ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ

Олимпия, штат Вашингтон май 1990 – декабрь 1990 года

«Так тебя люблю, что меня тошнит»

- из «Aneurysm», 1990 год

На той же неделе, когда Курт уволил Чэд, он также расстался с Трэйси. Это тоже было своего рода увольнением, и он плохо справлялся со всеми подобными расставаниями. Эдикт Курта для Трэйси состоял в том, что они не должны жить вместе: однако, сказав это, у него не было ни денег, ни возможности в своей апатии для того, чтобы съехать. А поскольку она потратила все свои деньги, оплачивая их счета, она не могла позволить себе съехать. Они продолжали жить в одной квартире до июля, когда она нашла новое место в Такоме. Эти три месяца они жили в альтернативных мирах, в одном физическом пространстве, но в эмоциональном отношении очень далеко друг от друга.

Его мир также был миром измены, потому что наряду с тем, что Курт сообщил Трэйси о своей неверности в Техасе, он не счёл нужным рассказать ей о ещё большей измене, что он полюбил другую женщину. Этим новым объектом его страсти была двадцатилетняя Тоби Вэйл, музыкант из Олимпии. Курт был знаком с Тоби два года, но только в начале 1990 года у него была возможность провести с ней весь вечер. На следующий день он сказал Дилану, что встретил первую женщину, которая заставила его так нервничать, что его стошнило. Он вставил это переживание в песню «Aneurysm», с текстом: «Так тебя люблю, что меня тошнит». Хотя она была на три года моложе, она была более образованной, чем он, и он часами слушал болтовню Тоби и её подруги Кэтлин Ханна по поводу половой дискриминации и об их планах по созданию группы под названием «Bikini Kill». У Тоби был свой собственный фэнзин, и на его страницах она придумала фразу «восставшая девшшшка», чтобы рассказать о модели панк-феминизма 1990-х. Она была, главным образом, барабанщицей, но умела играть на гитаре; у неё была обширная коллекция панк-рок-альбомов; и она была, как представлял себе Курт, его двойником в женском обличье. «Ты просто никогда не встречал девушку, которая столько знает о музыке», - замечал Слим Мун.

Однако, несмотря на их общие музыкальные интересы, Курт увлёкся той, кто никогда не смогла бы полюбить его так, как Трэйси, и которая, что более важно, никогда в нём не нуждалась. У Тоби был более легкомысленный взгляд на отношения, чем у Курта; она не искала мужа, а также не относилась к нему по-матерински. «Дружки для Тоби больше походили на модные аксессуары», - замечала Элис Уилер. То, что Курт искал в отношениях, это своего рода семейная близость, которой ему не хватало с раннего детства; но Тоби отвергала традиционные отношения, которые он искал, будучи женофобом.

Даже слово «подружка» означало нечто иное в панк-рок-сообществе Олимпии, где немногие признавались, что они – пара. Вести себя так, будто вы постоянно встречаетесь - означало принять традиционные образцы общества, чтобы избавиться от которых все приезжали в Олимпию. «В Олимпии никто не ходил на свидания», - замечал Дилан. Согласно этим стандартам, отношения Курта с Трэйси были совершенно старомодными; его союз с Тоби не соответствовал таким стереотипным ролям.

Их роман начался тайно - он по-прежнему жил с Трэйси, когда он впервые переспал с ней. Но даже после того, как Трэйси съехала, их связь, казалось, не развивалась дальше разговоров в кафе и редкого секса поздно ночью. Он всё время одержимо думал о ней и нечасто уходил из квартиры, боясь, что она может позвонить. Она звонила редко. Их отношения, главным образом, влекли за собой походы на концерты, работу над фэнзином или разговоры о политике. Он начал интерпретировать её взгляды на панк-рок,

пропуская их через себя, что вдохновляло его на написание списков того, во что он верил, того, что он ненавидел, и альбомов, которые он должен послушать. Был один лозунг, который он повторял снова и снова: «Панк-рок - это свобода». Он начал решительно это заявлять в каждом интервью, хотя никогда не объяснял, свободы от чего он ищет: это стало мантрой для решения всех противоречий в его жизни. Тоби думала, что это звучит здорово.

Однако, несмотря на их интеллектуальное единение, многие в Олимпии так и не узнали, что они были парой. «Всё то время, когда они встречались, - говорил Слим, - меня сбивало с толку, официально ли они встречались. Возможно, для неё это было неудобно, когда он расстался с Трэйси, в некотором смысле, потому что это ставило её в затруднительное положение. Я не думаю, что она на самом деле намеревалась быть с ним длительный период времени». Курт узнал, что у Тоби аллергия на кошек, поэтому на его зооферму обычно вход был воспрещён. К этому времени там также было грязно: как только Трэйси уехала, вся квартира приобрела вид мусорной свалки, с нагромождением немытой посуды, грязной одежды, разбросанной на полу, и изуродованными куклами Курта, следящими за этим местом своими безумными сломанными глазами.

Годом ранее Курт жаловался, что феминистки ему угрожают. Но как только Курт начал спать с Тоби, феминизм восставшей девшшшки ему было легче переварить, и вскоре он принял это, будто это была недавно обнаруженная религия. Тот же мужчина, который читал порнографию с Чиччолиной, теперь употреблял такие слова, как «женоненавистничество», и говорил о политике угнетения. В своей записной книжке Курт записал два правила рока, которые были цитатами Тоби: «1: научись не играть на своём инструменте; 2: не причиняй боль девушкам, когда танцуешь (или в любое другое время)». Это «научись не играть» было одним из многих идей Кэлвина Джонсона, который утверждал, что музыкальность всегда вторична по отношению к чувству.

Курт впервые встретил Тоби, играя с «Go Team», группой из Олимпии, сосредоточенной вокруг Кэлвина, но тогда большая часть музыкальной сцены Олимпии была сосредоточена вокруг Кэлвина. Со своей мальчишеской короткой стрижкой и склонностью носить белые футболки Джонсон напоминал своенравного новобранца из морской пехоты. Но когда речь заходила о панк-роке, он принимал манеру, если не вид, диктатора, творя политику так, как недавно коронованный деспот готовит конституцию. Он был лидером «Beat Happening», совладельцем «K Records», ди-джеем на «KAOS» и промоутером местных рок-концертов. Он проповедовал низкокачественную, независимую рок-этику, и он управлял Олимпией так, как Базз Осборн командовал Грэйс-Харбором. «Кэлвин был очень нероковым, - вспоминал Джон Гудмэнсон. - Шутка была в том, что, если в вашей группе был басист, вы не могли быть на «K»». У последователей Кэлвина даже было своё собственное имя: «кальвинисты». Тоби была не только кальвинистской, она когда-то была подружкой Джонсона.

Каждая стадия отношений Курта и Тоби представлял собой сомнения в его чувстве собственного достоинства. Курту было достаточно трудно вписаться в космополитичную сцену Сиэтла, но даже в крошечной Олимпии он чувствовал, будто он был участником панк-рок-версии конкурса «Рискни!»*, и что один неправильный ответ отправит его назад в Абердин. Для парня, который рос, нося футболку с Сэмми Хэгаром, он считал, что ему придётся постоянно использовать своё второе «я», «Курдта» в качестве маскировки, чтобы защитить своё истинное прошлое. Он так и признавался в редкий момент саморазоблачения в своём дневнике: «Всё, что я делаю – чрезмерно сознательная и нервная попытка попробовать доказать другим, что я по крайней мере интеллектуальнее и круче, чем они думают». Когда его попросили назвать его влияния в пресс-интервью в 1990 году, он перечислил совершенно иной список музыки, чем у него был годом ранее: он постепенно понял, что в мире панк-рок-элитизма чем группа неизвестнее и непопулярнее, тем стильнее употреблять её название. Друзья стали больше замечать это

раздвоение личности: когда Курт был рядом с Тоби, он мог критиковать ту группу, сторонником которой ранее в тот же день он был.

Тем летом и Крист, и Курт привередливо копировали демо-кассеты со «Smart Studios», но они не тратились впустую на почтовые расходы, посылая их на «Touch and Go»; они послали их на «Columbia Records» и «Уорнер Бразерс». После всех проблем с «Sub Pop» Курт и Крист попытались заключить контракт с какой-нибудь ведущей студией звукозаписи, хотя бы для того, чтобы получить приличную дистрибуцию. Для Тоби это было анафемой. Она объявила, что её группа никогда не будет на ведущей студии звукозаписи. Находясь под влиянием её позиции, Курт умерил свои аппетиты относительной ведущей студии звукозаписи, говоря интервьюерам, что «Нирвана» подпишет контракт с такой студией, обналичит авансовый чек, распадётся, а потом выпустит альбом на «K». Это была великолепная фантазия и, как и многие замечательные идеи, которые приходили ему в голову, он не собирался вести себя так глупо, чтобы рисковать своим шансом на славу и богатство.

Сразу же после короткого сотрудничества с Тэм Орманд «Нирвана» была сама себе менеджером, используя Мишель Власимски в качестве импресарио, а Крист занимался большинством финансовых расчётов. «Я был единственным членом «Нирваны», который закончил школу», - объяснял Крист. В мае 1990 года «Sub Pop» послала группе новый проект контракта - он был на 30 страницах и предоставлял студии многочисленные недвусмысленные права. Курт понимал, что он не хочет подписывать этот документ. Он и Крист обратились к Сьюзен Силвер, уважаемому менеджеру «Soundgarden». Она бросила один взгляд на контракт и сказала, что им нужен адвокат.

Силвер была удивлена тем, как они были непреклонны, не желая больше находиться на «Sub Pop». Они жаловались, что «Bleach» не получил никакой раскрутки, и что эта студия никогда не предоставляла им отчётность о том, сколько продано экземпляров. Курт объявил, что он хочет сделку на бешеные деньги на ведущей студии звукозаписи с силой большой корпорации позади него, хотя у группы по-прежнему не было ударника. Подобное заявление было основанием для публичного повешения на суде Кэлвина, но это даже было в контрасте с большинством групп Сиэтла. Это также противоречило тому, что Курт говорил в прессе не далее как тремя неделями ранее. 27 апреля, когда радиостанция «WOZQ» спросила, не думает ли группа подписывать контракт с ведущей студией звукозаписи, он ответил: «Нас вообще не интересует никакая ведущая студия. Было бы хорошо иметь дистрибуцию получше, но всё остальное, что выходит на ведущих студиях – просто куча дерьма».

Но через некоторое время после того интервью его разрыв с Трэйси лишил его своей благотворительницы. Теперь он заявлял, что хочет «сделку на миллион долларов», но, возможно, намекая на влияние Тоби, он объявил, что, даже когда «Нирвана» получит свою огромную сделку, они будут «по-прежнему гастролировать в фургоне». Курт слышал о Питере Патерно, одном из самых сильных адвокатов индустрии, и спросил, не могла ли Сьюзен замолвить за них слово. «Завтра я еду в Лос-Анджелес, - сказала она. - Если вы как-нибудь приедете, пока я там буду, я вас отведу и познакомлю с ним». Крист ответил: «Мы начнем путь сегодня вечером и увидимся через несколько дней».

Два дня спустя они встретились с Силвер в Лос-Анджелесе. Силвер представила их Дону Маллеру, известному агенту, и когда Патерно не смог выкроить время в своём графике, она связала их с адвокатом Эланом Минтцем. Он счёл их «наивными, но честолюбивыми». Специализацией Минтца была новые группы, но он обнаружил, что даже в качестве новых артистов «они явно были среди самых неопрятных из тех, кто когда-либо входил в эту дверь». «Sub Pop» также говорила с адвокатами, пытаясь использовать растущую репутацию «Нирваны», чтобы заставить какую-нибудь ведущую студию вкладывать в них капитал. Минтц сказал об этом группе, намекнув, что они могли бы получить дистрибуцию, которую они хотят, на «Sub Pop». Курт подался вперёд и

решительно ответил: «Избавьте меня от этой студии!». Курт заявил, что хочет продать много альбомов. Поражённый их плёнкой, с этого дня Минтц начал работать, чтобы найти им сделку.

Это было нетрудной работой. Даже к середине 1990 года «Нирвана» выступала в качестве динамичных живых исполнителей, и многообещающий успех «Bleach» на колледж-радио привлёк интерес агентов «артистов и репертуара», служащих, нанятых студиями для заключения контрактов с группами. Первым заинтересованным агентом A&R был Брет Хартман с «MCA», который в начале 1990 года обсуждал их контракт с Поунмэном и Пэвиттом. Хартман боялся, что его интерес не передастся группе, поэтому он получил домашний номер Курта и начал оставлять сообщения на автоответчике Курта.

Когда они вернулись в Сиэтл из Лос-Анджелеса, Крист и Курт снова направились в студию, 11 июля, записывать сингл «Sliver», чтобы выпустить перед очередным британским туром. На этот концерт они наняли Дэна Питерса, ударника «Mudhoney», хотя они по-прежнему прослушивали ударников. Это была их последняя дешёвая и сердитая студийная сессия, записанная в середине альбома «Tad», пока эта группа была на обеденном перерыве. Это название было ещё одним сочинением Кобэйна, не имеющее отношения к тексту, но на сей раз это название было единственной непонятной вещью в этой песне: это было откровенным и творческим прорывом. В качестве темы Курт добыл то, что он знал лучше всего - свою семью. Как Ричард Прайор, который пробивался в своей комедийной карьере, пока не начал шутить о том, что вырос в публичном доме, Курт, наконец, открыл свой уникальный голос, который развился, когда он написал о своей семье. Он открыл свой дар автора почти случайно.

«Sliver» рассказывает историю о мальчике, которого привезли к его бабушке и дедушке, и он не хочет, чтобы его родители уходили. Он просит свою бабушку отвести его домой, но тщетно. Он ест пюре на обед. У него проблемы с перевариванием мяса. Он катается на своём велосипеде, но ушиб ногу. Он пытается смотреть телевизор, но засыпает. «Бабуля, отведи меня домой / Я хочу побыть один», - вот неприукрашенный припев. Эта песня кончается, когда мальчик просыпается на руках у своей матери. «Возможно, это самая откровенная песня, которую мы когда-либо записывали», - объяснял Курт «Melody Maker». Она также была одной из первых песен «Нирваны», использующая контрастную динамику, которая станет характерной чертой группы: тихие и медленные куплеты, но припев вступает как оглушительная стена звука. После её выпуска Курт насмехался над её смыслом, и он имел дерзость утверждать, что она не автобиографичная. Но никто, конечно, ни один из тех, кто его знал, в это не верил: «Она о жизни маленького мальчика и желании быть дома с мамой и нежелании, чтобы за ним присматривали его бабушка и дедушка», - объясняла его сестра Ким.

В августе «Нирвана» отправилась в короткий тур по Западному Побережью, играя на разогреве у «Sonic Youth», с Дэйлом Кровером в качестве их временного ударника. Этот тур был шансом для Курта познакомиться с Тёрстоном Муром и Ким Гордон из «Sonic Youth», которых он считал чуть ли не членами королевской семьи. Его чувство собственного достоинства повысилось, когда он обнаружил, что они относятся к нему как к равному. Эти две группы тут же подружились, и лучше всего Мур и Гордон давали деловые советы, предложив «Нирване» подумать об их управляющей компании, «Gold Mountain».

Им, несомненно, нужна была помощь. Несмотря на оказанную им честь тура, им мало платили, они следовали за огромным автобусом «Sonic Youth» в своём нелепом маленьком фургоне «Додж», больше напоминая испытывающих благоговение фэнов, чем самих звёзд. На концерте в Лос-Анджелесе Брет Хартман с «MCA» и его босс Пол Эткинсон пришли за кулисы, чтобы побеседовать с группой после их концерта, и обнаружили Курта и Криста, пакующих свою аппаратуру; они были слишком бедны, чтобы позволить себе тур-менеджеров. Эткинсон пригласил группу съездить на «MCA», но Крист сказал, что они должны ехать обратно, потому что ему надо на работу. Разговор

приостановили, когда Крист объяснил, что ему надо идти продавать футболки – им нужны деньги на бензин, чтобы уехать из города.

Когда тур достиг Северо-Запада, интерес к парням из родного города был больше, чем к «Sonic Youth». В Портленде и Сиэтле они были восходящими звёздами; после каждого концерта растущее число фэнов воздавало им хвалу. Однако индивидуальность Курта, казалось, не изменялась из-за этого внимания, замечала Сэлли Бэрри, которая играла в одной из разогревающих групп в этом туре. «Он был первым человеком из тех, кого я когда-либо видела бросающимся в толпу со своей гитарой, и ему было пофиг, - вспоминала она. – Что касается других людей – можно было видеть, что у них это продумано. Но что касается Курта - это было мгновенно и искренне». Почти каждый концерт заканчивался тем, что Курт прыгал к зрителям, или зрители прыгали к нему. В этом туре Курт избавился от своего ударника, поскольку Кровер заявил, что он изобьёт Курта до полусмерти, если его ударная установка будет испорчена.

Кроверу пришлось вернуться в «Melvins», поэтому «Нирвана» наняла Дэна Питерса в качестве своего нового ударника, и они стали планировать британский тур. Но даже когда Питерс стучал на барабанах в группе на концерте 22 сентября, в зале был ещё один кандидат, которого Курт и Крист готовили к прослушиванию. Этот концерт, который Питерс сыграл хорошо, был его первым и единственным концертом с «Нирваной».

Этим приезжим ударником был 21-летний Дэйв Грол. Будучи родом из Вирджинии, Грол играл в группах «Scream» и «Dain Bramage». Переставления букв в фамилии, возможно, было достаточно, чтобы расположить к себе Курта, поскольку это показывало, как ничто другое, что Грол разделяет его чувство юмора. Именно Базз связал Грола с «Нирваной», отступив от своей роли наставника, и это, возможно, был самый большой подарок, который он когда-либо даровал. Как только Курт и Крист стали репетировать с Гролом, они поняли, что они наконец-то определились с ударником.

Всего через двадцать дней Дэйв Грол играл свой первый концерт с «Нирваной», едва знакомый с названиями песен, ещё меньше - с партиями ударных. Но относительно Грола это едва ли имело значение: как обнаружили Крист и Курт, он был зверем за ударной установкой. В прошлом Курт боролся с ударниками, его перфекционизм возникал из-за того, что он сам играл на ударных. Во время большинства проверок звука Курт регулярно пересаживался за ударную установку и стучал на нескольких песнях забавы ради. Но Грол был таким ударником, который сделал Курта довольным, что он выбрал гитару.

Первый концерт Грола был в клубе «North Shore Surf» в Олимпии. Этот вечер ознаменовался чем-то вроде самого худшего технического бардака за всю истории «Нирваны»; электрический сбой был причиной неоднократных перебоев с питанием, и группе пришлось наполовину убавить свои усилители, чтобы избежать дальнейших отключений. Единственное доступное освещение исходило от зрителей, держащих фонарики, создавая зловещий эффект, как нечто из дешёвого независимого фильма. Играя на крошечной ударной установке, Грол слишком перестарался: он так сильно стучал по ней, что разбил малый барабан.

Неделю спустя группа гастролировала по Англии, раскручивая сингл «Sliver», который в типичной манере не вышел, пока тур не закончился. Кроме того, они играли для неистовых зрителей, их слава в Англии была намного больше, чем в США. Будучи в Лондоне, Курт ходил на концерт «Pixies», одну из своих любимых групп. На следующий день он позвонил менеджеру «Pixies» Кену Гоузу и спросил, не хочет ли он управлять «Нирваной». Гоуз не был знаком с Куртом, но согласился встретиться.

Когда они встретились в вестибюле гостиницы, Гоуз обнаружил, что Курта больше интересовал разговор о «Pixies», чем раскрутка своей собственной группы. «Он не был вашим обыкновенным фэном, того типа, которых мы всегда видим у двери на сцену, - вспоминал Гоуз. – На самом деле, он был не очень-то фэном; он был учеником этой

группы. У него явно было невероятное количество уважения к тому, что они делают. Он об этом только и говорил». Во время их разговора последовала суета, когда в гостиницу вошёл Чарлз Томпсон, ведущий вокалист «Pixies». Гоуз предложил представить Курта своему кумиру, но Курт оцепенел от этого предложения. «Не думаю, - сказал Курт, слегка попятившись. - Я, м-м-м, я не могу». А потом Курт поспешно удалился, ведя себя так, будто он был недостоин даже находиться рядом с таким талантом.

Когда «Нирвана» вернулась из Англии, Дэйв Грол решил переехать в квартиру на Пир-стрит - он жил с Кристом и Шелли. На той же неделе «MCA» послала билеты для Курта и Криста, чтобы они прилетели в Лос-Анджелес, чтобы пройтись по их офисам. Эта студия была не первым выбором группы – прошло столько времени с тех пор, как «MCA» была популярна, люди шутили, что их название расшифровывается как «Musical Cemetery of America» («Музыкальное Кладбище Америки») - но они не могли отказаться от бесплатных билетов. Студия поселила их в гостинице «Шератон Юнивёрсал», и после того, как они приехали, Брет Хартман зашёл, чтобы выяснить, удовлетворяют ли их условия. Он обнаружил приоткрытый минихолодильник, а Курт и Крист сидели на полу в окружении крошечных бутылок со спиртным. «Кто поставил эту штуку в наш номер?» - спросил Курт. Несмотря на тот факт, что группа пять раз гастролировала по США и дважды по Европе, Курт никогда не видел мини-бара с возможностью заказа дополнительных товаров. Когда Хартман объяснил, что в его холодильнике может быть всё, что угодно, а «MCA» заплатит, Курт недоверчиво посмотрел на него. «Я понял, - вспоминал Хартман, - что, возможно, эти парни не так опытны, как я думал».

Они не видели мини-баров, но они знали, что к ним будут равнодушны на следующий день, когда они прогуливались по «MCA». Хартман и Эткинсон распространили экземпляры «Bleach», наряду с памяткой, убеждающей персонал быть сердечным и обходительным. Однако, когда они сопровождали группу по зданию, оказалось, что все важные шишки были на ланче. Энджи Дженкинс, которая руководила отделом рекламы, недолго поговорила с ними и подбодрила их, так же, как и ребята из отдела обработки корреспонденции, которые были среди нескольких служащих «MCA», которые слышали «Bleach». Самое смешное произошло, когда группа приехала в офис Ричарда Палмезе, который быстро пожал им руки, прежде чем пробормотать: «Очень здорово познакомиться с вами, парни. Мне очень нравится ваша музыка, но у меня через пять минут назначен ланч. Я должен извиниться». Курт даже не был уверен, с кем он познакомился, поэтому он повернулся к Эткинсону и спросил: «Кто этот парень?». «Это президент «MCA»», - с гримасой ответил Эткинсон. И из-за этого у «MCA» не было шансов на успех. Будучи в Лос-Анджелесе, Курт и Крист связались с «Sonic Youth», которые снова предложили Руководство «Gold Mountain» и сказали им, что они должны подписать контракт с их студией, «DGC», частью «Geffen Records», одной из немногих студий, которая пока не выражала интереса.

К тому времени, когда Курт вернулся на Северо-Запад, Грол переехал к нему, и его присутствие временно подняло Курту настроение. Жизнь в одиночестве никогда не шло на пользу умственному здоровью Курта, и его уединение достигло пика летом 1990 года. У него были все признаки ребёнка, который пережил серьёзную травму: он перестал разговаривать, разве что когда говорили с ним, и он каждый день проводил несколько часов, только и делая, что, поглаживая клок своей бороды, уставившись в пространство. Он и Тоби так долго не виделись, а когда они на самом деле встретились, он, казалось, не мог перевести эти отношения на следующий уровень. Он горько замечал в своём дневнике: «Единственная разница между «друзьями, которые время от времени трахаются», и «приятелем/подружкой» - это официально дающиеся названия».

Когда Грол переехал к нему, всё временно улучшилось; он был настолько добродушным, насколько Курт был замкнутым. «Этот дом, - вспоминала Никки МакКлюр, - стал страной парней. Теперь у Курта был тот, с кем он всё время тусовался. Отчасти в этом было некоторое ощущение мужа и жены». Поскольку Курт был

практически неспособен что-то прибирать, Грол делал такие вещи, как стирка одежды Курта. Немногие другие могли бы справляться с таким состоянием квартиры, но Грол провёл последние несколько лет в дороге. «Дэйв был воспитан в фургоне волками», - объясняла Дженнифер Финч. Он научил Курта создавать самодельные татуировки при помощи иглы и туши. Однако когда Курт решил запечатлеть у себя на руке логотип «K Records» - «К» внутри щита - он однажды отправился в тату-салон в Олимпии с Кэндис Педерсен из «K». Будучи начинающим, Курту пришлось делать себе уколы несколько раз и наливать чернила в рану.

Эта татуировка была очередной попыткой произвести впечатление на Тоби – и на Кэлвина. Тем, кто был незнаком с «K Records», Курт объяснял, что эта татуировка провозглашает его любовь к «Vaselines». Любопытно, что «Vaselines» не были на «K», хотя эта студия их распространяла. «Кто знает, что он хотел сказать этой татуировкой, - говорил Дилан Карлсон. - Я думаю, что ему нравились те альбомы, которые распространяла «K», больше, чем те альбомы, которые они выпускали. Он должен был сделать татуировку с надписью «K Distribution» («Дистрибуция «К»).

Запечатлеть у себя на руке «Vaselines» было бы идеей получше. С тех пор, как Курт добавил песню этой группы «Molly’s Lips» к репертуару «Нирваны», он пел этой группе дифирамбы. Для Курта они были прекрасной группой. Они были несерьёзными, непрофессиональными и неизвестными за пределами Великобритании и небольшого количества поклонников в США. Вскоре после того, как Курт услышал «Vaselines», он начал в своих дневниках одну из своих многовариантных кампаний по написанию писем, пытаясь подружиться с Юджином Келли из этой группы. Эти письма были всегда непринуждёнными (в одном Курт упоминает о своём «нелепом бездеятельном графике, куда я удаляюсь в предрассветные утренние часы и успешно избегаю любого намёка на дневной свет») и неизбежно заканчивались какими-нибудь хвалебными комментариями о том, какими выдающимися являются «Vaselines»: «Не пытаясь быть слишком смущающее слащавым, я должен сказать, что те песни, которые написали ты и Фрэнсис – вообще одни из самых красивых песен».

Грол разделял музыкальный вкус Курта, но не его одержимость искать расположения легенд. Он гораздо больше интересовался девушками, а они интересовались им. Он стал встречаться с Кэтлин Ханна из «Bikini Kill» - Дэйв и Курт тогда делали то, что являлось версией свидания вчетвером в Олимпии с Кэтлин и Тоби; они пили пиво и составляли списки самых важных панк-рок-альбомов. Большинство развлечений Дэйва и Курта были подростковыми, но рядом с Тоби и Кэтлин все были более общительными. Эта ситуация сделала Курта более привлекательным для Тоби, поскольку перспектива тусоваться компанией была менее серьезна, чем личные свидания. «Тоби и Кэтлин буквально говорили: «Давай встречаться с «Нирваной»», - вспоминал сосед Йэн Диксон. Во время одной бурной ночи тусовки в доме Курта Ханна написала спреем: «Курт пахнет подростковым духом» на стене спальни. Она намекала на дезодорант для девушек-подростков, поэтому её граффити были не без намёка: «Teen Spirit» пользовалась Тоби и, написав это на стене, Кэтлин поддразнивала Курта из-за того, что он спит с ней, намекая, что он был отмечен её ароматом.

Однако, несмотря на редкую ночь кутежа, Курт был одинок и разочарован - он провёл несколько ночей, тайно заглядывая в окно Тоби с улицы, как застенчивый Сирано. Впервые за много лет он чувствовал себя менее оптимистичным по поводу своей карьеры, хотя студии продолжали звонить. Странно, но после многих лет ожидания, когда он фактически приблизился к подписанию контракта, он был полон неуверенности в себе. Он потерял ту близость, которая у него была с Трэйси, и их дружбу. Через несколько недель после того, как Трэйси съехала, Курт, наконец, признался, что он всё это время спал с Тоби, и Трэйси пришла в ярость. «Если ты врал об этом, ты врал обо всём», - кричала она, и он отчасти верил ей.

Он на самом деле, очень недолго, подумывал о покупке дома в Олимпии. Он фактически не мог совершить никакой покупки, пока не получил авансовый чек, но он был достаточно уверен, что заключит крупную сделку, поэтому он заплатил взнос, чтобы раздобыть список имеющейся в наличии доступной недвижимости. Он ездил со своим другом Майки Нелсоном из «Fitz of Depression» смотреть на обветшалые коммерческие здания, планируя построить студию звукозаписи спереди, а жить сзади. «Казалось, что его интересуют только те здания, которые выглядели как фирмы, - говорил Нелсон. – Он не хотел жить в обычном доме».

Но эта идея и все прочие фантазии, которые у него были по поводу будущего, улетучились в первую неделю ноября, когда Тоби порвала с ним. Он был опустошён; когда она сообщила ему эту новость, он был едва способен подняться. Его никогда не бросали, и он воспринял это ужасно. Он и Тоби встречались меньше шести месяцев. Это были легкомысленные свидания, легкомысленный секс и легкомысленный роман, но всё это время он надеялся, что более глубокая близость была не за горами. Он вернулся к своему старому образцу усваивать то, что его бросили, и снова ненавидеть самого себя. Она ушла от него не потому, что была юной; она ушла от него, представлял себе он, потому что он её не заслуживает. Ему было так тошно, что, помогая Слиму переезжать неделю спустя, ему пришлось остановить машину, чтобы его вырвало.

Как следствие этого разрыва Курт стал более угрюмым, чем когда-либо. Он заполнил целую записную книжку разглагольствованиями потоком сознания, по большей части жестокими и страдальческими. Чтобы выразить своё отчаяние, он использовал письмо, музыку и живопись, и со своей болью он писал песни. Некоторые из них были безумными и злыми песнями, но они представляли собой ещё один уровень его мастерства, поскольку эта злость больше не был шаблонной и теперь имела ту достоверность, которой не хватало его ранним работам. Эти новые песни были полны гнева, раскаяния, мольбы и полного отчаяния. За эти четыре месяца после их разрыва Курт написал полдюжины своих самых незабываемых песен, и все они были о Тоби Вэйл.

Первой была «Aneurysm», которую он написал в надежде вернуть её. Но вскоре он отчаялся, и вместо этого использовал свои песни так, как раньше делали многочисленные авторы песен, чтобы выразить всю глубину его боли. Одна песня называлась «Formula», но, в конце концов, она получила новое название «Drain You». «Один ребёнок сказал другому: «Мне повезло, что я встретил тебя»», - гласил текст, цитируя слова, которые сказала ему Тоби. «Теперь мой долг - выпить тебя до дна», - был припев; это было и подтверждение силы, которую она имела над ним, и обвинение.

Были и другие песни, вдохновлённые Тоби, иногда не так ясно связанные с ней, но все - с её призраком. ««Lounge Act» - это о Тоби», - замечал Крист. Одна строчка в песне ссылается на татуировку Курта: «Я приостановлю сам себя, я надену щит». Ещё одна подытоживает, что их отношения больше напоминали учёбу, чем любовь: «Мы заключили договор учиться у того, кого хотим, без новых правил». В более раннем незаписанном тексте «Lounge Act» Курт более прямо обращался к своей бывшей возлюбленной: «Я ненавижу тебя, потому что ты так похожа на меня». «Lithium» была написана до Тоби, но текст со временем изменился и, в конце концов, изобразил её. Впоследствии Курт рассказал Крису Моррису из «Musician», что эта песня включала «некоторые из моих личных впечатлений, вроде расставаний с подружками и плохих отношений, ощущение той смертельной пустоты, которую ощущает человек в этой песне - очень одинокий, уставший».

Хотя Курт никогда специально к ней не обращался, его самая известная песня, «Smells Like Teen Spirit», не могла быть о ком-то другом, с текстом: «Она скучающая и самоуверенная». «Teen Spirit» была песней, навеянной многим - его злостью на своих родителей, его скукой, его вечным цинизмом - однако несколько отдельных строчек напоминают о присутствии Тоби. Он написал эту песню вскоре после их разрыва, и первый вариант включал строчку, вырезанную из заключительной версии: «Кто будет

королём и королевой подростков-изгоев?». В тот момент в его воображении был ответ - это Курт Кобэйн и Тоби Вэйл.

Его песни были самым плодотворным аспектом этого разрыва; его письма и рисунки демонстрировали более бешеный и патологический результат. Один рисунок изображает инопланетянина, с которого медленно срывают кожу, на другом женщина в шляпе Ку-Клукс-Клана задирает свою юбку и выставляет напоказ своё влагалище; ещё один изображает мужчину, пронзающего женщину своим членом; а ещё один показывает мужчину и женщину, занимающихся сексом поверх надписи: «Насилуй, Насилуй». Таких рисунков было множество, и несметное количество страниц с историями, оканчивающимися трагически, и с тревожными образами. Типично следующее перечисление:

Когда я рос, я хотел быть педиком, черномазым, сукой, шлюхой, евреем, латиносом, фрицем, макаронником, женоподобным, белым хиппи, жадиной, делающим деньги, здоровым, потным, волосатым, мужественным, странным сторонником новой волны, сторонником правого крыла, сторонником левого крыла, крылом цыплёнка, шестёркой, агрессором, глупым придурком, ядерщиком, консультантом Анонимных Алкоголиков, психиатром, журналистом, вонючим кулаком, писателем-романистом, геем, чёрным, калекой, героинщиком, заражённым СПИДом, гермафродитом, ребёнком с плавниками, с избыточным весом, страдающим анорексией, королём, королевой, ростовщиком, брокером, курильщиком травы (всё шикарно, лучше меньше, да лучше, Бог

– гей, гарпунь добычу) журналистом, рок-журналистом, сердитым, своенравным, средних лет, ожесточённым, маленьким, тощим, самоуверенным, старым, импресарио и редактором фэнзина, который выделяет маленький процент в ещё меньшем проценте. Держите их порознь, обособленными, в единении сила, не уважайте чувства других. Убей себя убей себя убей убей убей убей убей убей насилие насилие насилие насилие насилие насилие – это хорошо, насилие – это хорошо, насилуй убей насилуй жадность жадность это - хорошо, жадность – это хорошо насилие да убей

Тем не менее, большая часть гнева была направлена внутрь. Если той осенью и была одна центральная тема в его творчестве, то это ненависть к самому себе. Он представлял себя «плохим», «испорченным», «больным». На одной странице рассказывалась сумасшедшая история – полностью вымышленная – о том, как ему нравится пинать ноги пожилых женщин, потому что «в этих лодыжках была пластиковая бутылка, полная мочи, привязанной к ним, и трубка, ведущая в старое изношенное мускулистое влагалище; повсюду разлетаются жёлтые пятна. Потом он искал «50-летних гомиков, имеющих такую же мускульную дисфункцию, но в другой впадине…. Я пинаю их резиновое нижнее бельё, и коричневое вещество впитывается в их бежевые слаксы». Но эта беспокоящая история, в конце концов, превращается в насилие над автором: «Потом люди без специфических фетишей пинают меня по всему телу и голове и смотрят, как красное дерьмо брызгается, и бежит, и впитывается в мои синие джинсы и белую рубашку». История заканчивается тем, что он несколько раз пишет: «Я - плохой», а потом, двадцать раз большими буквами, размером с те, что он использовал для написания спреем на стенах Абердина: «Я, Я, Я», пока он, наконец, не исчерпал место, заполнив каждый дюйм страницы. Он писал это, изо всех сил нажимая ручкой на бумагу. Он не предпринимал никаких усилий, чтобы прятать эти истории, и напротив, его дневники валялись раскрытыми по всей квартире. С Гролом стала встречаться Дженнифер Финч, и она прочитала некоторые из записей, оставленных на кухонном столе, и заметила его мучения. «Я беспокоилась за Курта, - вспоминала она. - Он был просто неуправляем».

Та ненависть, которую он испытывал к другим, была умеренна по сравнению с той жестокостью, с которой он характеризовал себя. Часто темой становилось самоубийство. Одна из этих обличительных тирад описывала во всех подробностях, как он мог бы

превратиться в «Хелен Келлер*, проткнув свои уши ножом, потом вырезав свою гортань». Он неоднократно фантазировал о рае и аде, охвывая и идею духовного начала как спасения после смерти, но так же часто искренне отвергая её. «Если ты хочешь узнать, на что похожа жизнь после смерти, - размышлял он, - то надень парашют, сядь в самолёт, вколи себе в вены изрядное количество героини, а потом сразу же дозу закиси азота, потом прыгай или подожги себя».

Ко второй неделе ноября 1990 года в дневниковых заметках Курта стал появляться новый персонаж, и эта фигура вскоре пробила себе дорогу почти в каждый образ, песню или историю. Он умышленно писал с орфографической ошибкой его название, и при этом он жертвовал ему собственную жизнь. Странно, но он употреблял его в женском роде, но поскольку он стал его большой любовью той осенью - и даже вызывал у него тошноту, в точности так же, как Тоби – в этом выборе рода была справедливость. Он называл его «героиней».

Поиск по сайту: