НЕНАДЕЖНАЯ ДАНЬ

В наши дни стали привычными обвинения армии Соеди­ненных Штатов в диспропорциональности, которая уже сама по себе является свидетельством имперских амби­ций. Утверждается, что военные расходы «единственной сверхдержавы» составляют одну треть мировых. Но не будем ожидать, что американские руководители сами станут принижать мощь своей армии! Методический анализ расходов, однако, наводит на мысль, что именно реальная обеспокоенность относительно потенциала Со­единенных Штатов вынудила Буша еще до преступления 11 сентября внести предложения об увеличении бюджета. Мы сталкиваемся в данном случае с точной ситуацией: мощь американской военной машины чрезмерна с точки зрения обеспечения безопасности нации, но она недо­статочна, чтобы контролировать империю и, в более широком плане, прочно сохранять гегемонию в столь да­лекой - далекой от Нового Света - Евразии.

Военная уязвимость Америки имеет структурный ха­рактер, обусловленный историей нации, которая никогда не сталкивалась со сравнимым с ее масштабом против­ником. Можно вспомнить о формирующей роли войн против индейцев, в ходе которых радикально асиммет­рично противостояли друг другу безграмотные, плохо вооруженные племена и современная армия европейско­го типа.

Традиционные слабости американской армии

Своего рода изначальное сомнение витает над реально­стью военного призвания Соединенных Штатов. Впечат­ляющая демонстрация экономических ресурсов во время Второй мировой войны не может заслонить скромность успехов армии на суше. Оставим в стороне налеты тя­желых бомбардировщиков англосаксов, от которых по­страдали большие массы гражданского населения. Они не имели ощутимого стратегического эффекта, и их, пожалуй, единственным следствием было ужесточение сопротивления со стороны всего немецкого населения наступлению союзников.

Стратегическая истина Второй мировой войны состо­ит в том, что на европейском театре она была выиграна Россией, которая ценой человеческих жертв до, во время и после Сталинграда сломала нацистскую военную машину.

Высадка союзников в Нормандии в июне 1944 года запоздала: русские войска к этому времени уже достигли своих западных границ с Германией. Невозможно понять послевоенную идеологическую сумятицу, если не по­мнить, что, по представлению многих, в ту эпоху именно русский коммунизм сокрушил германский нацизм и в наибольшей мере способствовал освобождению Европы.

На всех этапах, как это показал британский историк и военный эксперт Лиддел Гарт, действия американских войск были вялыми, бюрократичными, неэффективны­ми, учитывая большую разницу в экономических и чело­веческих ресурсах противостоявших сторон (Liddel Hart B.H. History of the Second World War. L.: Pan Books, 1973). Каждый раз, когда это было возможно, военные операции, требо­вавшие самопожертвования, поручались союзным фор­мированиям: полякам и французам - при наступлении на Кассино в Италии, полякам - при блокировании «фалезского мешка» в Нормандии. Нынешняя американская «манера» в Афганистане, состоящая в привлечении вождей племен и плате им отдельно за каждую операцию, шляется лишь современной - и пароксизмальной - версией старой методики. В этом деле Америка близка не к Риму и не к Афинам, а к Карфагену, восхвалявшему заслуги галльских наемников или балеарских фрондеров. При этом в роли слонов выступают «В-52», вот только роль Ганнибала исполнять некому.

Напротив, воздушное и морское превосходство Соеди­ненных Штатов не подлежит сомнению. Оно проявилось и ходе тихоокеанской войны, хотя порой мы и забываем, говоря о войне между американцами и японцами, несо­измеримость задействованных с каждой стороны матери­альных сил и ресурсов. После нескольких героических сражений, таких, например, как сражение при Мидуэе против примерно равных сил, война в Тихом океане приняла характер «индейской войны», когда неравенство технологических возможностей влекло за собой огром­ное неравенство потерь (Имеющаяся статистика не позволяет установить потери отдель­но по фронтам и театрам оперативных действий, но имеющиеся об­щие данные о численности погибших в боях дают достаточно ясное представление:

Соединенные Штаты

(против Германии

и Японии) 300 тыс.
Соединенное Королевство 260 тыс.

Франция 250 тыс.

Россия 13 млн.

Япония (против всех противников) 1 млн. 750 тыс.

Германия 3 млн. 250 тыс.).

После Второй мировой войны каждый шаг, приближав­ший американскую армию к конфронтации с подлинным победителем в этом конфликте, выявлял существенную военную уязвимость Соединенных Штатов. В Корее Аме­рика победила лишь наполовину; во Вьетнаме о победе и речи не было. К счастью, пробного столкновения с Крас­ной Армией не произошло. Что касается войны в Заливе, то она была выиграна, но велась она против мифа -иракской армии, военного инструмента слаборазвитой страны с 20-миллионным населением. Недавнее появление концепции войны без потерь, по крайней мере что касается Соединенных Штатов, доводит до конечной точ­ки изначальное предпочтение асимметричной войны. Эта концепция подтверждает, формализует и усугубляет тра­диционную неспособность американской армии к назем­ным операциям.

Я не намерен обвинять Соединенные Штаты в неспо­собности вести войны, как все остальные, то есть поражая одновременно и противника, и собственное население. Ведение войны с наименьшими затратами для себя и с наибольшими - для противника может быть результатом здравой прагматической логики. Как бы то ни было, от­сутствие у американской армии традиций сухопутных действий отбивает охоту вести операции по захвату ме­стности и созданию имперского пространства в приня­том смысле этого понятия.

Сегодня российская армия обладает лишь малой ча­стью своего былого могущества. Любому дозволено иро­низировать над ее трудностями в Чечне. Но на Кавказе Россия демонстрирует, что она еще может взимать кро­вавую дань со своего народа и пользуется при этом под­держкой электората. Эта способность является тем военным ресурсом социального и психологического типа, который Америка с развитием доктрины войны без по­терь сегодня окончательно утрачивает.

Поиск по сайту: