АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Изначальное антропологическое разнообразие

Читайте также:
  1. Биоразнообразие. Уровни организации биосистем
  2. Видовое разнообразие как фактор устойчивости сообщества растений к болезням и вредителям
  3. Генетическое разнообразие человечества
  4. ИЗНАЧАЛЬНОЕ КАЗАЧЕСТВО И ЕГО ГИБЕЛЬ.
  5. Культура Украины ХХ ст. Художественно – стилевое разнообразие.
  6. Культурно-историческое значение, сущность конфессиональной культуры. Разнообразие культов, предметов поклонения и принципов обожествления мира в религиозных культурных традициях.
  7. Немыслимое разнообразие еды
  8. Особенности формирования возвратного денежного потока по отдельным видам ценных бумаг обусловливают разнообразие моделей определения их текущей стоимости.
  9. Разнообразие взглядов
  10. Разнообразие дополнительных маркировок шин
  11. Разнообразие техник контакта с умершими в фазе

 

Фундаментальная проблема, в которую упирается орто­доксальная политическая наука, заключается в том, что она не обладает сегодня убедительным объяснением ост­рых идеологических различий, существующих в обще­ствах в фазе модернизации. В предыдущей главе мы видели, что общего было у всех в начале культурного развития: обретение грамотности, снижение индексов рождаемости, политическая активизация масс, сопровож­даемая растерянностью и насилием в переходный период вследствие утраты прежней ментальности. Надо, тем не менее, согласиться, что военная диктатура Кромвеля, поделившего церкви между соперничавшими протестант­скими сектами, и большевистская диктатура, создавшая концентрационные лагеря на территории почти целого континента, выражали и отстаивали различные ценности. И что коммунистический тоталитаризм, твердо привер­женный принципу равенства людей, отличается по своим ценностям от нацизма, для которого неравенство народов являлось символом веры.

В 1983 году в своей книге «Третья планета. Структура семьи и идеологические системы» я предложил объясне­ние антропологического порядка политических различий в обществах в фазе их модернизации (Todd E. La troisième planète: Structures familiales et systèmes idéologiques. - P.: Le Seuil, 1983). Семейная гипоте­за позволяет сегодня описать и понять сохраняющееся разнообразие демократического мира, зарождающегося на наших глазах.

Семейные системы крестьянства, оторванного от привычной среды в результате модернизации, были носителями самых различных ценностей: либеральных и авторитарных, эгалитарных и неэгалитарных. Затем именно они стали строительным материалом для форми­рования идеологий периода модернизации.

- Англосаксонский либерализмперенес в политиче­скую область идеал взаимной независимости, который был характерным для отношений между родителями и детьми в английской семье, где также отсутствовало ра­венство в отношениях между братьями.

- Французская революция преобразовала либерализм взаимоотношений между родителями и детьми и типич­ный для крестьян Парижского бассейна XVIII века эгали­таризм в отношениях между братьями в универсальную доктрину свободы и равенства людей.

- Русские мужики обращались со всеми своими сыно­вьями одинаково, но оставляли их под своей властью до собственной смерти, будь они женатыми или нет: идео­логия русского перехода к современности, коммунизма, была, таким образом, не только эгалитарной, по француз­скому примеру, но также и авторитарной. И эта формула была принята повсюду, где доминировали семейные структуры русского типа: в Китае, Югославии, Вьетнаме; не забудем и некоторые западноевропейские регионы, где избиратели-крестьяне отдают предпочтение комму­нистам: Тоскана, Лимузен, Финляндия.

- В Германии авторитарные и неэгалитарныеценностисемейного рода, который назначал в каждом поколе­нии одного-единственного наследника, обеспечили мощ­ный подъем нацизма - авторитарной и антиэгалитарной идеологии. Япония и Швеция представляют собойоченьсмягченные варианты этого антропологического типа.

- Структура арабо-мусульманской семьи позволяет объяснить некоторые аспекты радикального исламизма, который, будучи такой же переходной идеологией, как и другие, характеризуется уникальным сочетанием эга­литаризма и общинных начал, причем сочетанию этому никак не удается достичь уровня этатизма. Этот специ­фический антропологический тип помимо арабского мира распространен в Иране, Пакистане, Афганистане, Узбекистане, Таджикистане, Кыргызстане, Азербайджане и на части территории Турции. Униженное положение женщины в этом семейном типе является его самым оче­видным элементом. Он близок с русской моделью в силу общинной формы, объединяющей отца и его женатых сыновей, но и заметно от нее отличается в силу эндогам­ного предпочтения браков между двоюродными родствен­никами. Браки между двоюродными родственниками, в частности между детьми двух братьев, вносят в семью и в идеологию весьма специфические отношения автори­тарного типа. Отношения отец-сын не являются подлинно авторитарными. Обычай берет верх над отцом, и горизон­тальные связи между братьями приобретают решающее значение. Система представляется очень эгалитарной, очень напоминающей общину, но она не поощряет уваже­ние к власти вообще и власти государства в частности (Подробнее см.: Todd E. La troisième planète. – Chap. 5. Мусульмане Югославии, Албании, Казахстана привержены патрилинейной общи­не, равенству в отношениях, но не являются эндогамными. Мусуль­мане же Малайзии и Индонезии имеют абсолютно иную семейную систему, сочетающую высокий статус женщины и заметное отклоне­ние матрилокального характера. После брака муж остается жить в семье своей жены).

- Уровень эндогамии изменяется в зависимости от страны. В Турции он составляет 15%, 25-30% - в арабском мире и целых 50% - в Пакистане. Признаюсь, я с любо­пытством антрополога ожидаю дальнейшего развития процесса ментальной и идеологической модернизации Пакистана, страны, которая в антропологическом плане характеризуется максимальной эндогамией. Можно уже сегодня утверждать, что перемены в этой стране по всем пунктам не будут похожими на эволюцию Ирана, где уровень семейной эндогамии достигает лишь 25%. Этот столь малонадежный союзник Соединенных Штатов не полностью обнародовал свою идеологическую програм­му и долго будет еще нас удивлять. Можно было бы увеличивать число примеров и комментариев. Важно на этой стадии понять начальное антропологическое изме­рение, сформировавшееся в пространстве и в крестьян­ских обычаях до начала процесса модернизации.

 

 

Различные регионы, народы — носители различных се­мейных ценностей втягиваются один за другим и более или менее быстрыми темпами в тот же самый процесс разрыва со своими естественными корнями. Если мы поймем и первоначальное семейное разнообразие кресть­янского мира — антропологическую переменную — и уни­версальность процесса ликвидации неграмотности — историческую переменную, - то сможем осмысливать од­новременно и направление движения истории, и феноме­ны различий.

 

Возможная схема: переходная истерия, а затем демократическая конвергенция

Переходный период на первом этапе порождает исте­рику вокруг антропологических ценностей. Разрыв с прошлым, провоцируемый модернизацией, вызывает обратную реакцию - утверждение в идеологической форме традиционных семейных ценностей. Вот почему все идеологии переходного периода в определенном смысле являются фундаменталистскими, интегристскими. Все они, осознанно или нет, утверждают приверженность к прошлому, даже и в тех случаях, когда, как, например, коммунизм, яростно претендуют на современность. В Рос­сии однопартийная система, централизованная экономика и в еще большей мере КГБ приняли на себя тоталитарную роль традиционной крестьянской семьи (В 1853 году в письме, адресованном Гюставу де Бомону, Токвиль охарактеризовал российские низы следующим образом: «Америка минус свобода и просвещение. Наводящее страх демократическое общество» [ Tocqueville A. de. OEuvres complètes. T. VIII. - P.: Gallimard, 1967. - Vol. 3. - P. 164].

Все традиционные общества вовлекаются в движение в результате одного и того же акта истории — ликвидации неграмотности. Но переход обостряет противоречия меж­ду народами и государствами. Так, антагонизм между французами и немцами, между англосаксами и русски­ми достигает максимума, так как каждый в яростной идеологической форме отстаивает свою первоначаль­ную антропологическую специфичность. Сегодня арабо-мусульманский мир в последний раз драматизирует свое отличие от Запада, в частности по вопросу о положении женщины в обществе, хотя женщины Ирана да и арабс­кого мира уже эмансипируются, о чем свидетельствует использование контрацептивов.

Затем кризис утихает. Постепенно выясняется, что все антропологические системы с известным разрывом во времени подвергаются разрушению в результате подъема индивидуализма, обусловленного распространением грамотности. И в конечном итоге возникают элементы демократической конвергенции.

Конечно, все антропологические системы по-разному реагируют на усиление демократического индивидуализ­ма. А разве может быть иначе? Для некоторых систем, например французской и англосаксонской, ценность свободы является изначальной, заложенной в базисе семьи, и здесь развитие истории лишь формализует ее, ради-кализует ее выражение. В германской, русской, япон­ской, китайской или арабской системах мощный подъем индивидуализма угрожает некоторым изначальным ан­тропологическим ценностям. Отсюда наиболее острые проявления насилия в переходный период и определен­ные различия в его завершении. Хотя и в значительно размытом виде, ценности власти и общины, которые ха­рактеризовали вначале эти системы, остаются, полностью не уничтожаются. Мы можем теперь понять различия \ между типами демократий, возникших в умиротворенном мире после демографического перехода. Япония с ее неустранимой либерально-демократической парти­ей, социальной сплоченностью и своим промышленным и экспортно ориентированным капитализмом, - это не Америка. Россия, избавившаяся от коммунизма, Иран, освободившийся от хомейнизма, никогда не превратятся в гипериндивидуалистическое общество, которое ныне господствует в Соединенных Штатах.

Нам трудно согласиться с идеей, что все «демократии», возникшие по окончании переходного периода, являются или станут в основном стабильными или даже похожи­ми по методам функционирования на англосаксонскую и французскую либеральные демократии. Рассматривать возможность умиротворения мира, признавать общую тенденцию в направлении большего индивидуализма и верить во всеобщее торжество либеральной демократии — не одно и то же. Тем не менее на данном этапе нет осно­ваний относиться с презрением к гипотезе Фукуямы.

Даже неудача первой посткоммунистической - китай­ской - демократизации, завершившейся установлением смешанного режима, комбинирующего экономический либерализм и политический авторитаризм, не является обязательно доводом против теории. Можно считать эту фазу китайской эволюции временной. Пример Тайваня, где в течение уже нескольких лет наблюдается развитие подлинной демократии, свидетельствует, что никакой глубинной несовместимости между Китаем и демокра­тией нет, в противоположность рассуждениям Хантинг­тона.

Как это ни парадоксально, но труднее представить долговременную стабилизацию демократии и либерализ­ма в Латинской Америке с ее мельчайшими семейными структурами, радикальным неравенством экономических структур, где циклы чередования демократизации и пут­ча следуют друг за другом еще с XIX века. В действитель­ности, зная историю Латинской Америки, трудно себе представить ее долговременную стабилизацию даже на авторитарной основе. Тем не менее аргентинская демо­кратия, преодолевая большие экономические трудности, трудноописуемые политические перипетии, сохраняется, существует. Что касается Венесуэлы, где патронат, цер­ковь, частное телевидение и часть армии предприняли в апреле 2002 года попытку свержения президента Уго Чавеса, то она продемонстрировала неожиданную проч­ность своей демократии. Правда, уровень грамотности в этой стране среди взрослого населения составляет сегод­ня 93%, а среди молодежи в возрасте от 15 до 24 лет - 98%. Нескольких телевизионных каналов недостаточно, чтобы манипулировать населением, которое умеет читать и писать, а не только смотреть. Трансформация ментальности здесь приобрела глубокий характер. Женщины Венесуэлы конт­ролируют рождаемость, и к началу 2002 года число детей на одну женщину сократилось до 2,9.

Стойкость венесуэльской демократии сильно удивила американское правительство, которое поспешило одоб­рить государственный переворот, что представляется лю­бопытным признаком нового безразличия по отношению к принципам либеральной демократии. Можно предста­вить радость Фукуямы по поводу устойчивости демокра­тии в Венесуэле, что соответствует его модели, а с другой стороны, и его возможную обеспокоенность в связи с тем, что Соединенные Штаты официально пренебрегают принципами свободы и равенства как раз в тот мо­мент, когда они господствуют в бывшем «третьем мире».

Если придерживаться ограниченного замысла этой книги, состоящего в анализе перестройки взаимоотноше­ний между Америкой и миром, тогда нет необходимости продолжать наши рассуждения, приходить к окончатель­ному выводу по вопросу о всеобщей демократизации планеты. Нам достаточно констатировать, что после определенной фазы модернизации общества вступают в состояние равновесия и находят нетоталитарную фор­му правления, которая признается большинством населе­ния. Достаточно принять минимальную версию гипотезы Фукуямы об универсализации либеральной демократии. Такой же минималистский подход может быть применен и в отношении закона Дойла о невозможности войн между демократиями. Почему бы не признать сущест­вование «расширенного» недогматического закона о маловероятности войн между обществами, достигшими равновесия, спокойствия? И в этом контексте вопрос о том, приводит ли демократизация путем достижения всеобщей грамотности к созданию политических систем, полностью эквивалентных англосаксонской или фран­цузской либеральным моделям, становится вопросом весьма второстепенным.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.)