I. ПРЕДМЕТ И МЕТОД

Политическая экономия, в самом широком смысле, есть наука о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе. Произ­водство и обмен представляют собой две различные функции. Производство может совер­шаться без обмена, обмен же — именно потому, что он, как само собой разумеется, есть об­мен продуктов,— не может существовать без производства. Каждая из этих двух обществен­ных функций находится под влиянием в значительной мере особых внешних воздействий и поэтому имеет также в значительной мере свои собственные, особые законы. Но, с другой стороны, эти функции в каждый данный момент обусловливают друг друга и в такой степени друг на друга воздействуют, что их можно было бы назвать абсциссой и ординатой экономи­ческой кривой.

Условия, при которых люди производят продукты и обмениваются ими, изменяются от страны к стране, а в каждой стране, в свою очередь, — от поколения к поколению. Полити­ческая экономия не может быть поэтому одной и той же для всех стран и всех исторических эпох. Огромное расстояние отделяет лук и стрелы, каменный нож и встречающиеся только в виде исключения меновые отношения дикарей от паровой машины в тысячу лошадиных сил, механического ткацкого станка, железных дорог и Английского банка. Жители Огненной Земли не дошли до массового производства и мировой торговли, как и до спекуляции вексе­лями или до биржевых крахов. Кто пожелал бы подвести под одни и те же законы политиче­скую экономию Огненной Земли и политическую экономию современ-

ГЛ. I: ПРЕДМЕТ И МЕТОД_____________________________ 151

ной Англии, — тот, очевидно, не дал бы ничего, кроме самых банальных общих мест. Таким образом, политическая экономия по своему существу — историческая наука. Она имеет де­ло с историческим, т. е. постоянно изменяющимся материалом; она исследует прежде всего особые законы каждой отдельной ступени развития производства и обмена, и лишь в конце этого исследования она может установить немногие, совершенно общие законы, примени­мые к производству и обмену вообще. При этом, однако, само собой разумеется, что законы, имеющие силу для определенных способов производства и форм обмена, имеют также силу для всех исторических периодов, которым общи эти способы производства и формы обмена. Так, например, вместе с введением металлических денег вступает в действие ряд законов, имеющих силу во все соответствующие исторические периоды и для всех стран, в которых обмен совершается -посредством металлических денег.

От способа производства и обмена исторически определенного общества и от историче­ских предпосылок этого общества зависит и способ распределения продуктов. В родовой или сельской общине с общей собственностью на землю, т. е. в той общине, с которой — или с весьма заметными остатками которой — вступают в историю все культурные народы, до­вольно равномерное распределение продуктов является чем-то само собой разумеющимся; там же, где между членами общины возникает более или менее значительное неравенство в распределении, это служит уже признаком начинающегося разложения общины. — Как крупное, так и мелкое земледелие, в зависимости от тех исторических предпосылок, из кото­рых оно развилось, допускает весьма различные формы распределения. Но совершенно оче­видно, что крупное земледелие всегда обусловливает совсем иное распределение, чем мел­кое; что крупное предполагает или создает противоположность классов — рабовладельцев и рабов, помещиков и барщинно-обязанных крестьян, капиталистов и наемных рабочих, тогда как при мелком классовые различия между занятыми в земледельческом производстве инди­видами отнюдь не необходимы; напротив, уже самый факт существования этих различий свидетельствует о начинающемся упадке парцеллярного хозяйства. — Введение и распро­странение металлических денег в такой стране, в которой до тех пор существовало исключи­тельно или преимущественно натуральное хозяйство, всегда связано с медленным или быст­рым переворотом в прежнем распределении, и притом так, что неравенство в распределении между отдельными лицами, —

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 152

следовательно, противоположность между богатыми и бедными, — все более и более воз­растает. — Насколько местное, цеховое ремесленное производство средних веков делало не­возможным существование крупных капиталистов и пожизненных наемных рабочих, на­столько же эти классы неизбежно порождаются современной крупной промышленностью, современным развитым кредитом и соответствующей развитию их обоих формой обмена, свободной конкуренцией.

Но вместе с различиями в распределении возникают и классовые различия. Общество раз­деляется на классы — привилегированные и обездоленные, эксплуатирующие и эксплуати­руемые, господствующие и угнетенные, а государство, к которому стихийно сложившиеся группы одноплеменных общин в результате своего развития пришли сначала только в целях удовлетворения своих общих интересов (например, на Востоке — орошение) и для защиты от внешних врагов, отныне получает в такой же мере и назначение — посредством насилия охранять условия существования и господства правящего класса против класса угнетенного.

Однако распределение не является всего лишь пассивным результатом производства и обмена; оно, в свою очередь, оказывает обратное влияние на производство и обмен. Каждый новый способ производства или новая форма обмена тормозится вначале не только старыми формами производства и обмена и соответствующими им политическими учреждениями, но и старым способом распределения. Новому способу производства и новой форме обмена приходится путем долгой борьбы завоевывать себе соответствующее распределение. Но чем подвижнее данный способ производства и обмена, чем больше он способен к совершенство­ванию и развитию, тем скорее и распределение достигает такой ступени, на которой оно пе­рерастает породивший его способ производства и обмена и вступает с ним в столкновение. Древние первобытные общины, о которых уже шла речь, могут существовать на протяжении тысячелетий, как это наблюдается еще и теперь у индусов и славян, пока общение с внешним миром не породит внутри этих общин имущественные различия, вследствие которых насту­пает их разложение. Напротив, современное капиталистическое производство, существую­щее едва триста лет и ставшее господствующим только со времени появления крупной про­мышленности, т. е. всего лишь сто лет тому назад, успело породить в течение этого коротко­го срока такие противоположности в распределении — с одной стороны, концентрацию ка­питалов в немногих руках, а с другой, концентрацию неимущих масс в больших городах, — такие

ГЛ. I: ПРЕДМЕТ И МЕТОД_____________________________ 153

противоположности в распределении, от которых оно неизбежно погибнет.

Связь между исторически данным распределением и исторически данными материальны­ми условиями существования того или иного общества настолько коренится в природе ве­щей, что она постоянно находит свое отражение в народном инстинкте. Пока тот или иной способ производства находится на восходящей линии своего развития, до тех пор ему воз­дают хвалу даже те, кто остается в убытке от соответствующего ему способа распределения. Так было с английскими рабочими в период возникновения крупной промышленности. Бо­лее того: пока этот способ производства остается еще общественно-нормальным, до тех пор господствует, в общем, довольство распределением, и если протесты и раздаются в это вре­мя, то они исходят из среды самого господствующего класса (Сен-Симон, Фурье, Оуэн) и как раз в эксплуатируемых массах не встречают никакого отклика. Лишь когда данный спо­соб производства прошел уже немалую часть своей нисходящей линии, когда он наполовину изжил себя, когда условия его существования в значительной мере исчезли и его преемник уже стучится в дверь, — лишь тогда все более возрастающее неравенство распределения на­чинает представляться несправедливым, лишь тогда люди начинают апеллировать от из­живших себя фактов к так называемой вечной справедливости. Эта апелляция к морали и праву в научном отношении нисколько не подвигает нас вперед; в нравственном негодова­нии, как бы оно ни было справедливо, экономическая наука может усматривать не доказа­тельство, а только симптом. Ее задача состоит, напротив, в том, чтобы установить, что начи­нающие обнаруживаться пороки общественного строя представляют собой необходимое следствие существующего способа производства, но в то же время также и признак насту­пающего разложения его, и чтобы внутри разлагающейся экономической формы движения открыть элементы будущей, новой организации производства и обмена, устраняющей эти пороки. Гнев, создающий поэтов⁹³, вполне уместен как при изображении этих пороков, так и в борьбе против проповедников гармонии, которые в своем прислужничестве господствую­щему классу отрицают или прикрашивают эти пороки; но как мало этот гнев может иметь значения в качестве доказательства для каждого данного случая, это ясно уже из того, что для гнева было достаточно материала в каждую эпоху всей предшествующей истории.

Однако политическая экономия как наука об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 154

в различных человеческих обществах и при которых, соответственно этому, в каждом дан­ном обществе совершается распределение продуктов, — политическая экономия в этом ши­роком смысле еще только должна быть создана. То, что дает нам до сих пор экономическая наука, ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического способа производства: она начинает с критики пережитков феодальных форм производства и обмена, доказывает необходимость их замены капиталистическими формами, развивает за­тем законы капиталистического способа производства и соответствующих ему форм обмена с положительной стороны, т. е. поскольку они идут на пользу общим целям общества, и за­канчивает социалистической критикой капиталистического способа производства, т. е. изо­бражением его законов с отрицательной стороны, доказательством того, что этот способ производства, в силу своего собственного развития, быстро приближается к той точке, где он сам себя делает невозможным. Эта критика доказывает, что капиталистические формы про­изводства и обмена все более и более становятся невыносимыми оковами для самого произ­водства, что способ распределения, с необходимостью обусловленный этими формами, соз­дал такое положение классов, которое становится с каждым днем все более невыносимым, создал обостряющийся с каждым днем антагонизм между все более уменьшающимися в сво­ей численности, но все более богатеющими капиталистами и все более многочисленными неимущими наемными рабочими, положение которых становится, в общем, все хуже и хуже. Наконец, эта критика доказывает, что созданные в пределах капиталистического способа производства массовые производительные силы, которые он уже не в состоянии обуздать, только и ждут того, что их возьмет в свое владение организованное для совместной плано­мерной работы общество, чтобы обеспечить всем членам общества средства к существова­нию и свободному развитию их способностей, притом во все возрастающей мере.

Чтобы всесторонне провести эту критику буржуазной экономики, недостаточно было зна­комства с капиталистической формой производства, обмена и распределения. Нужно было также, хотя бы в общих чертах, исследовать и привлечь к сравнению формы, которые ей предшествовали, или те, которые существуют еще рядом с ней в менее развитых странах. Такое исследование и сравнение было в общем и целом предпринято пока только Марксом, и почти исключительно его работам мы обязаны поэтому всем тем, что установлено до сих пор в области теоретического исследования добуржуазной экономики.

ГЛ. I: ПРЕДМЕТ И МЕТОД_____________________________ 155

Политическая экономия в более узком смысле, хотя и возникла в головах гениальных лю­дей в конце XVII века, однако в своей положительной формулировке, которую ей дали фи­зиократы и Адам Смит, по существу представляет собой детище XVIII века и стоит в одном ряду с достижениями современных ей великих французских просветителей, разделяя с ними все достоинства и недостатки того времени. То, что было сказано нами о просветителях*, применимо и к тогдашним экономистам. Новая наука была для них не выражением отноше­ний и потребностей их эпохи, а выражением вечного разума; открытые ею законы производ­ства и обмена были не законами исторически определенной формы экономической деятель­ности, а вечными законами природы: их выводили из природы человека. Но при вниматель­ном рассмотрении оказывается, что этот человек был просто средним бюргером того време­ни, находившимся в процессе своего превращения в буржуа, а его природа заключалась в том, что он занимался производством и торговлей на почве тогдашних, исторически опреде­ленных отношений. —

После того как мы достаточно познакомились с нашим «критическим основоположни­ком», г-ном Дюрингом, и его методом в области философии, мы легко можем предсказать, каково будет его понимание политической экономии. В философской области, там, где он не городил просто вздора (как в натурфилософии), его способ понимания был карикатурой на способ понимания XVIII века. Для него дело шло не об исторических законах развития, а о естественных законах, о вечных истинах. Такие общественные отношения, как мораль и пра­во, определялись не согласно исторически данным в каждом случае условиям, а с помощью пресловутых двух мужей, из которых один либо угнетает другого, либо не угнетает, причем последнее, к сожалению, доселе никогда не встречалось. Поэтому мы едва ли ошибемся, ес­ли наперед скажем, что г-н Дюринг и политическую экономию сведет в конце концов к окончательным истинам в последней инстанции, к вечным естественным законам, к тавтоло­гическим, абсолютно бессодержательным аксиомам, — и в то же время все положительное содержание политической экономии, в той мере, в какой оно ему знакомо, он протащит опять контрабандой с черного хода. Можно заранее сказать, что распределение как общест­венное явление он будет выводить не из производства и обмена, а передаст его на оконча­тельное разрешение своим знаменитым двум мужам. А так как все это —

См. настоящий том, стр. 16—17. Ред.

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 156

давно уже знакомые нам фокусы, то мы можем быть здесь максимально краткими. Действительно, уже на странице 294 г-н Дюринг заявляет нам, что

его экономическая теория основывается на том, что «установлено» в его философии, и «опирается в некото­рых существенных пунктах на истины более высокого порядка, уже завершенные в более высокой области исследования».

Всюду все то же назойливое самовосхваление. Всюду триумф г-на Дюринга по поводу ус­тановленного и завершенного г-ном Дюрингом. В самом деле — завершенного, примеров чего мы видели достаточно, но завершенного так... как тушат коптящую свечку*.

Тотчас же вслед за тем мы узнаём о

«самых общих естественных законах всякого хозяйства» — значит, мы верно угадали.

Но эти естественные законы допускают правильное понимание протекшей истории лишь в том случае, если их «исследуют в той более определенной форме, которую их результаты получили благодаря политическим формам подчинения и группировки. Такие учреждения, как рабство и наемная кабала, к которым присоединя­ется их близнец — насильственная собственность, должны рассматриваться как формы социально-экономического строя, имеющие чисто политическую природу; они составляли до сих пор ту рамку, в пределах которой только и могли проявляться действия естественных законов хозяйства».

Это положение играет роль фанфары, которая, подобно вагнеровскому лейтмотиву, долж­на возвестить нам выступление двух пресловутых мужей. Но оно представляет собой еще нечто большее, — оно образует основную тему всей дюринговской книги. Когда речь шла о праве, г-н Дюринг не сумел дать нам ничего, кроме плохого перевода теории равенства Рус­со на социалистический язык**, — перевода, гораздо лучшие образцы которого уже много лет можно слышать в любом парижском кафе, посещаемом рабочими. Здесь же г-н Дюринг дает нам нисколько не лучший социалистический перевод сетований экономистов на иска­жение вечных, естественных экономических законов и их действий вследствие вмешательст­ва государства, вмешательства насилия. Тем самым он заслуженно оказывается совершенно одиноким среди социалистов. Каждый рабочий-социалист, безразлично какой национально­сти, очень хорошо знает, что насилие только охраняет эксплуатацию, но не соз-

Игра слов: «ausmachen» означает «завершать», а также «тушить». Ред. " См. настоящий том, стр. 98—104. Peд.

ГЛ. I: ПРЕДМЕТ И МЕТОД_____________________________ 157

дает ее; что основой эксплуатации, которой он подвергается, является отношение капитала и наемного труда и что это последнее возникло чисто экономическим путем, а вовсе не путем насилия.

Далее мы узнаём, что

при рассмотрении всех экономических вопросов «можно различать два процесса — процесс производства и процесс распределения». К ним известный поверхностный Ж. Б. Сэй прибавил еще третий — процесс исполь­зования, потребления, но ни он, ни его последователи не сумели сказать по этому поводу ничего вразумитель­ного. А обмен, или обращение, представляет собой только подразделение производства, так как к производству относится все, что должно совершиться, чтобы продукты попали к последнему и настоящему потребителю.

Когда г-н Дюринг сваливает в одну кучу два существенно различных, хотя и взаимно обу­словливающих друг друга, процесса — производство и обращение — и весьма развязно за­являет, что устранение этой путаницы может только «породить путаницу», то он этим лишь доказывает, что не знает или не понимает того колоссального развития, которое за последние пятьдесят лет получило как раз обращение. Это и подтверждается дальнейшим содержанием его книги. Но этого мало. Соединив вместе производство и обмен под именем производства вообще, он ставит распределение рядом с производством как второй, совершенно посторон­ний процесс, не имеющий ничего общего с первым. Между тем мы видели, что распределе­ние в главных своих чертах всегда является необходимым результатом отношений производ­ства и обмена в данном обществе, а также и исторических предпосылок этого общества; и эта зависимость является именно такой, что, зная эти отношения и эти предпосылки, можно с достоверностью умозаключить и о характере господствующего в данном обществе способа распределения. Но в то же время мы видим, что если г-н Дюринг не желает изменить прин­ципам, «установленным» в его учении о морали, праве и истории, то он вынужден отрицать этот элементарный экономический факт, и что это становится особенно необходимым тогда, когда ему требуется протащить контрабандой в политическую экономию своих неизбежных двух мужей. После того как распределение благополучно избавлено от всякой связи с произ­водством и обменом, это великое событие может, наконец, совершиться.

Припомним, однако, сначала, как происходило дело при рассмотрении морали и права. Здесь г-н Дюринг начал сперва с одного только мужа; он сказал:

«Один человек, поскольку он мыслится одиноким, или, что то же самое, стоящим вне всякой связи с други­ми людьми, не может иметь никаких

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 158

обязанностей. Для него не существует никакого долженствования, а существует одно только хотение».

Но что же иное представляет собой этот не имеющий обязанностей, мыслимый одиноким человек, как не пресловутого «праиудея Адама» в раю, где он свободен от грехов по той простой причине, что не может совершать таковых? — Однако и этому созданному филосо­фией действительности Адаму предстоит грехопадение. Внезапно рядом с этим Адамом по­является... если и не пышнокудрая Ева, то все же второй Адам. Адам тотчас же получает обязанности и... нарушает их. Вместо того чтобы прижать к своей груди брата как равно­правного человека, он подчиняет его своему господству, порабощает его, — и от последст­вий этого первого греха, от первородного греха порабощения страдает вся всемирная исто­рия вплоть до нынешнего дня, почему она, по мнению г-на Дюринга, и не стоит медного гроша.

Заметим мимоходом: если г-н Дюринг полагал, что достаточно заклеймил позором «отри­цание отрицания», назвав его копией со старой истории грехопадения и искупления, то что же нам сказать тогда о его новейшем издании той же истории (ибо со временем мы «добе­ремся», — выражаясь языком рептилий95, — также и до искупления). Во всяком случае мы готовы отдать предпочтение древнему семитскому сказанию, где для мужчины и женщины все-таки имело некоторый смысл выйти из состояния невинности, а за г-ном Дюрингом ос­танется безраздельная слава человека, сконструировавшего грехопадение при помощи двух мужчин.

Послушаем, однако, как переводится грехопадение на язык политической экономии:

«Для понятия производства может во всяком случае служить пригодной логической схемой представление о Робинзоне, который изолированно противостоит со своими силами природе и не имеет надобности с кем бы то ни было чем-либо делиться... Для наглядной иллюстрации существеннейших элементов в понятии распределе­ния столь же целесообразной является логическая схема двух лиц, хозяйственные силы которых комбинируют­ся и которые, очевидно, должны в той или иной форме договориться друг с другом относительно своих долей. Действительно, нет никакой нужды в чем-либо еще, кроме этого простого дуализма, чтобы вполне строго изо­бразить некоторые из важнейших отношений распределения и изучить эмбрионально их законы в их логиче­ской необходимости... Совместная деятельность в условиях равноправия столь же мыслима в этом случае, как комбинация сил путем полного подчинения одной стороны, которая тогда насильственно низводится до поло­жения раба или простого орудия для хозяйственных услуг и потому содержится также лишь в качестве ору­дия... Между состоянием равенства и таким состоянием, где на одной стороне выступает ничтожество, а на другой — всемогущество и единственно-активное участие, лежит целый ряд промежуточных сту-

ГЛ. I: ПРЕДМЕТ И МЕТОД_____________________________ 159

пеней, и всемирная история позаботилась о том, чтобы заполнить их пестрым многообразием своих явлений. Существенной предпосылкой является здесь всеобъемлющий взгляд на различные институты права и беспра­вия в истории»...

и в заключение все распределение превращается в некое

«экономическое право распределения».

Теперь, наконец, г-н Дюринг вновь обрел твердую почву под ногами. Рука об руку со своими двумя мужами он может бросить вызов своему веку⁹⁶. Но за этим тройным созвезди­ем стоит еще некто неназванный.

«Капитал не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополи­ей на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, что­бы произвести жизненные средства для собственника средств производства, будет ли этим собственником афинский kalos kagathos*, этрусский теократ, civis romanus» (римский граж­данин), «норманский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист» (Маркс, «Капитал», том I, издание второе, стр. 227)⁹⁷.

После того как г-н Дюринг узнал таким путем, какова основная форма эксплуатации, об­щая всем существовавшим до сих пор формам производства, — поскольку они движутся в классовых противоположностях, — ему осталось только пустить в ход своих двух мужей, и коренная основа политической экономии действительности была готова. Он ни минуты не медлил с реализацией этой «системосозидающей идеи». Труд без возмещения, длящийся сверх рабочего времени, необходимого для содержания самого работника, — вот в чем суть дела. Итак, Адам, который здесь носит имя Робинзона, заставляет второго Адама, Пятницу, работать вовсю. Почему же, однако, Пятница работает дольше, чем необходимо для его со­держания? И этот вопрос тоже получает у Маркса шаг за шагом свое разрешение. Но для дюринговских двух мужей это слишком длинная история. Дело устраивается в один миг: Ро­бинзон «подчиняет» Пятницу — насильственно низводит его до положения «раба или про­стого орудия для хозяйственных услуг» и содержит его «также лишь в качестве орудия». Этим новейшим «творческим поворотом мысли» г-н Дюринг, можно сказать, одним выстре­лом убивает двух зайцев. Во-первых, он избавляет себя от труда объяснить разнообразные существовавшие до сих пор формы распределения, их различия и их причины:

— аристократ. Ред.

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 160

все они просто никуда не годятся, они покоятся на подчинении, на насилии. К этому вопросу нам еще придется вскоре вернуться. Во-вторых, он тем самым переносит всю теорию рас­пределения с экономической почвы на почву морали и права, т. е. из области прочных мате­риальных фактов в область более или менее шатких мнений и чувств. Ему, таким образом, нет больше надобности исследовать или доказывать, а достаточно только очертя голову пус­титься в декламации, и вот он уже выдвигаем требование, чтобы распределение продуктов труда совершалось не сообразно его действительным причинам, а в соответствии с тем, что ему, г-ну Дюрингу, представляется нравственным и справедливым. Однако то, что представ­ляется справедливым г-ну Дюрингу, отнюдь не есть нечто неизменное и, следовательно, весьма далеко от того, чтобы быть подлинной истиной, ибо подлинные истины, по заявле­нию самого г-на Дюринга, «вообще неизменны». Действительно, в 1868 г. г-н Дюринг ут­верждал («Судьбы моей докладной записки» и т. д.):

«Всякая более высокая цивилизация имеет тенденцию придавать собственности все более чеканное выра­жение, и именно в этом, а не в хаотическом смешении прав и сфер господства, заключается существо и будущ­ность современного развития»;

затем он вообще не в состоянии был тогда постигнуть,

«каким образом превращение наемного труда в другую форму добывания средств к жизни может когда-либо быть согласовано с законами человеческой природы и естественно-необходимым расчленением общест-

по

венного организма»98.

Итак, в 1868 г. частная собственность и наемный труд были естественно-необходимы и потому справедливы. В 1876 г. то и другое — результат насилия и «грабежа» и, стало быть, несправедливо. И так как невозможно знать, что через несколько лет будет казаться нравст­венным и справедливым этому столь мощному и стремительному гению, то мы во всяком случае поступим лучше, если при рассмотрении распределения богатств будем держаться действительных, объективных, экономических законов, а не мимолетного, изменчивого, субъективного представления г-на Дюринга о праве и бесправии.

Если бы наша уверенность относительно надвигающегося переворота в современном спо­собе распределения продуктов труда, с его вопиющими противоположностями нищеты и роскоши, голода и обжорства, опиралась только на сознание того, что этот способ распреде­ления несправедлив и что справедливость должна же, наконец, когда-нибудь восторжество­вать, то наше положение было бы незавидно, и нам пришлось бы долго ждать. Средневеко­вые мистики, мечтавшие о близком наступ-

ГЛ. I: ПРЕДМЕТ И МЕТОД_____________________________ 161

лении тысячелетнего царства, сознавали уже несправедливость классовых противоположно­стей. На пороге новой истории, 350 лет тому назад, Томас Мюнцер провозгласил это убеж­дение во всеуслышание. Во время английской, во время французской буржуазных револю­ций раздается тот же клич и... отзвучав, замирает. Чем же объясняется, что тот самый призыв к уничтожению классовых противоположностей и классовых различий, к которому до 1830 г. трудящиеся и страждущие массы оставались равнодушны, находит теперь отклик у миллионов; что он завоевывает одну страну за другой, притом в той самой последовательно­сти, в которой в отдельных странах развивается крупная промышленность, и с той самой ин­тенсивностью, с которой происходит это развитие; что за одно поколение он приобрел такую силу, которая может бросить вызов всем объединившимся против него силам и быть уверен­ной в своей победе в близком будущем? Объясняется это тем, что современная крупная про­мышленность создала, с одной стороны, пролетариат, класс, который впервые в истории мо­жет выставить требование уничтожения не той или иной особой классовой организации, не той или иной особой классовой привилегии, а уничтожения классов вообще; класс, который поставлен в такое положение, что он должен провести это требование под угрозой опустить­ся, в противном случае, до положения китайских кули. А с другой стороны, та же крупная промышленность создала в лице буржуазии класс, который владеет монополией на все ору­дия производства и жизненные средства, но который в каждый период спекулятивной горяч­ки и следующего за ним краха доказывает, что он стал неспособен к дальнейшему господ­ству над производительными силами, переросшими его власть, — класс, под руководством которого общество мчится навстречу гибели, как локомотив, у которого машинист не имеет сил открыть захлопнувшийся предохранительный клапан. Иначе говоря, все это объясняется тем, что как производительные силы, порожденные современным капиталистическим спосо­бом производства, так и созданная им система распределения благ, пришли в вопиющее про­тиворечие с самим этим способом производства, и притом в такой степени, что должен про­изойти переворот в способе производства и распределения, устраняющий все классовые раз­личия, чтобы все современное общество не оказалось обреченным на гибель. На этом осяза­тельном, материальном факте, который в более или менее ясной форме с непреодолимой не­обходимостью проникает в сознание эксплуатируемых пролетариев, — на этом факте, а не на представлениях того или другого мудрствующего домоседа о праве и бесправии, основана уверенность современного социализма в победе.

«АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 162

Поиск по сайту: