РОК-Н-РОЛЛ ЗАПРЕТЯТ

Олимпия, штат Вашингтон февраль 1989 - сентябрь 1989 года

«Если рок-н-ролл запретят, брось меня на хрен в тюрьму». - Строчка, которую Курт написал на гитаре, 15 июля 1989 года.

За день до того, как Курту исполнилось 22 года, он написал письмо своей матери, в котором было написано: «Сейчас дождливый воскресный день и, как обычно, особо нечего делать, поэтому я подумал, что напишу маленькое письмо. По правде говоря, поскольку каждый день дождлив и медлителен, я в последнее время много написал. Полагаю, это лучше, чем ничего. Я пишу или песню, или письмо, и пока я устал писать песни. Ну, завтра – мне исполнится 22 (а я всё ещё не могу это написать по буквам)». Он не закончил письмо и не отправил этот фрагмент.

Несмотря на скуку, выраженную в этом письме, внутренняя художественная жизнь Курта процветала. Его 22 год был почти полностью посвящён творчеству - в форме музыки или живописи. Он давно отказался от стремлений стать промышленным художником, но в некотором смысле эта свобода позволила его искусству свободно развиваться. Большую часть 1989 года у него не было работы, если только не считать работой руководство «Нирваной». Трэйси стала его покровительницей, роль, которую она взяла на себя в отношении большей части их отношений.

Входя в его квартиру в любой день в 1989 году, вы бы наверняка застали его или с кистью в руке, или с гитарой. Но на самом деле он был не столько художником, сколько творцом. Он использовал любой инструмент, который был перед ним, в качестве кисти, и любой плоский предмет, который он находил в качестве холста. Он не мог позволить себе настоящий холст или даже качественную бумагу, поэтому многие из его работ были выполнены на обратной стороне старых настольных игр, которые он находил в магазинах подержанных вещей. Вместо красок - которые он мог редко себе позволить - он использовал карандаш, ручку, древесный уголь, «волшебный маркер», аэрозоль, и иногда даже кровь. Однажды соседка, Эми Мун, зашла только для того, чтобы Курт приветствовал её у двери с усмешкой безумного ученого, который недавно породил своё первое творение. Он только что закончил картину, сказал он ей, на сей раз выполненную акриловой краской, но с одним особым дополнением, «моим секретным ингредиентом». Он сказал Эми, что он добавляет его ко всем своим картинам в качестве последнего штриха, совершившегося факта, когда работа была в его вкусе. Этой секретной изюминкой, объяснил он, была его сперма. «На этой картине моё семя, - сказал он ей. – Смотри, видно, как оно блестит!», жестом показал он. Эми не отважилась спросить, какой метод использовал Курт, чтобы приложить своё «семя», но поблизости она не заметила ни кисти, ни палитры.

Этот необычный ритуал не удержал Эми от того, чтобы заказать Курту нарисовать для себя картину; это был единственный заказ, который он когда-либо брал. Она рассказала сон и попросила его изобразить. Он принял этот заказ, и она заплатила 10 $ за материалы. Получившаяся картина была грубо нарисована, но настолько напоминала её сон, что Эми с трудом могла себе представить, что Курт нарисовал её по её описанию. «Ночь, - рассказывала Эми, - и действует какая-то зловещая сила. На заднем плане - нечёткие деревья, только тени. На переднем плане - фары машины, и только что сбитый олень. Можно видеть, как животное испускает дух, и его тело остывает. Впереди очень тонкая женская фигура, поедающая плоть животного, которое, вероятно, ещё не умерло. Его картина – в точности то, что я видела во сне».

Большинство творений Курта были тревожащими, иногда на самом деле поразительно тревожащими. Многие были на те же самые темы, которые он исследовал на

уроке рисования в школе, но теперь они были более мрачными. Он по-прежнему рисовал инопланетян и взрывающиеся гитары, но в его альбомах также были пейзажи в стиле Дали с тающими часами, порнографические части тела на существах без голов, и рисунки отрезанных конечностей. Всё больше и больше в течение 1989 года его искусство стало приобретать объёмные черты. Он каждую неделю ходил по множеству магазинов подержанных вещей, и нечто дешевое и причудливое, вероятно, находило себе место в одной из его конструкций. На обороте альбома «Iron Butterfly» он нарисовал Бэтмэна, присоединил к нему голую куклу Барби петлёй вокруг её шеи, и подарил это Трэйси на день рождения. Он начал коллекционировать кукол, модели машин, коробки для завтрака, старые настольные игры (некоторые он сохранял в целости, как игру с его любимым Ивелом Канивелом), игрушечных знаменитостей и другие различные предметы, найденные на барахолке. Эти предметы коллекционирования не хранились как сокровища или не ставились на полку, они могли быть расплавлены на заднем дворе во время барбекю или быть приклеены к обратной стороне настольной игры. Трэйси жаловалась, что куда бы она ни повернулась, везде на неё таращилась какая-нибудь кукла. Вся квартира начинала приобретать вид придорожного музея китча, но такой, который находится в постоянном состоянии и сооружения, и разрушения. «У него был такой беспорядок, - вспоминал Крист. – Весь его дом был загромождён, и повсюду были вещи. Однако он был серьёзным художником, и это был один из способов, которым он себя выражал; как он фильтровал мир. Это проявлялось многими способами, и некоторые из них были патологическими и извращёнными. Между прочим, всё искусство декадентское и извращённое. Его тема была довольно последовательна. Всё было просто слегка удолбанным и мрачным».

Одним из любимых извращений Курта было переставлять половые органы на фигурах, которых он рисовал. У мужских тел вместо голов были влагалища, у женщин также могли быть члены в качестве грудей. Одна работа того периода изображает четырёх обнажённых женщин, сидящих вокруг огромного Сатаны, который выставляет напоказ громадный эректирующий член. Хотя изображение нарисовано карандашом, женские головы приклеены из рекламных объявлений в журнале «Домашний Очаг». Фигуры соприкасаются друг с другом в одной массивной человеческой цепи: одна женщина испражняется; другая держит руку в своём влагалище; рука третьей в заднем проходе женщины рядом; а из матки последней женщины появляется ребёнок. У всех бесовские рога, и они нарисованы так реалистично, что напоминают работу художника Купа из Сан-Франциско эпохи девяностых.

Большинство художественных работ Курта так и не были озаглавлены, но одна отдельная картина того периода действительно содержит тщательно выведенное название. Нарисованная чёрной пастелью на белой двадцатифунтовой купюре, она изображает контурограмму с огромным улыбающимся лицом вместо головы, отрубающую свою левую ногу топором. Название гласит: «Мистер Саншайн* Совершает Самоубийство».

Хотя Курт жаловался на скуку, 1989 год был одним из самых загруженных периодов для группы. К концу 1988 года «Нирвана» дала всего две дюжины концертов за всю свою двухлетнюю историю, под различными названиями, и используя четверых разных ударников (Бёркхард, Фостер, Кровер и Чэннинг). Но только в 1989 году они сыграли 100 концертов. Жизнь Курта превратилась в обычную жизнь действующего музыканта.

Их первым туром в 1989 году была поездка по Западному Побережью, которая привела их в Сан-Франциско, где они видели вывеску «Дезинфицируйте Свои Шприцы». В то время они гастролировали на основе сингла, неслыханное суждение, производящее расчёт их возможной суммы фэнов; с меньше чем тысячей синглов, проданных во всём мире, возможность для компании, например, в Сан-Хосе, услышать о них и достаточно их полюбить, чтобы пойти на их концерт, была более чем абсурдна. Некоторые из этих

первых концертов привлекли аудиторию буквально в полдюжины человек, обычно музыкантов, интересующихся «Sub Pop», поскольку эта студия была большей приманкой, чем группа. Дилан Карлсон тоже был в этом туре и помнил разочарование Курта. «Это было чем-то вроде фиаско, - говорил он. - Много концертов были отменены». Кислород всегда перекрывали владельцы клубов, поскольку группа желала играть для бармена и швейцара. Самая большая толпа была, когда «Нирвана» играла на разогреве у «Living Color», более мэйнстримной рок-группы с хитом из Топ-40, в присутствии 400 человек. Эта аудитория их ненавидела.

Самое худшее среди прочего плохого в этом первом туре началось в Сан-Франциско. Там группа играла на разогреве у «Melvins» в «Covered Wagon», воссоединение, которого Курт долго и с нетерпением ждал. Но когда он обнаружил, что «Melvins» не были большей приманкой в Калифорнии, чем они были в Грэйс-Харбор, его вера была убита. Как и во всех прочих концертах тура, они изо всех сил пытались найти деньги на бензин, пол, чтобы переночевать, и еду, чтобы поесть. Трэйси последовала за группой в Калифорнию в своей машине, взяв друзей Эми Мун и Джо Престона. В окружении группы было семь человек, и никому их них не по карману было и буррито*. Кто-то на улице рассказал им о бесплатной благотворительной столовой. «Возможно, ею руководило Движение Кришны; Курт с трудом приходил в себя после неё», - вспоминала Эми. В то время как все остальные жадно глотали бесплатный суп, Курт просто хмуро и пристально смотрел в свою тарелку. «Он это не ел, - говорила Эми. – Наконец, он просто встал и ушёл. Это его угнетало». Пища Движения Кришны, компании из десяти человек, выпрашивание денег на бензин, «Melvins» в качестве коммерческих неудач, звонок для заказа вашего собственного сингла – это олицетворяло уровень деградации, которую Курт не представлял себе или к которому не был готов. Той ночью все семь человек спали на полу в однокомнатной квартире у друга.

Они вернулись в Сиэтл, чтобы сыграть более успешный концерт 25 февраля в Вашингтонском Университете. Разрекламированная как «Четыре Группы За Четыре Бакса», это была до настоящего времени самая большая толпа у «Нирваны», аудитория приблизительно в 600 человек. Они играли с «Fluid», «Skin Yard» и «Girl Trouble», все из которых были лучше известны, но именно во время выступления «Нирваны» толпа неистовствовала. Сиэтлские зрители начали танцевать слэм в конце восьмидесятых: это влекло за собой своего рода неистовое, безумное вращение, обычно исполняемое перед сценой кружащейся массой подростков. Когда толпа была довольно большой, волны людей начинали обрушиваться друг на друга, будто в зале разразился ураган. Неистовый саунд «Нирваны» создавал прекрасный саундтрэк для того, чтобы танцевать слэм, поскольку они никогда не замедлялись, и даже редко делали паузу между номерами. Когда случайный фэн взбирался на сцену, а потом прыгал обратно в зал – это называлось нырком со сцены - ритуальный танец заканчивался. Курт спокойно пел и играл, пока массы ребят прыгали со сцены, только чтобы тут же прыгнуть. Иногда со сцены спрыгивало так много ребят, что казалось, что Курт стоит в середине какого-то воздушно-десантного учебного помещения для парения парашютистов. Это был организованный беспорядок, но это было именно то, о чём мечтал Курт: использовать свою музыку для создания хаоса. Многие другие группы привлекали подобную танцующую слэм аудиторию, но немногие музыканты были способны апатично стоять в самой гуще этих сценических вторжений так, как Курт. Он производил впечатление, что он привык играть, в то время как аудитория завладевает сценой; а в Сиэтле это стало таким же привычным, как и он.

В тот день Курт провёл короткое интервью с «Daily», студенческой газетой Вашингтонского Университета, в котором он исследовал Северо-Западную сцену, называя её «последней волной рок-музыки», и «окончательной переформулировкой». Курт сказал автору Филу Уэсту, что у музыки группы есть «мрачный, мстительный элемент, основанный на ненависти». Эта статья была первым случаем того, что станет одним из

любимых шуток Курта: выплёскивание мифологии на легковерных журналистов. «В Абердине я люто ненавидел моих лучших друзей, потому что они были идиотами, - заявил Курт. - Многое из той ненависти всё ещё проявляется». Курт действительно воздал должное Трэйси за то, что она его содержала, но поклялся, что однажды он будет «жить на доходы группы». В противном случае, уверял он, «я просто удалюсь в Мексику или Югославию с несколькими сотнями долларов, буду выращивать картофель и изучать историю рока по старым номерам «Creem»».

Той весной группа добавила Джэйсона Эвермана в качестве второго гитариста, впервые сделавшись квартетом. Курт хотел, чтобы Джэйсон делал каверы гитарных партий, которые, как он чувствовал, он не сможет осилить, поскольку его песни стали более сложными. Джэйсон играл в более ранних группах с Чэдом и имел репутацию модного гитариста. Он также сам снискал расположение группы, одолжив Курта 600 $, которые использовались для оплаты счёта за запись «Bleach». Никаких дополнительных условий не было – Эверману, между прочим, так деньги и не вернули - но Курт указал Джэйсона на обложке альбома «Bleach», хотя он не играл на этих сессиях.

С Джэйсоном в своём составе «Нирвана» играла на «Lamefest» «Sub Pop» 9 июня, в театре «Moore» в Сиэтле. Там они играли разогреве у «Mudhoney» и «Tad», двух самых крутых групп «Sub Pop», и это ознаменовало официальный выпуск «Bleach». «Нирвана» играла первой - их концерт был заурядным, если бы Курт не зацепился струнами своей гитары за волосы. Кульминация вечера наступила, когда Курт увидел, как дети выстроились в очередь, чтобы купить «Bleach».

К середине 1989 года музыкальная сцена Северо-Запада начала добиваться международного внимания, подмазанное несколькими разумными поступками Пэвитта и Поунмэна, которые показывали, что их настоящий блеск был не столько в управлении студией, сколько в управлении маркетингом. Сама их концепция назвать их ежегодное представление «Lamefest» было гениальным приёмом: это немедленно обезоружило любую возможную критику, обращаясь к недовольным музыкальным фэнам, которые носили футболки с надписью «Неудачник» (студия продала их столько же, сколько и альбомов). Несмотря на плохое состояние банковского счёта «Sub Pop», в начале 1988 года они оплатили билеты на самолёт для нескольких британских рок-критиков, чтобы те провели отпуск в Сиэтле. Эти деньги были потрачены не зря: в течение нескольких недель группы с «Sub Pop» были в английских музыкальных еженедельниках, а такие группы, как «Mudhoney», стали звёздами «грандж»-движения, по крайней мере, в Великобритании. Этот термин был предназначен для описания громкого, искажённого панка, но вскоре он использовался для характеристики фактически каждой группы с Северо-Запада, даже такой, как «Нирвана», которая была, по правде говоря, больше попсовой. Курт ненавидел этот термин, но рекламная машина была запущена всерьёз, и Северо-Западная сцена росла. Хотя в Сиэтле было немного мест для выступлений, каждый концерт становился событием, и толпы росли в геометрической прогрессии.

Вспоминая спустя несколько лет, почему эта сцена взорвалась, когда это произошло, Курт размышлял в своём дневнике: «Множество льстивой рекламы со стороны многочисленных профессиональных английских журналистов… катапультировали режим «Sub Pop» в мгновенную славу (просто добавь воды или рекламы)». «Нирвана» обычно упоминалась в ранней волне прессы 1989 года, но в большинстве статей – таких, как статья в «Melody Maker» в марте 1989 года, озаглавленная «Сиэтл: Рок-Город» - их отнесли к крошечной вставке на полях как аутсайдеров. Когда Курт впервые прочёл немного английской прессы о себе, он был, вероятно, больше всего потрясён, увидев размышление Эверетта Трю о том, что бы делала группа, не будь они музыкантами: «Речь идёт о четверых парнях... которые, если бы они этого не делали, работали бы в супермаркете, или на складе лесоматериалов, или чинили бы машины». Два из этих трёх перечисленных мест работы были теми, на которых работал отец Курта; третье было старой работой Базза.

«Bleach» многое сделал для того, чтобы «Нирвана» вышла из тени своих современников. Это был противоречивый альбом, поместивший песни, которые Курт написал четыре года назад, прямо по соседству с новой «About a Girl», но у него были вспышки вдохновения. На грязных номерах вроде «Sifting» аккордовая прогрессия была груба, в то время как фактические тексты - когда их можно было расслышать – были дерзкими и умными. Когда «Rocket» рецензировала этот альбом, Джиллиан Гаар указала разные направления, которыми увлекалась группа: ««Нирвану» кренит от одного конца молотящего спектра к другому, намекая на гаражный грандж, альтернативный шум и яростный металл без клятв верности какому-то из них». В своём дневнике примерно во время этого релиза Курт выражал похожие чувства: «Мои тексты – это большая груда противоречий. Они делятся на очень искренние мысли и чувства, которые у меня есть, и саркастические, обнадёживающие, забавные развенчания клише, богемных идеалов, которые с годами поблёкли. Я хочу быть страстным и искренним, но также мне нравиться веселиться и вести себя, как придурок»».

Курт точно описал «Bleach» как смесь искренних и банальных чувств, но каждого из них было достаточно, чтобы он передавался в эфире различных колледж-радиостанций. На обложке группа использовала одну из фотографий Трэйси, напечатанную как обратное изображение на негативе, и этот взгляд соответствовал чрезвычайному контрасту между мрачными песнями и поп-мелодиями. Дуализм Курта был ключом к успеху группы: было достаточно звучащих по-разному песен, чтобы станции могли крутить несколько номеров, не изнуряя группу. Этот альбом выстроен медленно, но в конце концов такие песни, как

«Blew», «School», «Floyd the Barber» и «Love Buzz» стали основными элементами на радиостанции колледжа в стране.

Группе всё ещё предстоял длинный путь. На следующий день после «Lamefest» группа выступила в качестве замены в последний момент вместо «Cat Butt» на концерте в Портленде. К группе примкнул восемнадцатилетний Роб Кэйдер, фэн, который был на каждом их концерте, и Кэйдер побуждал группу радостно петь тему из «Семейки Брэди», пока они ехали в фургоне. Но когда они приехали на концерт, билеты купили всего двенадцать человек, все они – фэны «Cat Butt». Курт в последний момент принял решение отказаться от концертного репертуара и заявил Кэйдеру: «Мы просто будем спрашивать тебя в конце каждой песни, что ты хочешь послушать, а потом мы будем это играть». Когда каждая песня подходила к концу, Курт подходил к краю сцены и указывал на Кэйдера, который выкрикивал следующий номер. Кроме Кэйдера – который представал во всём своём блеске - зал оказывал группе холодный приём, за исключением одной песни «Kiss», «Do You Love Me?», которую «Нирвана» недавно записала для альбома каверов, и которую Кэйдер благоразумно заказал.

В конце июня 1989 года группа загрузилась в фургон «Додж» Криста для своего первого важного тура, намеченной на два месяца поездки, в ходе которой они проехали по США. Кэйдер и группа друзей устроили им проводы. Кэйдер принес 24 упаковки «Маунтин Дью»* в качестве прощального подарка, всегда любимый группой из-за возбуждающего кофеина. Они набили фургон футболками со своей новой группой, на которых было написано: ««Нирвана»: Кое-Как Упакованные, Курящие Крэк, Поклоняющиеся Сатане Сволочи». Крист и Шелли как раз на днях помирились, и их расставание было слёзным. И даже Курт был слегка не в себе из-за того, что покидает Трэйси - это была самая длинная их разлука с тех пор, как они начали встречаться.

У них не было менеджера, поэтому Крист начал брать на себя больше работы по организации концертов, и фургон был исключительно его областью, регулируемой жёстким сводом правил. В фургоне висела одна инструкция: «Не пользоваться услугами любой бензиновой корпорации, кроме «Экссон» - без исключений». Чтобы сэкономить деньги, нельзя было включать кондиционер, и никому не разрешалось вести машину на скорости более чем 70 миль в час. В этом первом туре они определили очерёдность

вождения машины, но Курт редко попадал в эту ротацию: его товарищи по группе думали, что он водит слишком медленно. «Он водил, как старушка», - вспоминала Трэйси. Это было просто одним из многих противоречий в характере Курта; он мог испытывать желание вдыхать пары со дна банки Геля для Бритья «Edge», но он не собирался попадать в автомобильную катастрофу.

Их первый концерт был в Сан-Франциско, где оказалось, что они играют перед маленькой аудиторией, но достаточной, чтобы избежать благотворительной столовой. Хотя они теперь гастролировали после выхода альбома, дистрибуция «Sub Pop» была настолько ограничена, что они редко находили свой альбом в продаже. Когда они играли в магазине в Лос-Анджелесе на «Rhino Records» два дня спустя, в магазине было всего пять экземпляров альбома на складе. В Лос-Анджелесе у них взял интервью фэнзин «Flipside», и хотя имя Курта в напечатанной статье было написано с орфографической ошибкой как «Кёрк», они чувствовали, что эта заметка дала им панк-доверие. В этой статье автор спросил Курта о наркотиках: «Я почти что достиг в этом совершенства, так же, как в кислоте, траве и тому подобном, - ответил Курт, кажущийся явно воздержанным. - Я просто достиг максимума в этом деле. Сперва ты проходишь процесс обучения, потом ты идёшь по наклонной. Я никогда не принимал наркотики в качестве ухода от реальности, я всегда принимал наркотики для обучения».

Когда они направились на восток к Среднему Западу и Техасу, они играли для постепенно уменьшающихся компаний – крошечных, не больше дюжины людей – главным образом, музыканты, которые ходили на любую группу. «Мы оценивали наши концерты не столько по тому, сколько людей там было, - вспоминал Чэд, - но больше по тому, что говорили люди. И много людей говорили, что мы им понравились». Они совершенствовались как живые исполнители, располагая к себе зрителей, которые не были с ними знакомы. Как и «Velvet Underground» до них, вскоре они обнаружили, что аудитория в тысячу музыкантов сильнее, чем 10 000 случайных фэнов. По возможности они связывались с другими панк-группами, с которыми они были знакомы, чтобы спать у них на полу, и эти личные связи были столь же важны в том, чтобы они воспряли духом, как и концерты. В Денвере они гостили у Джона Робинсона из «Fluid», который уже заметил застенчивость Курта. «Все были на кухне и ели, довольные, что у них есть домашняя пища, - говорил Робинсон. - Я спросил Криста, где Курт. Он сказал: «О, не беспокойся о нём; он всегда куда-нибудь уходит». Мой дом был не таким большим, поэтому я пошёл его искать и нашёл его в комнате моей дочери с выключенным светом, уставившимся в пространство».

Проезжая Чикаго, Курт приобрёл большое распятие на распродаже в гараже – вероятно, первый религиозный артефакт, который он не украл. Он высовывал это распятие из окна фургона, тряся им перед пешеходами, потом делал снимки их выражений лица, когда он уезжал. Всякий раз, когда Курт находился на пассажирском сиденье фургона, он держал в руке это распятие, будто это было какое-то оружие, которое могло ему понадобиться в любой момент.

Много ночей группа спала в фургоне или располагалась лагерем у дороги, поэтому уединение было редким. Они изо всех сил пытались найти достаточно денег на бензин и еду, поэтому о том, чтобы останавливаться в мотеле, не было и речи. Единственный способом, каким они могли купить бензин, было продать достаточно футболок – эти майки, «кое-как упакованные», спасали тур. Однажды вечером в Вашингтоне, округ Колумбия, они приехали поздно и остановили фургон за бензоколонкой, планируя там заночевать. Спать в фургоне было слишком жарко, поэтому они все спали снаружи на том, что, как они думали, было участком травы в микрорайоне. На следующее утро они обнаружили, что разбили лагерь на середине скоростного шоссе.

«У нас обычно был выбор – покупать еду или бензин, и нам приходилось выбирать бензин, - вспоминал Джэйсон. - Большинство из нас были весьма этим довольны, но Курт это ненавидел. У него, казалось, была слабая конституцию - он легко заболевал. И как

только он заболевал, это делало всех несчастными». Желудочная болезнь Курта снова вспыхнула в дороге, возможно, от нечастой еды, вдобавок он, казалось, последовательно простужался, даже летом. Его проблемы со здоровьем были не из-за беззаботности; в 1989 году он был самым заботящемся о здоровье членом группы, нечасто пил и даже не позволял своим товарищам по группе курить рядом с ним из страха утратить свои вокальные способности.

Когда группа достигла Ямайка-Плэйн, штат Массачусетс, они жили в доме фотографа Джей Джей Гонсон и её друга Слагго из группы «Hullabaloo». Концерт группы

в тот вечер на Грин-стрит-стэйшн был одним из нескольких, когда Курт играл без гитары: он разбил свой инструмент накануне вечером. Он был зол на эту гитару, страдая от такой боли в желудке, что он пил «Строберри Куик»*, чтобы смягчить воспаление, и он тосковал по дому. После концерта он позвонил Трэйси и сказал ей, что хочет вернуться домой. На следующее утро Гонсон сделала снимок группы, спящей у неё на полу: они делили один матрац, и Курт и Крист ночью прижимались друг к другу, как два щенка.

У Слагго на стене висела сломанная гитара, и Курт спросил, не мог ли он её взять. «Гриф даже не был сломан, поэтому я мог его починить», - заметил Курт. Он поменялся со Слагго старой гитарой «Mustang», впервые поставив автограф на «Mustang»: «Эй, Слагго, спасибо за обмен. Если рок-н-ролл запретят, брось меня на хрен в тюрьму». Он подписал её «Нирвана», думая, что его собственный автограф ничего не значит.

Позже в тот же день Курт создал новую гитару. Она была собрана вместе, как Франкенштейн, как раз вовремя успев к своему следующему концерту, который сам по себе был чем-то из страшной истории. Они согласились играть на студенческой вечеринке

в Массачусетском технологическом институте, потому что там платили лучше, чем на их клубных концертах. Перед концертом Курт лёг на бильярдный стол и брыкался, как двухлетний ребёнок в припадке, крича: «Я не играю! Это глупо. Мы выше этого. Мы зря тратим время». Его истерика утихла только тогда, когда Крист сказал ему, что без этого концерта у них будет недостаточно денег на бензин, чтобы добраться домой. Будто назло компании группа сыграла энергичный концерт, хотя Крист демонтировал вывеску, которая растолковывала название студенческого братства костями, вручая кости аудитории. Члены братства настаивали, чтобы Крист принес извинения и привёл в порядок вывеску. Новоселич никогда не отказывался от драки, даже если силы были явно неравными, но он робко схватил микрофон, попросил компанию вернуть кости и сказал, что он извиняется. Аудитории студенческого братства в итоге концерт понравился.

Также в штате Массачусетс был первый внешний конфликт между Куртом и Джэйсоном. Джэйсон совершил ошибку, пригласив домой одну девушку после концерта, то, что остальная группа считала дурным вкусом. И у Курта, и у Криста были удивительно старомодные отношения к верности и поклонницам. Музыканта, который играет в группе ради девушек - большая категория, но та, к которой не относился Джэйсон - они считали компрометирующим.

По правде говоря, Курт и Джэйсон никогда здорово не ладили, потому что во многом они были слишком похожи. Оба были склонны к задумчивости и проведению времени в одиночестве, и каждый чувствовал угрозу одиночества другого. У Джэйсона были длинные, вьющиеся волосы, которыми он тряс, когда играл, и Курт утверждал, что он находит это раздражающим, хотя он был виноват в тех же самых движениях головой. Как и Фостер до него, Джэйсон олицетворял ту сторону Курта, о которой певец не хотел размышлять. Хотя Курт писал все песни, он жаловался на это давление, однако никогда не позволял другим членам группы вносить много вклада. «Он не хотел уступать любой контроль. Все знали, что это «шоу Курта»», - замечал Чэд. Курт попросил Джэйсона придумать несколько новых гитарных соло, но когда Джэйсон сделал то, что требовалось, Курт вёл себя так, как будто он переступил границы своей роли. Вместо того, чтобы поговорить об этом, или даже накричать друг на друга, оба стали сердитыми и

невосприимчивыми. Как и во многих конфликтах в его жизни, Курт превратил профессиональное в персональное, и началась своего рода кровная месть.

В Нью-Йорке группа играла концерт в «Pyramid Club» в рамках Семинара Новой Музыки. Это был их самый выдающийся до настоящего времени концерт, перед компанией из индустрии, включая кумиров Курта «Sonic Youth». Однако выступление было подорвано, когда на сцену влез пьяный, вопя в микрофон и сваливая аппаратуру группы. Джэйсон вышвырнул этого парня со сцены и прыгнул в зал, чтобы его догнать.

На следующий день Курт решил уволить Джэйсона. Они жили в квартире Джэнет Биллиг в Элфабет-Сити, который был известен в Нью-Йорке как панк-рок-мотель 6. Джэйсон и Чэд ушли осматривать достопримечательности, а Курт и Крист использовали свои оставшиеся деньги, чтобы купить кокаин, прервав воздержанность Курта на всём протяжении тура. Курт решил выгнать Джэйсона из группы, хотя, что было типичным для своего неконфронтационного стиля, он был не в состоянии сообщить об этом кому-то другому, кроме Криста. Он просто сказал другим членам группы, что тур закончен, и они едут домой, и, как обычно, никто ему не перечил. Группа отменила концерты за две недели - впервые, когда они когда-либо отказывались от участия в концертах. Поездка в фургоне домой была просто невыносимой. «За всё время поездки никто не сказал ни слова, - вспоминал Джэйсон. - Мы ехали без остановок, останавливаясь только для дозаправки». Они добрались домой из Нью-Йорка в Сиэтл, проехав почти 3 000 миль, меньше чем за три дня. Курт так на самом деле и не сказал Джэйсону, что тот уволен - он просто больше не позвонил.

Курт тепло встретился с Трэйси после разлуки. Он сказал ей, что скучал по ней больше, чем он думал, и хотя он никогда не был тем, кто говорит о своих чувствах, Трэйси была одной из немногих людей, которым он открывался. В том августе Курт написал письмо Джесси Риду и хвастался, какая замечательная у него подружка: «У моей подружки теперь есть новая модель «Тойота Тёрсел» `88, микроволновая печь, кухонный комбайн, блендер и машина для приготовления кофе эспрессо. Я - совершенно избалованный, испорченный лодырь». «Тёрсел» казался Курту машиной высшего класса.

С возвращением Курта в их отношения вернулось чувство романтики, хотя после того, как он жил один почти два месяца, угрюмость Курта не привлекала Трэйси. Она чувствовала, что они переросли крошечную однокомнатную квартиру, особенно с привычкой Курта к коллекционированию. В начале августа она написала ему записку следующего содержания: «Я не останусь здесь, в ЗАПЛЕСНЕВЕЛОМ АДУ, дольше чем до пятнадцатого. Это чертовски грубо». Хотя на Северо-Западе была середина лета, их квартира страдала от заражения плесенью.

Можно было только удивляться, что кто-то замечал плесень, поскольку со всеми их животными квартира приобрела запах, по словам Дэймона Ромеро, «вивисекционной лаборатории». Там были, конечно, черепахи, крысы и кошки, но самый сильный запах исходил от кролика. Стю была крольчихой, и она служила Курту и Трэйси суррогатным младенцем, которую они баловали, как единственного ребёнка. Стю часто умудрялась убегать из клетки, из-за чего Курт или Трэйси вывешивали предупреждение, информирующее гостей, что они могут наступить на фекалии кролика. Однажды в начале августа Курт говорил по телефону с Мишель Власимски, импресарио, которую они наняли, чтобы помочь перенести их отменённые концерты, когда телефон неожиданно отключился. Курт перезвонил ей минуту спустя и объяснил: «Телефон отключил кролик». Он шутил, что его квартиру прозвали Зоофермой. Несколько недель спустя Слим Мун видел, как Курт неистово выпускал своих животных из клеток. «Я размораживал морозильник ножом и проделал в нём дыру, и я не хочу, чтобы фреон убил животных», - объяснил он.

Когда в том же доме освободилась двухкомнатная квартира, они перевезли передвижной музей Кобэйна. Она стоила более 50 $ в месяц, но она была больше и прямо напротив гаража дома, который занимал Курт. Он оборудовал рабочее место для починки

гитар, которые он уже разбил, и чтобы отрезать побольше деревянных грифов для гитар, которые он ещё должен был разбить. В течение недели, гараж был заполнен сломанными усилителями, разбитыми колонками и другими остатками гастрольного выступления «Нирваны».

В середине августа Курт сделал свою первую попытку обратиться за медицинской помощью из-за проблем с желудком и за консультацией относительно увеличения веса. Его худоба стала для него навязчивой идеей, настолько, что он покупал много средств из ночных телевизионных объявлений и безуспешно всех их пробовал. Он показывался специалисту в Медицинском Центре Cент-Джозефа в Такоме, в здании Клиники Пищевых Расстройств, но несмотря на всесторонние исследования, какую-то физическую причину его боли в желудке было невозможно определить. Позже тем летом Курт отправился к другому врачу, но Трэйси обнаружила его дома спустя десять минут после приёма. Объяснение Курта: «Они хотели взять кровь, а я ненавижу иглы, поэтому я ушёл». Трэйси вспоминала, что он «ужасно боялся игл». Его проблемы с желудком приходили и уходили, и было много ночей, когда его рвало всю ночь. Трэйси была убеждена, что это из-за его рациона, который, несмотря на рекомендацию его врача, состоял из жирной и жареной пищи. В то время Крист и Чэд считали так же, как она – они всегда убеждали Курта есть овощи, категория, которой он совершенно избегал. «Я не буду есть ничего зелёного», - заявлял он.

В первую неделю августа группа отправилась на «Music Source Studio» с продюсером Стивом Фиском, чтобы записать EP для продвижения предстоящего тура по Европе. Сессии продолжались два дня и группа восстанавливалась после потери Джэйсона, хотя их аппаратура была немного потрёпана из-за гастролей. «У них были такие большие барабаны «North», - вспоминал Фиск, - и басовый барабан, скрепленный двумя рулонами клейкой ленты, потому что он очень часто трескался. Они шутили, что это был «барабан Колокол Свободы»».

Они записали пять новых композиций Кобэйна: «Been a Son», «Stain», «Even in His Youth», «Polly» и «Token Eastern Song». Качество этих песен представляло собой огромный скачок вперёд в развитии Курта как автора. Там, где многие из его ранних мелодий были одномерными разглагольствованиями - обычно рассуждениями о плачевном состоянии общества – для такой песни, как «Polly» Курт взял газетные вырезки

и сотворил эмоциональную предысторию, сопровождающуюся заголовком. Эта песня, первоначально названная «Hitchhiker» («Путешествующий автостопом»), имела свои корни в реальном инциденте 1987 года, когда молодую девушку похитили, жестоко изнасиловали и мучили паяльной лампой. Удивительно, но песня была написана с точки зрения и от лица преступника. Курт сумел зафиксировать ужас насилия («дай мне обрезать твои грязные крылья»), однако в то же время тонко указал на человечность нападавшего («ей просто так же скучно, как и мне»). Его литературная сила была в том, что она интересовалась внутренним диалогом, аналогично манере Трумэна Капоте, который нашёл меру сочувствия для убийц в своей книге «Хладнокровно». Сюжет этой песни резко отличается от мелодии, которая, как «About a Girl», приятная, медленная и мелодичная, почти как будто она была задумана, чтобы усыпить бдительность слушателя,

и в результате слушатель бессознательно поёт приятную мелодию об ужасном преступлении. Курт заканчивает песню строчкой, которую можно понять как эпитафию насильнику, жертве или самому себе: «Воля инстинкта поражает меня». Спустя годы, впервые увидев «Нирвану» на концерте, Боб Дилан выбрал «Polly» из всего репертуара «Нирваны» как самую смелую песню Курта, и та, которая вдохновила его на замечание о Курте: «У этого парня есть сердце».

Другие мелодии, записанные на этой сессии, были в равной степени впечатляющими. «Been a Son» - песня о том, что Дон Кобэйн предпочёл бы, чтобы сестра Курта была мальчиком. И «Even in His Youth», и «Stain» - также автобиографические песни о Доне, обращающиеся к чувствам Курта по поводу отторжения. В «Even in His

Youth» Курт пишет о том, как «папе было стыдно, что он был ничем», в то время как в «Stain» у Курта есть «озлобленность» и он - «пятно» на семье. «Token Eastern Song» была единственной забракованной песней - она о творческом кризисе, по существу, песенная версия неотправленного письма в день рождения, которое он написал своей матери.

Эти песни были также самыми сложными музыкальными композициями Курта до настоящего времени с рифами, которые были улучшенными и варьирующими. «Мы хотим крутой рок-саунд», - сказал Курт Фиску, и они его достигли. Когда они прокручивали плёнку, Курт взволнованно объявил: «Мы на крутой студии, и у нас крутой саунд барабанов, как на Топ-40». Чтобы отпраздновать, группа спросила, могут ли они забраться на столы. «Это казалось таким кайфом, таким важным в некоторой степени, и достойным празднования», - вспоминал Фиск. Он присоединился к Курту, Кристу и Чэду, когда они влезли на столы и прыгали на них от радости.

Позже в том августе Курт создал ответвлённую группу с Марком Лэйнганом из «Screaming Trees», Кристом на басу и с ударником «Trees» Марком Пикерелом на ударных. Курт и Лэйнган писали песни друг с другом в течение нескольких месяцев, хотя большую часть проведённого вместе времени они говорили об своей любви к Лидбелли. Группа несколько раз репетировала на репетиционной точке в Сиэтле, которое «Нирвана» арендовала над автобусной станцией «Континентал Трейлуэйз». «Наша первая репетиция должна была быть посвящена исключительно Лидбелли, - вспоминал Пикерел. - И Марк, и Курт принесли плёнки Лидбелли, и мы слушали их на таком маленьком бум-боксе». Курт и Крист хотели назвать новую группу «Lithium» («Литий»), в то время как Пикерел предложил «Jury» («Жюри»), название, которое они, в конце концов, выбрали. Но когда группа отправилась в студию 20 августа, с Эндино в качестве продюсера, проект не удался. «Будто и Марк, и Курт слишком уважали друг друга, чтобы говорить другому, что делать, или даже вносить предложения о том, что они должны были делать, - говорил Пикерел. – Никто из них не хотел занимать положение того, кто принимает решения». Эти двое вокалистов даже не могли решить, кто должен какую песню должен петь. В конце концов они записали «Ain’t It a Shame, «Gray Goose» и «Where Did You Sleep Last Night?»,

все песни Лидбелли, но они так и не закончили эту запись. Курт отвлёкся на другой проект, не связанный с «Нирваной»: он ненадолго ездил в Портленд, чтобы сыграть с группой Дилана Карлсона «Earth» на студийной сессии.

Потом «Нирване» пришлось вернуться в тур и отыграть две недели концертов на Среднем Западе. В этой поездке, больше к их изумлению, толпы были чуть больше и более восторженными. «Bleach» стали передавать в эфире колледж-радио, и на некоторых концертах они собирали целых 200 фэнов, которые, казалось, знали эти песни. Они продали много футболок и фактически заработали деньги впервые в своей истории. Когда они приехали обратно в Сиэтл, они подсчитали свои доходы и расходы и поехали домой с несколькими сотнями долларов. Курт был изумлён, хвастаясь Трэйси своим доходом, будто заработанные 300 $ восполняли годы финансовой поддержки, которую она ему оказывала.

«Sub Pop» запланировали первый тур «Нирваны» по Европе на лето того года. «Bleach» был выпущен в Великобритании, распалив критиков. Курт никогда не был за границей и был убеждён, что группа в Европе будет более знаменитой. Он обещал Трэйси, что вернётся домой с тысячами долларов, и что он будет посылать ей открытки из каждой страны, которую он посетит.

Поиск по сайту: