ГЛАВА 2. Скарлет резко проснулась, словно от толчка

Скарлет резко проснулась, словно от толчка. Как впрочем, и всегда. В тот момент, когда время, отведённое её демону в стране снов, истекало, сознание возвращалось к ней, как если бы она была подключена к генератору, у которого только что дёрнули рубильник.

Задыхающаяся, вспотевшая она села, блуждая вокруг диким взглядом, ничего не видя вокруг себя. Пока. Пронзительные крики, которые она и её демон исторгли из своих жертв, уже поблекли, в отличие от образов, которые они создали, эти сонные воспоминания оставались с ней. Потрескивающее пламя, тающая плоть, танцующий чёрный пепел, разносящийся по ветру.

Кошмаром дня стал огонь.

Она не могла контролировать демона, пока спала, так он разыскивал любого, кого мог найти, сея такой хаос, какой только мог. Однако она могла вносить свои предложения, призывая его атаковать определенных людей определенным образом. И обычно он стремился придерживаться этого. Не то, чтобы она делала какие‑либо предложения в последнее время.

С тех пор как Повелители Преисподней захватили её, она действовала на автопилоте, её мысли были поглощены в частности одним воином. Синеволосым, ярким и слишком разочарованным Гидеоном.

Так почему же он не помнит ее?

Как всегда, воспоминания о его избирательной амнезии, вызывали у нее дрожь во всем теле. Руки сжались в кулаки; зубы заскрежетали, вызывая слабую боль в сжатых челюстях. Но сильнее всего, было дикое желание убить кого‑нибудь, все равно кого, это чувство поглощало ее.

Гнев ей ничем не поможет. Остынь. Подумай о чем‑нибудь еще.

Она заставила себя мысленно вернуться к своему демону, печально, что смерть и хаос были более безопасной темой, чем ее муж. В то время, пока они не спали (по 12 часов каждый день, хотя и не всегда ровно 12), она была главной. Она могла призывать тьму и собирать крики. Демон мог убедить ее, и часто она нуждалась в убеждении. В конце концов, в принятие решений они играли по правилам. И, как правило, Кошмару нравилось убеждать ее. Напугай его… Заставь ее кричать…

Но прямо сейчас, ее демон был необычайно доволен.

Мы не в подземелье, сообщил Ночной Кошмар, оглядываясь вокруг, вперед нее.

О. Теперь все понятно.

Ее злость, наконец, утихла, и Скарлет осмотрелась вокруг. Она нахмурилась. Ок. Итак. Где, черт возьми, она находится?

Ее держали взаперти в подземелье в течение несколько недель, окруженную разломанными камнями и железными прутьями. Жалобные стоны непрерывно раздавались из других клеток, и все одинаково пронзительные, резкий едкий запах постоянно проникал в ее нос.

А сейчас перед ней… декаданс. Стены украшали цветочные обои, окно было полностью закрыто темными бархатными шторами. Над кроватью висела сверкающая фиолетовая люстра в форме виноградной лозы. И наконец, кровать, ее пристальный взгляд скользил вдоль нее, отмечая каждый дюйм. Большая, с голубыми простынями, и над ней четыре самодельных постера.

Лучше всего пах воздух, он был насыщен ароматами тех самых виноградных лоз, смешанными с яблоками и ванилью. Она глубоко вздохнула, наслаждаясь. Как она здесь очутилась? Без ее ведома?

Ясно, она была перевезена за то время, пока спала как мертвая. Это было тем, что она обычно ненавидела, но не в этот раз, потому что это означало, что её освободили, как она и надеялась. Да, надеялась. Она не хотела оставаться в этой крепости, если только чтобы быть рядом с Гидеоном. В самом деле.

Тихо. В то время как она терялась в чужих снах – и, кстати, не важно в какое время дня она спала, в этом царстве тьмы и беспорядка, кто‑то, где‑то спал, и демон подкармливал их страхи – кто угодно мог напасть на нее в это время, и она не будет способна защитить себя саму. Кто угодно может сделать с ней абсолютно все, и у нее не будет сил остановить его.

Мысль о том, что ее куда‑то переместили, пока она была беспомощна – бесила ее.

Обычно она защищалась в подобных ситуациях с помощью теней. Она просто мысленно чертила пальцем вокруг себя воображаемый круг перед тем, как заснуть и они окутывали ее полностью в то время, когда она спала, делая ее невидимой. Но как только она поняла, что находилась в доме у Гидеона, она перестала вызывать эти тени.

Наверное, в какой‑то степени, она надеялась, что глядя на нее спящую, у него восстановятся воспоминания о ней. Возможно, она надеялась, что он снова будет желать ее и умолять стать частью ее жизни. Это было глупо. Этот ублюдок бросил ее гнить в Тартаре; не стоит ей хотеть, чтобы он желал ее.

Ей стоит желать его полного уничтожения.

"Так, так. Я очень огорчен тем, что ты, наконец, проснулась."

При звуке его голоса, глубокого и грохочущего, Скарлет застыла, взгляд снова стал блуждающим. Затем она увидела его, и её сердце внезапно остановилось. Он стоял в дверном проеме спальни, мускулистые руки свободно свисали. Он был воином, чье свирепое лицо обещало бесподобные ночи полные греховного удовольствия, его глаза сияли с застывшим в них предвкушением, противореча его небрежной позе.

Гидеон. Некогда любимый муж, теперь заслуживал лишь ее презрения.

Ее сердце заколотилось, быстро набирая скорость, а кровь закипела от узнавания. Она знала, что такую же реакцию испытала, когда впервые увидела его, много лет назад.

В этом не было ее вины, ни тогда, ни сейчас. Не было мужчины более красивого, и мужественного, словно ангел и демон сошлись в нем. Не такой мужчина, который соблазнял, зная, что потом отвергнет. Что‑то глубоко внутри женщины предупреждало об опасности, которая ожидала ее, если она поддастся его очарованию. Опасности, которой она не могла избежать, но страстно желала.

На нем была черная футболка с надписью " Ты Знаешь Ты Хочешь Меня", черные, немного мешковатые штаны и серебряная цепь вместо пояса. На правой брови было сделано три пирсинга, и еще один на губе. Колечко. Серебряное. В комплект к поясу, ехидно подумала она.

Он всегда заботился о своей внешности и не любил, когда его дразнили этим. Это то, что когда‑то позабавило её, потому что показало его более мягкую сторону. Намек на уязвимость.

Однако сегодня у неё не было поводов для веселья. В то время как он стоял там и выглядел таким же съедобным как шоколадный трюфель, вымоченный в карамели, она, вероятно, напоминала водосточную крысу, вымоченную в сточных водах. Она имела возможность вымыть себя водой, которую Повелители приносили ей каждый вечер, её одежда была измятой и грязной, а волосы были перепутанной массой.

"Есть что сказать, да?", пробормотал он. "Значит мы на правильном пути."

Она точно знала, что он думает, потому что он мог говорить только ложь. Он же хотел, чтобы говорила она. Сдержись. Не позволяй ему узнать, какое влияние он оказывает на тебя. Она изогнула бровь, изображая беспечный вид. "Помнишь меня?" Хорошо. В ее голосе не было ни тени обиды.

Его глаза лихорадочно блестели, выдавая волнение. "Конечно, помню."

Значит, нет. Он ее не помнил. Ублюдок. Она не позволила эмоциям отразиться на своем лице, чтобы он не понял, как сильно расстроил ее. "Зачем же тогда ты забрал меня из крепости?" Нарочито медленно, она провела пальцем вниз по своей шее, между грудей, интересно, что, если – да. Он пристально следил за тем, как она это делала. Неужели отчасти он все же находит ее привлекательной? "Я очень опасная женщина."

"Меня уже не предупреждали об этом", сказал он, разделяя слова, его дыхание становилось хриплым. "Я уверен, что не переносил тебя, чтобы было легче общаться."

Не потому что он хотел ее, а только чтобы она удовлетворила его любопытство. Ее рука упала на колено. Она не была разочарована. Это было больше чем всегда, и она ожесточилась, как и раньше, испытывая душевные муки. Еще один раз вряд ли уже будет иметь значение.

"Ты идиот, если думаешь, что смена обстановки развяжет мне язык."

Не смотря на то, что он продолжал молчать, его челюсть дернулась. Он явно был смущен.

Она приторно улыбнулась ему, наслаждаясь моментом. И было какое‑то удовольствие в том, что она предоставила ему блуждать в темноте, оставляя в неведении, как и он, заставлял ее ломать голову о том, где он был в течение наполненных тревогой тысячелетий.

Как напоминание о ее тревоге, той повсеместной тревоге глубоко в душе, ее улыбка, насквозь фальшивая, исчезла. Ей даже пришлось прижать язык к нёбу, чтобы не скрежетать зубами от ярости.

"Я вернусь за тобой", сказал он ей однажды ночью. "Я клянусь, что освобожу тебя."

"Нет. Не уходи. Не бросай меня тут." Боги, она была такой плаксой тогда. Но она была лишена свободы, и он был ее единственной надеждой.

"Милая, я люблю тебя слишком сильно, чтобы быть вдали от тебя так долго. Ты знаешь об этом. Но я должен сделать это. Для нас обоих."

Естественно, она не видела и не слышала его после этого. До тех пор пока Титаны не сбежали из Тартара, тюрьмы для бессмертных, и вырвали контроль над небесами у Греков. До тех пор пока она не прибыла сюда на Землю и обнаружила… только для того чтобы найти его пирующим вместе с отбросами в каком‑то жутком ночном клубе.

Ее ярость росла, застилая глаза красной пеленой. Глубокий вдох, выдох. Постепенно пелена с глаз начала спадать.

"Мы закончили здесь" сказала она, хотя сама осталась, просчитывая его реакцию. "Ты не получишь того, что хочешь, и ты естественно не сможешь держать меня здесь"

"Не стесняйся бежать от меня." Он скрестил руки на его массивной груди, плотно натягивая ткань рубашки на мышцах. "Ты не пожалеешь об этом."

И снова, она знала, что он имеет в виду. Если она убежит, он заставит ее страдать. Но она сказала, "Скорее всего, я преувеличиваю, я приму это предложение и уйду. Кстати, спасибо за совет. Я никогда не задумывалась об этом. "

Он зарычал разочарованно и яростно, все намеки на небрежность исчезли." Я был жесток, принеся тебя сюда. Ты не обязана быть любезной в ответ, так что тебе будет лучше не оставаться здесь."

"Мы договорились. Ты жесток, и я ничего тебе не должна, так что я не обязана тут оставаться."

Снова рычание. Она попыталась не смеяться. Проклятье, его все еще забавно было поддразнивать.

Забавно? Её ухмылка исчезла в следующий момент. Она должна ненавидеть то, что он говорит только ложь, а не наслаждаться этим. Этот его лживый язык однажды уже разбил её хрупкое сердце.

"Этого недостаточно от тебя," съязвил он.

"Вау. Уже просишь о большем." Когда‑то она считала его особенным. Но он доказал, что такой же, как другие. Её мать, её король, её предполагаемые друзья. Они должны были заботиться о ней, но они предали её, каждый из них.

Они были преступниками, конечно, но даже преступники могут любить. Правильно? Правильно. Так почему же они не могли любить меня?

Она провела всю свою жизнь, запертая в Тартаре, потому что у ее матери Реи, жены Крона, была связь со смертным, незадолго до того, как Королеву лишили свободы. Что в конечном счете привело к тому что Скарлет родилась в ее камере. Камере, которую она делила с несколькими другими богами и богинями.

Скарлет выросла среди них, и поначалу они любили её. Однако, чем взрослее она становилась, тем сильнее росла ревность в некоторых из них. А в других похоть.

Плен, ненависть и горечь вскоре стали её верными товарищами.

Пока не появился Гидеон.

Он когда‑то был в элитной гвардии Зевса, и каждый раз, когда он привозил новых заключенных, их взгляды встречались. Она ждала этих моментов, отчаянно нуждаясь в них. Он тоже наслаждался ими, потому что стал регулярно посещать Тартар. Не для того, чтобы запереть очередного преступника, а просто чтобы увидеть её, поговорить с ней.

Не думай о времени, проведенном с ним. Ты смягчишься по отношению к нему. А ты не можешь быть мягкой, идиотка.

После обретения свободы она должна была остаться на Олимпе, переименованном теперь в Титанию благодаря Крону, и найти хорошего бога, обосноваться с ним вместе. Но нееет. Она должна была увидеть Гидеона в последний раз. Тогда, увидев его, она должна была остаться рядом с ним. Тогда, решив остаться, она должна была убедить себя держаться подальше от Повелителей, так как она слышала, что они выслеживают каждого бессмертного в паре с демоном из ларца Пандоры, с целью их вербовки…или их убийства.

Ублюдок, она снова подумала о Гидеоне. Отлично. Так мне больше нравится. Он грязный лжец, хладнокровный убийца, и ты его ненавидишь. Он запланировал убить ее после того, как он получит свои ответы; она знала, что он сделает это. Потому что она никогда не будет помогать ему, и это была ее обязанность.

"Эта тишина пугает", заметил он.

"Рада, что тебе нравится," ответила она. Его лицо выражало досаду, и она еще раз задиристо улыбнулась. "Потому что я готова дать тебе намного больше этого." Еще одно рычание.

"О, и для твоего душевного спокойствия, ты должен знать, что я не собираюсь бежать." Пока что. Она тоже хотела поговорить, хотя удовлетворять его любопытство она не собиралась.

Слишком долго она она задавалась вопросом, нашел ли он кого‑то нового. Кого‑то постоянного. Она знала, что так и было в прошлый раз. Конечно, если он сделал это, то Скарлет должна была бы убить сучку. Не потому что Гидеон все еще волновал её – а он не волнует, напомнила она себе – а потому что он не заслуживал такого счастья.

Это не месть. Как его отвергнутая бывшая, она просто имела на это право.

"Не благодарю за то что не собираешься убегать," облегченно вздохнув, ответил он.

Он хотел сказать ей спасибо. " 'Пожалуйста' ты от меня не дождешься." Да пошел ты, хотелось ей ответить.

Его глаза сузились, сделав его похожим на ребенка, топающего ногами от недовольства, он провел языком по зубам. Один‑ноль в пользу Скарлет. "Как это возможно, что мы не женаты, тем не менее мои друзья все об этом знают?."

Как получилось, что никто не знал о том, что они женаты? Очень просто. "Мы поженились в тайне, тупица. "

В этот раз он никак не отреагировал на ее насмешку. "Разве я не стыдился тебя?"

О, она могла бы дать ему пощечину за это. Конечно, он думал, что он стыдился ее, а не наоборот. Она была узницей, а он, в конце концов, свободный человек. Не то, чтобы он вспомнил об этих незначительных подробностях, но несомненно, он все‑таки был весьма высокого мнения о себе.

Ублюдок – это было еще мягко сказано.

"Нет, ты не стыдился меня, но тебя бы казнили, если бы уличили в связи со мной," огрызнулась она.

Он опустил голову, как будто только сейчас осознав, что она была Титаном, заключенным в Тартаре, что это лучше, чем если бы она была настоящей преступницей. Что создавшие его Греки, покарали бы его, самым жестоким образом за "знакомство" с одним из их ненавистных врагов.

"И так. Если все это время мы не были женаты, то какое имя ты не использовала?"

Ах, это? Он что, уже успел забыть ее чертово имя, которое она сказала ему, когда он впервые пришел к ней в темницу? С тех пор прошло всего несколько недель. "Мое имя Скарлет." Ты сукин сын! "Но я уже говорила тебе это." Козел, козел, козел. Она сжала простыни под собой в кулаки.

Он взмахнул рукой останавливая ее. "Это я уже не знаю. Но мне не хотелось бы знать, какая у тебя сейчас фамилия."

Чтобы успокоить ее, этого было мало. Ее кулаки сжались еще сильнее, а глаза превратились в маленькие щелочки. Все понятно, это не просто любопытство, теперь он перешел к части по вытягиванию у нее информации, и уверен, что она такая тупая и не заметит его уловки.

Значит, он не был уверен, была ли она одной из богов или их слуг. У богов не бывает фамилий. А у слуг, фамилии были, так как они указывали на более низкий статус, как если одно твое имя никак не отличало тебя от других. Люди тоже использовали фамилии. Гидеон размышлял методом исключения. Ему это особо не поможет, ведь она не была ни тем ни другим. Даже не человеком. Она была чем то средним среди всего этого.

"Моя фамилия меняется очень часто, точнее каждый раз, как посмотрю кино и увижу там нового сладкого мужика," с приторным тоном сказала она, подходящим к ее ухмылочке.

У него отвисла челюсть, колечко в губе блеснуло в фиолетовом свете. Интересно он взбешен этим? Ха, не нравиться представлять, как твоя предполагаемая жена пожирает глазами других мужчин?

"Сладкий член? Словно ты что‑то купила в пекарне?" Он говорил с презрительным тоном, стараясь пристыдить ее.

"Черт, нет." Так или иначе, он тоже так не думал, потому что не потерял сознание, сказав это. Значит, она взбесила его. Отлично. Наконец‑то. Настоящий кайф. Счет два – ноль. "Ну, ты знаешь… сладкий мужчина. Мужчина, которого ты страстно желаешь, и хочешь облизнуть. Мужчина, которого ты хочешь обсосать и откусить от него кусочек. Ну, точнее я, а не ты." Ни в коем случае ей не хотелось бы, чтобы он подумал будто она тосковала по нему все эти годы. Что просыпаясь, она лежала, желая его, отчаянно нуждаясь в нем.

Не важно, как это было на самом деле.

Его глаза сузились еще больше, и ресницы опустились, скрывая выражение его ярко‑синих глаз. "Ты не Повелитель. Не такая как я. Тебе не стоит называть себя Повелительница Скарлет."

"Ты называешь себя Повелитель Гидеон?" спросила она. Она этого не знала. "Нет."

Да. "Хорошо, тогда я никогда не буду называть себя Повелительница Скарлет." Она не поедет с ним снова по этому пути. Она не объявила бы этому миру и небесам, что принадлежала ему.

Если бы она и делила что‑то с этим мужчиной, это было бы острие ее кинжала. Проткнувшее насквозь его черное, забытое, покинутое сердце.

Его зубы сверкнули в зловещем оскале. "Я тебя не предупреждаю быть осмотрительнее. Я не опасен, если раздражен."

"Эй, останови меня, если ты слышал это. Нет…подожди…иди трахни себя."

По какой‑то причине гнев, готовый вырваться из него, исчез, и его губы изогнулись в подобии улыбки. "У тебя нет характера. Я не могу понять почему выбрал тебя."

Не. Смягчаться. К нему.

"Я не хочу знать, в честь кого ты выбирала себе фамилии." Его руки оставались скрещенными на груди, когда он выпрямился, отойдя от двери. "Пожалуйста, не рассказывай мне. Пожалуйста."

Спросил небрежно, будто бы развлекаясь, тем не менее его глаза пристально смотрели на нее, словно, при необходимости, он мог приблизиться и выбить из нее ответ.

Если бы он прикоснулся к ней, если бы эти сильные пальцы сомкнулись вокруг её рук…Нет, нет, нет. Она не могла этого допустить.

Она пожала плечами, как будто эта информация не имела значения. "Ну, в течение нескольких недель я называла себя Скарлет Паттинсон. Ты когда‑нибудь видел Роберта Паттинсона? Самый сексуальный. Мужчина. Навсегда. И мне все равно, если это делает меня хищницей (амер. определение женщины сред. возраста, фан. Р.Паттинсона см. ссылку в комм.). Он поет ангельским голосом. Боги, обожаю, когда мужчина поет мне. Ты никогда не пел мне, потому что твой голос ужасен." Она задрожала от отвращения. "Клянусь, это было похоже на демона, скребущего когтями по самородной сере."

Он так сильно вцепился пальцами в свои бицепсы, что на них появились кровоподтеки. "А сейчас ты не скажешь мне, какая фамилия у тебя была до этого."

Он унизился до "пожалуйста." Прекрасно. Она снова его достала. Но до каких пор она сможет давить на него этим? Сколько еще его глупая мужская гордость могла выдержать, прежде чем он запляшет вокруг нее? Прежде чем он начнет трясти ее? И не для ответов, а для извинений.

Когда‑то она знала ответ на этот вопрос. Он бы никогда не тронул ее в гневе. Но он уже не был тем ласковым мужчиной, в которого она влюбилась когда‑то. Человеком, который впервые дал ей почувствовать доброту. Теперь он не такой. Как и другие заключенные, она слышала истории про Повелителей Преисподни, и их похождениях. Про невинных, которых они убили, и городах, которые они разрушили.

К тому же, она знала, что сотворил ее собственный демон, после их соединения. Темнота, ужас, абсолютная потеря контроля. Она была полностью поглощена этим, перестав быть человеком. Ей сказали, что это продолжалось веками, несмотря на это у нее были пробелы в памяти, казалось, это время пролетело за несколько дней. До сих пор. Так или иначе, она уже не была прежней.

"Я была Питт некоторое время," сказала она. "Потом Гослинг. Потом Джекман. Потом Рейнольдс. Я всегда возвращалась к Рейнольдсу. Он мой любимчик. Эти светлые волосы, мышцы…" Она вздрогнула. "Давай посмотрим, кто же еще? Ох. Я также была Бана, Пайн, Эфрон и Дикаприо. Дикаприо еще один мой любимчик. И еще один блондин, если уж на то пошло. Может быть у меня бзик насчёт блондинов."

Надо надеяться, что это колкое замечание достигло своей цели. Под синим цветом волосы Гидеона были черными.

"Да, я конечно не по части девушек," продолжила она, "но Джессика Бил могла бы изменить моё мнение. Ты видел её губы? Так что я даже была Скарлет Бил."

У Гидеона снова отпала челюсть. И если она не ошибалась, гнев вернулся на полную силу, выжигая последние следы развлечения. "Маловато, чтобы удовлетворить меня," заметил он.

Очевидно, она может заговаривать ему зубы довольно долго. Как она могла подумать, будто до этого он был в гневе? Это была сдерживаемая ярость, которую она услышала в его голосе…такой же звук, как глубокое рычание при возбуждении.

Последним был звук, который она когда‑то хорошо знала и никогда не думала услышать снова.

Не улыбайся. "Мне нравится разнообразие, что я могу еще сказать? Возможно, однажды, это будет также моей задачей, собирать и сортировать их всех. "

Из ноздрей у него уже практически валил пар. Да, ярость. Он выпрямился, шагнул вперед, остановился и отступил назад к двери. "Мы пока не закроем эту тему," резко сказал он. Он развернулся чтобы выйти.

"Подожди." Она еще не была готова закончить обмен любезностями. Не сейчас. "Что насчет тебя?" отводя внимание от себя, спросила она. Осторожно. "Какие‑нибудь подружки, о которых мне стоит знать? Или еще лучше, очередная жена? Если так, мне придется посадить тебя в тюрьму за многоженство." Ну вот. Он ни за что не догадается в каком она отчаянии. Он должен знать, что она может постоять за себя.

Медленно, он обернулся. "Да," сказал он сквозь зубы, с трудом выдавив из себя это слово. Он не видел в этом смысла. "У меня есть подружка, и я женат на другой."

Скарлет выдохнула сдерживаемое дыхание, не замечая что вообще его затаила. Гидеон был одинок. Мужчина‑шлюха, который цеплял каждый зад, что мог попасть в его руки, да, но он по‑прежнему один. Она задрожала. Не от облегчения, она была уверена, но в разочаровании о том, что таки не сможет убить кого‑нибудь, кого он любит сейчас.

Значит…мы закончили.

Теперь она узнала всё, что хотела; она может бросить его. За исключением того, что она не сбросила ноги с края матраса и не встала, чтобы вырубить его и сбежать. Идиотка. "Я приму душ, а ты принесешь мне еду. Даже не думай о том, чтобы спорить, иначе, клянусь богами, я заполню твои следующие сны бесчисленным количеством пауков." По крайней мере, она думала, что сделает это.

По какой‑то причине, Ночному кошмару не нравилось мучать его. В первый и единственный раз ей пришлось просить и заставлять демона сделать это. И глупый монстр протестовал и скулил всё время. Этого никогда не случалось прежде. Её демон выступал в роли мучителя при каждой возможности.

Почему он нравился Ночному кошмару? Он один из всех людей. Её демон даже не знал его, так как она стала одержима им после того, как Гидеон бросил её. Но её демон выносил её постоянные жалобы на него, так что она поставила бы большие деньги на то, что Ночной кошмар желал Гидеону смерти, лишь бы только жалобы Скарлет прекратились.

"Ну так что?" спросила она. "Почему ты всё еще стоишь там? Давай пошевеливайся."

Губы Гидеона снова очаровательно дернулись. Cтарается не улыбнуться? Странный мужчина. Другой бы затопал в раздражении. Или угрожал бы ударить её за такой надменный, повелительный тон.

"Всё, что пожелаешь, моя милая."

Это означало, что он ничего не будет делать. Она поняла. Он всегда был упрямым и, как правило никогда не выполнял приказы, и это было тем, что ей нравилось в нем. Всё ещё. Она не могла оставить его, чувствующим себя удовлетворенным их беседой.

Удовлетворение принадлежало только ей.

А значит, пора снова его неприятно удивить.

Направляясь прогулочным шагом в ванную и раздеваясь по пути, она бросила через плечо, "Ах да, Гид. Я лгала тебе всё это время. Мы никогда не были женаты."

Черт возьми, черт возьми, черт возьми! Гидеон всё ещё не мог определить, когда Скарлет врет, и это действительно начинало его раздражать. По какой‑то причине каждое слово из ее прекрасных губ все еще ласкало его уши, и что еще хуже, каждый слышимый удар растекался по всему его телу. Как?

Факт: как правило, услышав правду, его демон шипел. Факт: ложь, наоборот, заставляла демона мурлыкать. Со Скарлет Паттинсон (он скоро пробьет кулаком дыру в стене номера, также как Страйдер сделал в крепости, срывая свое раздражение) он улавливал только ее хриплый голос, и был слишком потерян от удовольствия, чтобы заботиться о правде или лжи.

Он собирался остановить это. Иначе, он может никогда не получить свои ответы.

Оставь ее, потребовал Ложь.

Взять ее? Вряд ли. Спасибо, но я хочу сохранить свои яйца. Это тот тип женщины, которая врежет тебе за попытку разбудить ее поцелуем, а пойдешь подглядывать за ее обнаженными прелестями пока она моется, запихнет твои яички тебе же в глотку.

Обнаженные…прелести… Привет, эрекция.

Дверь ванной закрылась со щелчком, скрывая ее от его взгляда. Ты жалок, ох, это уже более правильная мысль. Она оставила свои бюстгальтер и трусики. И то и другое – черное. С кружевом. У бюстгальтера застежка была спереди, как будто напрашиваясь чтобы ее расстегнули. Сжавшиеся яички могли стоить этого, подумал он, уже шагая вперед.

Его рот увлажнился, язычки пламени танцевали по всему телу, нагревая его кровь до кипения. Каким то образом, он остановил себя, прежде чем выломал дверь. Ради бога, прояви хоть немного выдержки. Это было просто… святое дерьмо, она была такая красивая. Как ожившая картина, такая бледная, нежно‑розовая кожа и водопад шелковых черных волос. Совсем не мускулистая и такая опасная, две вещи, которые вместе обычно не смотрятся. У нее они сочетались. И так изящно.

Изящная. Подходящее слово для описания ее спины и узора татуировки на ней. Вокруг ее талии были слова РАЗЛУКА ОЗНАЧАЕТ СМЕРТЬ, и вокруг слов были цветы. Много, очень много цветов. Цветы были всех форм, типов и цвета, и ему хотелось очертить языком каждый из них. Под цветами, на ее бедрах, была татуировка бабочки, украшенная всеми цветами радуги, сверкающая, словно пойманная в полете, в направлении цветов вокруг надписи. Совершенство.

Однако не это так сильно привлекло его внимание. РАЗЛУКА ОЗНАЧАЕТ СМЕРТЬ. У него были те же самые цветы и слова, вытатуированные вокруг его собственной талии. Почему он сделал нечто столь девчачье? Перестав смеяться над ним, этот вопрос задавали все его друзья. Он объяснял им, пытался что‑то доказать, но ничто не могло оправдать его.

Правда была в том, что он сделал это тату, потому что снова и снова видел эти слова и цветы у себя в голове(мыслях).

Они изводили его, и он чувствовал, что они что‑то значат для него, но не знал, что они означают. Теперь он понял, что видел их на этой женщине. В любом случае женаты они или нет, это означает, что они провели какое‑то время вместе.

Какого хрена я не могу это вспомнить?

Я знаю, ответил Ложь, как будто он спрашивал демона.

Заткнись. Ты нравишься мне куда больше, когда молчишь.

Звук воды бьющей по кафелю внезапно разнесся по всему номеру. Наверное, Скарлет уже голая, подумал он. Вероятно, мокрая стоит под этой водой и стонет от того как та скользит вниз по ее соблазнительному телу.

Он застонал, провел руками по лицу в надежде стереть порочные видения, мелькающие в его голове. Не помогло. Он преодолел оставшееся расстояние, arm extending for the knob. До свидания, яички. Мы хорошо поработали.

Как и прежде, он вовремя опомнился. Он поворчал, попятился и твердо уперся ногами в пол. Нет, нет, и нет.

По крайней мере, ему не придется беспокоиться о ее побеге. Безуспешен. Пока она спала, он нашпиговал крошечными датчиками все двери и окна, связав их со своим телефоном. Он знал только, что она попыталась уйти. И попытается снова. Скоро. Она будет не в состоянии помочь самой себе. Бойцовский дух был определенно частью ее натуры.

Это так раздражало его.

Интересно как он должен обращаться с женщиной, которая выбирает себе фамилию, руководствуясь своей похотью к кому‑то? Это было не плохо, если она хотела других женщин. Даже сексуально. Что‑то, что можно даже поощрить. Но мужчины? Черт. Нет. Не тогда когда был шанс, что они женаты, и не раньше чем они выяснят отношения между собой.

И все же. Он знал, каким образом ему хочется обращаться с нею. Кожа‑к‑коже. Всей своей сутью он стремился оказаться в этом душе, лизать ее везде, попробовать ее вкус. Тогда, о, да, тогда он погрузился бы глубоко в нее, чувствуя, как она вцепляется в его волосы и царапает ему спину. Чувствуя как ее ноги сжимаются вокруг него и держат так крепко. Услышал бы, как она тяжело выдыхает его имя, прося его о большем.

Маленький брат, его самый любимый отросток, начал увеличиваться, а близнецы под ним умоляли не задумываться о возможном ущербе.

Этому не бывать, приятель. По крайней мере, не сейчас. Она сопротивлялась ему гораздо сильнее, чем он ожидал. Не то чтобы он очень упорно старался. Упорно. Ха. Но возможно это даже хорошо. Как напоминал ему Страйдер, Ловцы сейчас в Будапеште и они жаждут крови. Теперь, когда они могли убить Повелителей и соединить демонов с другими людьми, на их выбор, теперь, когда Повелители были близки к победе, Ловцы были более решительные и злые, чем когда либо. Если Гидеон соблазнит Скарлет, то он забудет о её охране.

Он может перевезти её в другой город и взять её там, предположил он. Это было бы безопаснее. Но, нет. Он не может вот так бросить своих друзей. Они нуждались в нём больше, чем когда‑либо. Мэддокс был поглощен заботой о своей беременной жене; подружка Люциена планировала их свадьбу; жена Сабина навещала свою сестру на небесах, поэтому главной эмоцией их командира сейчас была вспыльчивость; жена Рейеса уже достаточно имела дело с дерьмом. Как Всевидящее око, она могла заглянуть в рай и ад, и вещи, которые она видела там часто были гораздо хуже всего того, что Скарлет могла сотворить в своей стране сна.

Не говоря о том, что Аэрон, до недавних пор хранитель демона Гнева, всё ещё приходил в себя после своей встречи со смертью. Первый раз за долгие столетия, его разум принадлежал только ему, демон больше не был частью его. Как и ожидалось, он еще не приспособился к изменениям.

Гидеон не был завистлив, в отличие от некоторых воинов. На самом деле ему нравилась его темная половина. Вместе, они были мощной силой. Вместе, они были сильнее, умнее, и никто, кроме Скарлет не мог солгать ему. Ладно, ладно. Несколько человек могли, но только когда он позволял своим эмоциям взять верх над ним. Что случалось не часто.

Но говоря о неспособности отделить правду от лжи… Я лгала тебе все время. Мы никогда не были женаты, говорила Скарлет.

Будь проклята она и её обольстительные уловки. Были они женаты или не были? У же него были эти видения о ней, как будто он прежде уже уложил её в кровать. Как будто он наслаждался каждым её дюймом и уже делал все те вещи, которые он хотел сделать сейчас. Но эта его уверенность могла оказаться просто фантазией, а не реальностью.

Вздохнув, Гидеон подошел к кровати, на которой спала Скарлет. Он снял простыню и прижал все еще теплый (хранящий тепло ее тела) хлопок к своей щеке, аромат полуночных орхидей, ворвался в его нос. Испытывал ли он это тепло кожа‑к‑коже? Знает ли он этот аромат?

Хмурясь, он отбросил простыню, поскольку его член стал еще чуть больше. Выберись отсюда прежде, чем забудешь свои благородные намерения и штурмом возьмешь ванную.

Его демону понравилась мысль о штурме. Не входи в ванну. Не входи в ванну, немедленно! (Прямо сейчас, не входи в ванну!)

Серьезно. Заткнись. Даже при том, что Гидеон сказал Скарлет в своей обходной лживой манере, что он не достанет ей что‑нибудь поесть, в то время как на самом деле, он ушел, заперев номер, спустился на лифте вниз, заказал ту еду, которую хотел сам, затем вручил портье записку.

Все это время Ложь гневно рыскал в поисках жертвы прямо через его голову, ненавидя быть вдалеке от Скарлет. Полный бред (Абсолютно нереально).

Портье улыбнулась и начала печатать. "Дайте нам час, господин Повелитель." Он почти поправил её и сказал Пэттинсон. Всё чтобы связать себя со Скарлет. Вместо этого он кивнул и вернулся в комнату. Скарлет была голодна. Поэтому он покормит её. Жена она или нет. Потому что в конце концов, у него все еще были вопросы для нее, и у нее все еще были ответы.

Как он поступит после этого, как пещерный человек(дикарь) или соблазнитель, будет зависеть от нее.

Поиск по сайту: