мол, и надо ему, преступнику, пусть идет по миру, ищет себе работу и живет, как умеет. К тому же, со справкой и с пометкой в паспорте нигде на работу не принимали, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

За десять лет Бирюлёво-Товарное вошло в со­став Москвы и перестало существовать как от­дельная административная единица. Столица рас­ширялась, старые дома сносили, маме дали другую квартиру, и моя прежняя прописка потеряла силу. Без прописки на работу устроиться было невоз­можно, а у мамы меня не прописывали. Я обращал­ся в три разные инстанции, но мне везде отказали. Поиски возможности прописаться продолжались, пока я не узнал, что со статьями 17/136, 206/2 и 108 прописка в Москве запрещена.

Я посещал христианские служения и подраба­тывал, как умел. Это продолжалось три месяца. Потом к нам пришел участковый милиционер и приказным тоном повелел, чтобы я в течение се­мидесяти двух часов покинул Москву. В моем рас­поряжении было всего трое суток. Что за этим по­следует, я знал.

Поиск по сайту: