МАЛЬЧИК С СОСИСКОЙ «PRAIRIE BELT»

Абердин, штат Вашингтон март 1982 – март 1983 года

«Не бойся ожесточённо спорить, просто приложи старания».

- из комикса «Познакомьтесь с Джимми, Мальчиком

С Сосиской «Prairie Belt»»

Именно по его собственному настоянию в марте 1982 года Курт покинул Флит-стрит, 413, и заботу своего отца и мачехи. Курт провёл следующие несколько лет, слоняясь по метафорической дикой местности Грэйс-Харбор. Хотя он сделал две остановки, которые были длиной в год, следующие четыре года он проживёт в десяти разных домах, в десяти разных семьях. Ни в одной из них он не чувствовал себя как дома.

Его первой остановкой была знакомая территория - трейлер его бабушки и дедушки по отцу возле Монтесано. Оттуда он мог ездить на автобусе в Монте каждое утро, что позволило ему оставаться в той же самой школе и классе, но даже его одноклассники знали, что этот переход был трудным. У бабушки и дедушки он получал благосклонность и расположение своей любимой Айрис, и были моменты, когда он был близок к Лиланду, но он проводил большую часть времени один. Это был ещё один шаг к большему, абсолютному одиночеству.

Однажды он помогал своему дедушке мастерить кукольный домик на день рождения Айрис. Помощь Курта состояла в том, что он методично скреплял миниатюрную черепицу из кедра на крыше строения. Разделавшись с деревом, Курт наспех смастерил шахматы. Он начал с того, что нарисовал очертания фигур на дереве, а потом усердно вырезал их ножом. На полпути этого процесса дедушка показал Курту, как работать лобзиком, потом оставил пятнадцатилетнего мальчика одного, наблюдая из-за двери. Мальчик взглянул на своего дедушку, чтобы тот посмотрел, и Лиланд сказал ему: «Курт, ты молодец».

Но Лиланд не всегда говорил такие тёплые слова, и Курт снова оказался в той же самой динамике отец/сын, которую он испытывал с Доном. Лиланд был скор на то, чтобы приправлять критикой свои указы Курту. В защиту Лиланда, Курт действительно мог достать кого угодно. Когда он стал подростком, он постоянно испытывал его на прочность, и имея так много разных родительских фигур - и ни одну с максимальной властью над ним – он, в конце концов, утомил своих стариков. Его семья рисовала картину упрямого и своевольного мальчика, которому было не интересно слушать взрослых или работать. Раздражительность, казалось, была важной частью его характера, также, как и лень, в отличие от всех остальных в его семье - даже его младшая сестра Ким помогала оплачивать счета, разнося газеты. «Курт был ленивым, - вспоминал его дядя Джим Кобэйн. - Было ли это просто потому, что он был типичным подростком или потому что он был подавлен, никто не знал».

Летом 1982 года Курт уехал из Монтесано, чтобы жить с дядей Джимом в Южном Абердине. Его дядя был удивлён, что на него возложили эту ответственность. «Я был потрясён, что ему разрешили жить со мной, - вспоминал Джим Кобэйн. - Я в то время курил траву. Я не обращал внимания на его потребности, не говоря уж о том, что, чёрт возьми, я делал». По крайней мере, по своей неопытности Джим не был деспотичным педантом. Он был на два года младше своего брата Дона, но был гораздо более продвинутым, с большой коллекцией пластинок: «У меня была очень хорошая стереосистема и много пластинок «Grateful Dead», «Led Zeppelin» и «Beatles». И я громко врубал эту штуку». Самой большой радостью Курта за те несколько месяцев, что он жил с Джимом, было восстанавливать усилитель.

У Джима и его жены была маленькая дочь, и по причине нехватки места Курта вскоре попросили уехать. После этого Курт жил у братьев и сестёр Венди. «Курта передавали от родственника к родственнику», - вспоминал Джим. Он был типичным безнадзорным ребёнком. Он лучше уживался со своими дядями и тётями, чем со своими родителями, однако его преследовали проблемы власти. Его дяди и тёти были менее строгими, однако в более свойских домах было меньше попыток структурированной близости семьи. У его родственников были собственные проблемы и сражения – ни у кого не находилось места для него, и физически, и эмоционально, и Курт это знал.

Курт провёл несколько месяцев со своим дядей Чаком, где он стал брать уроки игры на гитаре. Чак играл в группе с парнем по имени Уоррен Мэйсон, одним из самых популярных гитаристов в гавани. Всякий раз, когда они репетировали у Чака дома – на репетициях всегда была трава и бутылка «Джэка Дэниелса» - Курт наблюдал из угла, уставившись на Уоррена, как голодный смотрит на бутерброд с фрикаделькой. Однажды Чак попросил Уоррена обучать мальчика, и так началось формальное обучение Курта музыке.

Как рассказывал эту историю Курт, он взял всего один или два урока, и за тот короткий период он научился всему, что ему нужно было знать. Но Уоррен вспоминал, что это обучение растянулось на несколько месяцев, и Курт быть серьёзным студентом, который пытался заниматься часами. Первое, с чем пришлось иметь дело Уоррену, это гитара Курта – она больше подходила для того, чтобы хвастаться в школе, чем играть. Уоррен нашёл Курту «Ibanez» за 125 $. Сами уроки стоили 5 $ за полчаса. Уоррен задал Курту вопрос, который он задавал всем своим юным студентам: «Какие песни ты хочешь выучить?» «Stairway to Heaven», - ответил Курт. Курт уже умел играть сырую версию

«Louie, Louie». Они работали над «Stairway», а потом перешли к «Back in Black» «AC/DC». Эти уроки закончились, когда плохая успеваемость Курта заставила его дядю пересмотреть этот выбор дневного развлечения. Курт продолжал ходить в школу в Монте в течение второго месяца второго курса, но потом он перевёлся в абердинскую среднюю школу Уэзервэкс. Это была та же школа, которую закончили его мать и отец, но, несмотря на семейные корни и близость к дому матери – в десяти кварталах - он был там чужаком. Построенный в 1906 году, Уэзервэкс растягивался более чем на три городских квартала, с пятью отдельными зданиями, а в классе Курта было 300 учеников – в три раза больше, чем в Монте. В Абердине Курт оказался в школе с четырьмя группировками - стоунеры, спортсмены, выпускники дорогих частных подготовительных школ и ботаники - и он сперва не вписывался ни в одну из них. «В Абердине было полно клик, - замечал Рик Гэйтс, ещё один мальчик из Монте, который перешёл в Уэзервэкс. – Ни один из нас на самом деле никого не знал. Хотя Абердин был Хисквиллем по сравнению с Сиэтлом, всё же это был большой шаг вперёд по сравнению с Монте. Мы никогда не могли понять, куда мы относимся». Смена школы, будучи второкурсником, была трудна для самых уравновешенных подростков; для Курта это было мучительно.

Хотя в Монте он был популярен – выпускник дорогой частной школы в своих рубашках «Izod», спортсмен из-за того, что он участвовал в спортивных соревнованиях - в Абердине он был чужаком. Он продолжал общаться со своими друзьями в Монте, но, несмотря на тот факт, что он виделся со своими приятелями почти каждый уикэнд, его чувство одиночества увеличивалось. Его спортивных навыков было недостаточно, чтобы получить известность в большой школе, поэтому он бросил спорт. Сочетаясь с его собственной неуверенностью в себе из-за своей разрушенной семьи и кочевого образа жизни, его отдаление от мира продолжалось. Впоследствии Курт неоднократно рассказывал истории о том, что в Абердине его избивали, и о том, что он страдал от постоянных оскорблений со стороны школьников-деревенщин. Однако его одноклассники в Уэзервэксе не помнят подобных инцидентов - он преувеличивал эмоциональную изоляцию, которую он чувствовал, в выдуманных историях о физическом насилии.

В его занятиях была, по крайней мере, одна искупающая милость: в Уэзервэксе была превосходная программа по рисованию, и на этом уроке Курт продолжал превосходить других. Его преподаватель, Боб Хантер, считал его экстраординарным учеником: «У него была способность к рисованию в сочетании с замечательным воображением». Хантер позволял своим студентам слушать радио, пока они работали - он сам был художником и музыкантом - и поощрял их быть творческими. Для Курта он был идеальным преподавателем и, как и мистер Кэнно до него, он оказался одним из немногих взрослых образцов для подражания, на которых мальчик мог смотреть с уважением.

В тот первый год в Уэзервэксе Курт занимался промышленным дизайном и полиграфией, пятым и шестым уроками. Эти два 50-минутных урока – по расписанию сразу после ланча - были единственным периодом, когда он точно был в школе каждый день. Его способности производили впечатление на Хантера и иногда шокировали его одноклассников. Для задания нарисовать карикатуру Курт изобразил Майкла Джэксона, с одной рукой в перчатке в воздухе, а другой держась за свою промежность. На другом уроке класс попросили нарисовать какой-нибудь объект в развитии: Курт изобразил сперму, превращающуюся в эмбрион. Его способности к рисованию были образцовыми, но его извращённый ум был тем, что привлекало внимание его одноклассников. «Та сперма была для всех нас шоком, - вспоминала одноклассница Териза Вэн Кэмп. - Это было какое-то другое состояние рассудка. Люди начали судачить о нём, размышляя: «О чём он думает?»». Когда Хантер сказал Курту, что рисунок с Майклом Джэксоном не может быть подходящим для показа в школьных актовых залах, вместо этого он нарисовал нелицеприятную картинку Роналда Рэйгана с лицом, похожим на изюм.

Курт всегда одержимо рисовал, но теперь, при поддержке Хантера, он начал воображать себя художником. Его каракули стали частью его образования. Он был искусен в рисовании комиксов, и таким образом он впервые начал изучать искусство рассказчика. Один комикс с продолжением этого периода был приключениями «Джимми, Мальчика С Сосиской «Prarie Belt»», названный в честь мясных консервов. Эти истории документировали трудное детство Джимми – плохо завуалированного Курта - который был вынужден терпеть строгих родителей. Одна полноцветная, многопанельная версия не очень тонко рассказывала историю конфликтов Курта с отцом. В первой панели отец выговаривает Джимми: «Это масло загрязнённое. Я могу чувствовать в нём запах бензина. Принеси мне гаечный ключ на 9 мм, ты, мерзкий маленький подонок. Если ты собираешься здесь жить, ты должен жить по моим правилам, а они так же серьёзны, как мои усы: честность, лояльность, преданность, честь, доблесть, строгая дисциплина, Бог и страна, вот что делает Америку Номером Один». Ещё одна панель изображает, как мать кричит: «Я рожаю твоего сына и делаю аборт, не рожая твою дочь. Родительский комитет

в семь, занятие по гончарному делу в 2:30, бефстроганов, собаку к ветеринару в 3:30, стирка, да, да, м-м-м милый, как приятно заднице, м-м-м, я люблю тебя».

Непонятно, подразумевалась ли под этой матерью в комиксе Дженни или Венди, но решение посещать Уэзервэкс также повлекло за собой переезд обратно к матери на Ист-Фёрст-стрит, 1210. Он был так же близок к постоянному дому, который был у Курта, поскольку его комната наверху осталась нетронутой, святыня раннего детства в нуклеарной семье. Он иногда проводил здесь уикэнды, продолжая украшать стены постерами групп, многие из них теперь были нарисованы от руки. Конечно, самой лучшей частью его комнаты и его жизни была его гитара. Дом Венди был более пуст, чем другие его остановки за эти годы, позволяя ему репетировать, не отвлекаясь. Но домашний фронт был только слегка улучшен; его мама, наконец, освободилась от портового грузчика, однако Курт и Венди по-прежнему ссорились.

Венди стала совершенно другой мамой, не такой, от которой Курт ушёл шесть лет назад. Теперь ей было 35 лет, но она встречалась с мужчинами помоложе и переживала стадию, которую можно только описать как своего рода кризиса среднего возраста,

типично ассоциирующийся с недавно разведёнными мужчинами - одна из главных причин, по которой Курт не был сразу же принят обратно под её опеку после того, как он ушёл от Дона. В том году она мимоходом стала встречаться с 22-летним Майком Медаком. В течение первых нескольких месяцев, когда они виделись, Венди даже не сказала Медаку, что у неё есть дети; главным образом, она жила у него в доме, и он не видел её детей до тех пор, пока не прошло несколько месяцев с начала их отношений. «Казалось, что она была незамужней женщиной, - вспоминал он. – Мы не ждали вечера пятницы, чтобы пришла няня – казалось, будто не было никаких детей». Свидания с Венди не слишком отличались от свиданий с 22-летней девушкой. «Мы ходили в ближайшую таверну или на танцы. И мы развлекались». Венди жаловалась, как её последний приятель сломал ей руку, как она боролась в финансовом отношении, и о равнодушии Дона. Одна из немногих историй, которые она рассказывала о Курте, было то, как в пять лет он вошёл в гостиную, выставив напоказ эректирующий член перед Доном и компанией его друзей. Дон смутился и вынес сына из комнаты. Этот инцидент стал семейной легендой; рассказывая об этом, Венди всё ещё хихикала.

Как 22-летний парень, встречающийся с 35-летней женщиной, Медак делал это главным образом по физическим причинам; для него Венди была привлекательной женщиной постарше - идеальная партнёрша, если не ищешь обязательств. Даже пятнадцатилетний Курт мог это чувствовать, и он был скор на суд. Курт обсуждал ухажёров мамы со своими друзьями, и его слова были резкими, хотя они не касались психологического конфликта, который он, должно быть, чувствовал, видя, как его мать завела любовника, который был всего на семь лет старше него. «Он говорил, что ненавидит свою маму, - вспоминал Джон Филдс. - Он не одобрял её образа жизни. Она вообще ему не нравилась, и он поговаривал о побеге. Курт покидал дом, если она была там, потому что она много на него кричала».

Братья и сёстры Венди вспоминают, как были обеспокоены тем, что она выпивает, но поскольку стиль общения их семьи был неконфронтационным, это редко обсуждалось.

Привлекательность его матери также, как оказалось, смущала Курта. Все его друзья потеряли из-за неё голову, а привычка Венди загорать в бикини на заднем дворе заставляла их подглядывать через забор. Когда друзья у него ночевали, они шутили, что если бы места было недостаточно, они с удовольствием согласились бы спать с Венди. Курт бил кулаком любого, кто так шутил, и он на самом деле много дрался. Венди также казалась привлекательной этим молодым парням, потому что она иногда покупала им спиртное. «Мама Курта несколько раз покупала нам выпивку, - вспоминал Майк Бартлетт. - Это было с условием, что мы будем выпивать в доме». Однажды Венди заплатила за пиво для ребят и разрешила им смотреть видео «Pink Floyd» «The Wall». Один раз, когда друзья Курта ночевали у него, они вышли за выпивкой и, вернувшись, обнаружили его мать на диване с приятелем. В ответ на это пьяный пятнадцатилетний Курт завопил на любовника своей мамы: «Завязывай, чувак! У тебя ничего не выйдет. Иди домой!». Это была шутка, но в его желании иметь более традиционную семью не было ничего смешного.

В то Рождество главной просьбой Курта был альбом «Oingo Boingo» «Nothing to Fear». На праздновании Рождества у Фрэйденбергов его тётя сфотографировала его с этим альбомом в руках. Со своими по-прежнему короткими волосами и мальчишеским видом он кажется намного моложе, чем пятнадцатилетний парень. Тётя Мари подарила ему альбом «Tadpoles» «Bonzo Dog Band», включавший новую песню «Hunting Tigers Out in Indiah». Той зимой это была любимая песня Курта, и он учился её играть на гитаре. Перед самым Рождеством он был в гостях у Мари, которая переехала в Сиэтл, чтобы поискать музыкальные магазины. Один из пунктов в списке желаний Курта был альбом-саундтрек к телешоу «H. R. Pufnstuf», которое он обожал. О ещё одном альбоме, который он искал, его тётя никогда не слышала: «Hi Infidelity» «REO Speedwagon».

В феврале того года ему исполнилось шестнадцать, и он сдал на водительские права. Но самым большим событием той весны было нечто гораздо более важное для него, чем его ученические водительские права - это было ключевое событие, о которой он постоянно говорил в своей юности, хотя никогда - во взрослой жизни. 29 марта 1983 года Курт совершил путешествие в «Сиэтл Сентер Колизеум», чтобы увидеть Сэмми Хэгара и «Quarterflash», свой первый концерт. Будучи большим фэном сиэтлской радиостанции «KISW» - сигнал явно ловился ночью - Курт любил «батт-рок» Хэгара, и он также испытывал нежность к хиту «Quaterflash», «Harden My Heart». Он ездил с Дэррином Нитэри, старшая сестра которого их отвезла. «Это было важное событие, потому что это был первый концерт, который мы оба видели, - говорил Нитэри. – Почему-то мы купили упаковку из шести банок «Schmidt». В пути мы с Куртом сидели на заднем сиденье и прекрасно проводили время. Когда мы добрались на концерт, я помню, как мы стояли на полу внизу сзади, где зажигали огни, после того, как отыграли «Quarterflash». Мы просто испытывали благоговение перед этим всем: огни и выступление. Потом с самого верха прилетела бутылка виски и разбилась прямо возле нас. Мы чуть в штаны не наложили. Поэтому мы вылезли оттуда и нашли место на балках повыше, чтобы посмотреть на Сэмми. Я купил футболку, и Курт тоже». Курт впоследствии переписал историю и утверждал, что его первым концертом была панк-группа «Black Flag». Однако все его одноклассники в Уэзервэксе вспоминали, что шестнадцатилетний Курт на следующий день пришёл в школу в футболке необъятных размеров с Сэмми Хэгаром и говорил, как паломник, который только что вернулся из святой земли.

Когда 1983 учебный год закончился, Курт открыл панк-рок, и футболка с Сэмми Хэгаром была засунута на дно ящика комода и так никогда оттуда не доставалась. Тем летом он видел «Melvins», и это было событие, которое изменило его жизнь. Он написал в своём дневнике:

«Летом 1983 года... Я помню, как тусовался в «Трифтуэе» в Монтесано, штат Вашингтон, когда тот коротко стриженый служащий-разносчик, слегка смахивающий на парня из «Air Supply», вручил мне листовку, которая гласила: «Фестиваль «Тэм». Завтра вечером на автостоянке за «Трифтуэем». Бесплатная живая рок-музыка». Монте был местом, где не привыкли к живым рок-концертам в их маленькой деревне, с населением в несколько тысяч лесорубов со своими подобострастными жёнами. Я пришёл в фургон с друзьями-стоунерами. И там стоял тот парень-разносчик «Air Supply», держащий «Les Paul» с картинкой из журнала с изображением сигарет «Кул». Они играли быстрее, чем, по моим представлениям, надо было играть музыку, и с большей энергией, чем на моих пластинках «Iron Maiden». Это было именно то, что я искал. А, панк-рок. Другие стоунеры скучали и покрикивали: «Сыграйте «Def Leppard». Боже, я ненавидел тех козлов больше, чем когда-либо. Я прибыл в обетованную землю парковки гастронома и нашёл свою особую цель».

Он дважды подчеркнул: «Это было именно то, что я искал».

Это было его крещение – тот момент, когда его маленький мир внезапно стал больше. Тем «парнем-разносчиком «Air Supply»» был Роджер «Базз» Осборн, которого Курт знал как надменного парня постарше в средней школе Монтесано. Когда Курт выразил восхищение Базу после концерта, он сыграл на тщеславии Осборна, и вскоре Базз играл в наставника, передавая панк-рок-пластинки, книгу о «Sex Pistols» и журналы «Creem» с загнутыми уголками страниц. Несмотря на запись в своём дневнике, это не было полной трансформацией – Курт, тем не менее, видел, как «Judas Priest» играли в «Такома Доум» тем летом. Как и другие дети в Абердине, он смешал свой панк с массой хэви-металла, хотя он не хвастался об этом перед Баззом и теперь одобрял панк-футболки.

«Melvins» образовались за год до этого, с издёвкой назвавшись в честь другого служащего в «Трифтуэе». Базз утверждал, что научился играть на гитаре, слушая первые два альбома «Clash». В 1983 году у «Melvins» не было никакой настоящей фэн-базы – их прерывали и высмеивали большинство металлоголовых в Грэйс-Харбор. Однако дюжина впечатлительных мальчиков собиралась вокруг их репетиционной точки за домом ударника Дэйла Кровера на Уэст-Секонд, 609, в Абердине. Эту пёструю команду фэнов прозвали Цеплялами – название, придуманное Баззом, чтобы описать и их ярый фанатизм, как в «Звёздном Пути» и привычку цепляться за каждое слово, которое он произнес. Сам Базз больше напоминал Ричарда Симмонса, со своей причёской в стиле афро белого мужчины, чем парня из «Air Supply».

Базз раздавал Цеплялам советы, записывал им плёнки и вёл себя, как Сократ из Монтесано, как старейшина, излагая свои взгляды на всё земное для группы своих последователей. Он решал, кого допускать на репетиции, а кому запрещать, и он придумывал прозвища всем принятым. Грег Хокансон стал Кокансоном. Джесси Рид, с которым Курт познакомился на занятиях в Уэзервэксе и быстро подружился, стал Блэком Ридом в честь группы «Black Flag», хотя, как и вся компания, он был белым парнем. У Курта никогда не было постоянного прозвища. Его друзья с того периода времени всегда называли его Кобэйн. Отсутствие у него прозвища не был признаком того, что ему был предоставлен какой-то специальный статус. На самом деле было наоборот – у него не было прозвища, потому что о нем думали как о таком коротышке, который не заслуживал опознавания.

Как и Курт, «Melvins» географически простирались от Монте (где Базз жил со своими родителями) до Абердина (репетиционная точка Кровера). Басистом «Melvins» был Мэтт Лакин, также из Монте, с которым Курт познакомился благодаря борьбе и Детской Лиге, и вскоре они стали друзьями. Всякий раз, когда Курт ездил в Монте, он, вероятнее всего, навещал Базза или Лакина, чем гостил у своего отца.

Одна особенная поездка в Монте тем летом была подпитана вовсе не его новой любовью к панк-року - это было из-за девушки. Андреа Вэнс была младшей сестрой друга Курта Дэррина Нитэри и работала приходящей няней в Монте, когда как-то днём неожиданно появился Курт. «Он был прелестный, - вспоминала она. – У него были просто прекрасные голубые глаза и потрясающая улыбка. Его волосы были очень приятными и мягкими. Средней длины. Он много не говорил, а когда говорил, то тихо». Они смотрели «Семейку Брэди», и Курт играл с детьми в «сок-энд-ботс». Ровно в то же время он вернулся на следующий день, и Вэнс вознаградила его поцелуем. Он приходил снова каждый день в течение недели, но этот роман так и не зашёл дальше объятий. «Он был очень милым и очень вежливым, - вспоминала Вэнс. - Я не чувствовала, что у него играли гормоны».

Но под этой внешностью его гормоны бушевали. Тем же летом у Курта было то, о чём он впоследствии расскажет как о своём «первом сексуальном опыте» с неполноценной в развитии девушкой. Как он рассказывал в своём дневнике, он преследовал её только после того, как стал настолько угнетён состоянием своей жизни, что он планировал покончить с собой. «В том месяце произошла эпитомия моего умственного террора со стороны моей матери, - писал он. - Оказалось, что трава уже не слишком помогает мне избежать своих проблем, и мне на самом деле нравилось делать бунтарские вещи вроде кражи выпивки и битья витрин магазинов... Я решил, что в течение следующего месяца я не буду сидеть на собственной крыше и думать о том, как спрыгнуть, но я действительно покончу с собой. И я не собирался покидать этот мир, не узнав на деле, что значит перепихнуться».

Его единственным путём к этому казалась эта «полуотсталая девушка». Однажды Тревор Бриггс, Джон Филдс и Курт проследили за ней, когда она шла домой, и украли спиртное её отца. Они сделали это несколько раз, но на этот раз Курт остался после того,

как его друзья ушли. Он сел на коленях у девушки и коснулся её грудей. Она пошла в свою спальню и разделась перед ним, но он почувствовал отвращение и от себя, и от неё. «Я пробовал трахнуть её, но я не знал, как, - написал он. – Мне стало так преотвратно от того, как пахло её влагалище, и от неё воняло потом, поэтому я ушёл». Хотя Курт отступил, стыд не покинул его до конца своих дней. Он ненавидел себя за то, что использовал её, однако он также ненавидел себя, что не довёл до конца этот план сексуального контакта, почти больший позор для девственного мальчика шестнадцати лет. Отец этой девушки заявил в школе, что к его дочери приставали, и Курт упоминался как подозреваемый. Он написал в своём дневнике, что только немного интуитивной прозорливости спасло его от судебного преследования: «Они пришли с ежегодником и собирались заставить её указать на меня, но она не могла, потому что в том году я не фотографировался». Он утверждал, что его отвели в полицейский участок Монтесано и допросили, но он избежал осуждения, потому что девушке было больше восемнадцати лет, и по правовому статусу она «не являлась умственно отсталой».

Вернувшись в Абердин, Курт перешёл на третий курс в Уэзервэксе, завязав романтические отношения с пятнадцатилетней Джэкки Хагара. Она жила в двух кварталах от его дома, и он рассчитывал время так, чтобы они ходили в школу вместе. Он так отставал в математике, что был вынужден ходить на занятия по математике с первым курсом, где они познакомились. Хотя многие из детей в классе думали, что Курт был странным из-за того, что отстаёт, Джэкки нравилась его улыбка. Однажды после школы он показал ей рисунок, на котором он изобразил рок-звезду на необитаемом острове. Этот человек держал гитару «Les Paul» с усилителем «Marshall», подключённым к пальме. Так шестнадцатилетний Курт представлял себе рай.

Джэкки сказала, что ей нравится этот рисунок. Два дня спустя он подошёл к ней с подарком; он ещё раз нарисовал тот же образ, но размером с постер, распылителем краски. «Это тебе», - сказал он, потупившись. «Мне?» - спросила она. «Я бы хотел когда-нибудь с тобой встречаться», - объяснил он. Курт был только слегка разочарован, когда Джэкки сказал ему, что у неё уже есть приятель. Они продолжали ходить в школу вместе, иногда держась за руки, и как-то днём перед её домом он притянул её поближе и поцеловал. «Я подумала, что он такой милый», - сказала она.

На своём основном третьем курсе даже его внешность стала преобразовываться от того, что было универсально описано как «милый» до того, что некоторые из его одноклассников в Уэзервэксе назвали «жутким». Он отрастил длинные волосы и редко их мыл. Его рубашки «Izod» и пуловеры для регби ушли в прошлое; теперь он носил самодельные футболки с названиями панк-групп. На одной, которую он часто носил, было написано «Organized Confusion» («Организованный Беспорядок») - лозунг, который он придумал для того, чтобы он был названием его первой группы. В качестве верхней одежды у него всегда было длинное пальто - он носил его круглый год, был ли на дворе дождь или 90-градусный летний день. Той осенью Андреа Вэнс, его подруга из Монте с того лета, столкнулась с Куртом на вечеринке и даже не узнала его. «Он был в своём чёрном длинном пальто, в хай-топ-полукедах, а его волосы были выкрашены в тёмно-красный цвет, - вспоминала она. - Он был не похож на того прежнего мальчика».

Его круг друзей медленно менялся от своих приятелей в Монте до абердинских друзей, но в обеих группах их главной деятельностью, так или иначе, становилось опьянение. Когда они были неспособны совершить набег на запасы родительского спиртного, они использовали одного из многих бездомных Абердина, чтобы помочь им купить пиво. Курт, Джесси Рид, Грег Хокансон и Эрик и Стив Шиллингеры наладили систематическое общение с колоритным персонажем, которого они окрестили Толстяком, безнадёжным алкоголиком, который жил в ветхой гостинице «Морк» со своим отсталым сыном Бобби. Толстяк желал покупать им спиртное, если они заплатят и помогут ему добраться до магазина. Это был трудоёмкий процесс, который по существу немного

напоминал пародию Бастера Китона и мог занимать весь день: «Сначала, - говорил Джесси Рид, - нам приходилось толкать в «Морк» тележку для покупок. Потом мы поднимались к нему в номер и будили его. Он был в своём покрытом коростой нижнем белье, оно воняло, и там были мухи, и это было ужасно. Нам приходилось помогать ему надеть такие широкие брюки. Потом нам приходилось помогать ему спускаться вниз, а он весил около 500 фунтов. Он был слишком толстый, чтобы идти всю дорогу к винному магазину, поэтому мы сажали его в тележку и толкали. Если мы просто хотели выпить пива, мы толкали его к гастроному, который, к счастью, был ближе. И всё, что мы должны были сделать для него, это купить кварту самого дешёвого солодового напитка».

Толстяк и Бобби, на редкость странная парочка, бессознательно стала первыми персонажами историй, рассказанных Куртом. Он писал о них короткие рассказы, придумывал воображаемые песни об их приключениях и зарисовывал их в своём дневнике. Его карандашный рисунок Толстяка напоминал Игнэйшеса Джея Рейли, антигероя из «Сговора Остолопов» Джона Кеннеди Тула. Курт ничто так не любил, как подражать писклявому голосу Бобби, вызывая у своих друзей взрывы кудахтающего смеха. Его отношения с Толстяком и Бобби были не лишены любви; был уровень сочувствия, который Курт ощущал к их, по-видимому, безнадёжной ситуации. В том году на Рождество Курт купил в «Goodwill» Толстяку тостер и альбом Джона Денвера. Схватив эти подарки своими гигантскими кулачищами, Толстяк недоверчиво спросил: «Это мне?». Он расплакался. Толстяк провёл следующие несколько лет, рассказывая всем в Абердине, что Курт Кобэйн - отличный парень. Это был маленький пример того, как иногда, даже в мрачном мире Курта, появлялось добродушие.

С бесперебойным снабжением выпивкой от Толстяка, Курт продолжал той весной злоупотреблять алкоголем, и его конфликты с матерью в результате увеличились. Эти ссоры становились хуже, когда Курт был обкурен или под кислотой, что стало происходить регулярно. Грег Хокансон вспоминал, как пришёл домой к Курту с Джесси Ридом и в течение часа слушал, как Венди кричит на Курта, пока Курт кайфовал от ЛСД, совершенно не реагируя на её крики. Как только они втроём смогли убежать, они ушли из дома и полезли на водонапорную башню на «Холме Думай обо Мне». Джесси и Хокансон добрались до вершины, но Курт застыл на полпути на лестнице. «Он очень боялся», - вспоминал Хокансон. Курт так и не сумел взобраться на башню.

Тревор Бриггс вспоминал, как однажды вечером у Кобэйнов ссора между Куртом и Венди шла весь вечер: «Я думаю, что она была слегка пьяна, и она поднялась наверх в его комнату. Она пыталась развлекаться и оттягиваться с нами. Он из-за этого на неё разозлился. И она сказала: «Смотри, Курт, не то я расскажу твоим друзьям то, что ты рассказывал мне». А он громко закричал: «О чём ты говоришь?». В конце концов, она ушла. И я спросил его, о чём она собиралась рассказать. Он сказал: «Ну, я сделал ей однажды замечание, что только потому, что у парня вырастают волосы на яйцах, не означает, что он - взрослый или зрелый мужчина!». Эта особая проблема – наличие волос на яичках - было монументальным вопросом, смущающим Курта. Его лобковые волосы появились позже, чем у большинства мальчиков, и он ежедневно одержимо осматривал свои яички, неоднократно наблюдая, как его друзья переступают этот порог до него. «Волосы на лобке», как он это называл, были частой темой в его дневнике. «Волос на лобке ещё недостаточно, - писал он. - Потерянные годы. Приобретённые идеалы. Ещё не развитые. Прошло много времени, когда наши волосы на лобке не в состоянии расти». На уроке физкультуры он одевался в душевой кабинке, а не открывался до осмотра в раздевалке для мальчиков. Когда ему было шестнадцать лет, волосы на лобке, наконец, появились, хотя, поскольку они были светлыми, даже они не были столь же заметны, как у других мальчиков.

Примерно в то время, когда Курту исполнилось семнадцать лет, Венди увлеклась Пэтом О'Коннором. О'Коннор был ровесником Венди и зарабатывал 52 000 $. Как и её предыдущий приятель, O'Коннор тоже работал портовым грузчиком, хотя он не был

жестоким, как тот парень, который сломал ей руку. Его заплата стала вопросом публичного акта, потому что вскоре после того, как он и Венди стали встречаться, Пэт стал субъектом одного из первых судебных процессов об алиментах сожительнице в Вашингтоне. Такой иск был подан его бывшей подружкой, которая обвиняла его в том, что он убедил её бросить работу на местной атомной электростанции, а потом бросил её из-за Венди. Это было отвратительное дело, растянувшееся на следующие два года. В судебных документах Пэт перечислил своё имущество: маленький домик, несколько тысяч долларов в сбережениях и стойка для оружия с тремя ружьями - эти ружья, по странному стечению обстоятельств, сыграли роль в карьере Курта. Бывшая Пэта одержала победу, выиграв 2500 $ наличными, машину и оплату затрат на своего адвоката.

Той зимой Пэт переехал в дом Венди. Никому из детей Венди не нравился О'Коннор, а Курт постепенно его возненавидел. Так же, как он поступил со своим биологическим отцом и предыдущим приятелем, Курт сделал Пэта объектом насмешек во многих своих песнях и комиксах. И почти с самого начала у Пэта и Венди были ссоры, которые заставили сражения между Доном и Венди казаться спокойными по сравнению с этими.

Одна из ссор послужила предоставлением одного из краеугольных камней музыкальной мифологии самого Курта. После крупной ссоры Венди отправилась на поиски Пэта и нашла его, по словам Ким, «изменяющим ей. Он был, как обычно, пьян». Венди стремительно ворвалась в домой в припадке гнева, бормоча, что она может убить Пэта. В панике она велела Ким собрать оружие Пэта в большой полиэтиленовый пакет. Когда Пэт вернулся, Венди заявила, что она собирается его убить. Курт утверждал, рассказывая эту историю сам, что Венди пыталась застрелить Пэта, но не смогла понять, как зарядить оружие; его сестра не помнит такого поворота. Когда Пэт ушёл, Венди и Ким протащили мешок с оружием за два квартала от их дома к берегам реки Уишки. Когда они раскладывали оружие по земле, Венди продолжала повторять про себя: «Надо избавиться от них, или я кончу тем, что убью его». Она бросила ружья в воду.

Несмотря на то, что Пэт и Венди помирились на следующее утро, Курт выпытал у Ким местоположение оружия. Когда его тринадцатилетняя сестра показала дорогу, Курт и двое его друзей выудили винтовки. Когда Курт впоследствии рассказывал эту историю, он говорил, что обменял ружья на свою первую гитару, хотя на самом деле у него была гитара с четырнадцати лет. Курт никогда не был тем, кто позволял правде быть помехой хорошей истории; рассказ о том, что он заложил оружие своего отчима, чтобы купить свою первую гитару, был просто слишком хорош, чтобы воздержаться от своего таланта рассказчика. В этой истории были все элементы того, как он хотел, чтобы его воспринимали как артиста - того, кто превратил мечи деревенщины в панк-рок-орала. На самом деле, он действительно закладывал оружие, но использовал эти доходы для приобретения усилителя «Fender Deluxe».

Этот инцидент «оружие в реке» был просто одной из многих ссор Пэта и Венди. Способ Курта избегать этих ссор - или избегать, чтобы стать их предметом, поскольку Пэт ничто так не любил, как отчитывать Венди по поводу того, что нужно делать с её заблудшим сыном – это быстро пробираться от входной двери в свою комнату. Такое поведение было типично для большинства подростков, хотя его входы и выходы происходили в бешеном темпе. Когда ему нужно было появиться для какой-то работы по дому – вроде звонка по телефону или совершения набега на кухню - он пытался выбрать время своих экскурсов, чтобы избегать Пэта. Его комната стала его убежищем, и его описание несколько лет спустя в своём дневнике поездки домой было как эмоциональным, так и физическим:

Каждый раз, когда я возвращаюсь, это - те же самые воспоминания дежа вю, которые вызывают дрожь в моей спине, полную депрессию, полную ненависть и обиды, которые длились сразу несколько месяцев, старые тетради «Pee Chee», состоящие из рисунков чуваков-рокеров, играющих на гитарах, монстров, и высказываниями на обложке вроде

«Этот «Бад» для тебя», или «Кайфани», замысловатыми эскизами кальянов, изменения сексуальных каламбуров по поводу счастливой играющей в теннис девушки. Гляжу вокруг и вижу постеры «Iron Maiden» с рваными и дырявыми уголками, гвозди в стенах, где сейчас всё ещё висят кепки с трактором. Вмятины в столе от пяти лет игры с пивом под называнием «скачущая четвертушка». Испачканный ковёр от пролитых от нечего делать плевательниц, я смотрю вокруг и вижу всё это чёртово дерьмо и вещь, которая напоминает мне большую часть моей никчемной юности, каждый раз, когда я вхожу в эту комнату, я провожу пальцем по потолку и чувствую липкий осадок от скопления дыма травы и сигарет.

Весной 1984 года его конфликты со взрослыми в доме достигли критической точки. Он ненавидел Венди за её слабость к мужчинам, так же, как он оспаривал желание своего отца снова жениться. Он ненавидел Пэта даже больше, поскольку этот мужчина постарше давал советы в манере, предназначенной для того, чтобы указать на недостатки Курта. Эти двое мужчин в доме также отличались в том, как, по их мнению, надо относиться к женщинам. «Пэт был бабником, - говорила Ким, - а Курт - нет. Курт очень уважал женщин, хотя у него было немного подружек. Он искал ту, в которую можно влюбиться». Лекции Пэта о том, что «мужчина должен быть мужчиной и вести себя, как мужчина», были бесконечны. Когда Курт неоднократно был не в состоянии жить по стандартам Пэта, его называли «педиком». Однажды в воскресенье в апреле 1984 года оскорбления Пэта были особенно резкими: «Почему ты никогда не приводишь домой девушек? - спросил он Курта. - Когда я был в твоём возрасте, в моей постели всё время были девушки - то одна, то другая».

С этой крупицей совета мужчины Курт отправился на вечеринку. Там он столкнулся

с Джэкки Хагара. Когда она и её подруга хотели уходить, Курт предложил им уединиться у него дома - возможно, он увидел возможность проиллюстрировать этот момент Пэту. Однако он украдкой провёл их наверх, не потревожив взрослых. Шэннон была совершенно пьяна и предпочла отключиться на односпальной кровати в детской возле спальни Курта. Поскольку её подруга отрубилась и не могла идти, Курт сказал Джэкки: «Вы можете переночевать здесь».

Внезапно наступил тот момент, которого ждал Курт. Он давно жаждал оставить свои подростковые сексуальные фантазии и честно объявить своим одноклассникам в школе, что он больше не девственник (на самом деле, как и большинство мальчиков его возраста, он лгал по этому поводу в течение нескольких лет). Взрослея в мире, где до мужчин редко дотрагивались, разве что изредка шлёпали по попе, он жаждал ощутить кожу на коже. В Джэкки он нашёл союзницу, которая желала этого не меньше, чем он. Хотя ей было всего пятнадцать лет, она уже была опытной, и в ту ночь, когда она оказалась в спальне Курта, так случилось, что её постоянный приятель был в тюрьме. Она знала, что произойдёт дальше, когда они перешли в комнату Курта. Был, как вспоминала Джэкки, момент, когда они посмотрели друг на друга, и страсть заполнила комнату всей силой оборотов обжигающего внутреннего двигателя.

Курт выключил свет, оба стянули одежду, и они взволнованно прыгнули в постель и обнялись. Впервые Курт обнимал полностью обнажённую женщину, момент, о котором он долго мечтал, момент, который многими ночами подростковой мастурбации, в этой самой постели, он представлял. Джэкки стала его целовать. В тот момент, когда их языки соприкоснулись, дверь неожиданно распахнулась, и вошла мать Курта.

Венди была, по какому-то полёту фантазии, не рада видеть своего сына в постели с голой девушкой. Её также не порадовало то, что она увидела другую девушку в отключке в прихожей. «Убирайтесь ко всем чертям!» - закричала она. Она поднялась наверх, чтобы показать Курту молнию снаружи – того факта, что бушевала большая гроза, юные любовники не заметили – только чтобы обнаружить своего сына в постели с девушкой. Шагая вниз по лестнице, Венди кричала: «Убери эту суку из моего дома!». Пэт, со своей

стороны, хранил полное молчание по этому поводу, зная, что любые его комментарии ещё больше разозлят Венди. Услышав суету, из соседней комнаты прибежала сестра Курта Ким. Она увидела Курта и Джэкки, надевавших ботинки на девушку, которая была в отключке. «Что за чёрт?» - спросила Ким. «Мы уходим», - сказал Курт сестре. Он и Джэкки стащили другую девушку вниз по лестнице и вышли из дома в одну из самых больших гроз года.

Когда Курт и две его сопровождающие начали путь по Фёрст-стрит - свежий воздух привёл в себя пьяную подругу - начался дождь, и хотя это походило на зловещий знак, ещё до восхода солнца Курт потеряет свою девственность. Он уже заметно дрожал, его бушующие гормоны смешивались с гневом, стыдом и страхом. Было унизительно одеваться перед Джэкки, всё ещё эректируя. Как в его первом опыте с отсталой девушкой, страсть и стыд были одинаково сильными стимулами внутри него, безнадёжно переплетёнными и перепутанными.

Они направились к дому подруги Джэкки. Но как только они вошли, то же сделал и друг Джэкки, только что выпущенный из тюрьмы. Джэкки предупредила Курта о крутом нраве её любовника и, чтобы избежать конфронтации, Курт притворился, что он - парень другой девушки. Когда Хагара и её приятель ушли, Курт и эта девушка закончили тем, что провели эту ночь вместе. Это не был самый замечательный секс или что-то в этом роде, как она впоследствии рассказывала Джэкки, но это была связь, которая была для Курта очень важна. Он, наконец, вошёл через эту дверь, великий вагинальный рубеж, и он больше не вёл жизнь, которая была сексуальной ложью.

Курт ушёл рано утром, чтобы погулять по Абердину в слабом свете зари. Гроза прошла, щебетали птицы, и всё в мире, казалось, ожило. Он гулял несколько часов, думая обо всём об этом, ожидая, когда начнутся занятия в школе, наблюдая, как всходит солнце, и задаваясь вопросом, как сложится его жизнь.

Поиск по сайту: