Государство для богатых

Даже признавая (а лично я признаю), что капитализм является единственно разумной системой экономической организации, приходится соглашаться и с тем, что, предо­ставленная самой себе, эта система быстро разрушается вследствие некоторых фундаментальных нарушений ее функционирования, в том числе и с точки зрения богатых. Попытаемся быть здесь подлинно беспристрастными. Забудем о трудящихся массах и снижении оплаты их труда, забудем также об общем интересе, растоптанном в результате действия тенденции к дефициту глобального спроса. Встанем на этот раз на точку зрения привилегированных, постараемся быть близорукими и интересоваться только их заботами, то есть заботами о судьбе их прибылей.

Повышение уровня прибыли увеличивает доходы высших классов. Но эти возросшие доходы ни в коем случае не представляют собой физическую реальность. Масса прибыли является абстрактным финансовым агрегатом, скоплением денежных знаков, владельцы которых не могут, конечно, использовать их только для собственного потребления. Они могут умножить свои расходы на прислугу, перераспределяя таким образом часть получаемой прибыли на нижние этажи общества путем приобретения услуг. Этот механизм сильно развит в Соединенных Штатах, где развитие услуг является уже не развитием современного третичного сектора, и возвратом к старой людской расточительности времен прошлых аристократических обществ. Обладатели богатств — дворяне кормили целую армию слуг, используемых на домашних работах или в военных походах. Новая плутократия окружает себя адвокатами, бухгалтерами, личной охраной. Лучшими аналитиками этих механизмов перераспределения остаются, пожалуй, первые английские экономисты. Смит, например, наблюдал своими глазами в конце XVIII века это перераспределение в пользу низов путем расходов на содержание массы домашней прислуги. «Человек обогащается, используя множество рабочих: он становится бедняком, имея на содержании множество мелкой прислуги» (Smith A. The Wealth of Nations. - Penguin, 1979. - P. 430. В экономическом смысле, как это понимает Смит, понятие «прислуга» включало бы, без всякого сомнения, весомую часть американской экономики услуг).

Однако извлекаемые сегодня доходы слишком велики. Мы видели выше фантастический рост той части амери­канского национального дохода, которая присваивается 20% или даже 5% самых богатых людей. В меньшей мере этот феномен присущ и всем другим странам экономиче­ски глобализированного мира. Что же делать с неиспользо­ванным доходом, как его сохранить? Или, если говорить не об опасениях, а о чаяниях богатых, - как его заставить плодоносить, самовоспроизводиться и самовозрастать? Помещение капитала в дело является необходимостью. Существование надежного института кристаллизации прибыли является для капитализма онтологической по­требностью. Было государство-заемщик, роль которого прекрасно вскрыта Марксом: для буржуазии государ­ственная рента сразу стала инструментом обеспечения финансовой надежности. И потом есть биржа, куда сте­каются доходы от прибыли. В контексте мирового капи­тализма, вернувшегося в течение нескольких лет к дикому состоянию, страна-лидер поглощения финансовых средств, центральное государство новой экономической системы, изначально имела своего рода сравнительное преимуще­ство в поглощении в целях сохранения и обеспечения надежности возросшей в несколько раз мировой прибы­ли. У Америки были все козыри: соответствующая иде­ология, самая мощная военная машина, самая высокая начальная биржевая капитализация. За исключением Японии, биржевая капитализация во всех западных стра­нах в 1990 году представлялась крохотной по сравнению с Соединенными Штатами. Япония, экономическая система которой остается защищенной системой национального типа, а язык служит своего рода залогом непрозрачности, не могла быть серьезным соперником.

Вначале Соединенные Штаты, будучи валютным и воен­ным лидером, предоставляли максимальные условия на­дежности. Уолл-стрит, биржевые индикаторы которой, похоже, отныне управляют биржевыми показателями всей планеты (вчера в сторону повышения, сегодня - понижения) стала главным конечным пунктом всего механизма: в 1990 году капитализация в Соединенных Штатах составляла 3059 млрд., а в 1998 году - 13 451 млрд. долларов. Но все это имеет мало общего с понятием экономической эффективности производства в физическом, реальном смысле, даже если образ «новых технологий» является заслуживающим внимания мифическим элементом процесса.

Увеличение биржевой капитализации, несоизмеримое с реальным ростом американской реальной экономики, в действительности представляет собой своего рода инфляцию для богатых. Получение прибыли расширяет доходы, которые инвестируются на бирже, где относительная редкость продаваемых «товаров», акций, влечет за собой повышение их номинальной стоимости.

Исчезновени е

Эксплуатация трудящихся классов развитого мира и сверх­эксплуатация развивающихся стран не представляли бы собой непреодолимое препятствие для достижения

равновесия глобализированного общества, если бы это было выгодно для правящих классов всех стран планеты и особенно европейских и японского протекторатов. Ра­стущая уязвимость американской гегемонии проистекает частично из того, что регулирующие механизмы стано­вятся угрожающими для привилегированных классов подвластной периферии, идет ли речь о европейских и японских имущих классах или о новой буржуазии раз­вивающихся стран. Теперь нам предстоит отследить даль­нейшую судьбу прибыли, что вынудит нас пойти дальше морального осуждения ее извлечения и рассмотреть воп­рос о ее исчезновении.

Если мы отвлечемся от общей абстрактной модели и терминов «капитализм», «прибыль», «богачи», «биржа» и т. д. и впишем эти понятия в реальности мира, то нам придется просто сказать, что значительная часть получа­емых в мире прибылей направляется в американскую биржевую систему. Я не претендую на то, чтобы едино­лично воссоздать во всей цельности механизмы перерас­пределения в Соединенных Штатах поступающих в эту страну из всех государств мира доходов, Слишком много финансовых и идеологических иллюзий превращают систему в царство кривых зеркал: от использования бесчисленной домашней прислуги в лице адвокатов и бухгалтеров обладателями капитала до задолженности средних семей и проводимых Уолл-стрит постоянных чисток. Не забудем и следующие одно за другим сниже­ния учетных ставок с прицелом на нулевой процент, что в спекулятивной экономике равноценно безвозмездной раздаче денег. Но если мы признаем, что американская экономика в своей физической реальности производит мало, о чем свидетельствует растущий и массированный импорт потребительских товаров, то нам следует согла­ситься с тем, что биржевая капитализация является фиктивной массой и что деньги, направляемые в Сое­диненные Штаты, буквально вступают в царство ми­ражей.

Таинственными путями деньги, рассматриваемые привилегированными слоями периферии как капиталь­ные вложения, превращаются для американцев в денеж­ные знаки, используемые для закупок по всему миру товаров повседневного потребления. Капитальные инве­стиции должны, таким образом, тем или иным способом испариться. Экономическая наука должна бы размыш­лять, анализировать, предвидеть. Падение биржевых показателей, исчезновение «Энрона», крах аудитор­ской компании «Андерсен» обозначают ей для этого пути и гипотезы. Каждое американское банкротство — это для европейских и японских банков превращение в пар их активов. И мы, во Франции, знаем по собственному опы­ту, что, как об этом свидетельствует и скандал с «Креди Лионнэ», и американофильская мегаломания Жана-Мари Месье, массированные капиталовложения в Соединенные Штаты, — это предвестник наступающей катастрофы. Мы еще не знаем, как и какими темпами европейские, японские и другие инвесторы будут общипаны, но они будут общипаны, как куры. Наиболее вероятный вариант - невиданная биржевая паника с последующим крушением доллара. И такая последовательность событий может иметь своим следствием и конец самого «имперского» статуса Соединенных Штатов. Мы пока не знаем, являет­ся ли наметившееся в начале апреля 2002 года, после скандального дела «Энрона-Андерсена», снижение курса доллара лишь случайным для системы или началом ее конца. Никто об этом не помышляет, и никто к этому не стремится. Крушение механизма будет настолько же неожиданным, насколько удивительным было его по­явление.

В увеличении с 1995 по 2000 год доходов бедных и средних классов и привилегированных слоев моралист может увидеть подтверждение своего предположения, что в конечном счете американский плебс завладеет частью поступающей со всего мира, и в частности из Европы, прибыли. В основе своей это возврат фундаменталистского характера к Джесси Джеймсу (Знаменитый на американском Западе в 1860-1880 годах преступ­ник, который вместе со своим братомвозглавлял банду, грабившую банки и поезда): грабить богатых, чтобы отдать бедным, но своим бедным. И разве такой механизм не демонстрирует нам схожесть имперского мо­гущества Соединенных Штатов с могуществом Рима?

Но Америка не обладает военным могуществом Рима. Ее властвование над миром не может обойтись без со­гласия выплачивающих дань правящих классов перифе­рии. За пределом определенного уровня взимаемой дани и определенного уровня финансовой ненадежности при­соединение к империи может стать для них неразумным

выбором.

Наша добровольная услужливость может сохраняться при условии, если Соединенные Штаты обращаются с нами по справедливости, если они все больше и больше воспринимают нас как членов центрального властвующе­го общества. В этом заключается сам принцип имперской динамики. Они должны убедить нас своим универсализ­мом как на словах, так и на деле в том, что «мы все - американцы». Но вместо того чтобы быть все большими американцами, мы все больше становимся подданными второй категории, потому что отказ от принципа уни­версализма является, к сожалению всего мира, централь­ной идеологической тенденцией развития современной Америки.

Поиск по сайту: