Эпилог ЗАГРОБНЫЙ МИР ЛЕОНАРДА КОЭНА

Сиэтл, штат Вашингтон апрель 1994 – май 1999 года

«Дай мне загробный мир Леонарда Коэна, чтобы я мог тосковать вечно».

- из «Pennyroyal Tea»

Ранним утром в пятницу, 8 апреля, электрик Гэри Смит прибыл на бульвар Лэйк-Вашингтон, 171. Смит и несколько других рабочих были в доме с четверга, устанавливая новую систему безопасности. Дважды заглядывала полиция и велела рабочим предупредить их, если придёт Курт. В 8:40 в пятницу Смит находился возле оранжереи и поглядел внутрь. «Я увидел, что там на полу лежит тело, - сказал он впоследствии одной газете. - Я подумал, что это манекен. Потом я заметил, что у него в правом ухе кровь. Я увидел винтовку, лежащую поперёк его груди, указывая ему в подбородок». Смит позвонил в полицию, а потом в свою компанию. Друг диспетчера его фирмы взял на себя сообщение на радиостанцию «KXRX». «Эй, парни, вы будете должны мне за это несколько хороших билетов на «Pink Floyd»», - сказал он ди-джею Марти Римеру. Полиция подтвердила, что в доме Кобэйнов было обнаружено тело молодого мужчины, и «KXRX» передала это сообщение в эфир. Хотя полиция не опознала покойного, в первых сообщениях предполагалось, что это был Курт. Минут через двадцать «KXRX» приняла печальный телефонный звонок от Ким Кобэйн, которая представилась сестрой Курта, и со злостью спросила, почему они передают такой ошибочный слух. Они велели ей позвонить в полицию.

Ким так и сделала и, услышав эту новость, позвонила своей матери. Вскоре после этого на пороге дома Венди появился репортёр «Aberdeen Daily World». Её цитата появилась в сообщении «Associated Press» и была переиздана во всём мире: «Теперь он умер и вступил в этот дурацкий клуб. Я говорила, чтобы он не вступал в этот дурацкий клуб». Она ссылалась на совпадение, что Джими Хендрикс, Джэнис Джоплин, Джим Моррисон и Курт - все умерли в 27 лет. Но его мать сказала кое-что ещё, что больше не сообщалось ни в какой другой газете - хотя каждому родителю, который слышал новость о смерти Курта, не нужно было это читать, чтобы понять, какую потерю она чувствует. В конце своего интервью Венди сказала о своём единственном сыне: «Я больше никогда его не обниму. Я не знаю, что делать. Я не знаю, куда идти».

Дон услышал о смерти своего сына по радио - он был слишком расстроен, чтобы говорить с репортёрами. Лиланд и Айрис узнали об этом, когда смотрели телевизор. Айрис пришлось лечь после этой новости - она не была уверена, сможет ли это выдержать её больное сердце.

Тем временем в Лос-Анджелесе Кортни стала пациенткой «Эксодуса», обратившись туда в четверг вечером. В четверг она была арестована в «Пенинсуле» после того, как полиция прибыла в её «забрызганный рвотой и кровью номер» и обнаружила шприц, блокнот с бланками рецептов и маленький пакет, который, как они полагали, был героином (вещество, как оказалось, было индуисским пеплом удачи). Когда её выпустили под залог в размере 10 000 $, она обратилась на стационарное лечение, прервав свою детоксикацию в гостинице.

В пятницу утром в «Эксодус» приехала Розмэри Кэрролл. Когда Кортни увидела выражение лица Розмэри, она узнала новость, не имея необходимости даже слышать её. Две женщины несколько мгновений смотрели друг на друга в полной тишине, пока Кортни, наконец, не задала вопрос из одного слова: «Как?».

Кортни уехала из Лос-Анджелеса в «Лирджете» с Фрэнсис, Розмэри, Эриком Эрландсоном и няней Джэкки Фэрри. Когда они приехали в дом на Лэйк-Вашингтон, он

был окружён съёмочными группами телевизионных новостей. Лав быстро наняла частных охранников, которые поместили поверх оранжереи брезент, чтобы СМИ не могли туда заглядывать. Перед появлением этих навесов фотограф «Seattle Times» Том Риз снял несколько кадров оранжереи через отверстие в заборе. «Я думал, что это, возможно, был не он, - вспоминал Риз, - это мог быть кто угодно. Но когда я увидел там эту кеду, я понял». Фотография Риза, которая вышла на первой полосе субботней «Seattle Times», показала вид сквозь застеклённые створчатые двери, включая половину тела Курта, его прямую ногу, его кеду и его сжатый кулак рядом с коробкой из-под сигар.

Днём Отделение Судебно-Медицинской Экспертизы округа Кинг выпустило заявление, подтверждающее то, что все уже знали: «Вскрытие показало, что Кобэйн умер от раны от винтовки в голову, и рана, по-видимому, самопричинённая». Вскрытие проводил доктор Николас Хартшорн - задача была особенно эмоциональной, потому что Хартшорн некогда раскручивал концерт «Нирваны» в колледже. «Мы поместили в наше сообщение «по-видимому» самопричинённую рану от выстрела в голову в тот момент, потому что мы по-прежнему хотели поставить все чёрточки поперёк всех наших «t» и точки над всеми нашими «i», - вспоминал Хартшорн. – Не было абсолютно ничего, что указывало бы, что это что-то другое, а не самоубийство». Однако из-за внимания СМИ и известности Курта полиция Сиэтла не закончила своё полное расследование за 40 дней, и провела более 200 часов, интервьюируя друзей и семью Курта.

Несмотря на слухи об обратном, труп был опознан как Курт, хотя сцена была ужасной: сотни дробинок от патрона винтовки расширили его голову и изуродовали его. Полиция сняла с тела отпечатки пальцев, и эти отпечатки соответствовали тем, которые уже были в деле с ареста из-за домашнего насилия. Хотя более поздний анализ винтовки заключил, что «четыре карты снятых скрытых отпечатков не содержат никаких чётких отпечатков», Хартшорн сказал, что отпечатки на оружии не были четкими, потому что оружие должно было выпасть из руки Курта после того, как наступило трупное окоченение. «Я знал, что его отпечатки там есть, потому что он держал его в руке», - объяснял Хартшорн. Дата смерти была установлена как 5 апреля, хотя она, возможно, наступила за 24 часа до или после. По всей вероятности, Курт умер в оранжерее, в то время как происходили несколько поисков в главном доме.

Вскрытие обнаружило следы бензодиазепинов (транквилизаторов) и героина в крови Курта. Уровень обнаруженного героина был настолько высок, что даже Курт - печально известный своей неуёмной привычкой - возможно, прожил бы не намного дольше, если бы не выстрел из ружья. Ему удался трюк, который был весьма выдающимся, хотя он имел сходство с действиями его дяди Бёрла (выстрелы и в голову, и в живот), и его прадеда Джэймса Ирвинга (нож в живот, и последующее вскрытие раны): Курт сумел убить себя дважды, используя два метода, в равной степени роковые.

Кортни была безутешна. Она настояла, чтобы полиция отдала ей забрызганное вельветовое пальто Курта, которое она надела. Когда полицейские, наконец, ушли из сада, и под присмотром только охранника она повторила последние шаги Курта, вошла в оранжерею – которую всё-таки надо было очищать - и опустила свои руки в его кровь. Стоя на коленях на полу, она молилась, выла и вопила, воздев свои покрытые кровью руки к небу, и кричала: «Почему?». Она нашла маленький остаток черепа Курта с волосами. Она вымыла водой и шампунем этот ужасный сувенир. А потом она начала уничтожать свою боль наркотиками.

Той ночью на ней были слои одежды Курта, потому что они всё ещё пахли им. В дом приехала Венди, и мать и невестка спали в одной постели, прижимаясь друг к другу ночью.

В субботу, 9 апреля, был нанят Джефф Мэйсон, чтобы отвезти Кортни в помещение для гражданской панихиды, чтобы увидеть тело Курта до его кремации - она уже попросила, чтобы с его рук были сделаны гипсовые слепки. Также были приглашён и отказался Грол, но Крист приезжал до Кортни. Он провёл несколько личных мгновений со

своим старым другом и не выдержав, заплакал. Когда он уехал, в смотровую привели Кортни и Мэйсона. Курт лежал на столе, одетый в свою самую лучшую одежду, но его глаза были зашиты. Впервые Кортни была со своим мужем за десять дней, и это был последний раз, когда их физические тела были вместе. Она гладила его по лицу, говорила с ним, и отрезала локон его волос. Потом она сняла с него штаны и отрезала маленький локон волос с его лобка - его любимых волос на лобке, волос, которых он так долго ждал подростком, так или иначе их нужно было сохранить. Наконец, она села верхом на его тело, положила голову ему на грудь и завопила: «Почему? Почему? Почему?».

В тот день начали приезжать друзья, чтобы утешить Кортни, и многие приносили наркотики, которые она без разбора глотала. Между наркотиками и её горем она была катастрофой. Каждые пять минут звонили репортёры, и хотя не была в лучшей форме, чтобы говорить, она иногда отвечала на звонки, но для того, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них: «Почему Курт это сделал? Где он был на той прошлой неделе?». Как многие убитые горем возлюбленные, она сосредотачивалась на этих мельчайших деталях, чтобы избежать своей потери. Она провела два часа, разговаривая по телефону с Джин Стаут из «Post-Intelligence», размышляя над этим и объявив: «Я сильная и могу принять всё, что угодно. Но я не могу принять это». Смерть Курта попала на первую полосу в «New York Times» и множество телевизионных и газетных репортёров обрушилось на Сиэтле, пытаясь сделать материал, где немногие источников говорили со СМИ. Большинство делали обзорные статьи о том, что Курт значил для поколения. Что ещё можно было сказать?

Нужно было организовывать похороны. Сьюзен Силвер из «Soundgarden» предложила свою помощь и запланировала частную службу в церкви, и одновременно публичные поминки со свечами в Сиэтл-центре. В тот уикэнд медленная процессия друзей достигла дома на Лэйк-Вашингтон – все казались крайне потрясёнными, пытаясь разобраться в необъяснимом. К их горю добавился физический дискомфорт: когда в пятницу приехал Джефф Мэйсон, он обнаружил, что масляный бак полностью высох. Чтобы согреть огромный дом, он стал посылать лимузины, чтобы купить хворост для растопки из «Сэйфуэя». «Я ломал стулья, потому что камин был единственным способом согреть дом», - вспоминал он. Кортни была наверху в их спальне, завернувшись в слои одежды Курта, записывая послание, которое будет транслироваться на публичных поминках.

В воскресенье днём была проведена публичная служба со свечами в «Flag Pavilion»

в Сиэтл-центре, и присутствовали 7 000 человек, неся свечи, цветы, самодельные плакаты, а некоторые сжигали фланелевые рубашки. Выступал консультант по самоубийствам и убеждал убитых горем подростков обращаться за помощью, пока местные ди-джеи делились воспоминаниями. Передали короткое сообщение от Криста:

Мы помним Курта за то, каким он был: заботливым, щедрым и милым. Давайте сохраним эту музыку с нами. Она всегда будет с нами, навеки. У Курта была этика по отношению к своим фэнам, которая основывалась на панк-рок-мышлении: нет особенных рок-групп; нет великих музыкантов. Если у тебя есть гитара и большая душа, просто колоти по чему-нибудь и имей в виду: ты - суперзвезда. Подключай тона и ритмы, которые универсально человечны. Музыку. Используй свою гитару, как барабан, чёрт побери. Просто улавливай ритм и позволь ему литься из твоего сердца. Вот уровень, на котором Курт говорил с нами: в наших сердцах. И вот где эта музыка будет всегда, навеки.

Потом транслировали плёнку Кортни. Она записала её вчера поздно ночью в их постели. Она начала:

Я не знаю, что сказать. Я чувствую тот же самое, что и все вы. Если вы все думаете, что сидеть в этой комнате, где он играл на гитаре и пел, и не чувствовать, что это такая честь – быть рядом с ним, вы сумасшедшие. Тем не менее, он оставил записку. Она

больше похожа на письмо грёбаному редактору. Я не знаю, что случилось. Я имею в виду, что это случилось бы, но могло случиться, когда ему было бы 40. Он всегда говорил, что переживёт всех, и ему будет 120. Я не буду читать вам всю записку, потому что всё остальное – не ваше собачье дело. Но кое-что в ней – для вас. Я на самом деле не думаю, что прочесть это – значит, унизить его достоинство, считая, что это адресовано большинству из вас. Он – такой придурок. Я хочу, чтобы вы все очень громко сказали «придурок».

Толпа крикнула «придурок». А потом Кортни прочитала предсмертную записку. В течение следующих десяти минут она смешала последние слова Курта со своими собственными комментариями на них. Когда она читала тот отрывок, где Курт упоминал Фредди Меркьюри, она крикнула: «Курт, тогда какого чёрта! Ну, и не становился бы рок-звездой, придурок». Там, где он написал о «слишком сильной любви», она спросила: Так почему же ты просто не остановился, чёрт возьми?». А когда она цитировала его строчку о том, что он «чувствительный, неблагодарный, Рыба, чувак-Иисус», она завопила: «Замолчи! Ублюдок. Почему бы тебе просто не наслаждаться этим?». Хотя она читала эту записку толпе - и СМИ - она говорила, будто Курт был её единственным слушателем. В конце, перед тем, как прочитать строчку Нила Янга, которую цитировал Курт, она предупредила: «И не запоминайте это, потому что это грёбаная ложь: «Лучше сгореть, чем угасать». Боже, ты - придурок!». Она закончила читать записку, а потом добавила:

Просто помните, это всё ерунда! Но я хочу, чтобы вы знали одну вещь: та ерундовая «жёсткая любовь» восьмидесятых, она не работает. Она не настоящая. Она не работает. Я должна была позволить ему, все мы должны были позволить ему иметь его нечувствительность. Мы должны были позволить ему иметь то, от чего его желудку было легче, мы должны были позволить ему иметь это вместо того, чтобы пытаться снять с него кожу. Идите домой и скажите своим родителям: «Даже не пытайтесь пробовать на мне эту ерундовую жёсткую любовь, потому что она не работает, чёрт возьми». Вот что я думаю. Я лежу в нашей постели, и мне действительно очень жаль, и я чувствую то же, что и вы. Мне очень жаль, ребята. Я не знаю, что я могла бы сделать. Мне жаль, что я не здесь. Мне жаль, что я слушала других людей. Но я слушала. Каждую ночь я сплю с его матерью, и я просыпаюсь утром и думаю, что это он, потому что их тела – в некотором роде одно и то же. Теперь мне надо идти. Просто скажите ему, что он - придурок, хорошо? Просто скажите: Придурок, ты – придурок». И что вы его любите.

Когда экстраординарная плёнка Кортни передавалась в Сиэтл-центре, в другой стороне города 70 человек собрались в Церкви Единства Правды на частную службу. «Не было времени для программы или приглашений», - вспоминал преподобный Стивен Таулз, который вёл службу. Большинство присутствующих было приглашено по телефону прошлым вечером. О нескольких самых близких друзьях Курта - включая Джесси Рида – забыли, или они не смогли приехать за такой короткий срок. Компания включала контингент из «Gold Mountain» и несколько вагонов друзей из Олимпии. Боб Хантер, старый преподаватель Курта по рисованию, был одним из немногих из Абердина. Даже бывшая подружка Курта Мэри Лу Лорд приехала и села сзади. Кортни и Фрэнсис сидели впереди между Венди и Ким; женщины семьи Кобэйн, казалось, были единственным, что поддерживало Кортни, чтобы не упасть. Приехали Дон, Дженни и Лиланд; Айрис была слишком больна. Там была и Трэйси Мэрандер, столь же обезумевшая, как и семья - она была так же близка к Курту, как и его кровные родственники.

В церкви скорбящие обнаружили фотографии шестилетнего Курта, лежащие на скамейках. Таулз начал с 23-го псалма, а потом сказал: «Как ветер, обдувающий вселенную, время уносит с собой имена и дела завоевателей, как и обычных людей. И всё, чем мы были, и всё, что остаётся, это жить в воспоминаниях тех, кто заботился о том, чтобы мы прошли этот путь, но лишь краткий миг. Мы здесь, чтобы вспомнить и освободить Курта Кобэйна, который прожил короткую жизнь, которая была длинна в

достижениях». Таулз рассказал историю Золотого Будды, который провёл годы, скрытый под слоем глины, прежде чем стала известна его истинная ценность, а после этого прочёл стихотворение под названием «Странник». Потом он попросил компанию рассмотреть ряд вопросов, предназначенных для того, чтобы заставить их подумать о покойном. Он спросил: «Есть ли между вами незаконченное дело?». Если бы Таулз потребовал поднять в ответ руки, зал заполнился бы поднятыми руками.

Потом Таулз предложил остальным выступить вперёд и поделиться своими воспоминаниями. Брюс Пэвитт с «Sub Pop» говорил первым и сказал: «Я люблю тебя, я уважаю тебя. Конечно, я опоздал на несколько дней, чтобы это выразить». Дилан Карлсон зачитал буддистский текст. Крист зачитал подготовленные записи, вроде его записанного на плёнку сообщения.

Дэнни Голдберг рассказал о противоречиях Курта, как он говорил, что ненавидит славу, однако жаловался, когда его видео не крутили. Голдберг сказал, что любовь Курта к Кортни «была одной из тех вещей, из-за которых он продолжал жить», несмотря на его постоянную депрессию. И Голдберг говорил об Абердине, хотя и с перспективы жителя Нью-Йорка: «Курт приехал из города, о котором никто никогда не слышал, и он продолжал изменять мир».

А потом встала Кортни и прочитала подлинную предсмертную записку, которую она держала в руках. Она вопила, кричала, плакала, и смешивала записку Курта с цитатами из библейской Книги Иова. Она закончила, рассказывая о Бодде, и сколько этот воображаемый друг значил для Курта. Почти никто в зале не знал, о ком она говорит, но этого упоминания о воображаемом друге детства Курта было достаточно, чтобы заставить Венди, Дона, Ким, Дженни и Лиланда тихо плакать. Преподобный Таулз закончил церемонию чтением Евангелия от Матфея 5:43.

Когда служба окончилась, вернулись старые ссоры. Мэри Лу Лорд быстро вышла. Дон и Венди едва говорили. А один из друзей Курта из Олимпии был так оскорблён комментариями Дэнни Голдберга, что на следующий день он распространил по факсу пародию. Но нигде не было более явных разногласий, чем в планировании двух конкурирующих поминок после службы. Одну проводили Крист и Шелли, а другую - Кортни, и только горстка скорбящих посетила обе. Кортни опоздала на поминки у себя дома, поскольку после церемонии она отважилась придти на службу со свечами. Там она раздала часть одежды Курта фэнам, которые были изумлены, увидев, что она сжимает предсмертную записку. «Это было невероятно, - вспоминал охранник Джэймс Кёрк. – Она не была в полиэтиленовом пакете или ещё в чём. Она показала её ребятам и сказала: «Я очень сожалею»». По пути домой Кортни остановилась у радиостанцию «KNDD» и потребовала эфирного времени. «Я хочу выйти в эфир и заставить их прекратить крутить Билли Коргана и немедленно поставить Курта», - объявила она. Станция вежливо её выставила.

Спустя неделю Кортни получила урну с прахом Курта. Она взяла горсть и захоронила её под ивой перед домом. В мае она положила остальное в рюкзак с плюшевым медведем и поехала в буддистский монастырь «Нэмгиал» возле Итаки, штат Нью-Йорк, где она искала освящения пепла и отпущения грехов для себя. Монахи благословили останки и взяли горсть, чтобы сделать мемориальную скульптуру - цацу.

Большая часть останков Курта находилась в урне на бульваре Лэйк-Вашингтон, 171 до 1997 года, когда Кортни продала дом. Она переехала в Беверли-Хиллс с Фрэнсис и урной Курта. Перед продажей дома она настояла на соглашении, позволяющем ей однажды вернуться и переместить иву.

Спустя пять лет после самоубийства Курта, 31 мая 1999 года, в День Поминовения, Венди организовала последнюю службу для своего сына. План состоял в том, что Фрэнсис развеет пепел Курта в ручье за домом Венди, в то время как буддистский монах прочтёт молитву. Кортни и Фрэнсис уже были на Северо-Западе на той неделе на отдыхе. Со

времени смерти Курта Кортни сблизилась с Венди и купила ей дом за 400 000 $ на участке земли в как раз возле Олимпии. Именно за этим домом и планировалась служба, и была приглашена горстка семьи и друзей. Хотя Венди сама не звала Дона, его пригласили менеджеры Кортни, и он приехал. Но внутренние семейные ссоры отчасти продолжались: Лиланд, теперь живущий один в своём трейлере после смерти Айрис в 1997 году, не пришёл. Кортни на самом деле пригласила Трэйси Мэрандер, и она приехала, желая сказать Курту последнее прощай. Когда Трэйси пришла и увидела Фрэнсис, она была поражена красотой девочки - босая, одетая в пурпурное платье, её глаза казались необыкновенно похожими на глаза парня, которого Трэйси когда-то любила. Эта мысль посещает Кортни каждый день своей жизни.

За эти годы после смерти Курта многие предлагали воздвигнуть в Абердине памятник, и место его рождения, возможно, также служило подходящим местом, чтобы развеять его пепел. Развеивание пепла Курта под его мифическим мостом было бы своего рода самосудом и буквальной иронией; впервые он спал бы там.

Но вместо этого под пение монаха шестилетняя Фрэнсис Бин Кобэйн развеяла пепел своего отца в ручье МакЛэйн-крик, и он растворился и уплыл вниз по течению. Во многих отношениях это тоже было подходящим местом упокоения. Курт нашел свою истинную артистическую музу в Олимпии, и меньше чем в пяти милях отсюда он сидел в дерьмовой маленькой квартирке, которая пахла кроличьей мочой, и весь день писал песни. Эти песни пережили Курта и даже его самые мрачные кошмары. Как однажды заметил его бывший приёмный отец Дэйв Рид, предложив самое хорошее суммировании жизни Курта из всех когда-либо предложенных: «У него было отчаяние, а не храбрость, быть собой. Как только ты сделал это, ты не можешь ошибиться, потому что ты не можешь делать никаких ошибок, когда люди любят тебя за то, что ты такой, какой есть. Но для Курта было неважно, что его любят другие люди; он просто недостаточно любил самого себя».

Была ещё одна частица судьбы и крупица старой истории, которая соединила этот отдельный участок воды, земли и воздуха с этими бренными останками; как раз на вершине холма, менее чем в десяти милях отсюда, в истоке МакЛэйн-крик и всех рек в этой местности, была маленькая цепь Вашингтонских гор, известных как Блэк-Хиллс. Именно здесь, несколько лет назад, молодая семья каталась на санках после первого похолодания. Они ехали на своём «Камаро» по дороге с движением в два ряда, за крошечный лесозаготовительный город Портер, на забавный маленький холм под названием Гора Фаззи-Топ. В этой машине ехали мама, папа, малышка-дочь и маленький шестилетний мальчик с такими же эфемерными голубыми глазами, как у Фрэнсис Кобэйн. Этот мальчик ничто в мире так не любил, как кататься на санках со своей семьёй, и во время этой поездки из Абердина он упрашивал своего отца ехать быстрее, потому что он не мог больше ждать. Когда «Камаро» приезжал на стоянку у вершины Фаззи Топ, мальчик быстро выбегал, хватал свои сани «Flexible Flyer», быстро бежал к горе и мчался вниз так, будто его один полёт мог как-то остановить время. У подножия горы он махал своей рукой в рукавице своей семье, и широкая, сердечная улыбка появлялась на его лице, его голубые глаза искрились от зимнего солнца.

Поиск по сайту: