ВОЛЯ ИНСТИНКТА

Абердин, штат Вашингтон Апрель 1984 - сентябрь 1986 года

«Меня поражает эта воля инстинкта»

- текст из «Polly», 1990 год.

Тем ранним утром понедельника Курт ходил по улицам Абердина, ощущая запах её секса на своих пальцах. Для человека, который был одержим запахом, это был опьяняющий опыт. Чтобы вновь пережить этот акт, всё, что ему нужно было сделать, это потереть пальцами собственную промежность, и когда он нюхал их, её запах ещё оставался на них. Он уже забыл о том факте, что его сексуальное посвящение было едва ли не полным провалом, и вместо этого в своей памяти он превращал его в триумф. Фактические обстоятельства не имели значения – дрянной был секс или нет, он больше не был девственником. Будучи романтиком в глубине души, он также полагал, что этот первый сексуальный контакт было только началом многих приятных сексуальных игр с этой девушкой; это было началом его взрослого сексуального опыта; бальзам, на который он мог рассчитывать, такой, как пиво или трава, чтобы помочь ему избежать своей участи. По пути в Уэзервэкс он украл из какого-то сада цветок. Джэкки увидела Курта, робко направляющегося к курилке за школой с этой красной розой в руке - она подумала, что это для неё, но Курт вручил её девушке, с которой он переспал, на которую это не произвело впечатления. Что Курт был не в состоянии понять, это то, что именно Джэкки была сильно им увлечена. Другая девушка, напротив, была смущена из-за своего неблагоразумного поступка, а потом смущена из-за цветка. Это был горький урок, и для такого чувствительного парня, как Курт, это ещё больше смешало его потребность в любви со сложностями взрослой сексуальности.

После школы были ещё более неотложные дела, первым из которых было подыскать место для жизни. Базз поехал с ним, чтобы забрать его вещи. Как правильно предполагал Курт, эта размолвка с его матерью отличалась от прочих; они приехали, обнаружив, что она всё ещё в гневе. «Его мама всё это время просто бесилась, говоря ему, что он – абсолютный чёртов неудачник, - вспоминал Осборн. - Он просто твердил: «Правильно, мама. Правильно». Она ясно дала понять, что даже не хочет, чтобы он находился в доме». Собрав свою драгоценную гитару и усилитель, положив свою одежду в несколько мешков для мусора «Hefty», Курт предпринял свой окончательный эмоциональный и физический побег из своей семьи. Были и другие побеги, и его уединение как привычка началось вскоре после развода, но большинство этих шагов было его. На сей раз он был бессилен перед очень реальным страхом того, как он сможет о себе позаботиться. Ему было семнадцать лет, он был на третьем курсе в средней школе, но пропускал большую часть занятий. Он никогда не работал, у него не было денег, а всеми его вещами были четыре мешка «Hefty». Он был уверен, что уходит, но понятия не имел, куда он идёт.

Если развод был его первым предательством, а повторный брак своего отца - вторым, этот третий отказ был в равной степени существенным. Венди бросила его. Она жаловалась своим сёстрам, что она «уже не знала, что делать с Куртом». Их сражения обостряли её конфликты с Пэтом, за которого она планировала выйти замуж, и она с трудом могла позволить себе лишиться этих отношений, разве что по экономическим причинам. Курт чувствовал, возможно, правильно, что снова один из его родителей предпочитает ему нового партнёра. Это была маргинализация, которая останется с ним: смешанный с его более ранними эмоциональными ранами, опыт изгнания из дома был тем, к чему он неоднократно возвращался, так полностью и не освободившись от этой травмы. Она просто скрывалась внутри, боль, которая обволакивала остаток его жизни

страхом нужды. Нельзя иметь достаточно денег, достаточно внимания, или – что самое важное - достаточно любви, потому что он знал, как быстро это всё могло исчезнуть.

Семь лет спустя он напишет песню об этом периоде и назовёт её «Something in the Way» («Что-то на Пути»). Это «что-то» не объясняется в косвенном тексте, но были некоторые сомнения, что он был тем, кто был на этом пути. Песня подразумевает, что певец живёт под мостом. Когда Курта просили это прояснить, он всегда рассказывал историю о том, как его выгнали из дома, он бросил школу и жил под мостом на Янг-стрит. Это, в конечном счете, стало одним из камней преткновения его культурной биографии, одной из его единственных наиболее сильных отрывков из мифотворчества, было очевидно, что этот один отрывок из истории Курта появится в любом описании его жизни длиной в один параграф: этот парень был настолько нежеланным, что жил под мостом. Это был сильный и мрачный образ, получивший ещё больший резонанс, когда «Нирвана» стала известной, и в журналах стали появляться фотографии нижней стороны моста на Янг-стрит, его мерзкая зловонная природа очевидна даже на фотографиях. Он выглядит так, что под ним мог жить кто-то вроде тролля, а не ребёнок. Этот мост был всего в двух кварталах от дома его матери, расстояние, как об этом рассказывал Курт, которое никакая любовь не могла бы преодолеть.

Однако эта история «жизни под мостом», точно так же, как и история о «ружьях в обмен на гитары» до этого, была сильно приукрашена Куртом при её рассказе. «Он никогда не жил под тем мостом, - утверждал Крист Новоселич, который в том году познакомился с Куртом в школе. - Он там тусовался, но нельзя жить на тех грязных берегах, когда вода то прибывает, то убывает. Это был его собственный ревизионизм». Его сестра повторила то же самое мнение: «Он никогда не жил под этим мостом. Там была тусовка, куда все окрестные дети приходили, чтобы покурить траву, вот и всё». А если Курт когда-либо проводил одну-единственную ночь под каким-то абердинским мостом, местные жители утверждают, что это был мост на Сикс-стрит, значительно больший пролёт моста в полумиле оттуда, простирающийся по маленькому каньону и любимый абердинскими бездомными. Даже такую обстановку трудно представить, потому что Курт был нытиком мирового класса; немногие нытики могли пережить абердинскую весну под открытым небом, где погода – почти что ежедневный сезон дождей. Однако в этой истории с мостом есть смысл, разве что потому, что Курт эмоционально рассказывал её так много раз. В тот момент он, должно быть, сам начал верить в это.

Правдивая история о том, где он проводил дни и ночи в течение этого периода, более трогательна, чем даже представление Куртом этих событий. Его путешествие началось на веранде Дэйла Кровера, где он спал в картонной коробке из-под холодильника, свернувшись, как котёнок. Когда он надоел хозяевам, и его выгнали оттуда, его изобретательность и хитрость его не подвели: в Абердине было много старых многоквартирных домов с центральным отоплением в коридорах, и именно там он прятался большинство ночей. Он прокрадывался туда поздно ночью, находил широкий коридор, откручивал верхний свет, расстилал свой спальный мешок, засыпал и старался встать до того, как жильцы дома начинали свой день. Это была жизнь, которая лучше всего подытоживалась строчкой, которую он напишет несколько лет спустя в одной из песен: «Меня поражает эта воля инстинкта». Его инстинктивные навыки выживания хорошо ему послужили, и его воля была сильна.

Когда всё прочее не удавалось, Курт и ещё один парень по имени Пол Уайт поднимались по холму в Муниципальную Больницу Грэйс-Харбор. Там они спали в зале ожидания. Курт, более смелый из них двоих, или, возможно, более отчаянный, дерзко проходил через очередь в больничный кафетерий и набирал еды еду по придуманным палатным номеркам. «В зале ожидания был телевизор, и мы могли смотреть его весь день, - вспоминал Уайт. - Люди всегда думали, что мы ждём пациента, который был болен или умирал, и никогда не задавали вопросов насчёт этого». Это была реальная история за

эмоциональной правдой, зафиксированной в «Something in the Way» и, возможно, самый большой парадокс в его жизни – Курт в итоге вернулся туда, где начался его путь, обратно в больницу с видом на территорию гавани, туда, где он родился семнадцать лет назад. Он был там, засыпая в зале ожидания, как беглец, крадя булочки из кафетерия, притворяясь скорбящим родственником кого-то, кто был болен, но единственной настоящей болезнью было одиночество, которое он чувствовал в своей душе.

Спустя приблизительно четыре месяца проживания на улице Курт, наконец, вернулся жить к своему отцу. Для Курта это было нелегко, и то, что он даже рассматривал переезд обратно к одному из родителей, демонстрирует степень его отчаяния. Дон и Дженни слышали, что Курт был бездомным, и нашли его спящим на старом диване в гараже как раз напротив переулка от дома Венди. «В то время он был очень зол на всех и хотел, чтобы все думали, что его никто не берёт, что в значительной степени было правдой», - вспоминала Дженни.

В Монтесано Курт вернулся в свою комнату в подвале в доме на Флит-стрит. Его сражения за свои права с отцом обострялись – словно время, проведённое вдали от Дона, только сделало его решимость сильнее. Все участники знали, что присутствие Курта не было долговременной мерой - они вместе переросли их потребности или желания в отношении друг друга. Гитара Курта сделала жизнь терпимой, и он часами репетировал. Его друзья и семья начали замечать, что он становился искусным в игре на ней. «Он мог сыграть любую песню, прослушав её всего один раз, что-нибудь от «Air Supply» до Джона Кугара Мелленкампа», - вспоминал его сводный брат Джэймс. Семья взяла напрокат «Это

– «Spinal Tap»», а Курт и Джэймс смотрели его пять раз подряд – вскоре он стал цитировать диалоги из этого фильма и играть песни этой группы.

В то время как Курт вернулся к Дону и Дженни, в семье случилось ещё одно самоубийство. Кеннет Кобэйн, единственный оставшийся брат Лиланда, был подавлен смертью своей жены и выстрелил себе в лоб из пистолета 22 калибра. Эта утрата была почти чрезмерной для Лиланда: суммарное действие трагических смертей его отца, его сына Майкла и троих его братьев сменило взрывы его гнева серьёзной меланхолией. Если считать смерть Эрнеста самоубийством из-за алкоголя, все трое братьев Лиланда погибли от собственной руки, двое из них застрелились.

Курт не был близок к этим дядям, но дом окутывала мрачная атмосфера; казалось, будто семью прокляли на всех фронтах. Его мачеха прилагала усилия, чтобы найти Курту работу по стрижке газонов, поскольку это была единственная работа, которую можно было найти в Монте, помимо заготовки леса. Курт подстриг несколько газонов, но ему быстро это надоело. Он пару раз просмотрел газетные объявления о работе, но в Монтесано было немного вакансий. Самое большое экономическое предприятие округа – атомная электростанция «Satsop» - разорилось до того, как было полностью построено, оставив безработными пятнадцать процентов, в два раза выше, чем в остальном штате. Всё достигло критической точки, когда Дон объявил, что если Курт не будет ходить в школу или работать, ему придётся пойти служить. На следующий вечер Дон пригласил флотского рекрутера поговорить с его сыном.

Вместо сильного, своевольного человека – который впоследствии в его жизни мог бы сграбастать моряка за воротник и выставить его головой вперёд в двери – рекрутер обнаружил грустного и подавленного мальчика. Курт, к всеобщему удивлению, выслушал эту речь. В конце вечера, больше для того, чтобы утешить отца, Курт сказал, что он подумает об этом. Для Курта служба казалась адом, но это был ад с другим почтовым индексом. Как Курт сказал Джесси Риду, «по крайней мере, флот может предоставить горячее три раза в день и койку». Для парня, который жил на улицу и спал в больничных залах ожидания, гарантия крова и еды, чтобы это не оплачивали родители, казалась заманчивой. Но когда Дон попытался убедить его позволить рекрутеру вернуться на следующий вечер, Курт сказал, чтобы он забыл об этом.

Отчаянно нуждаясь в чём-то, он обрёл религию. Он и Джесси в 1984 году стали неразлучны, и это распространилось на то, что они вместе стали ходить в церковь. Родители Джесси, Этель и Дэйв Рид, были ревностными христианами, и семья посещала баптистскую церковь в Централ-парке, как раз между Монте и Абердином. Курт стал регулярно посещать воскресные службы, и даже появлялся в Молодёжной Христианской Группе вечером по средам. В октябре того года он крестился в этой церкви, хотя при этом не присутствовал ни один из его членов его семьи. Джесси даже вспоминал, что Курт переживал поворотный период обращения к христианству: «Однажды вечером мы шли по мосту через реку Чехэйлис, и он остановился, и сказал, что принял в свою жизнь Иисуса Христа. Он попросил Бога «войти в его жизнь». Я отчётливо помню, как он говорил о тех откровениях и спокойствии, о которых говорят все, когда они принимают Христа». В следующие несколько недель Курт говорил в манере пылкого ревностного христианина. Он начал отчитывать Джесси за то, что тот курил траву, пренебрегает Библией и является плохим христианином. Религиозное обращение Курта совпало с одним из его многочисленных периодов трезвости; его история с наркотиками и алкоголем всегда состояла из загула, за которым следовало воздержание. В том месяце он написал письмо своей тёте Мари, касающееся своих взглядов относительно марихуаны:

Меня просто убил просмотр «Безумия Марихуаны» по «MTV».... Это было снято в тридцатых годах, и если люди делали одну затяжку этого дьявольского наркотика, марихуаны, они повсеместно балдели, убивали друг друга, заводили романы, сбивали машинами невинных жертв. Они послали того подростка, похожего на Бивера, на убийство. Ничего себе, это – самое волнующее, с чем я мог столкнуться. Это казалось большим сверхпреувеличением. Но я согласен с той идеей, которая за этим стоит. Трава - отстой. Я знаю это по личному опыту, потому что какое-то время я стал почти таким же вялым, как заплесневелый кусок сыра. Я думаю, что это было большой проблемой для моей мамы и для меня.

Однако почти сразу же, как Курт отправил это письмо и казался образцом церковной жизни, он отказался от своей веры, как от пары брюк, из которых он вырос. «Он жаждал этого, - говорил Джесси, - но это был кратковременный момент страха». Когда страх утих, Курт снова стал курить траву. Он посещал Баптистскую Церковь в Централ-парке ещё три месяца, но то, что он говорил, как вспоминал Джесси, «было больше направлено против Бога. После этого он рассуждал об антибожественных вещах».

Родители Джесси стали привязываться к Курту, и поскольку он очень часто бывал у них дома, они предложили ему к ним переехать. Они жили у реки Норт, в сельской местности в четырнадцати милях от Абердина. В то время эти два мальчика, казалось, давали друг другу то, что отсутствовало в их собственной жизни. Риды проанализировали возможность переезда Курта на реку Норт, а Венди, Дон, и Дженни - все согласились, что стоит попробовать. Венди сказала Ридам, что она «просто не знает, что делать», то же повторили Дон и Дженни. «К нам приходил Дэйв Рид, - вспоминала Дженни, - и сказал, что он думает, что может что-то сделать для него. Они были религиозной семьёй, и Дэйв чувствовал, что может обуздать его, раз больше никто не мог». «Мы очень любили Курта, - объясняла Этель Рид. - Он был таким милым парнем; он только казался потерянным». В сентябре Курт ещё раз упаковал свои вещи - на сей раз у него была большая спортивная сумка - и переехал на реку Норт.

Риды жили в доме в 4 000 квадратных метров, и мальчики могли бегать по огромной лестнице. Возможно, самым лучшим в этом доме была то, что он был настолько изолированным, что они могли врубать свои электрогитары так громко, как хотели. Они играли весь день. Хотя Дэйв Рид был консультантом Христианской Молодёжи - он напоминал Неда Фландерса из «Симпсонов» со своей короткой стрижкой и усами - он не был обывателем. Рид играл рок-н-ролл двадцать лет, и был членом группы

«Beachcombers» с дядей Курта Чаком, поэтому его знали в этой семье. Дом был набит усилителями, гитарами и альбомами. Риды также были менее строгими, чем Дон: они позволили Курту поехать в Сиэтл с Баззом и Лакином, чтобы посмотреть на плодотворную панк-группу «Black Flag». «Rocket» назвала этот концерт вторым лучшим в 1984 году, но для Курта он был всего вторым после концерта «Melvins» на парковке. В каждом интервью, которое он давал впоследствии в его жизни, он утверждал, что это был первый концерт, который он когда-либо видел.

Именно здесь, в доме Ридов, Курт впервые джемовал с Кристом Новоселичем. Новоселич был на два года старше Курта, но в Грэйс-Харбор его было невозможно не заметить: ростом в шесть футов семь дюймов, он напоминал молодого Авраама Линкольна. Крист был хорватом по происхождению, из семьи, в которой произошёл развод, и он мог соперничать с Куртом по поводу дисфункции (Крист был известен в Абердине как Крис; в 1992 году он сменил написание своего имени на своё первоначальное хорватское имя, данное при рождении).

Курт познакомился с Кристом в средней школе и на репетиционной точке «Melvins», но их жизни также пересеклись в одном месте, о котором никто из них больше никогда не упоминал – в Баптистской Церкви в Сентрал-парке. Крист посещал эту церковь, но даже старшие вроде мистера Рида знали, что он был там «только из-за девушек». Джесси однажды пригласил Криста к себе домой, и эти трое джемовали. Крист

в то время играл на гитаре, как Джесси и Курт, поэтому эта сессия звучала как «Wane’s World», записанный на плёнку, когда они прогоняли обычные подражания Джимми Пэйджу. Крист и Джесси одно время менялись гитарами; левша Курт был просто привязан к своей собственной. Они на самом деле играли некоторые из оригинальных песен Курта в атаке на три гитары.

Как только Курт переехал к Ридам, он предпринял несколько кратких попыток вернуться в школу в Уэзервэксе. Он уже настолько отставал в своих занятиях, что так или иначе он бы не окончил школу со своим классом. Курт говорил своим друзьям, что он мог бы притвориться умственно отсталым, чтобы ходить на коррекционно-компенсирующие занятия. Джесси дразнил Курта и прозвал его Тупоголовым из-за его неудовлетворительных оценок. Его единственным реальным участием в школе были уроки рисования, единственное место, где он не чувствовал себя некомпетентным. Он участвовал в одном из проектов своего класса на Региональной Художественной Выставке Средних Школ 1985 года, и его работа была включена в постоянную коллекцию Управляющего Общественного Обучения. Мистер Хантер сказал Курту, что если он постарается, он сможет получать стипендию в художественном училище. Стипендия и колледж требовали окончания Уэзервэкса, то, что Курту не представлялось возможным, если только он не останется ещё на один год (в более поздние годы он неправильно утверждал, что ему предлагали несколько стипендий). В конце концов, Курт совершенно забросил учёбу, но незадолго до того, как он сперва поступил в альтернативную Среднюю Школу Для Взрослых в Абердине. Учебный план был похож на план в Уэзервэксе, но никаких формальных занятий не было: студенты работали с преподавателями один на один. Майк Пойтрас обучал Курта примерно неделю, но мальчик следовал этому недостаточно долго, чтобы закончить ориентацию. Две недели спустя Курт бросил эту школу тех, кто не закончил школу.

Как только Курт совершенно перестал ходить в школу, Дэйв Рид нашёл ему работу

в ресторане «Lamplighter» в Грэйленде. Платили по 4.25 $ в час, и он работал мойщиком посуды, помощником в приготовительной школе, помощником повара и помощником официанта, убирающим со стола грязную посуду. Был зимний сезон, и ресторан обычно был пустынным, что отлично подходило Курту.

Именно через общение с Дэйвом Ридом, наряду со своим дядей Чаком и тётей Мари, Курт впервые стал представлять себе, что когда-нибудь у него может быть будущее

в музыкальном бизнесе. В юности Дэйв и Чак записали сингл с «Beachcombers» - «Purple

Peanuts», с «Wheelie» на обороте - и это была ценная вещь в доме Ридов. Курт и Джесси постоянно крутили эту пластинку, подражая ей на своих гитарах. Сам Курт точно писал песни – у него было несколько тетрадей «Pee Chee», наполненный листками с текстами. Некоторыми из названий были «Wattage in the Cottage» («Потребляемая Мощность в Коттедже»), «Samurai Sabotage» («Саботаж Самурая») и песня о мистере Риде под названием «Diamond Dave» («Алмазный Дэйв»). Курт даже написал песню, высмеивающую одного из абердинских одноклассников, который покончил с собой. Этого мальчика звали Бо; песня называлась «Ode to Beau» («Ода Бо») и пелась в стиле кантри.

Один из бывших членов «Beachcombers» продолжил свою карьеру, став промоутером «Capitol Records» в Сиэтле. Как только Курт узнал об этом факте, он отчаянно уцепился за это. Он привязался к Дэйву, чтобы тот их познакомил, не зная в то время, что промоутер – это не искатель талантов. «Он всегда хотел познакомиться с ним, потому что он думал, что это катапультирует его карьеру», - вспоминал Джесси. Это было самым началом появления Курта Кобэйна, профессионального музыканта, и то, что он постоянно просил об этом знакомстве – которое так и не состоялось – доказательство того, что в семнадцать лет он представлял себе карьеру в музыке. Если бы Курт признался в своих амбициях по поводу ведущих студий звукозаписи в лачуге для репетиций «Melvins», его сочли бы еретиком. Он держал своё честолюбие при себе, но никогда не прекращал искать пути выбраться из своей среды.

Жизнь с Ридами была близка к воссозданию семьи, которою он потерял при разводе. Риды обедали вместе, группой посещали церковь, а музыкальные таланты мальчиков поощрялись. Настоящая привязанность и любовь были очевидны и ощутимы среди всех членов этого дома, включая Курта. Когда в феврале 1985 года Курту исполнилось восемнадцать лет, Риды устроили ему праздник в честь дня рождения. Его тётя Мари послала ему две книги: «Молот Богов» - биографию «Led Zeppelin», и собрание иллюстраций Нормана Рокуэлла. В благодарственном письме, которое Курт написал своей тёте, он рассказал о празднике в честь дня его рождения: «Пришли все ребята из церковной Молодёжной Группы, принесли торт для меня и Джесси, потом мы играли в глупые игры, и пастор Ллойд пел песни (он просто вылитый мистер Роджерс). Но приятно знать, что люди о тебе заботятся».

Но даже с церковной молодёжной группой, пастором Ллойдом и суррогатной семьёй Ридов Курт не мог в психологическом отношении избежать чувства отторжения, которое он чувствовал со стороны своей собственной разрушенной семьи, откуда он был родом. «Для него это было потрясением», - замечал Дэйв Рид. Хотя Курт немного общался со своей матерью, Дэйв Рид ежемесячно информировал Венди о последних событиях. В августе 1984 года она вышла замуж за Пэта О'Коннора, а к следующей весне она была беременна. Во время её беременности Курт однажды заглянул к ней, и когда Венди увидела, каким потерянным он выглядит, она не выдержала и расплакалась. Курт встал на колени, обнял мать и сказал ей, что он будет хорошим.

И он был, по крайней мере, в тот момент, но потом кризис вернулся. В марте 1985 года Курт порезал палец, моя посуду на работе и уволился в приступе паники. «Ему пришлось накладывать швы, - вспоминал Джесси, - и он сказал мне, что если бы он потерял палец и не смог бы играть на гитаре, он покончил бы с собой». Без работы и с травмой, которая не давала ему играть на гитаре, Курт бездельничал дома. Он убедил Джесси пропускать школу, и они вдвоём проводили весь день, выпивая или принимая наркотики. «Он отдалялся всё больше и больше, - вспоминала Этель Рид. - Мы пытались разговорить Курта, но просто не могли. Со временем мы решили, что не помогаем ему, и всё, что мы делали, это обеспечивали для него место, чтобы ещё дальше отдаляться от людей».

Диссоциация Курта достигла апогея в апреле, когда однажды он забыл свой ключ и выбил окно, чтобы войти. Это переполнило чашу терпения Ридов, и они сказали Курту,

что ему придётся искать другое место для проживания. В том году апрель в Грэйс-Харбор был дождливым, и в то время как большинство детей его возраста готовились к школьному балу или вручению дипломов, Курт снова искал приют.

Снова вернувшись на улицы, Курт возобновил бесконечный цикл ночёвок в гаражах у друзей или в коридорах. Отчаявшись, он, наконец, воззвал к милости правительства и начал получать 40 $ в месяц на продовольственные талоны. Через местную контору для безработных, он нашёл работу в Молодёжной Христианской Организации, начиная с 1 мая. Это была работа на неполный день и обеспечивалась местным грантом «Работа для Молодёжи», но он рассказывал об этой недолгой работе как о своей любимой. Работа была на прославленной вакансии дворника, но если другие служащие заболевали, он замещал спасателя или тренера. Курт любил работу, особенно работу с детьми. Хотя Курт сам был не очень сильным пловцом, ему нравилось замещать спасателя. Кевин Шиллингер, который жил в квартале от Молодёжной Христианской Организации, наблюдал, как Курт учит пяти- и шестилетних детей играть в бейсбол для детей – во время всего урока на лице Курта была широкая улыбка. Работая с детьми, он мог обрести чувство собственного достоинства, которого ему не хватало в других сфера его жизни: ему было хорошо с ними, и они никого не осуждали.

Он также нашёл вторую работу на неполный рабочий день, хотя он редко её обсуждал. Это было место уборщика в средней школе Уэзервэкс. Каждый вечер он надевал коричневый комбинезон и драил шваброй коридоры школы, которую он бросил. Хотя к тому времени, когда он начал работу, учебный год почти закончился, контраст между его сверстниками, готовящимся к поступлению в колледж, и его собственными данными заставлял его чувствовать себя таким же слабым, как он чувствовал себя всегда в своей жизни. Он выдержал два месяца, а потом уволился.

Как только Курт ушёл из дома Ридов, Джесси последовал за ним. Некоторое время оба жили в доме бабушки и дедушки Джесси в Абердине. Потом, 1 июня 1985 года, они переехали в квартиру на Норт-Мичиган-стрит, 404. По всем стандартам эта крошечная квартира-студия за 100 $ в месяц - стены которой были выкрашены в розовый цвет и поэтому заслужили название «розовая квартира» - была трущобой, но это была их трущоба. Квартира сдавалась со скромной мебелью, которую они дополнили аксессуарами для газонов, мотоциклами с коляской «Big Wheel» и дворовыми креслами с откидной спинкой, украденными у соседей. Венецианское окно выходило на улицу, и Курт использовал его для своего публичного мольберта и писал мылом на стекле «666» и «Сатана Рулит». Раздутая кукла висела в петле и была покрыта гелем для бритья. Повсюду в квартире был гель для бритья «Edge»; пробы продавались в окрестностях, и Курт и Джесси обнаружили, что можно вдыхать пары из банок и кайфовать. Однажды вечером они приняли несколько доз кислоты, когда шериф округа Грэйс-Харбор постучал в дверь и велел им убрать эту куклу. К счастью, офицер не вошёл в их квартиру: он бы заметил посуду за три недели, сложенную стопкой в раковине, многочисленные предметы украденной садовой мебели, Гель Для Бритья «Edge», стёртый со всех стен, и трофеи их недавних проделок - украденные кресты с надгробных камней кладбища и раскрашенные узором в горошек.

Это была не единственная стычка Курта с законом летом 1985 года. Курт, Джесси и их приятели, как оборотни, ждали сумерек, а потом отправлялись терроризировать окрестности, крадя садовую мебель или расписывая спреем здания. Хотя Курт впоследствии утверждал, что его послания-граффити были политическими («Бог – Гей», «Выкинь Христа», он перечислял несколько своих лозунгов), на самом деле, большинство из того, что он писал, было бессмыслицей. Он привёл в бешенство соседа, у которого была лодка, написав красными буквами на корпусе судна «Катер»; с другой стороны он начертал: «Лодочники, идите домой». Однажды вечером он написал граффити на стене

Молодёжной Христианской Организации; без малейшего проявления идеальной справедливости на следующий день ему поручили это стирать.

Ночью 23 июля 1985 года детектив Майкл Бенс патрулировал Маркет-стрит - всего

в квартале от Абердинского Полицейского Участка - когда он заметил в переулке троих мужчин и белокурого мальчика. Мужчины сбежали, когда подъехала машина Бенса, но белокурый мальчик застыл, как олень в свете фар, и Бенс увидел, что он выбросил маркер для граффити. На стене позади него было пророческое утверждение: «Непонятно какбишьего». С типографской точки зрения это было произведение искусства, поскольку прописные и строчные буквы были написаны в произвольном порядке, и каждое «T» было

в четыре раза больше, чем другие буквы.

Внезапно мальчик пустился наутёк и пробежал два квартала, прежде чем его догнала патрульная машина. Как только она это сделала, он остановился, и ему надели наручники. Он назвался Куртом Дональдом Кобэйном и был воплощённой вежливостью. В участке он написал и подписал заявление, в котором было полностью написано:

Сегодня ночью, стоя позади банка «SeaFirst» в переулке у библиотеки, разговаривая с тремя другими людьми, я писал на здании «SeaFirst». Я не знаю, почему я это сделал, но я сделал. На стене я написал: «непонятно какбишьего». Теперь я понимаю, как глупо с моей стороны было так поступать, и я сожалею о том, что сделал. Когда полицейская машина въехала в переулок, я увидел её и выбросил красный маркер, которым я пользовался.

У него сняли отпечатки пальцев, его сфотографировали для полицейского досье, а потом отпустили, но потребовали явиться в суд на слушание дела несколько недель спустя. Он получил 180 $ штрафа, 30 суток условно, и его предупредили, чтобы он больше не попадал ни в какие переделки.

Для восемнадцатилетнего Курта было легче сказать, чем сделать. Однажды вечером, когда Джесси был на работе, как обычно, пришли Цеплялы, и все джемовали со своими гитарами. Один из соседей, крупный мужчина с усами, постучал кулаком в стену и велел им вести себя потише. Когда Курт впоследствии рассказывал эту историю, он говорил, что сосед несколько часов беспощадно избивал его. Это была одна из многих историй, которые Курт рассказывал о том, как его постоянно мучили абердинские деревенщины. «Это было совсем не так, - вспоминал Стив Шиллингер. – Этот парень действительно пришёл, велел ему вести себя тише, а когда Курт посмеялся над ним, этот парень ударил его пару раз кулаком и велел ему «заткнуться к чёртовой матери»». Джесси в тот вечер там не было, но за всё то время, что он знал Курта, он вспоминал только одну драку: «Он был обычно слишком увлечён тем, что смешил людей. Я был всегда рядом, чтобы защитить его». Джесси был невысоким, как Курт, но он толкал штангу и имел плотное телосложение.

В течение периода в розовой квартире Джесси, вероятно, совершил бы из-за Курта убийство, тот факт, которым Курт пользовался на полную катушку. Однажды Курт объявил, что они оба сделают себе ирокез. Они спустились к Шиллингерам, соорудили машинку для стрижки волос, и вскоре у Джесси был ирокез. Когда пришла пора бриться Курту, он заявил, что это глупая идея. «Однажды Курт сказал, что если он сможет что-нибудь написать у меня на лбу, я мог бы написать что-нибудь у него на лбу, - вспоминал Джесси. - Он взял стойкие чернила и написал на мне «666», а потом удрал. Я был всегда кретином, на котором все обычно экспериментировали. Если были какие-нибудь химикаты или выпивка, они всегда хотели, чтобы я первым это попробовал». В мучении Куртом своего лучшего друга была тёмная сторона. Несмотря на все свои дурачества, Джесси сумел той весной окончить школу. Однажды вечером, когда Джесси был на работе в «Бургер-кинг», Курт вырвал фотографии из ежегодника Джесси, наклеил их на стену и поставил на них красные кресты. Это было больше проявлением его ненависти к самому себе, чем отражением его чувств к Джесси. Возможно, в приступе стыда из-за своего гнева Курт решил выгнать Джесси из квартиры. Неважно, что именно Джесси внёс

за неё первый взнос. Вскоре Джесси жил у своей бабушки, а Курт – сам по себе. В любом случае Джесси планировал пойти во флот, и Курт чувствовал угрозу от этого. Это была модель, которой он следовал всю свою жизнь: вместо того, чтобы потерять того, о ком он беспокоился, он сначала отдалялся, обычно создавая какой-то смешной конфликт как способ уменьшить отторжение, которое, как он чувствовал, было неизбежно.

Проживая в розовой квартире, Курт продолжал писать песни, и хотя большинство из них было по-прежнему плохо замаскированными историями о людях и событиях вокруг него, многие были юмористическими. Тем летом он написал песню под названием «Spam» («Спэм»), о мясном продукте, и ещё одну под названием «Class of 85» («Класс 85»), который был атакой на Джесси и выпускной класс, который он пропустил. В ней были слова: «Мы все одинаковые, просто мухи на дерьме». Хотя его песни были о замкнутом мире, даже на этой стадии Курт мыслил широко. «Я собираюсь записать альбом, который будет круче «U2» или «R.E.M.», - хвастался он Стиву Шиллингеру. Курт любил обе эти группы, и он беспрестанно говорил о том, какими замечательными были «Smithereens», однако это были влияния, о которых он старался не упоминать в присутствии Базза из страха нарушить панковский кодекс, что вся популярная музыка несущественна. Он читал все фэнзины или музыкальные журналы, которые он мог найти, которых в Абердине было немного; он даже полностью писал длинные воображаемые интервью с самим собой для несуществующих публикаций. Курт и Стив говорили об основании собственного фэнзина, зайдя так далеко, что составили проект пробного экземпляра; Стив оставил проект, когда понял, что Курт писал положительные отзывы на альбомы, которые он никогда не слышал. Курт также говорил об основании его собственной студии звукозаписи, и однажды вечером он и Стив записали, как один их друг по имени Скотти Кэрейт произносит монолог. Как из большинства его идей того времени, из этого так ничего и не вышло.

Для публикации фэнзина или для студий звукозаписи не было денег, и даже заплатить за квартиру было трудно. Спустя два месяца после ухода Джесси Курта выселили. Его домовладелец пришёл в квартиру, когда Курта не было дома, упаковал в коробки те немногие вещей, которые у него были, включая украденные кресты и «Big Wheels», и оставил их на улице.

В третий раз за два года Курт оказался бездомным. Он ещё раз подумал о флоте. Туда на службу записался Тревор Бриггс и убедил Курта воспользоваться парной флотской системой, чтобы их поместили в учебный лагерь вместе. Безработица в Грэйс-Харбор стала ещё выше, и варианты для восемнадцатилетнего бездельника были ограничены. Курт отправился на флотский призывной пункт на Стэйт-стрит и провёл три часа, проходя тест на профпригодность «ASVAB». Он его прошёл, и флот был готов его принять; впоследствии Курт утверждал, что получил самый высокий балл, когда-либо зарегистрированный за этот тест, но в это с трудом верится, поскольку этот тест включал математику. В последнюю минуту, как и раньше, когда пришла пора служить, Курт отказался.

Большинство ночей Курт спал на заднем сиденье видавшего виды седана «Вольво», принадлежащего матери Грега Хокансона, в шутку прозванного «вульвой». К тому времени, как наступил октябрь, и погода испортилась, ночи на автомобильном сиденье были жалкими. Вскоре Курт нашёл нового покровителя в семье Шиллингеров, который, после сильного давления со стороны Курта, согласился его принять.

Лэмонт Шиллингер был преподавателем английского в Уэзервэксе и, как и Дэйв Рид, он был родом из религиозной семьи. Хотя Лэмонт покинул Церковь мормонов несколько лет назад, он по-прежнему пытался быть, как он об этом рассказывал, «свободным порядочным человеком». Были и другие сходства с жизнью у Ридов: Шиллингеры вместе обедали, проводили время семьёй, и поощряли своих сыновей играть музыку. Курт был принят как их собственный сын и помещён в ротацию работ по дому, которые он выполнял без жалоб, благодарный за то, что он в этом участвует. В доме

Шиллингеров комната была чуть поменьше – у них было шестеро своих детей - поэтому Курт спал на диване в гостиной, днём убирая за него свой спальный мешок. Он провёл с Шиллингерами День Благодарения и рождественское утро 1985 года. Лэмонт купил Курту весьма необходимую новую пару джинсов «Ливайс». Позже днём на Рождество Курт зашёл в дом Венди - она только что родила его единокровную сестру Брайэнн. Новорожденная сделала дом O'Конноров более счастливым местом, однако о возвращении Курта обратно вообще не говорили.

В декабре 1985 года Курт начал репетировать некоторые из песен, которые он написал, с Дэйлом Кровером на басу и Грегом Хокансоном на ударных. Он назвал эту группировку «Fecal Matter» («Фекалии»), и это была его первая настоящая группа. Он убедил Кровера поехать вместе с ним к тёте Мари, чтобы записать на пленку некоторые песни. «Он приехал, - вспоминала Мари, - с огромной записной книжкой, полной текстов. Я показала ему, как отрегулировать некоторые вещи, как делать запись на катушечный магнитофон, и он сразу же приступил к ней». Курт сначала записал свой голос, а потом он и Кровер записали гитару, бас и партии ударных на вокал. Мари была обеспокоена текстом «Suicide Samurai» («Покончивший С Собой Самурай»), но списала его на типичное подростковое поведение. Мальчики также записали «Bambi Slaughter» («Убийство Бэмби») (история о том, как мальчик заложил обручальные кольца своих родителей), «Buffy’s Pregnant» («Баффи Беременна») (Баффи из телешоу «Дела Семейные»), «Downer» («Транквилизатор»), «Laminated Effect» («Эффект Расслоения»), «Spank Thru» («Несись Сломя Голову») и «Sound of Dentage» («Зубовный Скрежет»).

Когда Курт вернулся в Абердин, он воспользовался магнитофоном Шиллингеров, чтобы сделать копии. То, что у него в руках была реальная плёнка, было для него явным доказательством, что у него есть талант - это было первое физическое проявление чувства собственного достоинства, которое он обрёл через музыку. Тем не менее, «Fecal Matter» распались, так и не сыграв ни одного концерта.

Несмотря на свои внешние обстоятельства, внутренняя артистическая жизнь Курта стремительно росла. Он продолжал снимать фильмы при помощи камеры «Super-8». В одном коротком немом фильме того периода Курт идёт по заброшенному зданию в футболке «KISW» «Лучший Рок Сиэтла» и пытаясь выглядеть как Жан-Поль Бельмондо в «На Последнем Дыхании» в своих полусферических солнцезащитных очках. В другом он надевает маску мистера Ти и притворяется, будто нюхает огромное количество того, что напоминает кокаин, спецэффект, который он создал при помощи муки и пылесоса. Эти фильмы, все без исключения, были изобретательными и – как и всё, что создавал Курт – волнующими. Той весной он попытался организовать свой бизнес, украшая скейтборды граффити. Он зашёл так далеко, что развесил по городу листовки, но его нанял всего один подросток, попросив взрывающуюся голову. Курт с удовольствием её нарисовал - это была его профессия - но клиент так и не заплатил, и бизнес рухнул.

18 мая 1986 года Курт снова попал под опеку и надзор Абердинского Полицейского Управления. В 12:30 утра полицию вызвали к заброшенному зданию на Уэст-Маркет, 618, и офицер Джон Грин обнаружил Курта карабкающегося на крышу, по-видимому, пьяного. Грин вспоминал, что Курт был «славным парнем, разве что немного испуганным». Курта обвинили в противоправном нарушении владения и в том, что, будучи несовершеннолетним, владел алкоголем путём его употребления. Когда полицейские обнаружили, что у него был неоплаченный ордер за злонамеренное причинение вреда имуществу (он был не в состоянии заплатить штраф за арест за граффити), плюс более ранний арест за алкоголь из Сиэтла, и он не мог найти поручителя, его посадили в тюрьму. Камера, в которой он сидел, была в точности из старого фильма про гангстеров: железные решётки, бетонный пол, никакой вентиляции. В своём заявлении Курт указал «больную спину» в «заболеваниях», и описал себя как «19 лет, 135 фунтов, пять футов девять дюймов, каштановые волосы и голубые глаза». В описании он преувеличил и свой рост, и вес.

Курт воспользовался своим правом на один телефонный звонок, чтобы позвонить Лэмонту Шиллингеру и попросить его поручиться за него. Лэмонт решил, что его воспитание Курта Кобэйна зашло достаточно далеко, и что Курту придётся выручать себя из беды самому. Лэмонт на самом деле пришёл на следующий день, и даже при том, что это было против религии Лэмонта, он принес Курту блок сигарет. Неспособный собрать сумму залога, Курт пробыл там восемь дней.

Спустя несколько лет Курт использовал этот опыт для создания фольклора, который подчеркивал его остроумие и адаптируемость. Он утверждал, что за время, проведённое в тюрьме, он рисовал порнографию для других заключённых, чтобы те мастурбировали. Его кустарное порно было в таком ходу, как он рассказывал, что он менял его на сигареты, и вскоре он собрал все сигареты в тюрьме. На тот момент он стал, согласно этой истории, «человеком», который «управлял тюрьмой». Он отваживался рассказывать эту историю только тем людям, которые его не знали - его абердинские друзья вспоминают, что он так боялся всех этих образов из тюремных фильмов, которые он видел за эти годы, что за всё время пребывания там он не сказал ни слова другому заключённому.

Вскоре жизнь у Шиллингеров для Курта закончилась. Он прожил там год и в девятнадцать лет – что значительно выходит за пределы возраста эмансипации - он не был ни их близким родственником, ни официальным воспитанником. Он также начал ссориться с Эриком Шиллингером, который думал, что Курт злоупотребляет его гостеприимством. В один из уикэндов семья Шиллингеров отправилась на каникулы без Курта, и по возвращении обнаружила, что он принудил двух их собак испражняться на кровати Эрика. Но даже эта проделка не была последней каплей; она наступила однажды вечером в августе 1986 года, когда Эрик и Курт подрались из-за мини-пиццы «Тотиноз». В соответствии с всеми рассказами, это была самая серьёзная драка, в которой Курт когда-либо участвовал, и Курт пытался ударить Эрика толстой палкой. «Я видел Эрика на следующий день, - вспоминал Кевин Шиллингер, - и у него был подбит глаз. Я видел Курта, и у него было подбито два глаза». В тот вечер Курт ушёл, обхватив руками опухшее лицо, и укрылся в комнате для репетиций «Melvins». На следующий день он заплатил Стиву 10 $, чтобы притащить все его оставшиеся вещи к Кроверу. Его жизнь превратилась в слишком знакомый образец близости, конфликта и изгнания с последующей изоляцией.

Одно из единственных радостных событий появилось, когда Крист Новоселич казался заинтересованным в создании группы. Крист был одним из первых людей, которым Курт подарил свою плёнку «Fecal Matter». «У него была такая маленькая демо-кассета, и на ней была «Spank Thru», - вспоминал Крист. - Я подумал, что это очень хорошая песня». Шелли Дилли, подружка Криста, дружила с Куртом со средней школы, и они стали предоставлять ему ночлег за их домом, чтобы он спал в фургоне «Фольксваген», принадлежавший Кристу. «Я всегда проверяла, что у него достаточно много одеял, чтобы он не замёрз до смерти», - говорила Шелли. Она также бесплатно его кормила всякий раз, когда он заходил в «Макдоналдс», где она работала.

В начале сентября 1986 года Хилари Рикрод, библиотекарь абердинской библиотеки «Тимберлэнд» однажды услышала стук в дверь своего дома. Она посмотрела в замочную скважину и увидела высокого мальчика с красными глазами и Курта, которого она узнала: он часто проводил дни в библиотеке - читал или спал. Увидев этих двух странных личностей у себя на пороге - в городе, где кража и грабеж были частью жизни - она ощутила приступ страха из-за того, что она открыла дверь. Её тревога усилилась, когда Курт полез себе под пальто. Но то, что он вытащил, было крошечным голубем со сломанным крылом. «Он ранен и не может летать», - сказал Курт. Рикрод на мгновение растерялась. «Вы орнитолог, не так ли?» - спросил Курт почти раздражённо. Она на самом деле была орнитологом, руководя Абердинской организацией по спасению

диких птиц, но обычно люди звонили ей, если птица была ранена. Никто никогда раньше не появлялся у её двери, и уж конечно не двое кажущихся обкуренными подростков.

Курт сказал ей, что нашёл голубя под мостом на Янг-стрит, и они пятнадцать минут шли к её дому, как только его увидели. Как они узнали, что она - орнитолог, они так и не объяснили. Но они внимательно наблюдали, как она начала ухаживать за птицей. Разгуливая по дому, они заметили гитару, которая принадлежала мужу Рикрод, и Курт немедленно определил: «Это - старый «Les Paul». Это - копия, но очень ранняя копия». Он предложил её купить, но Рикрод сказала, что она не продаётся. Она на мгновение подумала, что они могут её украсть.

Однако единственное, что их интересовало, это уход и помощь крошечному голубю. Вернувшись на кухню, эти двое наблюдали, как Рикрод медленно двигает крыло птицы, пытаясь определить, насколько сильно оно сломано. «Он ранен, да?» - спросил Курт. На кухне у Рикрод было два козодоя, две единственные птицы этого вида в неволе, и она рассказала им, что эти птицы даже попали в газету на первую полосу «Aberdeen Daily World».

«Я играю в группе, - ответил Курт, сообщив об этом факте так, будто это было всем известно. - Но даже я никогда не попаду на первую полосу «Daily World». Те птицы ужасно меня озадачили».

Поиск по сайту: